Будь реалистом - требуй невозможного!

Рецензия на книгу Дэвида Грэбера "Фрагменты анархистской антропологии"

О Дэвиде Грэбере, почившем в злосчастном 2020 году, я узнал лет 7 назад, когда слушал лекции Петра Рябова . В перечне анархистов второй половины XX века прозвучало имя незнакомого антрополога. Антропология анархизма или, как я узнал потом, анархистская антропология - чуть ли не первая наука, основанная на понятиях взаимопомощи и солидарности.

Позже мне повезло познакомиться с Дэвидом чуть ближе и даже перекинуться несколькими твитами - потрясающее ощущение, когда знаменитый человек из другой страны вдруг начинает с тобой общаться. Он был человеком умным и неравнодушным, чувствовал жизнь и понимал несправедливость мира. Впрочем, я не собирался писать здесь некролог, но пару слов всё же надо было сказать. Теперь к книге.

Грэбер выдвигает тезис о естественном для человека обществе и на основании накопленных им теоретических и научно-прикладных данных, последовательно обосновывает позицию. «Для человека, - говорит автор, — присущи самоорганизация, объединение на добровольных началах и взаимопомощь». Эти характеристики - базовые принципы анархистской теории. Автор повторяет идею П.А. Кропоткина, высказанную в книге "Взаимопомощь как фактор эволюции". Новость в том, что Грэбер включает эту идею в антропологический контекст. Так выстраивается новый антропологический взгляд - обновленное теоретическое обоснование науки. Поэтому книга носит соответствующее название. Понимая, что анархистская антропология - подход далеко не целостный, Грэбер называет книгу "фрагментами".

Анархистское обоснование вряд ли могло стать обоснованием науки в первой половине XX века, но это удалось марксизму. Последний получил в распоряжение огромное количество научных ресурсов - и интеллектуальных, и материальных. Помните тот анекдот?

- Что Вы можете сказать об этих скелетах?
Молчание.
- Ну вспомните, чему Вас в институте учили!
- Неужели это Маркс и Энгельс?

Не было в распоряжении у анархистов таких средств, но был тот же Кропоткин, был Прудон, а сейчас появилась целая плеяда ученых анархистов (М. Букчин , Н. Чомски , П. Фейерабенд) или тех, чьи идеи анархичны по сути (З. Бауман , Х. Арендт, В. Беньямин). Сегодня постмодернистская наука ищет новые идеи и таковые отыскиваются - идеи свободы, солидарности, справедливости, взаимной помощи. Эти идеи не чужды и левому крылу марксистов (вспомните того же Фромма).

Возникает вопрос, какая социальная теория могла бы лечь в основу такого общества, в котором люди будут самостоятельно и свободно управлять жизнью? Грэбер приходит к анархистским основаниям через практику включенного наблюдения в бытность антропологического исследования обществ Мадагаскара. Он говорит:

Антропологи — единственная группа учёных, которым что-либо известно о реально существующих безгосударственных обществах, многие из них даже жили в тех уголках мира, где государства перестали функционировать..., а люди управляли своими собственными делами самостоятельно. Помимо этого, они хорошо осведомлены, что наиболее распространённые заблуждения о том, что может случиться при ликвидации государства («Люди же могут просто убить друг друга!»), в действительности неверны.

Известно, почему - и Грэбер на себе ощутил тяжеловесность консервативно настроенной науки. Науки, которая, казалось бы, должна быть двигателем прогресса. На деле сегодня, к большому сожалению, она представляет заклинивший ручной тормоз, ржавый и неподвижный. Обычное дело - притягивать за уши плохо согласованные и вольготно интерпретированные факты, чтобы доказать любую, даже самую абсурдную гипотезу. Даже фраза есть – "натянуть сову на глобус". Вот и натягиваем бедных сипух на все более сглаженные и статистически усредненные модели мира.

Зажмурьтесь с силой, а потом распахните глаза да так, чтобы шоры разлетелись. Антропологический взгляд дает понять, что политика – это квази-мифология. Нет, конечно, она не заменяет сложную мифологическую систему в культурном плане, зато механика та же. В политике свои боги, герои, взгляд на устройство мира и космогония. Гипотезы и предположения становятся идеологией, а когда появляется завершенная система ценностей норм и правил, возникают "мое" и "чужое", "я" и "другой", "союзник" и "враг". Мифологизированная политика неизбежно отгораживается от других таких систем, и вот они - ярлыки. Прелесть антропологии в том, что она сметает стереотипы - понятия "примитивный" не существует, а "простые общества" вовсе не так просты и уж точно нет никакого смысла в том, чтобы делить общества на более и менее развитые.

Далее я разберу несколько тем, которые затрагивает Грэбер - те самые "фрагменты".

Фрагмент первый "Дискурс утопичности"

Д. Грэбер задает вопрос, а возможен ли в принципе такой мир, где ни государство, ни капитализм, ни ксенофобия, ни мужское доминирование не являются неизбежностью? Нам твердят, что нет. Мы живем в мужском, белом мире с неравным распределением мировых ресурсов. Говорят, что, мол, фенита, братья – "конец истории". Капитализм – это венец социальных и экономических отношений.

С другой стороны, мы живем в мире, завязанном на потреблении, в мифе о роге изобилия. Да и разве когда-нибудь сильные мира сего не восхваляли свой мир как единственно совершенный? Римляне, османы, египтяне, французские аристократы, американские либералы разве не считали верхом цивилизации свою политическую систему? Не было ли нормой рабство каких-нибудь два столетия назад? Не был ли нормой 14-часовой рабочий день и детский труд на тяжелом производстве еще 120 – 130 лет назад?

Наш мир развивается благодаря мечте, смелым и прогрессивным идеям, которые в свое время казались невозможными. Вопреки консервативно-реакционной идеологии стабильности правящих элит. Если это утопия, то я горд называться утопистом, и я не вижу в этом слове ничего отрицательного. Я готов надеть на себя это платье так же, как Диоген горд был назваться собакой, а Прудон – анархистом.

Другой мир возможен хотя бы потому, что не бывает абсолютного знания, а потому мы имеем моральное обязательство мечтать. Иначе не оправдываем ли мы несправедливость, неравенство и политический беспредел нашего мира? Было бы здорово, - говорят власть имущие, - но… За этим «но» начинается покушение на убийство мечты, уничтожение альтернативного видения будущего.

Несмотря на бесконечную риторику о "сложных, тонких, неразрешимых вопросах", анархическая программа, вероятно, решила бы большинство из них в течение пяти - шести лет

Мечтайте! Просто скажите себе, что такой мир возможен. Это даже не теория и не система, а, скорее, убеждение, взгляд на мир. Вера, если угодно!

Фрагмент второй "Абсурд Стокгольмского синдрома"

В психологии есть понятие стокгольмского синдрома – защитной бессознательной травматической связи, возникающей между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения, угрозы или насилия. Жертва начинает сочувствовать захватчикам, оправдывать их действия и, в конечном счёте, отождествлять себя с ними. Она перенимает их идеи и считает свою жертву необходимой для достижения «общей» цели. Такое поведение свойственно многим современным людям, оно распространено в пространстве и времени. История изобилует гигантоманскими проектами – от египетских пирамид, великой китайской стены, северной столицы Российской империи до проектов освоения космоса, – на фоне нищеты, голода и болезней подавляющей массы мирового населения. Но ведь и население считает, что космологические проекты, которые властители пытаются провести в жизнь, действительно соответствуют чему-то насущному.

Люди, будучи существами, полными сочувствия, склонны становиться одним из главных оплотов социального неравенства: угнетенные действительно заботятся о своих угнетателях, по крайней мере гораздо больше, чем угнетатели заботятся о них.

Есть мнение, что с концом индустриального пост-колониального мира кануло в Лету классовое противостояние. Но так ли это? Капитализм представляет собой новейший апдейт старого рабства, узаконенного в формах корпораций и действующих политических систем. В таком ключе государство видится как спасательный круг, действенный механизм контроля, способный сдерживать звериные щупальца рынка. На деле критически мыслящий человек быстро понимает, что большой вопрос, кто кого контролирует, кто кого от кого защищает. Корпорации получают супер-способности Фантомаса легко менять морду.

- Сколько избирателей необходимо для того, чтобы поменять лампочку? - Ни одного, поскольку избиратели не могут ничего поменять.

Не носит ли стокгольмский синдром характер массовый? Может быть, мир и вправду сошел с ума?

Фрагмент третий "Структурное насилие"

Эксперименты С. Милгрэма и Ф. Зимбардо красноречиво показали ущербность нашей цивилизации. Получая власть, человек стремится удержать её при помощи насилия. Власть обретается через поглощение сущности других. Почему в насилии возникает необходимость, что такого дает власть, раз для нее нужны организованные формы силового решения проблемы? Не в том ли дело, что человек, несправедливо получивший кое-какие ресурсы, начинает испытывать страх потерять их? Не потому ли, что в нашем мире высокий статус является куда большей ценностью, чем сам человек?

Верный способ упростить социальные соглашения – игнорировать разнообразие мнений, опыта, чувств, идей и желаний, из которых и состоит человеческая жизнь. Для этого нужно провести простейшую и грубейшую манипуляцию – создать правило и угрожать напасть на любого, кто его нарушит. Монополия на ресурсы порождает иллюзию, необычайно живучую: раз есть ресурсы, значит, есть право их присвоить. Есть право часть этих ресурсов направить на насилие.

Насилие всегда было любимым спасительным средством — это единственная форма глупости, на которую практически невозможно найти разумный ответ.

Убежденность в праве собственности на ресурсы, доставшиеся по наследству или в силу стечения удачных обстоятельств, или эксплуатации труда, или же попросту украденных, порождает установку, что иное мнение не имеет права на существование. В ход идут те же силовые приемы. Насилие повторяется до тех пор, пока модели надзора и наказания не усваиваются обществом. Собственническая идеология не терпит инакомыслия, когда речь идет о самой собственности, возведенной ещё Локком в ранг чего-то священного. Насилие, особенно структурное насилие, когда вся власть находится на одной стороне, способно породить только невежество.

Фрагмент четвертый "Bullshit jobs"

В 2018 году Грэбер опубликовал монографию с названием Bullshit Jobs: A Theory (в России издана в 2020 с названием «Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда»). Уже здесь автор выдвигает тезис о бессмысленности и даже вреде некоторых видов работы. Это еще один феномен нашего мира, если посмотреть, до ужаса дикий. Около половины рабочих мест создаются только для того, чтобы поддерживать ценности капиталистического мира.

Совершенно не ясно как пострадает человечество, если исчезнут все председатели правления, пиарщики, лоббисты, специалисты по страховым расчетам и телефонным продажам, судебные приставы или юрисконсульты.

Человек не только не получает продукты своего труда, но и теряет драгоценное время жизни, утрачивает смысл. Множество людей тратят массу времени на работу, которая им не нравится, а многие занимаются самообманом, что они делают что-то полезное для общества. Общества, которое давно приобрело черты экзистенциального вакуума. Оставаясь с собой на едине, человек не может найти смысл жизни, потому что нет у него настоящих ориентиров. Сейчас уже не нужно ударять пальцем о палец, чтобы лишить работника продуктивного свободного времени – в отсутствии смысла люди с удовольствием тратят драгоценные минуты и часы на заполнение зияющей экзистенциальной дыры. Конструирование безнадежности - один из способов управления.

Думается, что труд добродетелен, если он помогает другим. На деле же в нашем мире всё вверх тормашками - чем более явно выражена польза от работы, тем меньше за это платят. За бесполезную работу получают баснословные суммы. Ну не бред?

Тут критик воскликнет: "Здесь всё в чёрном свете.
Ведь есть у тузов и молодцы сыновья".
Дружок, я всё знаю, я сам, брат, из этих,
Но в песне не понял ты, увы, ...

Возможно ли по-другому? Да, и это вопрос нескольких лет. Сколько столетий мы потратили на организацию труда по капиталистическому принципу? И как легко перестраиваются эти бюрократизированные и централизованные структуры в горизонтальные формы организации! Вспомните аргентинский FaSinPat (Zanon).

Еще П.А. Кропоткин говорил о необходимости перераспределения неприятного труда между всеми. Грэбер эту идею поддерживает. На самом деле, при текущем техническом и цифровом прогрессе равномерное распределение неприятного труда между всеми означало бы, что мировым ученым и инженерам также пришлось бы эти работы выполнять. Долго ли ждать в этом случае самоочищающихся кухонь и роботов-шахтеров? Формула 4 часа в день 4 часа в неделю в принципе возможна. Добавлю - при условии обретения смыслов, потерю которых обусловило общество потребления.

Фрагмент пятый "No borders"

Мир движется в сторону глобализации, и с цифровой эпохой темп серьезно ускорился. Мессенджеру всё равно - общаться с соседом по лестничной клетке или с жителем другого полушария. Язык и культура интегрируются, мешает разве что разница часовых поясов. Глобализация в любом случае произойдет - важно, на каких условиях. Все эти глобальные саммиты приводят к тому, что богатые должны становиться еще богаче за счёт обеднения и так уже нищего населения. Многие это понимают, о чем прогремело в Сиэтле в 1999 году. С того времени альтерглобалистские настроения становятся только сильнее, и уже есть достижения, которые нужно с честью и достоинством признать. Настоящая глобализация отменит границы между странами.

Как только средний житель Танзании или Лаоса сможет беспрепятственно переселиться в Миннеаполис или Роттердам, правительство каждой богатой и могущественной страны в мире решит, что нет ничего важнее, чем заставить людей в Танзании или Лаосе остаться там. Вы действительно считаете, что они не смогут ничего придумать?

Об альтерглобализме можно много чего сказать. Этот фрагмент - своеобразная рефлексия на уже сложившуюся практику и имеющиеся достижения. На акциях протестов "Захвати Уолл-Стрит" сформулировали слоган "Нас 99%", логично образованный из утверждения, что 1% (т.н. "золотой процент") людей владеет большинством мировых ресурсов. Капиталистам XIX века и первым либералам и не снилось такого богатства!

Фрагмент шестой "Гражданское неповиновение"

Грэбер - скорее последователь Генри Торо, Льва Толстого и, понятно, Петра Кропоткина. Вместо войны и прямого насилия автор предлагает стратегию гражданского неповиновения, фактически - дезертирства. Те, кто обретает власть во имя справедливости, равенства, да чего угодно благого, становясь властью, сами к этим же средствам и прибегают. Лучше всего, считает автор, "уворачиваться от объятий власти".

Иногда с дурашливостью шута имеет смысл кричать, что король-то голый, и пусть тот пребывает в слепом неведении. Вместо того, чтобы уничтожать, нужно реорганизовывать, направлять в другое русло. Это касается и структур, и их продуктов. Вместо страха смех - вполне себе действенное оружие. Но нужна и альтернатива - не обращаем никакого внимания на систему, игнорируем её, пассивно ей сопротивляемся. В то же время создаем альтернативные сообщества, которые будут способны эту систему заменить - сквоты, общины, коммуны. Конечно, это шаг в сторону конфедерации, но по мне так шаг очень долгий. Неповиновение - эффективное средство, когда его использует большое количество людей, как это было в Индии в период борьбы за независимость.

«Фрагменты анархистской антропологии» - значительная книга для формирования альтернативной методологии. Поскольку антропология затрагивает исследование происхождения человека, его развитие и жизнь в природе и культуре, мы можем говорить о возможности нового обоснования психологии, социологии, археологии, истории, культурологии и многих других областей гуманитарного знания. По крайней мере, эта точка зрения имеет право на существование. Она может и должна быть и доказана, и оспорена – в этом суть сложных процессов философии науки. Только так фрагменты могут окончательно быть собраны в что-то целостное и завершенное.