Spiritus Animalis
Введение
Крупномасштабные финансовые кризисы — явление не такое уж редкое, как может показаться. Более того: в мире, базирующемся на рыночной экономике, они неизбежны. И причина их коренится в человеческой нерациональности. Именно она, приобретая то позитивную форму, то негативную, порождает то бум, то падение в пучины кризиса.
И хотя, анализируя конкретные случаи, можно выделить те или иные характерные для страны, народа или культуры черты, основная причина кризисов — особенности функционирования нашей психики — одна и та же по всему миру.
Ещё одна важная черта нашей иррациональности коренится в том, что на нас куда больше, чем нам кажется, воздействуют разнообразные истории о людях (с кем мы можем себя ассоциировать). Именно они и стимулируют, и расхолаживают нас, подталкивая к тем или иным поступкам не «от ума», но «от чувств».
И несмотря на то, что чувства эти вполне могут быть весьма достойными сами по себе — например, чувство справедливости, — на самом деле чаще всего приводят они порой к довольно неприятным последствиям, в том числе и в мировом масштабе.
И в те времена, когда рыночная экономика переживает период нестабильности, особенно важно понимать, что именно происходит и как противостоять деструктивным экономическим тенденциям.
1. О чём же все думали?
Уроки Великой депрессии — одной из величайших трагедий прошлого века, которая в 1930-х годах породила безработицу во всем мире, а затем, вследствие возникшего из-за неё вакуума власти, стала и одной из причин Второй мировой войны, — сейчас несколько забылись.
При том, что ещё в разгар Великой депрессии Джон Мейнард Кейнс опубликовал «Общую теорию занятости, процента и денег» (получившую вскоре общее признание в той части, где объяснялось, как кредитоспособные правительства могут заимствовать и тратить средства для ликвидации безработицы), его глубинный анализ работы экономики продолжал оставаться в тени.
Меж тем Кейнс показывал, что люди, даже когда они преследуют свои экономические — вполне рациональные — интересы, действуют не всегда рационально. Этот иррациональный элемент поведения и является главной причиной и экономических колебаний, и вынужденной безработицы.
Соответственно, государство должно балансировать различные перекосы и излишества, которые, вследствие человеческой иррациональности, будут неизбежны. Свободный рынок должен — оставаясь свободным — обрести некоторые государственно регулируемые предохранители, чтобы Великая депрессия не повторилась.
Нельзя пренебрегать иррациональным началом, которое стоит за нашими мыслями и чувствами. Меж тем абсолютное большинство людей — в том числе бизнесменов и экономистов — попросту не берут его в расчёт.
В своих рассуждениях они исходят из тезиса «свободный рынок есть безусловное благо, он устойчив по своей сути, и в государственном регулировании необходимости мало или нет вовсе». В свою очередь, этот тезис проистекает из теории Адама Смита, гласящей: участники свободного рынка рационально удовлетворяют свои экономические интересы и делают это, максимально используя взаимовыгодные возможности. Соответственно, они производят товары и обмениваются ими друг с другом. Это обеспечивает полную занятость (кроме случаев либо поиска работы, либо завышенных ожиданий — когда работник требует слишком высокую плату за свой труд).
Эта теория объясняет многое, но не всё. Так, она способна объяснить, почему даже на пике Великой депрессии 75% людей имели работу — но не объясняет, как же «рациональная» экономика дошла до Великой депрессии.
Если же мы выйдем за пределы иллюзии о всеобщей рациональности, то сможем выделить пять элементов иррационального начала:
— доверие;
— представления о справедливости;
— соблазны;
— денежные иллюзии;
— влияние жизненных историй.
А проанализировав их, сможем понять:
— почему экономика периодически впадает в депрессию;
— почему центробанки имеют власть над экономикой;
— почему некоторые люди не могут найти работу;
— почему существует выбор между инфляцией и безработицей;
— почему люди так легкомысленно относятся к сбережениям;
— почему цены на финансовых рынках неустойчивы;
— почему рынки недвижимости цикличны;
— какова специфика бедности у ряда национальных меньшинств.
2. Иррациональное начало, или Spiritus Animalis
Первый элемент иррационального начала — доверие. Чаще всего, говоря о доверии, экономисты имеют в виду склонность предсказывать будущие тенденции, опираясь на баланс противоположных тенденций.
Так, если после урагана большинство жителей города не захотят восстанавливать свои дома, то и остальные последуют их примеру, если же большинство займётся строительными работами — подтянутся остальные. Тут можно говорить о «хорошем» или «плохом» равновесии и, соответственно, о наличии или отсутствии доверия.
Однако доверие не всегда рационально. Хотя часто люди используют доступную информацию, чтобы составить прогноз и на его основе принять решение, раз за разом мы сталкиваемся с тем, что человек игнорирует или вообще сознательно отвергает определенную информацию. В этих случаях он может опираться на инстинкты, на «ощущение правды» — причём с объективной реальностью это может соотноситься как угодно. Большинство решений, в том числе важнейших, люди принимают лишь потому, что они «кажутся верными». И в периоды, ощущаемые как «хорошие», оптимизм в итоге играет с людьми злую шутку.
Один из самых ярких примеров — великое тюльпановое безумие XVII века в Голландии.
Понять, что происходит с доверием, поможет мультипликатор Кейнса, работающий как в положительную, так и в отрицательную сторону.
Каждое государственное стимулирование — это выдача населению некоторого количества денег (и трата денег государством — первый круг). Население эти деньги впоследствии тратит — и это становится доходом для некоторой группы граждан, которые часть заработанных ими таким образом денег потратят (второй круг). Эта часть обозначается как «предельная склонность к потреблению» (marginal propensity to consume — МРС). Эти расходы, в свою очередь, — доход для другой группы населения, которая тоже потом потратит часть заработанных денег (третий круг расходов, МРС в квадрате). При этом общий итог изначального государственного расхода в один доллар можно описать формулой $1 + $МРС + $МРС2 + $МРС3 + $МРС4... = 1/(1 — МРС).
Сумма может значительно превышать размер изначального государственного стимулирования. Так, если МРС = 0,5, мультипликатор Кейнса равен 2. Если МРС = 0,8, мультипликатор = 5.
Из этого следует, что даже небольшое снижение расходов (например, из-за того, что люди перестраховываются на случай биржевого обвала) может привести к крупным последствиям. Каждый непотраченный доллар порождает очередной круг снижения расходов, а это приводит к общему снижению экономической активности. При этом измене��ия в доверии приводят на каждом круге к изменению и доходов, и дальнейшего доверия на всех последующих кругах.
Второй элемент иррационального начала — справедливость. Соображения справедливости регулярно оказываются важнее традиционных экономических мотиваций. И это имеет определённые биологические предпосылки.
Это подтверждается, например, экспериментами Эрнста Фера и Симона Гэхтера. К известному опыту — когда испытуемым предлагают положить некоторое количество денег в «кубышку», чьё содержимое потом умножается на некий коэффициент, а затем делится поровну между участниками группы — было добавлено условие: участники могли наказать тех, кто не сотрудничает. Результаты: игроки охотно пользовались этой опцией, вели себя куда менее эгоистично, чем в опыте без наказания (где итогом обычно становилось мошенничество всех игроков), а при сканировании их мозга на томографе выяснилось, что, наказывая партнера, человек испытывает удовольствие — у него возбуждается часть полосатого тела (та же область, что активизируется и в предвкушении вознаграждения).
Мы склонны к справедливому обмену — когда для обоих участников обмена затраты должны быть эквивалентны вознаграждению. При этом значимы не только товары, но и субъективные оценки, вроде социального статуса персон, участвующих в обмене.
Так, люди, чей статус в обществе ниже, часто ведут себя подобострастно с «высшими»: им нужно уравнять объективные и субъективные затраты и вознаграждения, а значит, им приходится отдавать больше, чем тем, у кого статус выше.
Для оценки значимости такого фактора, как справедливость, надо помнить, что одна из главных составляющих счастья — реализация своих представлений о том, как вести себя правильно, иными словами — поступать по справедливости.
Третий элемент иррационального начала — соблазны. Как они влияют, можно увидеть, анализируя различные злоупотребления и проявления недобросовестности в финансовой сфере. Например, там, где защита потребителя особенно важна и где обеспечить ее крайне трудно — в сфере ценных бумаг. Сейчас главным средством сбережения средств на будущее становится приобретение финансовых активов: акций, облигаций, вложений в пенсионные фонды и в страхование жизни. Поскольку всё это по сути — бумаги с обещаниями будущих выплат, их реальная ценность — непознаваемая величина. Это работает, когда отчётность компании достоверна — но когда она искажена, продажа активов становится торговлей «чудодейственным эликсиром». Нет особой разницы между расписыванием волшебных свойств лжелекарства или представлением неверной корпоративной отчётности при продаже акций: в любом случае это попытка поживиться на легковерии — с помощью раздувания ли акций, продаже ли кредитных обязательств с дальнейшим извлечением денег, поступивших от кредиторов, и т. п.
«Капиталистическая система производит только то, за что люди готовы платить. Если они будут платить за настоящее лекарство, система станет производить настоящее лекарство. Но если им нужен какой-нибудь “чудодейственный эликсир”, она будет производить этот эликсир».
Все три последних экономических спада в США — с июля 1990 по март 1991 года, с марта по ноябрь 2001 года и рецессия, начавшаяся в декабре 2007 года, — сопровождались вскрывшимися финансовыми злоупотреблениями: кризис ссудно-сберегательных ассоциаций, дело корпорации Enron, ненадёжные ипотечные кредиты и т. п. При этом в итоге практически все оказывались «покупателями чудодейственного эликсира»: например, в случае ипотечного «пузыря» это и покупатели недвижимости, бравшие ипотеку для покупки дома, явно превосходящую их финансовые возможности; и организации, выдающие ипотечные кредиты; и компании, преобразующие эти активы в ценные бумаги; и рейтинговые агентства; и те, кто покупал ценные бумаги на основе закладных.
Всплески недобросовестной деятельности активируются рецессиями. Экономический цикл зависит от того, насколько сильны требования от общества вести себя порядочно и сколько людей этому соответствует, — что, в свою очередь, влияет на условия для подобной деятельности: злоупотребление порождает ещё большие злоупотребления.
Ещё один феномен, демонстрирующий нашу иррациональность, — «денежная иллюзия», возникающая, когда люди принимают решения исходя из номинальной суммы, а не из реальной покупательной способности денег. Даже при том, что мы прекрасно знаем, что такое инфляция, что реальная цена той или иной денежной единицы непостоянна, мы всё равно так или иначе попадаем в эту ловушку: не закладываемся на инфляцию при инвестициях или при взятии ипотеки, не обговариваем индексацию зарплаты при заключении трудового договора, не учитываем нестабильность курса в финансовых контрактах и т. п.
И ещё одна важная особенность нашей психики, неизбежно отражающаяся на экономике: мы склонны мыслить нарративами. То, что мы делаем, определяется историями о нашей жизни, которые мы себе рассказываем. Это верно и на индивидуальном уровне, и на уровне организации или страны. На историях и их пересказе базируется процесс познания, именно так мы запоминаем важнейшие факты. От историй зависит множество важных для наc вещей — от крепкого счастливого брака до умственной активности в старости.
«Великие руководители — это в первую очередь талантливые творцы историй».
Надо понимать, что истории, будучи воспринятыми людьми в том или ином ключе, способны двигать рынки как минимум с не меньшей эффективностью, чем другие экономические переменные. Они также являются частью экономики. Доверие и энтузиазм больших групп населения выстраивается вокруг историй, и это может как привести экономику к процветанию, так и обрушить её (причём не так уж редко эти два этапа логично сменяют друг друга). Примеров много — от Мексики 1970-х, благодаря политике Лопеса Портильо, до «золотой лихорадки Интернета» с середины 1990-х до 2000 года.
Истории кое в чём похожи на эпидемии: они способны быстро распространиться в обществе, и люди заражаются ими, передавая из уст в уста. Математические модели эпидемий применимы к распространению историй (и, соответственно, к «распространению доверия») практически без дополнительной адаптации. Как и в случае с инфекционными заболеваниями, используются обязательные:
— параметры: коэффициент заразности (способность передаваться от одного человека к другому) и коэффициент устранения (скорость, с которой люди «выздоравливают»);
— начальные условия: количество «заболевших» и количество тех, кто этому подвержен.
Как бы странно это ни звучало, «эпидемии» оптимизма или пессимизма возникают именно потому, что у определённых идей меняется «коэффициент заразности».
3. Восемь вопросов — восемь ответов
Причины (в том числе иррациональные) экономических спадов лучше всего демонстрирует крайняя степень рецессий — депрессия. Две наиболее тяжёлые депрессии в американской истории — депрессия 1890-х годов и Великая депрессия (большая часть которой пришлась на 1930-е годы).
1. Итак, почему экономика впадает в депрессию?
Депрессия 1890-х годов разразилась после того, как на американской фондовой бирже был бум («перегретая экономика»). С февраля 1893 года по декабрь 1894 года падал (суммарно на 18%) индекс оптовых цен Уоррена-Пирсона; после чего произошла стабилизация. Работодателям стала очевидна необходимость сокращения зарплат — но сокращение натолкнулось на массовое недовольство и сопротивление. Рабочие предпочитали «несправедливому» сокращению зарплат — закрытие предприятий.
Следующим толчком для депрессии послужила финансовая паника 1893 года. Целые толпы людей шли в банки и снимали деньги со счетов. У банков не хватало средств, и они были вынуждены требовать возврата ссуд, выданных предприятиям. При отсутствии на тот момент Центробанка (кредитора последней инстанции) и в условиях стремительного роста краткосрочных процентных ставок многочисленные компании начали задыхаться.
Причиной банковской паники стал «Закон о закупке серебра». Уменьшение золотого запаса государства напомнило прежние истории о потерях вкладчиками денег — и люди поспешили отреагировать, углубляя тем самым кризис.
Кроме этого, была популярна идея, что рост денежной массы будет выгоден всем — как будто инфляция могла помочь должникам и не нанести ущерба кредиторам. И конечно же, начало депрессии взорвалось гигантским всплеском злоупотреблений — рекордным количеством растрат. Небывало враждебные отношения между рабочими и руководством предприятий и беспрецедентное количество забастовок (порой доходивших до боёв) довершили картину.
О «перегретой экономике» можно говорить тогда, когда доверие людей существенно превышает обычный уровень, они утрачивают способность к скепсису и готовы поверить в истории о новом экономическом буме. Безрассудные траты и рискованные (вплоть до заведомо убыточных) инвестиции в недвижимость становятся нормой. Государственные регуляторы бездействуют, злоупотребления и недобросовестность также становятся нормой. Люди испытывают своеобразное общественное давление, стимулирующее их ко всё большим и большим тратам, — ведь так поступают все вокруг. И беспокойства по поводу ненормально высокого уровня потребления социум не испытывает.
«Спусковым крючком» Великой депрессии также стал финансовый кризис — всемирный биржевой крах 1929 года. Из-за крушения золотого стандарта началась глобальная утрата доверия к деньгам. Центробанки, защищая золотой стандарт с помощью резкого увеличения процентных ставок, уничтожали тем самым экономику своих стран (и чем дольше страны придерживались золотого стандарта, тем в большей степени пострадали). Начало депрессии обострило чувство несправедливости и активизировало трудовые конфликты по всему миру; масла в огонь подлили популярные тогда коммунистические идеи. Дефляция привела к сокращению зарплат, что вследствие денежной иллюзии встретило резкое противодействие работников. Правительство США принимало меры, отвечающие представлениям масс о справедливости, но не способствующие стабилизации рынка. Однако общая утрата доверия стала главной причиной низкого спроса, низкого уровня занятости, низкого уровня инвестиций и т. п.
«Отсутствие доверия — тяжёлая национальная болезнь. Мы назвали бы её угрозой и катастрофой, если бы эти слова не обесценились вследствие их неумеренного и неискреннего использования. Ибо невозможно переоценить ущерб, который нация наносит себе отсутствием доверия. Число безработных еженедельно растёт, отчасти из-за того, что недоверие мешает создавать или развивать предприятия, способные обеспечить рабочие места. Страна теряет всё больше зарубежных рынков, поскольку слишком часто производителям не хватает уверенности, чтобы заняться крупномасштабным производством, необходимым для удержания этих рынков. Доверие, доверие и ещё раз доверие — вот что необходимо, чтобы поднять предприятия, по самые уши погрязшие в пучине уныния. Нужно доверие общества, чтобы вдохнуть в эти предприятия новую уверенность в собственных силах. Сегодня совершенно очевидно, что доверие перестало быть просто дополнительной наградой за хорошую работу, но сделалось очевидным и насущным долгом каждого гражданина» (Передовица Times, 1931 год).
В итоге уровень доверия не восстановился полностью до конца Второй мировой войны — пока она не поменяла ключевую историю, которую люди могли рассказывать себе.
2. Почему (в той мере, в какой им это удаётся) центробанки имеют власть над экономикой? Ведь если считать Центробанк лишь хранителем денежной массы, то очевидно, что эта денежная масса невелика.
Традиционно считается, что есть два основных приёма, позволяющих Центробанку влиять на макроэкономическую ситуацию, регулируя денежный объем: это операции на открытом рынке (оперирование облигациями — с помощью чего есть возможность либо сокращать, либо увеличивать объём денежной массы на рынке в целом) и переучётная операция или кредитование через дисконтное окно (выдача займов под залог банкам — или ограничение такой выдачи). В норме Центробанк преимущественно использует первый способ; второй же главным образом нужен для борьбы с системным кризисом.
Авторы полагают, что основная функция Центробанка во времена кризиса — увеличивать уровень доверия в обществе, чтобы банковская паника не привела к масштабным коммерческим сбоям.
Четыре «линии обороны» ФРС и Федеральной корпорации по страхованию вкладов (FDIC) в борьбе с проблемой ликвидности, которая способна привести к банковской панике:
— надзор за работой кредитных учреждений;
— дисконтное окно ФРС: учреждения гарантированно получат наличные при панике (но не при банкротстве);
— страховка средств индивидуальных вкладчиков на сумму до 250 000 долларов;
— санация банков.
Рецептом для улучшения ситуации в случае большинства экономических спадов являются сокращение процентных ставок и ослабление бюджетной политики (то есть либо дополнительные расходы, либо сокращение налогов). Но этого не всегда достаточно. Так, в случае кризиса, начавшегося в 2008 году, был налицо дефицит кредита. Для активизации кредитования в США были использованы три типа механизмов:
— дисконтное окно (система срочных аукционов для банков, программа стимулирования кредитования под залог ценных бумаг и т. п.);
— прямые вливания капитала;
— прямой кредит от предприятий, финансируемых государством.
3. Почему некоторые люди не могут найти работу? Почему пошатнувшееся доверие и сомнения в будущем не приводят напрямую к изменению уровня зарплат и к равновесию? Главная причина — стремление человека к справедливости. Рынок труда отличается от рынков ценных бумаг или товарных рынков, где небольшой сброс цены существенно увеличивает вероятность заключения сделки. На рынке труда снижение оплаты обязательно приводит к неприятным результатам:
— работающий без стимула (в первую очередь финансового), скорее всего, будет работать плохо — а у работодателя просто нет ресурсов постоянно контролировать всех своих сотрудников;
— у работников есть определённое представление о том, сколько им должны платить (в зависимости от разных факторов — от квалификации до доходности отрасли). При этом чем больше у работника возможностей за пределами компании или чем ниже уровень безработицы, тем выше будет зарплата, которую он будет полагать справедливой.
Теория безработицы Карла Шапиро и Джозефа Стиглица:
— как правило, из-за невозможности полного контроля над работниками со стороны компаний у работников существует выбор: честная работа или безделье (с риском увольнения);
— в экономической системе, где у работников есть такой выбор, неизбежна безработица, если все компании платят одинаковую зарплату (ибо нет стимула усердствовать: даже если уволят — легко устроиться на такую же работу);
— работодатель, пытаясь скорректировать ситуацию, вынужден увеличить зарплаты выше уровня равновесия «предложение труда — спрос на него»;
— если все поступают так, вырастает безработица — потому что нарушено рыночное равновесие.
Зарплата — не единственный стимул в работе. Важны и такие факторы, как преданность своей компании, гордость от работы, удовлетворенность ею и т. п. Однако если работник чувствует, что к нему относятся несправедливо (а зарплата — показатель этого), чувства ответственности он испытывать не будет — со всеми вытекающими из этого последствиями.
4. Почему существует выбор между инфляцией и безработицей? Здесь также одна из важных причин — ожидание «справедливых» зарплат. Так что работники сопротивляются снижению зарплат при уменьшении уровня инфляции, их зарплата в реальном выражении растет — и рынок вынужден к этому приспосабливаться (отвечая в том числе и безработицей). Так, если инфляция упадёт с 2% до 0%, зарплаты вырастут примерно на 0,75%, что приведёт к росту безработицы на 1,5% (согласно кривым Филлипса). Что, например, в масштабах США означает: 2,3 миллиона человек лишатся работы и ВВП сократится на более чем $400 миллиардов в год.
При этом на короткие сроки можно достичь низкого уровня безработицы благодаря высокой инфляции — но вскоре после этого усилятся инфляционные ожидания, и дальнейшее поддержание низкого уровня безработицы спровоцирует ещё большую инфляцию.
5. Почему мы так легкомысленно относимся к сбережениям? Благодаря влиянию иррационального начала — оно определяет объём сбережений населения, который весьма важен для экономики, при этом его влияние в краткосрочной и долгосрочной перспективе различно: на короткой временной дистанции увеличение уровня сбережений может подтолкнуть экономику к спаду, на длинной — приводит к значительному увеличению богатств. Уверенность в будущем, доверие к действиям правительства и банков, различные тревоги, страхи, истории о нынешней и будущей жизни — от всего этого зависит, как люди будут распоряжаться своими деньгами.
Люди — даже осознавая, что, сэкономив в юности и во времена расцвета сил деньги, смогут обеспечить себе безбедную старость, — с трудом представляют, зачем это нужно. Так, молодёжь редко способна представить себя стариками и понять, на что будут тратить деньги (и насколько они будут нужны). Кроме того, включается следующее соображение: сколько проживёт каждый конкретный человек, неизвестно. Если он тратит деньги сейчас — он тратит их заведомо на себя. Но что будет, когда сбережения достанутся внукам, пойдут ли избыточные финансы им на пользу, будут ли внуки благодарны?
Общепринятые базовые экономические мотивации — обеспечить себе старость, оставить наследство родственникам, церкви, учебному заведению и т. п. — чаще подталкивают к сбережению. Но из-за того, что люди ежедневно решают вопрос: «Что лучше: сэкономить эту сумму или потратить её?», они оказываются под влиянием в своеобразной западне фрейминга: текущие потребности очевидны, а чтобы представить себя в отдаленном будущем, нужно приложить усилия. Кроме того, есть и прямые провокации со стороны тех, кто заинтересован в покупателях и клиентах: кредитные карты, агрессивная реклама и так далее.
Эксперименты показывают: те, кто использует кредитные карты, склонны тратить на 60–110 % больше тех, кто расплачивается наличными.
На уровень потребления и сбережений влияют культура (на всех уровнях — от страны до малой группы), те или иные настроения (например, патриотические), возраст, социальная среда и тому подобное, а также контекст и точка зрения: в психологически разных ситуациях люди готовы тратить разные суммы на одно и то же (и, соответственно, разные суммы откладывать).
Из-за того, что крайне мало людей сознательно планируют свои сбережения, количество откладываемых денег может зависеть от самых разных советов и указаний — что открывает возможности и для оздоровления экономики, и для злоупотреблений.
6. Почему цены на финансовых рынках так неустойчивы? Поведение рынков — феномен сложный и во многом обусловленный иррациональными психологическими причинами.
Из-за того, что инвесторы хотят быстро разбогатеть при росте рынка и сохранить свои деньги при падении рынка, они покупают при повышении биржевого курса и продают при понижении; следовательно, курс меняется всё больше и больше.
Образуется ценовая обратная связь — это какое-то время поддерживает цикл, а затем пузырь лопается. Ценовая обратная связь может быть как сравнительно слабой (тогда пузырь лопнет без особых последствий), так и достаточно сильной, чтобы породить серьёзные колебания на фондовых рынках и в итоге перегреть экономику.
Обратная связь между фондовыми рынками и реальной экономикой:
— при росте цен на акции и недвижимость желание откладывать деньги у людей падает: они больше тратят, потому что чувствуют себя богаче;
— цены на акции определяют объём инвестиций: при падении фондового рынка компании уменьшают расходы на модернизацию, оборудование и т. п.;
— при падении в цене активов должники перестают выплачивать долги, чем ставят под удар финансовые учреждения. Если же подобные учреждения оказываются в ситуации, когда больше не могут выдавать новые кредиты — цены финансовых активов падают ещё больше.
Мало кто понимает, что такое обратная связь в экономике. Так, для большинства людей повышение реальных доходов (следствие бума на фондовом рынке) воспринимается как доказательство рациональной причины бума и т. п. Непонимание происходящего (со стороны как отдельных рядовых людей, так и бизнесменов и — тем более! — государства) усугубляет ситуацию.
Финансовым рынкам необходим особый контроль. Если его нет — открывается простор для злоупотреблений, люди беднеют, утрачивается доверие к рынкам вообще, что приводит к рецессии.
7. Почему рынки недвижимости подвержены цикличности? По той же причине, что и фондовые рынки. Доверие, злоупотребления, денежная иллюзия и истории играют ключевую роль и заставляют надуваться такие же пузыри. Так, весьма популярна история о том, что жилые дома — лучший вид инвестиций: есть интуитивное представление, что цены на дома будут только расти. Здравый смысл и экономические расчёты, утверждающие обратное, чаще всего проигрывают этой иллюзии — она слишком соблазнительна. Точно так же, как и на фондовых рынках, на рынках недвижимости работают и циклы обратной связи.
8. В чем специфика бедности у определённых национальных меньшинств? Невзирая на запрет на какую бы то ни было дискриминацию на основании расы, национальности и т. п., расовые и национальные барьеры полностью до сих пор не преодолены. Так, в США наличествует сильное расслоение афроамериканского населения: с одной стороны — многочисленный и растущий чёрный средний класс, чёрные президент, два госсекретаря, генеральный прокурор, множество менеджеров высшего звена; с другой стороны — сохраняется высокий уровень бедности среди чёрного населения (в 2006 году — втрое выше, чем у белых). Безработица, высокий уровень преступности, алкоголизм и наркомания, большое число внебрачных детей и матерей-одиночек, сильная зависимость от социальных пособий... Всё это серьёзно влияет на экономику в целом.
Мы склонны проявлять благосклонность к «своим» и ощущать неприязнь к «чужим» независимо от того, по какому основанию прошло разделение (включая самые смехотворные поводы: так, в одном эксперименте люди были разделены на группы в зависимости от чётности их дня рождения — сработало даже это). Тем более это ощущается, когда для розни обе стороны могут найти исторические обоснования.
На дисбаланс между группами населения влияют также и те истории, которые люди рассказывают себе о самих себе, о своих близких и о социуме вокруг.
Социолог Мишель Ламон провела опрос чёрных и белых американцев-рабочих (мало зарабатывающих и не пользующихся особым уважением общества — однако вполне способных обеспечить своё существование) — что они рассказывают о себе. Как правило, для белых мир — суровое место с жёсткой конкуренцией, но в целом справедливое. Они гордятся тем, что принадлежат к этому миру и поддерживают его, сами несут ответственность за свою судьбу, успехи и неудачи. Чернокожие рабочие также гордятся, что полагаются только на собственные силы, но свои неудачи относят на счёт несправедливости мира, где правят «чужие».
Ещё хуже ситуация у тех, кто не справился с психологическим прессингом и опустил руки. Ощущение «общей униженности» порождает практически постоянный гнев — а неумение работать с такой сильной эмоцией ещё более ухудшает жизнь.
Как и в других случаях с проявлением иррационального начала (в данном же случае критично ощущение несправедливости), происходящее нужно осознать и направленно работать с ним. Недопустимо отпускать процессы на волю рынка — он не способен с ними справиться. Нужны государственные программы помощи тем, кто выбыл из гонки за экономический успех. Нужны многочисленные позитивные сигналы, что судьба чёрных небезразлична белым и что государство в этом едино, а не разделено на две независимые страны. Это улучшит ситуацию для всех.
Заключение
Теория иррационального начала позволяет понять, почему так мало людей способны предвидеть экономические кризисы (в том числе и среди тех, кто, казалось бы, обязан).
Важнейшие процессы, лежащие в основе кризисов, выпадают из поля зрения у многих профессионалов в области макроэкономики и финансов — следовательно, реальный источник неприятностей вообще не получается распознать.
Утрата доверия и чувство несправедливости делают зарплаты и цены менее гибкими и мешают стабилизации экономики.
Злоупотребления и продажи некачественных продуктов во время бума не только позволяют наживаться мошенникам, но и надувают экономические пузыри — и когда те лопаются, то судебные процессы над мошенниками уже мало помогают в сложившейся ситуации.
Истории, так или иначе интерпретирующие экономические механизмы, способны сами по себе загнать экономику в тупик — для всей страны или для отдельных социумов внутри неё.
Для понимания того, как на самом деле работает экономика, нужно включить в макроэкономическую теорию иррациональное начало. Сейчас мы можем просчитать только экономику, в которой люди руководствуются лишь экономическими мотивами и ведут себя исключительно рационально. А как будет вести себя экономика при неэкономических мотивах и рациональных реакциях? Экономических мотивах, но иррациональных реакциях? При неэкономических мотивах и нерациональных реакциях? Не зная этого, нельзя понять трёх четвертей происходящего в нашем реальном, не-теоретическом мире.
Капитализму как системе нужны определённые правила, и их должно установить государство. Потому что сам по себе капитализм не просто продаёт людям то, чего они хотят — но ещё и продаёт им то, что им лишь кажется, что они хотят. А это — при отсутствии регулировки — ведёт к пузырям на рынках, к банкротствам, к депрессиям.
Решить экономические проблемы, конечно же, можно. Но лишь при условии ясного понимания: людьми движет не только рациональность.