Подземный мир, как бессознательное, всегда «символически женский»

Символизм Ужасной Богини в Меланезии

В совершенно ином месте, далеко от центров древней средиземноморской и нордической культур, на меланезийской острове Малекула, одном из Новых Гибрид, мы находим тот же ужасный элементарный тип, что и в Европе. Здесь ритуал инициации по исполнении пятнадцати лет сохранил изначальный характер, который еще не трансформировался в систематизированную и усложненную религию. На Малекуле мир западной доисторической и ранней исторической культуры каменного века можно наблюдать в живых обрядах.

Из обширного материала, который Джон Лайярд¹ собрал и истолковал, мы воспользуемся только тем, что он говорит об Ужасной Богине и роли, которую она играет в жизни этих людей. Обряд, который принял патриархальный оттенок, вращается вокруг борьбы группы с духом-охранителем, который противостоит богу света. Сегодня этот бог света играет важную роль, но только в последние годы он принял нынешнее значение².

Дух-охранитель или женского или неопределенного пола, но его ужасный, женско-матриархальный характер в любом случае очевиден. Его уроборическая бисексуальность объясняется смесью с разрушительной силой Женского, которое на «поздней» стадии часто изображается мужским. Характерно, что этот пожирающий дух-охранитель представляет гнев предков. И эти предки ни кто иные, как «мужские представители материнской линии... брат матери, брат матери матери»³ и так далее; иным словами, это матриархальные предки, а дух-охранитель – это злая маскулинная сторона матриархальной женщины, в точности соответствующая связи Сета, брата матери, с Исидой, которую мы обсуждали в другом месте⁴. Имя этих ужасных созданий – Ле-хев-хев, что означает «То, что приводит нас к Этому, чтобы Это пожрало нас»⁵.

Это чудовище принадлежит к подземному миру, пещере, символу изначальной земли мертвых⁶, и представляет собой «разрушающее влияние могилы»⁷. Обряды, как показывает Лайярд, изображают борьбу за достижение маскулинным принципом света-солнца-сознания, с которыми отождествляет себя мужская группа, против разрушительной силы этого женско-негативного чудовища. Здесь мужской бог света и небес снова символизирует «сознательное стремление», «стремление... забираться все выше и выше»⁸. По этой причине этим божествам и психическим тенденциями, которые они представляют, принадлежит символ лестницы, и это верно как для Осириса⁹, так и для малекуланского бога света¹⁰. Множество возвышенных монументов, от ступенчатых башен Шумера и Мексики до Боробудура на Яве, все они связаны с устремленностью в небеса преимущественно мужского духа.

Для обитателей Малекулы чудовище Ле-хев-хев представляет «бессознательные страхи», «страх... быть поглощенным первобытной силой, от которой он [первобытный человек] с такими усилиями избавлялся и перед которой с такой постоянной тревогой боится снова пасть»¹¹.

Но что заботит здесь нас, так это не мужская групповая ритуальная борьба против этой опасности и не ее отождествление с небесной силой – символом которой здесь, как и в Египте, является сокол, соответствующий орлу ацтеков и «красному попугаю» инков. Для наших задач достаточно увидеть здесь фигуру Ужасной Богини со всем ее архетипическим символизмом. Когда Лайярд говорит, что дух-охранитель представляет «обратную сторону социальной структуры» слишком узка, в частности ограничена его собственными психологическими интерпретациями. Вся жизнь человечества и, несомненно, первобытного человечества – и ведь до какой степени все человечество первобытно! – вовлечена в борьбу против засасывания в бессознательное и его регрессивной привлекательности; это и есть ужасный аспект Женского.

Вся жизнь на Малекуле наполнена попытками преодолеть нисходящее притяжение психической гравитации¹² посредством постоянного ритуального восхождения. Удачен этот процесс или нет, проявляется в «путешествии мертвого», которое предпринимается в ритуале инициации. В этом путешествии мертвый встречает пожирающее чудовище и выясняет, может он ему противостоять или нет.

Все инициации – как первобытных народов, так и те, что описаны в египетской или тибетской Книгах Мертвых; а равно и инициации в мистических культах, гностических или сакраментальных религиях – нацелены на то, чтобы защитить индивидуума от аннигилирующей силы могилы, от пожирающего Женского. Представлено это Женское как могила или подземный мир, как ад или Майя, как heimarmene или судьба, как чудовище или ведьма, змея или тьма, здесь не имеет значения. Смерть – это в любом случае угасание индивидуума и сознания как света; выживание для индивидуума состоит в том, чтобы указать, что он не принадлежит тьме, а лишь миру света.

Лайярд показал связь между ритуальным начертанием лабиринта на песке и этим мифом о пожирающем чудовище. Эти рисунки служат для того, чтобы представить путь через подземный мир и ночное путешествие по морю, так сказать, путь, который по всему миру является изначальным компонентом самых ранних ритуалов¹³. (Рис. 41) (На конкретном уровне рисунки на песке, которые мы здесь воспроизводим, как считается, изображают четырех летучих лисиц.)

Согласно Лайярду, главные архетипические особенности лабиринта таковы:

1. Он всегда связан со смертью и возрождением, относящимся либо к жизни после смерти, либо к мистериям инициации.
2. Он почти всегда связан с пещерой (или, реже, с построенным жилищем).
3. В тех случаях, когда ритуал сохранился, сам лабиринт, или его изображение, неизменно находится у входа в пещеру или жилище.
4. Главенствующий персонаж, мифический или действительный – это всегда женщина.
5. Сам лабиринт, или его изображение, всегда проходит мужчина¹⁴.

Принимает ли лабиринт бесконечно запутанный и запутывающий «путь» или форму «духа-охранителя», реально ли проходится или только изображается замысловатый запутывающий лабиринт¹⁵, «через» который проходит душа мертвого, в любом случае перед нами «концепция божественного тела как дороги, по которой оно же или ищущий его путешествуют»¹⁶. Леви стремится найти корни этих лабиринтов и соответствующих рисунков на земле у австралийцев в палеолитической пещерной религии, рисунки которой, предположительно, содержат символы посвятительной пещеры и так далее.

Здесь самое важно снова лежит не в генеалогии использований и толкований, а в архетипическом процессе. Ритуал как путь начинается всегда как «идущий» или танцующий архетип, как лабиринт или спираль, как образ духа, или как путь через врата смерти и рождения¹⁷.

Путь через лабиринт – это всегда первая часть в путешествии по ночному морю, в спуске мужчины, следующего за солнцем в пожирающий подземный мир, в смертельное лоно Ужасной Матери. Этот путь по лабиринту, ведущий к центру опасности, когда в полуночный час, в земле мертвых, посреди путешествия по ночному морю, решимость угасает, появляется в суде мертвых¹⁸ в Египте¹⁹, в мистериях как классических, так и первобытных, и в соответствующих процессах психического развития современного человека²⁰. Ввиду своего опасного характера, лабиринт также часто символизируется сетью, а в центре ее паук²¹.

В обрядах на Малекуле чудовище Ле-хев-хев, как негативная сила Женского²², также отождествляется с пауком²³; с пожирающей людей «мифической людоедкой», с «женщиной-крабом»²⁴ с двумя безмерными клешнями²⁵; с подземным животным, крысой; и с огромным двустворчатым моллюском, который, открывшись, напоминает женские гениталии, а закрываясь, угрожает человеку и зверю²⁶.

Группа архетипических символов дополняется «луной». Лайярд сообщает нам, что эта ритуальная фигура состоит из двух лун, обращенных друг к другу, как губы, и что они тождественны фигуре «пути», которую пожирающая женщина рисует, чтобы испытать мертвеца. Иными словами, ужасная глотка смерти или пожирающая матка, через которую он должен пройти, состоит из двух полумесяцев, которые повсюду связаны с великой темной Богиней ночи и тождественны клешням краба-чудовища²⁷.

Тот факт, что на Малекуле женские дольмены принадлежат к древнему матриархальному слою культа и ритуала²⁸, тогда как вертикальные мужские мегалиты принадлежат позднему патриархальному слою, подтверждает повсеместность архетипического символизма. Обозначение высшей стадии женской инициации как «каменный алтарь» возвращает нас к кровавой, требовательной к жертвам природе Великой Богини, которая в Мексике, например, появляется как жертвенная кровавая чаша в той же функции. (Илл. 76)

Давайте еще раз обратимся к глубокому психологическому смыслу мужской инициации в опасности, которые составляют Женское. Архетипические роли распределяются отождествлением стремящегося вверх сознания с мужским, а регрессивного, пожирающего, опасного бессознательного с женским. Именно эта проекция символического полового качества на мужчин или женщин определяет социальные и религиозные положения полов до тех пор, пока психологическое значение символов не станет осознанным.

Следовательно, пол монстра, или мира мертвых и так далее, не может быть социально заимствован, и он не дополняет, как считает Лайярд, патриархальную или матриархальную социальную структуру. Подземный мир, как бессознательное, всегда «символически женский» как сосуд, который засасывает и уничтожает, и выстраивает, преображает и вынашивает; он всегда бисексуален. Более того, пожирающее Женское различным образом связано с разрушительным Мужским. Даже когда матриархальный слой подавлен, он может появиться в мужской форме; например, как брат матери, представляющий властный и карательный комплекс матриархального общества, как на Малекуле Ле-хев-хев представляет мужскую сторону матриархата. В патриархальном христианстве, с другой стороны, подземный мир обладает женской природой, как ад, и мужской, как дьявол, который – как Мефистофель в «Фаусте» Гете – стоит в сыновней зависимости от «бабушки Дьявола», матриархальная фигура которой все еще различима на заднем фоне.

Примечания:

¹ J. Layard, «Stone Men of Malekula» ² Ibid., p. 233. ³ Ibid., р. 13.
⁴ Мое «Origins and History of Consciousness», pp. 65ff. Лайярд называет это «анимусом» женщины, что подтверждается, если мы расширим этот термин от личностной психологии до архетипического мира. Но личностные и архетипические слои анимуса следует различать.
⁵ Layard, р. 225.
⁶ Ibid., р. 231.
⁷ Ibid., р. 13.
⁸ Ibid., рр. 223, 256.
⁹ Мое «Origins and History of the Consciousness», стр. 233.
¹⁰ Layard, p. 315.
¹¹ Ibid., р. 256.
¹² Мое “Origins and History of the Consciousness», p. 16. ¹³ Cf. G. R. Levy, «Thе Gate of Horn». ¹⁴ Layard, p. 652. Он указывает соответствующие примеры из южной Индии, Крита, кельтской сферы, Virgil, или христианского средневековья.
¹⁵ Layard, pp. 649ff. ¹⁶ Cf. Levy, р. 159. ¹⁷ Ср. мое «Zur psycholigischen Bedeutung der Ritus». ¹⁸ Budge, «Guide to the Egyptian Collection in the British Museum», p. 212. ¹⁹ Символизм суда, смерти и возрождения соответствует двенадцатому часу ночи, полуночи, а также полночи года, зимнему солнцестоянию, когда солнце достигает нижайшей точки на своем пути.
²⁰ Ср. работы Юнга об индивидуации.
²¹ Cf. Jung, «Psychology and Alchemy», p. 207f, fig. 108. ²² Layard, p. 728. ²³ Ibid., p. 221. ²⁴ Ibid., р. 730. ²⁵ Ibid., р. 221, cit. Speiser. ²⁶ Layard, «The Making of Manin Malekula». ²⁷ Клыки бивня у горгон и т.д. также могут быть негативными формами луны, и такие символы опасности, как утесы, сталкивающиеся друг с другом, принадлежат к той же группе Ужасного Женского.
²⁸ Layard, «The Stone Men», p. 731.

​​(с) Нойманн Э. «Великая Мать / Глубинная психология и психоанализ» — М.  «Добросвет», «Издательство ,,КДУ“», 2012, стр. 198-204