Заклятый друг. Глава 6.2
ТГК переводчика --> BL Place
— Тогда ничего не поделаешь. Придется мне идти.
Хаун ожесточился. Что в этом израненном теле могло быть прекрасного? Как бы ни смотрели на него эти глаза, он не обернется.
Слова Гона остановили Хауна. Его лицо исказилось. Неужели Гон понимал, в чем его вина?
— В том, что заставил тебя страдать.
Хаун на миг потерял дар речи. Затем гнев захлестнул его, окрашивая мир в ярко-красный. Он никогда не злился так сильно.
Он оттолкнул Гона, ударил в подбородок, пнул в ногу, бил локтем по плечу. Гон не сопротивлялся, принимая все.
Хаун бил кулаками в грудь Гона, но закаленное тело выдерживало удары. Не отступая ни на шаг, Гон стаскивал с Хауна одежду.
— Ненавижу! Ненавижу! Не хочу тебя видеть!
Хаун занес кулак, чтобы ударить Гона, и собирался уйти. Но в последний момент заметил повязку на животе.
Правда, он был ранен. Прошло время с тех пор, как Хаун пронзил его мечом, но лечение еще не закончилось.
Сила ударов Хауна ослабевала. Энергия утекала.
Гон, заметив это, стал нежнее. Кожа Хауна, бледная от десяти лет в темноте, блестела под луной. Древняя жажда охватила Гона.
Тело Хауна напряглось от прикосновений. Соски уже затвердели. Гон приник губами к его ключице.
Стон Хауна прозвучал спелым гранатом. Он оттолкнул Гона, но в голосе слышалась сладость.
Его рука двинулась ниже. Как и ожидалось, член Хауна был наполовину возбужден. Глаза Хауна быстро наполнились влагой.
Всегда ли он был таким чувствительным?
Гон дернул за сосок. Хаун извился. Чужие прикосновения оказались интенсивнее воспоминаний. Взгляд Гона гипнотизировал.
Он мял грудь Хауна, как тесто, рисуя круги вокруг сосков. Хаун, не в силах оттолкнуть, вцепился в его плечи.
— Почему так твердо? А? Хаун, почему ты так чувствителен?
— Как твое тело стало таким… распутным? За последние десять лет тренировок в боевых искусствах ты что, практиковал ласки груди, как я сейчас делаю? А?
Лицо Хауна покраснело до корней волос. Каждая попытка оправдаться тут же прерывалась стоном, и он лишь судорожно извивался, пытаясь вырваться.
Бэкли Гон ожидал, что Хаун яростно начнет отрицать все. Однако, увидев, как тот лишь мотает головой и избегает взгляда, его глаза изогнулись, словно молодой месяц.
— У тебя уже встал от того, что я трогаю твою грудь. Чувствуешь? Она такая твердая… Ты трогал себя, думая обо мне? Да?
Хаун попытался оттолкнуть Гона, но в его руках не осталось сил, а изо рта вырвался сладкий стон. Нижняя часть тела уже давно сочилась прозрачной жидкостью. Но рука Гона ненадолго замерла.
«Если бы он трогал меня чуть дольше… я бы кончил…»
Хаун испугался мысли, захватившей его разум. Он едва не выкрикнул это вслух.
— Тогда давай проверим вот здесь. Закрыто ли все наглухо… или уже готово раскрыться.
Бэкли Гон беззаботно улыбнулся. Это была самая искренняя улыбка с момента их воссоединения. Поняв, куда направляется его рука, Хаун заерзал, пытаясь выскользнуть из объятий, но не смог даже толком пошевелиться.
Все выходы были перекрыты. Твердые руки Гона держали его в ловушке, не собираясь отпускать. Хаун мог бы использовать внутреннюю энергию, чтобы освободиться, но в нем боролись два желания: убежать… и остаться, чтобы полностью раствориться в прикосновениях Бэкли Гона.
Пока Хаун колебался, рука Гона скользнула между его ягодиц. Он поднес палец к анальному отверстию Хауна, которое когда-то было плотно сомкнуто.
Хаун не знал, плакать ему или смеяться от того, как его задний проход без труда принял один палец Гона. Из-за неловких попыток мастурбации за эти годы он ни разу не смог полностью сомкнуть его.
Гон постепенно ввел второй, затем третий палец, двигая ими взад-вперед. Несмотря на небольшую сопротивляемость, расслабленные мышцы Хауна не мешали движению. Он быстро нашел чувствительную точку, словно делал это еще вчера, но намеренно не углублялся, лишь дразня ее.
Хаун извивался, балансируя на грани оргазма.
«Лучше бы ты вошел полностью, чем так мучить!» — подумал он, но не посмел сказать. Его собственная рука могла бы ускорить развязку, но он не хотел показывать такую слабость перед Гоном.
— А ты уверен, что не заплачешь, если я вытащу? Твой ненасытный вход так жадно сжимает меня.
Слабый толчок ногой лишь раззадорил Гона. Он специально замедлил движения, раздражая Хауна, а затем резко нажал на нужное место.
Перед глазами вспыхнул свет. Тело Хауна выгнулось, и белая жидкость брызнула из его члена, заливая руку и ноги Гона. Дрожа, Хаун обмяк, прислонившись к нему. Гон все еще держал пальцы внутри.
— Ты так развратен… Мне нравится твоя похотливость. Словно получил подарок.
Гон поднял Хауна, расстелил на земле свою одежду и уложил его. Затем он встал между его ног.
— Я войду глубоко. Плачь для меня так же красиво, как и раньше.
Прежде чем Хаун успел ответить, член Гона начал медленно входить. Задний проход жадно поглощал его. Несмотря на плотность, тело Хауна принимало его куда легче, чем десять лет назад. Гон провел языком по нижней губе. Он знал, что Хаун тесен, но не ожидал, что тот будет так активно его втягивать.
Он всегда наслаждался напряжением — выталкивать, чтобы снова вобрать. Но сейчас Хаун жадно, словно вкушая что-то, принимал член Гона.
Бэкли Гон наблюдал, как его член полностью поглотился, а Хаун, с влажными глазами, смотрел снизу вверх. Тот стискивал зубы, пытаясь сдержать стоны, но его покрасневшее лицо напоминало спелый гранат.
Тихим предупреждением Гон начал двигать бедрами. Но его действия противоречили мягкости слов.
Грубые толчки сотрясали внутренности, и Хаун то взлетал, то падал вновь. При каждом толчке его бедра непроизвольно приподнимались. Схваченный за ноги, он не мог сбежать — только источал стоны.
Может, из-за звона в голове… Ему казалось, что стоны слишком громкие, и он боялся, что кто-то из ближайшего лагеря альянса Мурим услышит и придет. Одновременно в голове крутились мысли: «Что, если патруль появится здесь?».
Ветер касался обнаженной кожи. Ни крыши, ни стен. Боязнь, что кто-то увидит или узнает, смешивалась со стыдом, но возбуждение лишь нарастало. От похотливых комплиментов Гона — «Такой развратный… и прекрасный» — тело Хауна вздрагивало. Он хотел оттолкнуть его ногами, но одновременно жаждал продлить это чувство.
Чем сильнее разгоралось желание, тем пустела голова, а тело становилось чувствительнее. Он реагировал не только на прикосновения Гона, но даже на легкие дуновения ветра.
В воздухе витал запах пота. Липкость и скольжение кожи о кожу будоражили. Гон, схватив Хауна за талию, ускорил движения.
От усилившегося трения и непрерывной стимуляции эрогенных зон Хаун потерял связь с реальностью. Он и не подозревал, что может испытывать такое. Если привыкнуть к этому, думал он, то, возможно, будет кончать уже от одного ощущения члена Гона внутри.
Наконец Гон излился в него. Руки, обнимавшие Хауна, дрожали, отчего он широко раскрыл глаза. Что-то вязкое постепенно заполняло его внутри, а член Гона медленно смягчался. Хаун кончил во второй раз.
Он дышал тяжело, словно полностью обессилел. Гон все еще сидел верхом на его бедрах, улыбаясь. Хаун отвернулся, но в ответ получил лишь шаловливую выходку.
Пальцы Гона коснулись его расслабленной груди. Ловко возобновив ласки, он смешал перевозбуждение с новым витком стимуляции. Хаун забился в слабом протесте. «Нет… нельзя…» — но его хрупкое сопротивление смыла новая волна наслаждения.
Когда луна склонилась к рассвету, все наконец закончилось. Они лежали бок о бок, кожа к коже.
Хаун, медленно проводя рукой по торсу Гона, спросил:
— Ты говорил, сражался с сотней соперников.
Гон фыркнул. Его улыбка была горькой.
— Остаться в одиночестве — вот что страшно. Когда думаешь о смерти, некогда бояться.
Хаун глубоко понимал этот страх — страх остаться в живых в одиночестве. Десять лет в пещере Меча разрушения он тоже порой размышлял об этом.
Сырая, полумрачная пещера, куда едва проникал свет, подталкивала к мрачным мыслям. Он верил, что его школа, Ёнволь, была истреблена. Вспоминая последние мгновения учителя Хён Уна и товарищей, иногда хотелось все бросить.
«Что толку мстить, когда все потеряно?» — в такие ночи страх кошмаров не давал уснуть. Он встречал рассвет с открытыми глазами.
Теперь он думал о Гоне, который, глядя на те же звезды, наверняка чувствовал ту же пустоту. Они прожили десять лет в разных мирах, но ползли к сегодняшнему дню под одним солнцем и луной.
— Если одиночество так страшило... зачем ты жил?
Слова Хауна звучали не как вопрос, а как упрек. Когда он велел Бэкли Гону выжить, то не хотел, чтобы тот мстил за него. Он просто желал, чтобы Гон жил — плакал, когда больно, смеялся, когда радостно. Чтобы прожил те десять лет, которые у них отняли. Но десять лет Гона оказались наполнены болью куда страшнее.
— Ты говорил, что хотел умереть... Так зачем цеплялся за жизнь?
Поэтому Хаун не мог не требовать от него ответа. Это был упрек, замаскированный под угрозу. Приказ выложить правду, которую тот скрывал.
Гон пристально посмотрел на Хауна. Его темные, бездонные глаза, словно пропасть, готовы были поглотить того. В момент, когда Хаун попытался отвернуться, Гон заговорил:
Он коснулся своего шрама, взял руку Хауна — чье лицо выражало еще большую боль — и прижал к ней губы.
Эти слова стали для Гона последними, что он услышал от Хауна. Завещанием. Проклятием. Все чувства, которые он испытывал за десять лет, стерлись перед этим приказом.
Две смерти лишили его жизни: матери, Бэкли Аён, и заклятого друга, Ё Хауна.
Жить ради мертвых было сносно. Но иногда — очень редко — хотелось сбежать с этого света к тем, кого он потерял.
Беззвучный крик десятилетней давности сорвался с губ Гона. Хаун широко раскрыл глаза. Тогда, падая, он шевелил губами именно так — будто знал, что умрет.
Позднее осознание того, что его слова заставили Гона выжить, заставило Хауна схватиться за рот. Иначе его вырвало бы. Горе, проглоченное за десять лет, рвалось наружу.
— Что... я... с тобой... наделал...
— Не плачь, — сладко прошептал Гон, наблюдая, как Хаун теряет дар речи. Ему почти не было жаль, что его прошлое стало цепью для Хауна. Это было горько... но приятно.
Язык Гона лизнул слезу на щеке. Липкий, горячий жест промочил кожу раньше, чем успели упасть новые слезы.
Слова, полные собственничества, упали между ними как замаскированная надежда. Во мгле отчаяния это был единственный свет. Хаун, всегда отталкивавший Гона, сплел пальцы с его рукой и прижался к груди.
На пустынной окраине светила луна.
Под утро они молча оделись. Хаун, все еще в смятении, не сопротивлялся, когда Гон поправил складки его одежды.
— Значит, мы должны продолжать воевать?
— Как в детстве. Никто не заподозрит.
В этом был смысл. Ученики Ёнволь видели, как они дрались ежедневно. Со стороны казалось, что они лютые враги. Гости даже пытались их мирить.
— Ладно. Не знаю, что ты задумал... но подыграю.
Хаун буркнул недовольно. Компромисс с самим собой не приносил радости. Но он не мог отвернуться от десяти лет, отпечатавшихся на теле Гона.
Бэкли Гон улыбнулся. Его улыбка, подобная рассыпающемуся осеннему ветерку, была легкой и прозрачной. Розовеющий рассвет идеально гармонировал с его благородными чертами.
Грусть от предстоящей разлуки сжимала сердце. Раньше они были неразлучны, но десять лет, прожитые в вере в смерть друг друга, сделали это расставание особенно горьким. Однако ни Хаун, ни Гон не выказали эмоций, заперев их глубоко внутри.
Сейчас они расстаются, но завтра встретятся вновь.
Теперь, когда их сердца нашли друг друга, эта уверенность застыла в их решительных силуэтах.
Им не нужно было оглядываться. Они доверяли.
✧ - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - ✧