Министерство будущего
На двенадцатый год непрерывной засухи в нашем городе кончилась вода. Нас, конечно, предупреждали, но даже во время засухи иногда выпадает дождь; с помощью природоохранных мер, вспашки земли под пар, строительства новых водохранилищ, прокладки трубопроводов к дальним водоразделам, бурения глубоких артезианских скважин и прочих подобных усилий нам до сих пор удавалось выкручиваться. И это само по себе внушило нам мысль, что так будет всегда. Однако в сентябре произошло землетрясение – достаточно сильное, чтобы что-то нарушить в подземном водоносном слое. Очень быстро все колодцы и скважины пересохли, водохранилища опустели еще раньше, вода перестала поступать по трубам с соседних водоразделов. 11 сентября 2034 года из кранов не упало ни капли.
В нашем городе живет около миллиона человек. Примерно треть населения переехала в город за последние десять лет и обитала в шалашах из картонных коробок в холмистых западных районах. Отчасти это тоже было вызвано засухой. Люди там и до того жили без водопровода, покупая воду столитровыми бочками или просто банками и кувшинами. Остальные горожане, разумеется, жили в домах и привыкли, что вода течет из крана. Так что в тот день наибольший шок испытали именно те, кто жил в домах; для бедняков ничего не изменилось, разве что воды стало невозможно достать вообще, даже за деньги.
В нашей части мира без воды можно протянуть от силы несколько дней. Наверное, дело обстоит точно так же и в других местах. Прекращение водоснабжения, несмотря на все предупреждения и приготовления, застало людей врасплох.
Естественно, поднялась паника. Естественно, все начали делать запасы. Да только запасать было нечего! Многие набрали полную ванную, однако надолго такого запаса не хватило. Люди кинулись к городской реке – она давно иссякла, русло было суше обычного. Толпа окружила общественные здания – футбольный стадион, дом правительства и так далее. Надо было что-то решать.
С опреснительных станций на побережье прибыли автоцистерны. Из глубины страны пришел конвой, в нем тоже были цистерны и передвижные установки, сосущие воду прямо из воздуха, даже такого сухого, как наш. При десяти процентах влажности кожа воспринимает воздух как песок, но даже в таком воздухе еще есть влага. Повезло.
Все понимали: нужен порядок. Можно было пробиться с кулаками в голову очереди, да только какой от этого прок? Отбирать нечего, остатки воды в городе охраняли военные. Армия и полиция вышли на улицы в полном составе. Они собирали людей на стадионы и в крытые сборные пункты вроде спортзалов, библиотек и разного рода актовых залов, выстраивали очереди, воду туда доставляли автоцистерны под усиленной охраной. Оставалось приготовить посуду, дождаться очереди, получить рацион и начать его экономить.
Все зависело от бесперебойной работы системы. Если она откажет, всем наступит конец: не от того, так от другого, не от жажды, так от междоусобиц. Это хорошо понимали все, кроме последних безумцев. Такие всегда найдутся, однако перевес – примерно сто к одному – был на нашей стороне. Если кто-то устраивал бучу, беспорядки быстро подавляла полиция. Остальным же приходилось только верить, что общество нас не оставит в беде. Никто не был в этом уверен. Однако либо система, либо смерть. Поэтому мы собирались в местах, объявленных по радио, в интернете или просто на улице, и ждали своей очереди.
Воду продолжали завозить грузовым транспортом и добывать из воздуха машинами. Когда все население собирается в нескольких местах, сразу становится видно, как нас много. Сплошь незнакомые лица. Сколько в миллионном городе у человека наберется знакомых… сотня? Плюс еще сотен пять примелькавшихся лиц, в крайнем случае – тысяча. Достаточно прийти на заполненный футбольный стадион, где всем приходится вставать в очередь с кувшинами в руках или на тележках – вода удивительно тяжела, – как сразу увидишь, что вокруг незнакомцы. Есть горстка друзей, своего рода семья, но их страшно мало, и они затерялись в толпе по своим делам. Люди, конечно, ходили за водой вместе со знакомыми. Чтобы защититься от безумцев, если у кого-то сдадут нервы, или чего еще. Однако конфликты происходили редко. Всем было так страшно, что люди вели себя как подобает. С друзьями мы ходили скорее за компанию. Потому что видеть, что ты живешь среди чужаков, очень неуютно.
Но ведь они твои сограждане!.. Это несколько умеряет отчаяние, все-таки сограждане реальны и вызывают реальные чувства.
Однажды, когда мы стояли в очереди за водой – немытые, страдающие от жажды и полные тревог, моя подруга Шарлотта, чья обычная язвительная манера изъясняться превратилась в бесшабашно-веселую и где-то даже радостную, указала на людей, стоящих перед нами в очереди, и заявила: «Помнишь слова Маргарет Тэтчер? Такой вещи, как общество, не существует!»
Мы громко рассмеялись. Пару минут смеялись безо всякого удержу. «Маргарет Тэтчер пусть идет на хер», – сказал я, отдышавшись. И сегодня могу повторить: пусть Маргарет Тэтчер идет на хер, а с ней вместе любой кретин, кто думает так же, как она. Я всех их мог бы пригласить в место, где они либо проглотили бы свои слова, либо сдохли от жажды. Ибо, когда в кранах кончается вода, общество становится очень даже реальным. Масса вонючих, немытых, встревоженных сограждан – несомненно, общество. Общество – вопрос жизни и смерти, большинство людей это видят, а те, кто отрицает, – тупые ублюдки. И я говорю это прямо. Невежественные остолопы. За подобную глупость не грех сажать в тюрьму.
На двадцать первые сутки кризиса, 4 октября, пошел дождь. Не влажная дымка, которая часто бывает осенью, а настоящая гроза. Ох, как мы собирали эту дождевую воду! Дождь лил на голову каждого в отдельности и гражданское общество в целом; кажется, до русла реки не добралось и не покинуло пределы города ни капли влаги. Мы всю ее собрали. И мы, разумеется, плясали от счастья. Получился настоящий карнавал. Хотя понимали: это не окончательное решение – где там! Согласно прогнозам, засуха не закончилась, и у нас по-прежнему не было настоящего плана, но все-таки мы танцевали под дождем