Заклятый друг. Глава 6.1
ТГК переводчика --> BL Place
Внутренний Нэдан десятитысячелетнего огненного карпа
П.п.: В названии говорится о 만년화리의 내단 — лекарство содержащее энергию животного, которое стало духовным зверем, прожив несколько сотен или тысяч лет.
В контексте боевых искусств или романов о мурим (무협), эта фраза может обозначать очень редкую или мощную технику, связанную с внутренней алхимией или культивацией энергии, которая направлена на укрепление тела или духа. Это может быть мощное боевое искусство, которое позволяет герою достигать сверхчеловеческих способностей или долголетия.
На самом деле Хаун обрел в пещере Меча Разрушения не только боевые искусства Тан Ганён. Она оставила своему преемнику нечто большее — внутренний нэдан.
Когда тренировка ментальных техник подошла к концу, Хаун обнаружил спрятанный дар. В последней главе руководства по ментальным практикам Тан Ганён указала: «Сдвинь камень на севере пещеры и открой ларец под ним».
Не зря это называлось «судьбоносной удачей».
В ларце лежала золотистая пилюля, окутанная алым сиянием, и записка. Развернув бумагу, Хаун прочел послание:
«Преемнику. Это — Нэдан десятитысячелетнего огненного карпа. Он значительно усилит твою внутреннюю энергию. Проглоти его и усвой, следуя переданным мной техникам циркуляции ци».
Увидев слова «десятитысячелетний карп», Хаун немедленно проглотил пилюлю. Сев в позу лотоса, он начал поглощать нэдан, и через три дня смог полностью усвоить его бурлящую энергию. Благодаря возросшему ци, его тело претерпело «преображение костей и плоти» — Хаун ощутил себя заново рожденным.
Однако предостережения обычно читаются уже постфактум. Ощущая невероятную легкость, Хаун взял записку, которую бросил четыре дня назад.
«Однако нэдан десятитысячелетнего огненного карпа несет в себе крайнюю ян-энергию. Если поглотивший не обладает инь-природой, возможны трудности. Посему, если ты мужчина, рекомендую сначала освоить боевые искусства, затем отправиться в мир и обрести инь-нэдан для баланса. В противном случае ждут тяжкие побочные эффекты».
Хаун застыл. Но нэдан уже был усвоен. Первый день прошел без намека на предсказанное. Однако на вторые сутки его тело вспыхнуло, словно объятое пламенем. Жар пожирал его изнутри. И это был не обычный огонь — это было возбуждение, рожденное в самых глубинах плоти.
Этот жар был ему знаком. Однажды он отдался этому чувству, познав блаженство. С тем, кого меньше всего ожидал — с Бэкли Гоном.
Хаун запаниковал. Он ничего не делал, не видел эротических снов, но его нижняя часть тела пылала.
Дернувшись, он понял: это и есть «побочный эффект», о котором стыдливо умолчала наставница. Чтобы погасить пламя, Хаун начал стимулировать себя. Ладонью он терся о возбужденный член, пытаясь достичь разрядки и унять огонь. Казалось, иначе тело сгорит дотла.
Ладони скользили, изо рта вырывалось тяжелое дыхание. Он ерзал по полу, щеки пылали, а губы издавали смущающие звуки.
Проблема была в том, что он балансировал на грани, никак не переступая ее.
Хауну хотелось умереть от стыда. Он понял: пылала не только передняя часть. Задний проход, хотя и пустой, судорожно сжимался в такт прикосновениям к члену, требуя заполнения щекотливым зудом.
Больше игнорировать это было нельзя. Дрожа, Хаун засунул палец в рот. Он вспомнил, как это делал Гон. Палец был суховат, а в пещере не было смазки, кроме слюны.
Сочтя палец достаточно влажным, Хаун медленно опустил руку. Благодаря гибкости бойца ему удалось избежать боли, но процесс все равно был мучительным.
Сначала палец робко кружил у входа. Но возбуждение росло, терпение иссякало. Стиснув зубы, Хаун ввел палец внутрь.
Вход сопротивлялся, но его анус жадно принял вторжение. Ощущение инородного тела заставило Хауна зажмуриться. Палец исследовал глубины.
Влажные, упругие стенки сжимались вокруг пальца, заставляя тело дрожать. Стыд и отвращение смешивались, прерывая процесс, но остановиться было нельзя — иначе не достичь разрядки.
Хаун возобновил движения. Он не верил, что делает это на трезвую голову. Анус вел себя так развратно! Теперь он понимал, почему Гон не мог остановиться.
«Как же ненасытно эта дыра заглатывала даже его палец!»
Стоны Хауна становились громче. Возбуждение достигло пика, голова пульсировала. Он яростно трахал себя, стимулируя чувствительные точки, но этого было мало. Требовалось больше.
Воспоминания о том, как Гон доводил его до исступления, разожгли жажду.
«Он всегда нажимал где-то здесь…»
После долгих мучений палец наткнулся на нужное место. В голове вспыхнул фейерверк. Палец был тоньше члена Гона, но член Хауна, так и не достигший кульминации, напрягся до предела и выплеснул белые струи.
Жар, словно проклятие, медленно отпускал Хауна. Когда невероятное возбуждение, грозившее расплавить мозг, утихло, он постепенно пришел в себя.
С полным осознанием того, что только что совершил.
Хаун засмеялся глухим, надломленным смехом, закрыв лицо ладонью. Глаза его блестели от слез. Стыд сжигал изнутри.
Стыдно. Приятно. И от этого еще стыднее. Наставница давно умерла, ее тело превратилось в прах, но Хаун корчился от унижения.
Если бы он мог выбежать из пещеры, он бы сделал это. Но вместо этого ему пришлось пережить свой первый яркий опыт самоудовлетворения в месте, где когда-то жила его наставница.
С тех пор Хаун научился дочитывать инструкции Тан Ганён до конца. Горький урок: важные детали всегда в конце.
Проблема была в том, что крайняя ян-энергия не утихла после одного раза. Большая часть внутренней силы Хауна теперь состояла из жара десятитысячелетнего лотоса, который вспыхивал без предупреждения, мучая его.
Помня позор прошлого, Хаун пытался сдерживаться. Казалось, каждый раз он сможет вытерпеть. Но поглотивший нэдан Хаун, не способный контролировать ян, снова и снова сдавался, утешая себя.
Терпение таяло, и он решил честно принять свои желания.
Первый раз — сложно, второй — легче.
Хаун постепенно освоился. Научился стимулировать и перед, и зад. Увеличил количество пальцев с одного до трех. Пришлось признать: ему больше нравилось сзади.
Благодаря нэдану (или вопреки?) Хаун принял свои желания и научился наслаждаться. Теперь он слишком хорошо понимал, что означал тот взгляд Гона. Даже сочувствовал.
Что-то большее, тверже, толще пальцев.
Хаун невольно облизнулся, затем вздрогнул, осознав это. После десяти лет притупленного стыда он едва не попался в сети Гона.
Он отпрыгнул, используя технику Иллюзорной Тени. Гон, осознав, что обнимает лишь остаточный образ, сузил глаза. Попытки Хауна казаться спокойным были слишком очевидны.
Но это тоже было весело. Охота начиналась, когда добыча убегала.
Гон использовал шаговую технику, но Хаун отпрянул раньше, чем тот смог схватить его. В руках Гона осталась пустота. Хаун, увернувшийся стремительнее угря, продемонстрировал ловкость, отточенную в пещере.
Он изучал вершины техник Меча Разрушения — Гон не мог угнаться.
— Больше всего меня бесит, что я не понимаю твоих мыслей, а ты продолжаешь говорить загадками.
Обнажив меч, Хаун провел черту между ними. Его лицо было решительным.
— Если не собираешься все рассказать сейчас — не переступай эту линию.
Гон усмехнулся, подняв уголок губ. Хаун замер. С ума сошел? Он бы никогда не перешел первым. Это был и отказ, и угроза. Если Гон действительно дорожил им, то должен был раскрыть правду, а не хранить тайны.
«Говори, пока я все еще дорожу тобой. Признайся, отпусти бремя, которое ты нес в одиночку», — пылающий взгляд Хауна говорил это. Но Гон, сохранявший загадочную улыбку, внезапно заговорил:
— Помнишь орхидею, которую мастер Хён Ун лелеял пятнадцать лет назад?
Хаун кивнул, понимая, о чем речь.
Пятнадцать лет назад у мастера Хён Уна был драгоценный горшок с орхидеей. Он ухаживал за ней каждый день, протирая каждый листик с нежностью. Но однажды горшок нашли разбитым, и виновником посчитали Хауна, который в тот день впервые напился до беспамятства.
— Почему? Потому что на твоих ногах была земля из горшка. Хён Ун взбесился, и ты поверил, что твой пьяный угар все испортил. В наказание тебе пришлось переписать тысячу страниц из его сборника «Управление сердцем».
Хаун помнил, как его запястья онемели от боли.
— Я случайно уронил горшок, а ты как раз был пьян. Намазал землю на твои ноги, разбросал осколки. Все поверили. Даже ты.
От признания Гона Хаун едва не переступил черту. Но в последний момент остановился.
Гон усмехнулся, глядя на резкую остановку Хауна. Его выражение лица собрало всю наглость мира.
Хаун пожал плечами, чувствуя, как губы дрожат. Тогда он злился, но сейчас это прошлое. Должно было остаться в прошлом. Иначе он схватит этого наглеца за ворот и встряхнет.
— Помнишь, как ты написал в одеяло и тайком постирал его утром?
Хаун замер. Тогда он был молод и не мастер, как сейчас. Чтобы не попасться другим ученикам, ему пришлось изрядно потрудиться. Он стирал одеяло своими детскими руками.
Гон пообещал не выдавать его в обмен на то, что Хаун возьмет его ночную смену. Он даже «помогал» следить, пока Хаун стирал у реки.
Но доверять Гону было ошибкой. Тот специально шумел, выкрикивая несуществующие имена, чтобы напугать Хауна, заставляя его нырять в воду с одеялом. А потом издевался: «Думал, я позволю тебе уйти?»
Голос Хауна сорвался. Он отлично помнил тот случай. Стыд и шок от того, что в десять лет обмочился ночью, были невыносимы. А еще хуже — что свидетелем стал Гон.
Приходилось дрожать под его насмешливым взглядом! Он бросил это через две недели, лишь бы не проигрывать Гону.
— Ты пнул меня накануне. Мне стало обидно. Ночью я смешал воду, вино и краситель, сделал желтую жидкость и вылил на твое одеяло. А ты поверил, что это…
— Было весело, — Гон улыбнулся по-детски.
— Я… понял. Больше не попадусь.
Хаун скрипел зубами. Гон, глядя на его натянутую улыбку, криво усмехнулся.
Его смешок и взгляд были откровенной насмешкой.
— Не выходит… Тогда как насчет этого?
Гон начал снимать одежду. Хаун наблюдал с каменным лицом. Неужели он хочет соблазнить его наготой?
Но первое, что бросилось в глаза Хауну, были не мускулы Гона, а шрамы. Десятки шрамов, покрывавших его кожу.
Хаун окаменел. Он не мог понять, что видит. Шрамы были глубокими, некоторые — возле сердца.
Кроме свежей раны на животе, нанесенной им самим, остальные были незнакомы. В детстве они дрались, но никогда не пытались убить друг друга.
Значит, эти шрамы появились за последние десять лет.
Бэкли Гон посмотрел на окаменевшего Хауна и заговорил:
— Я... очень старался после твоей смерти.
— И что, это все? Неужели ты собираешься сказать, что это «следы славы»?
Хаун сжал кулаки. Все это время он вел себя как предатель, а теперь эти шрамы... Что они должны значить?
Неужели он думал, что Хаун похвалит его, узнав, что тот десять лет готовился к мести?
Но, вопреки гневу Хауна, Гон медленно кивнул.
— Если бы ты хотел умереть, сказал бы с самого начала.
Из уст Хауна вырвалось едкое замечание. Он пытался звучать спокойно, но ярость кипела внутри.
— Я бы убил тебя быстро и чисто.
Он ударил Гона кулаком в лицо. Без энергии, голой силой. Гон упал на спину. Хаун набросился на него с лицом демона.
Один, два, три удара. Губы Гона разбились, но он продолжал смеяться. Ему нравилось, как Хаун злился из-за него.
Может, его разум давно сломался. Человека по имени Бэкли Гон больше не существовало. С того момента, как он потерял последнее, что связывало его с человечностью, он жил как орудие мести.
Гнал себя в пропасть, бросая в крайности.
— Что? Злишься, видя мои раны? Но я убил всех, кто довел меня до этого.
— Я вступил в Культ. Чтобы подняться на вершину их закона силы, мне пришлось победить сотню отчаянных соперников. Я хотел умереть, но цеплялся за жизнь.
Голос Хауна рассыпался. Он не хотел понимать, о чем говорит Гон. Но одно было ясно: тот выжил среди сотни маду.
— Так что ты не должен ненавидеть меня. Не должен отгораживаться чертой. Я наконец нашел тебя.
Хаун ударил лбом в нос Гона. Раздался звонкий хруст.
— Это ты первый перешел черту.
Гон смеялся, кровь стекала из носа. Хаун замер. Жар в голове заставил его действовать на инстинктах. Годы тренировок взяли верх.
Но, глядя на тело Гона, он не мог остаться за чертой. Не мог игнорировать его прошлое.
Что... Гон, что ты сделал за эти годы...?
Гон схватил Хауна за запястье и притянул к себе. В следующее мгновение их губы слились. Когда Хаун попытался вырваться, Гон нежно провел рукой по его щеке.
Словно он был чем-то бесконечно дорогим.
Хаун ударил коленом в пах Гона, но тот не отступил. Вместо этого Хаун впился зубами в его губу, разрывая рану. Гон выдержал.
Оттолкнув его, Хаун выплюнул кусочек плоти. Кровь струилась из рта Гона.
— Если очухался, вали в логово Культа. И не возвращайся.
Гон встал, крепко держа руку Хауна. Его глаза горели одержимостью, смешанной с нежностью.
— Ты все еще не понимаешь? — прошептал он. — Даже если ты убьешь меня, я вернусь. Потому что ты — единственное, ради чего я цепляюсь за эту жизнь...
✧ - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - ✧