Новелла Поднося вино. Глава 120.

В имперском дворе не было места женщинам.

Феодальная этика* загоняла их в женские покои, превращая в хрупкие предметы в тесных двориках жилых помещений — опекаемые мужьями и слугами, родителями и детьми во всех отношениях. Они были фарфоровыми вазами, чью стоимость оценивали в ожидании замужества; им не нужны были высокие устремления.

Вдовствующая императрица Хуа Хэвэй происходила из знатного клана. Она была законной дочерью прямой линии, рождённой главной женой клана Хуа. До совершеннолетия* она не видела мира за стенами своих покоев, а после совершеннолетия всё ещё оставалась запертой в границах своего двора. Она вырвала из рук мужа высшую власть и могущество в этом мире, но так и не переступила ту черту; вместо этого опустила жемчужную ширму* и осторожно сидела за ней с прямой спиной.

Главнокомандующая Ци Чжуинь также происходила из знатного рода. Она была законной дочерью прямой линии, рождённой главной женой клана Ци, военной семьи генералов. До ухода на войну она была обручена с другим, но после ухода на войну никто не осмеливался на ней жениться. Она так и не получила заслуженного пожалования — лишь снисхождение перед террасой Юйлун*. Министерство обрядов заявляло, что она недостойна посмертной привилегии быть увековеченной и почитаемой в Императорском храме предков. Имя Ци Чжуинь до сих пор оставалось клеймом «девчонки из Цидуна». Будь сыновья Ци Шиюя хоть сколько-нибудь перспективны, должность главнокомандующего военными силами никогда бы не легла на её плечи.

Сюэ Сючжо изначально не помышлял возводить Лин Тин на трон. Острая разочарованность, когда он узнал, что наследник престола — девушка, заставила его мгновенно изменить стратегию, но затем он передумал, увидев Лин Тин.

Потому что Лин Тин была слишком похожа на императора Гуанчэна.
Любой старый министр, достаточно взрослый, чтобы видеть императора Гуанчэна прежде, мог с первого взгляда определить происхождение Лин Тин — это была аномалия, результат инцеста внутри клана Ли.

Когда Восточный дворец потерял власть в правление Юнъи, единственной причиной для императора Гуанчэна покинуть дворец было навестить принца Цинь — который заболел — и его прекрасную, беззащитную жену. У императора Гуанчэна не было ни одной фаворитки в поздние годы правления Юнъи. После того как он заболел, императрица Хуа Хэвэй взяла под контроль прежний императорский двор и гарем, чтобы не дать ему произвести на свет другого наследника престола. Именно за этими слоями стен вокруг него император Гуанчэн положил глаз на свою невестку.

Жаль, что принцесса Цинь родила девочку.

Подобно старому льву, истощившему последние силы, император Гуанчэн даже глазом не повёл, узнав эту новость, и окончательно утратил все честолюбивые замыслы, которые когда-то лелеял. Никто не знал, прознал ли принц Цинь что-то, но вскоре он скончался от болезни. Перед смертью он выдворил Лин Тин из Цюйду. Однако, казалось, было суждено, что Сянъюнь встретит её и вернёт обратно.

Когда Сюэ Сючжо только нашёл Лин Тин, её манеры были грубы, и она была уже в подростковом возрасте. Вернуть её на место императорского наследника было бы невозможной задачей без решимости преобразить её изнутри. Поначалу было тяжело. Она потратила слишком много времени в поместье Сянъюнь. Если бы она сама не была достаточно решительна, чтобы стереть все те лишние следы на себе полностью, то это было бы невыполнимо, даже если бы у Сюэ Сючжо были сверхчеловеческие способности.

Но Лин Тин на самом деле «исправляла» себя, шаг за шагом. Мало-помалу она соскоблила с себя все те вульгарные и легкомысленные черты. Поначалу было множество иероглифов, которые она не могла прочесть, поэтому она усердно училась по ночам. Чёрточки, которые она не могла красиво написать, она практиковала день и ночь напролёт. Она казалась последним клочком силы, который Небо оставило для империи клана Ли. Она позволила Сюэ Сючжо разглядеть слабый проблеск света в той ухудшающейся ситуации.

Несколько месяцев назад, когда туманный дождь окутал цветы альбиции — в тот момент, когда Ци Хуэйлянь отверг Сюэ Сючжо на верхнем этаже — Лин Тин сидела прямо за столом, упражняясь в каллиграфии.

Она так сильно давила кистью, что почти порвала бумагу.

Закончив писать, она повернула голову, глядя на моросящий дождь. Она смотрела на него долго и без выражения. Позже Сюэ Сючжо подошёл, чтобы поесть вместе с ней. Она сидела на низшем месте и ела с безупречными манерами за столом. Сюэ Сючжо придерживался правила не разговаривать во время еды, поэтому они никогда не беседовали за трапезой. После еды он проверял у Лин Тин задания. Это было самым важным событием дня. Лин Тин должна была отвечать точно и ясно. Сюэ Сючжо никогда не ругал её, но относился к ней строже, чем кто-либо другой.

— Наставник. — Лин Тин сделала паузу, опуская голову. — Мне собираются сменить учителя?

Сюэ Сючжо привёл книги в порядок и сказал с безразличием:

— Это не тебе решать.

Лин Тин молча опёрлась руками, слушая, как Сюэ Сючжо поднялся и направился к двери. Внезапно она повернула голову, взглянула на Сюэ Сючжо и спросила:

— Потому что я женщина?

Сюэ Сючжо замер на месте и тоже обернулся взглянуть на Лин Тин. Она не отвела взгляда и оставалась такой же спокойной, как и он.

— Я женщина, — сказала Лин Тин. — Если новый учитель не желает меня учить по этой причине, то я прошу аудиенции с ним.

Сюэ Сючжо снова повернулся и переобулся. Звук дождя снаружи усилился. Он сказал:
— Нет. Просто вам с ним не суждено быть учителем и учеником. Я по-прежнему буду тебя учить.

— Судьба— самое трудное, с чем приходится мириться. Мудрых учителей трудно найти. Я не желаю упустить учителя из-за этого. — Лин Тин уже встала. — Наставник.

Но Сюэ Сючжо не обратил на неё внимания и не ответил. Он приподнял занавес, и молодой слуга, ожидавший снаружи, поспешно поднял зонт. Не позволив слуге прикоснуться к книгам, он спустился по лестнице и ушёл.

Лин Тин стояла на месте и смотрела сквозь щель в той же занавеси, как Сюэ Сючжо сделал несколько шагов, прежде чем исчезнуть в дожде. Она понимала, что это был его безмолвный отказ. Что бы другие ни думали о Сюэ Сючжо, в глазах Лин Тин он был чрезвычайно спокоен под своей мягкой и утончённой маской. Он был даже немного высокомерен; он никогда не позволял другим манипулировать собой и редко прислушивался к чужим словам.

Лин Тин могла лишь оставить этот вопрос. Она снова села, открыла оставленное Сюэ Сючжо эссе о современной политике и стала копировать его иероглифы. Но она никогда не могла писать как он. Потому что она не умела сдерживать себя дипломатично. Её черты были подобны стальным клинкам — они никогда не закруглялись.

◈ ◈ ◈

Несколько месяцев спустя палящее солнце пекло над террасой Юйлун, где на коленях стояла плотная толпа придворных чиновников. Это были чиновники скромного происхождения во главе с Хай Лянъи. После шестого месяца Хань Чэн привёз мальчика из своего же клана и заявил, что этот ребёнок — потомок клана Ли.

Благодаря тщательному уходу Яо Вэньюя состояние Хай Лянъи пошло на поправку. Первым делом, явившись на аудиенцию, он в качестве Главного секретаря Великого секретариата отверг меморандум Хань Чэна. Он также потребовал официальной проверки происхождения этого ребёнка. Но императоры клана Ли все мертвы, и определить, является ли этот ребёнок потомком клана Ли, основываясь лишь на свидетельстве Вдовствующей императрицы, невозможно. Обе стороны зашли в тупик, никто не желал идти на дальнейшие уступки.

— Я был заместителем командующего Восьми великих дивизий при правлении Юнъи и был также главным военным офицером при императоре Гуанчэне. У меня есть личное письмо от императора Гуанчэна, доверяющее заботу о ребёнке мне. Разве и этого недостаточно, господин Великий секретарь? — Хань Чэн, недавно обретший власть, осмелился возражать Хай Лянъи прямо при дворе.

После болезни Хай Лянъи уже не обладал прежней энергией. От нескольких минут стояния у него колотилось сердце и дрожали руки. Он вышел вперёд и сказал:

— Голословные утверждения без фактического основания. Если господин командующий готов обнародовать личное письмо и передать его Великому секретариату для изучения, тогда нам с вами не понадобится вести эту войну слов при дворе.

Хань Чэн усмехнулся про себя. Сейчас нет наследника престола, и именно пустующий трон должен был беспокоить Хай Лянъи. Его нежелание уступать означало лишь одно: он уже нашёл кандидата. Поэтому он сказал:

— Трон пустует уже больше месяца. Чего же ждёт господин Великий секретарь? Неужели до сих пор не найдено решения? Великий секретариат обсуждает этот вопрос.

Хай Лянъи был весь в поту. Он чувствовал давящую тяжесть в груди, поэтому немного перевёл дыхание, прежде чем продолжить:

— Мы изучили родословный реестр и выяснили, что второй сын внука бывшего князя Яня, рождённый от наложницы, всё ещё находится в Хуайчжоу. Он — потомок клана Ли с прослеживаемой родословной. Согласно правилам, никто, кроме него, не подходит на роль нынешнего кандидата в наследники престола.

— Князь Янь был князем Хуайчжоу в правление Ваньсюань. Его потомки по прямой линии погибли в битве у перевала Луося, а те, кто родился от наложниц в последующих поколениях, относятся к боковым ветвям клана. Разве их можно назвать кровной линией клана Ли, если уж на то пошло? Второму сыну внука князя Яня от наложницы уже почти семьдесят лет — как же он сможет управлять государством? — Хань Чэн улыбнулся. — К тому же, путь долог и труден. Как он выдержит такое физическое и душевное мучение? Господин секретарь, просто невозможно обсуждать это подробно!

Обе стороны стояли на своём, никто не уступал. Снаружи всё ещё стояли на коленях студенты императорского института. Вдовствующая императрица, слушавшая за ширмой из нефритовых бусин, после паузы сказала:

— Хотя этот вопрос срочен, всё же есть место для обсуждения. Старейшина секретариата, Великий секретариат помогает в государственных делах, и никогда ещё я не относилась к ним небрежно. Если у вас есть возражения, можете прийти в Зал Минли, чтобы обсудить их со мной лично. Прошу, отпустите студентов.

Она говорила мягким голосом, но Хай Лянъи услышал в нём недовольствие.

Хотя Хань Чэн изо всех сил продвигал этого ребёнка, он всегда подавал свои меморандумы в качестве бывшего заместителя командующего Восьми великих дивизий; при этом он так и не добился поддержки чиновников из знатных кланов. Это делалось, во-первых, чтобы позволить клану Хань стать единственной опорой, на которую мог бы положиться новый император, а во-вторых, чтобы избежать подозрений.

Избежать подозрений было исключительно важно.

Хуа Сицянь и Пань Жугуй оба потерпели неудачу именно потому, что не знали, как избежать подозрений. Создание фракций для личной выгоды было большим табу при дворе. Прошло не так много времени с тех пор, как Вдовствующая императрица вновь взяла под контроль двор. В настоящее время она была подобна императору. Чего она не могла выносить, так это того, чтобы её министры сбивались в стаи, становясь силой, достаточно могущественной, чтобы принуждать её к принятию политических решений. Поэтому она не продвигала чиновников скромного происхождения в знак доброй воли, но и не продвигала чиновников из знатных кланов, чтобы укрепить свою власть. Казалось, она понимала, что Дачжоу уже достигло определённой точки. Вместо того чтобы возлагать надежды на марионетку, как она делала несколько лет назад, ей лучше было рассчитывать на себя.

Хай Лянъи болел два месяца, в течение которых чиновники скромного происхождения были крайне нервозны и напряжены. Под предводительством Кун Цю и Цэнь Юя они провели множество тайных совещаний и также неоднократно подавали меморандумы с просьбой к Вдовствующей императрице позволить Хай Лянъи вернуться ко двору для управления государственными делами. Мало того, студенты Императорского института всё ещё имели наглость вести праздные разговоры о государственных делах. Шестой месяц только наступил, а уже поползли слухи, что Вдовствующая императрица узурпировала власть и провозгласила себя правительницей.

Вдовствующая императрица не вела открытых обсуждений с Хай Лянъи, но увеличила частоту визитов евнухов. Это был своего рода скрытый намёк. Поэтому Хай Лянъи явился на аудиенцию, как только наступил шестой месяц, когда его болезнь лишь пошла на поправку. Хотя он в течение последних десятилетий утверждал, что никогда не принадлежал ни к какой фракции, он уже стал тем, на кого взирали все учёные незнатного происхождения в Поднебесной. Это был факт, который он не мог отрицать, даже если бы хотел. Он уже превратился в могущественную «силу» своего рода.

Хай Лянъи заболел – и вся Поднебесная впала в панику. Хай Лянъи отверг меморандум Хань Чэна – и еще до того, как Вдовствующая императрица дала ответ, чиновники и студенты уже простояли на коленях целый день. Сам того не осознавая, он стал занозой для Вдовствующей императрицы, гораздо более досадной, чем высокомерный Хань Чэн.

Хай Лянъи, собрав волю в кулак, чтобы держаться, сказал:

— У студентов Императорского института изначально есть долг обсуждать государственные дела, а двор — это место, на которое устремлены взоры всей Поднебесной. Только там, где есть обсуждения, могут рождаться стратегии. Ваше Величество усердно вершит управление и лично занимается делами. Тем не менее, чиновники назначаются для того, чтобы делить бремя своих начальников наверху и надзирать за работой подчинённых внизу. То, что они озабочены государственными делами, — это благословение для Дачжоу. Тем более, дело наследника престола — не просто семейное дело. Сей подданный считает, что только позволив им остаться здесь, мы сможем открыто обсудить вопрос о новом императоре.

В зале не было душно. Повсюду висели бамбуковые шторы с уложенным внутри льдом. Хай Лянъи даже чувствовал лёгкую прохладу. Закончив говорить, он стоял, опустив голову. За ширмой Вдовствующая императрица долго молчала. Лишь когда ноги Хай Лянъи уже заныли, она наконец ответила неторопливым тоном:

— То, что сказал Старейшина секретариата, разумно. В таком случае я последую вашему совету. Что касается дела второго сына внука князя Яня, я ещё не видела родословного реестра, поэтому не мне делать преждевременные выводы. Но люди Хань Чэна уже здесь. Хотите ли вы, чтобы Суд по пересмотру судебных решений помог с проверкой, или предпочтёте, чтобы этим занялось Министерство юстиции? Я поступлю так, как вы скажете.

Слова T97:

Если причина появления персонажа неубедительна, а его поступки нелогичны — то неважно, мужчина это или женщина; это не спасёт историю от провала. Когда я впервые создавала карту персонажей, я предполагала, что женские персонажи могут стать предметом обсуждения. Но я не ожидала дискуссий о том, насколько вся книга остаётся «серьёзной драмой» с их присутствием. Когда появилась Ци Чжуинь, некоторые упомянули, что она — «Мэри Сью», которая сама себя вставляет. Но на самом деле, год назад я выкладывала на Weibo несколько фрагментов «Qiang Jin Jiu», и Ци Чжуинь с Лин Тин уже тогда были среди персонажей, которые там появлялись. Если их появление «не имеет смысла» — станет ли оно гарантированно осмыслённым, если я изменю их на «он»?

Спасибо за чтение.

✧ Следующая глава✧
---------------------
✧ Предыдущая глава✧

Оглавление