Представления о «чудесном рождении» времен матриархата

Происхождение «избранников», наделенных особыми качествами, будущих предводителей племен и народов, великих мудрецов, певцов-сказителей, становится главной ареной «боевых действий» между полами в период перехода от материнского рода к патриархальным нравам. В Библии рассказано о «сынах божиих», которые «входили к дочерям человеческим» и о появлении от их союза выдающегося потомства. По мере агрессивного наступления отцовского права и пут законного брака, требовавших «точного» знания об отце ребенка, прежние верования прошли через ряд искажений. Последние, однако, не могли заслонить факта: порой зачатие происходит до брака, но и в случае, когда их матери состоят в законном браке, отцом их является отнюдь не супруг, а некто вышестоящий в духовной или сословной иерархии.

Однако от прежних времен «женовластия» сохранилось представление о партеногенезе, или непорочном зачатии. В греческих мифах это превратилось в соития с любвеобильным Зевсом и другими богами-олимпийцами, и сакральное начало почти стерлось. Тем не менее, и здесь можно найти изначальное предание — о царевне Данае, заключенной в неприступной башне, куда Зевс проник в виде золотого дождя. Это не что иное, как вариант партеногенеза, или зачатия от солнечного луча, предания о котором сохранились на просторах Евразии. Северные черты предания о Данае обнаруживаются и дальше: родившийся от союза с богом сын Персей вместе с Данаей заключен в ящик и брошен в море (так в кельтских преданиях, Сказке о царе Салтане); Персей, возмужав, отправляется в Гиперборею, где и совершает свои подвиги (убивает Медузу Горгону, освобождает Андромеду, которую обрекли в жертву чудовищу).

Подобные представления сохранились в Евразии как анахронизм, ибо на Западе ускоренное развитие стерло их почти полностью. В наиболее обобщенном виде мы находим их в труде генуэзца первой трети XVII в. Дортелли д'Асколи. Доминиканский монах, проживший 10 лет в Крыму, в своем «описании Черного моря и Крыма», помимо географической информации, обращал внимание и на некоторые стороны духовной жизни населяющих Крым народов. Так просочилось на его страницы описание представлений о происхождении царской власти, которое восходит к временам тавров и удивительным образом сохранилось. «Царь (этот титул соответствовал слову «хан») и султаны (дети хана) страны — все из древнего рода Коркиз (Corchis). Сказывают, будто некая киз (по-турецки и по-татарски значит — дева) зачала от солнечного блеска и родила сына, от которого все они и происходят»¹⁵. Аналогия с Данаей настолько явная, что не требует особых разъяснений. Остановимся на следующем. Исследователи Тавриды XIX и XX ввеков, пытаясь расшифровать слово «кыз», «гез», читали его как «глаз», и в результате получали «глаз-крепость» или «сторожевая крепость», что порой еще имело какой-то смысл (Сторожевая крепость, Сторожевая башня, — хотя, если подумать, какая крепость не несет этих функций?). Однако в крымской топонимике и ономастике встречается слово «кыз» в сочетании с «кирк» — «сорок». Гильом де Рубрук и Абульфеда написали о сорока крепостях горного Крыма как его наиболее характерной черте. Число сорок устойчиво связано с Таврикой. Оно возникает в названии города Кыркор, описанном как крепость округи, именуемой «Сорок крепостей»; воспроизводит древнее «Кырк кыз» в названии пещеры на городище Мангупа; приобретает новый нюанс в названии Кырк азислар — «сорок святых» (так назывались предместье Бахчисарая Эски-Юрт и местность близ Старого Крыма); уточняется в названии Кырк эклисе — сорок церквей (предместье Константинополя). Речь идет о названии страны, превратившемся со временем в столь устойчивое словосочетание, что его стало возможным относить к одному городу или селению. Не возник ли сам образ «страны сорока вершин» в те отдаленные времена, когда существовал лишь горный Крым-остров, а наносы еще не стали равнинами, соединившими его с материком? Последнее нашло отражение в следующем примечательном сообщении римского историка Плиния Старшего: «Таврида некогда была окружена морем, которое занимало места, ныне являющиеся равнинами; далее она постепенно переходит к возвышенностям»¹⁶.

Существует чрезвычайно интересное исследование изображений «амазономахии» на греческих вазах, осуществленное Скржинской. Росписи на вазах содержат бесценные и далеко еще не полностью расшифрованные сведения об утраченных мифах и сказаниях. Обычно поэты перелагали в стихи сказания, долго жившие до того в устной традиции. Это относится к Илиаде, Одиссее, Ифигении в Авлиде и Тавриде, Аргонавтике и т.д. Но не все они дошли до нас, и прежде всего «амазономахия». Устные греческие сказания и эпическая поэзия давали основную массу сюжетов для вазописцев. Само обилие имен героинь и даже их собак дает твердую основу для предположения о поэтическом источнике: только стихотворная форма может сохранить столько имен. Видимо, греки во время военных походов познакомились с некоторыми сказаниями киммерийцев и скифов. В греческой мифологии амазонки были известны еще в догомеровский период. И хотя до нас не дошло ни одного литературного произведения VII–VI веков о битвах греков с амазонками, вазовая живопись с массой имен амазонок (66 полных имен и 9 фрагментов)¹⁷ убеждает, что такие сочинения существовали. В битву с амазонками вступало 4 греческих героя — Беллерофонт, Геракл, Тесей, Ахилл. Древнейшие изображения амазонок относятся к началу VII века до н.э. С середины VI века амазономахия становится излюбленным сюжетом росписи античных ваз. Около изображений начертаны имена, среди них немало скифских — Скилейя (известен мужской вариант — скифский царь Скилур), Токсарис (народ тохары, тохаристан), Томирис (Тамара). В скифской традиции существовали женские и мужские варианты имен от одного корня. Самая подробная амазономахия изображена на вазе из Лувра, где 23 амазонки ведут бой с 13 греками: в центре — Тезей и Геракл. Амазонки с VI века изображаются в узорчатых скифских одеяниях: кафтан с длинными рукавами, опоясанный в талии, длинные штаны, высокие остроконечные шапки-колпаки с наушниками. Скифские имена амазонок, считает Скржинская, вошли в греческую архаическую литературу, конечно, не в результате случайных заимствований из повседневной жизни, а из какого-то скифского предания, вероятно, эпоса, в котором участвовали женщины-воины¹⁸.

К этому ряду следует причислить эпическое сказание «Сорок девушек»¹⁹. Впервые опубликованное в 1951 году как «каракалпакский эпос» в переводе поэта Арсения Тарковского, оно содержит множество реалий «амазонского» круга. В предисловии анализ памятника отсутствует; сказано лишь, что это вариант поэмы, записанный со слов сказителя Курбанбая тажибаева, «каракалпака из рода Мангыт».

По содержанию поэма, воспевающая сорок девушек-воительниц, насыщенная цифровой символикой, вообще стоит особняком среди известных нам фольклорных сюжетов. Не менее замечательно имя, связанное со сказителем — из рода Мангыт. Таков один из вариантов названия Мангуп в средние века. Если сопоставить это с тем, что одна из трех ветвей Ногаев также называлась Мангыт, Мангкыт, и что на Алтае и сегодня одна из гор называется Мангуп, то можно сделать предположение, что перед нами — один из классических случаев миграции сакрального имени, который в свою очередь отмечает перемещение носителей определенной историко-культурно-языковой традиции. Этому имени сопутствует в ареале от Средней Азии до Крыма достаточно устойчивое словосочетание — Кырк кыз, «Сорок девушек».

Нередко встречается название Коккоз²⁰ которое явно представляет собой стяжку от Кырк кыз. Дортелли дает перевод слова кез, кыз — дева, и это, на наш взгляд, убедительный аргумент для устранения разночтений: да, это древний род, восходящий к легендарному отряду дев-воительниц. Это память о культе таврской богини Девы и ее служительниц. На основе сообщения дортелли Д’Асколи приходится признать, что она не исчезла, хотя бы потому, что тавров никуда не депортировали, они растворились в местном населении тавриды, передав ему свои представления о «чудесном рождении» времен матриархата.

Более конкретный случай применения такого представления находим в арабском средневековом источнике — Повести о предках Чингис-хана Рашид-эд-дина, — опубликованной в Журнале министерства народного просвещения (ЖМНП) в 1843 году.

«Повествование об Алан-Куве и трех ее сыновьях, родившихся после кончины ее супруга».

Хотя, как историки повествуют, Дубун-Баян, супруг Алан-Кувы, умер в юношестве, он сделался, однако ж в весьма короткое время своей жизни, посредством душевных и умственных своих качеств, владетелем мира и предком великих государей и завоевателей. Многие водолазы погружаются в море с тем, дабы искать скрывающиеся в нем прелестные жемчужины; но никто из них не знает, откуда они производятся. Так и жемчуг, вселившийся неизвестно откуда в чрево Алан-Кувы, но образовавшийся, по всей вероятности, из света, дал повод к основанию пресветлейшего рода Чингисханова...

Итак, рассказывают, что однажды в то время, когда Алан-Кува осталась без мужа и сидела в уединении, какой-то свет взошел через окно шатра и вселился в ее чрево...

...Братья и родственники покойного ее супруга, собравшиеся у нее, говорили: «как может женщина незамужняя, сидящая дома в уединении, сделаться беременною? Алан-Кува на то им отвечала: «так как я родила младенцев без содействия мужа, вы не должны предаваться разным, может быть вредным для меня размышлениям; ибо как я могла согласиться на непристойное дело, которое должно было осрамить меня? Да будет вам известно, что я видела во сне каждую ночь призрак с голубыми глазами и светлорусыми волосами, который приходил тихонько ко мне и возвращался опять от меня. Всякое другое мнение на счет меня ложно, и эти младенцы, которых я произвела, родились чудесным образом. Когда они возрастут и сделаются государями и ханами, тогда они будут свидетельствовать вам и другим народам справедливость моего отзыва». Вследствие того удостоверились все присутствующие в невинности Алан-Кувы и в истине того, что она утверждала»²¹.

Мы не будем доискиваться истины в этом конкретном случае; важно то, что подобное представление воспринималось совершенно всерьез. Согласно китайским летописям, отличившийся со временем муж или военачальник родится под влиянием солнца или света. Во всяком случае, монгольские летописи назвали трех сыновей Алан-Кувы «детьми Солнца».

В свете подобных представлений новую интерпретацию получают мегалитические сооружения, ориентированные на уловление первого луча в знаменательный день зимнего солнцестояния или весеннего равноденствия. Их обилие в древнем мире поражает, даже несмотря на планомерное уничтожение в последние два тысячелетия. В Древней Греции существовало развитое производство герм, которые устанавливались на дорогах для указания расстояний и представляли собой закругленный столбовидный стержень с тщательно обработанной головой и подчеркнуто выраженным фаллосом. Так греки выразили свое понимание сути менгира. Ведь задолго до переселения прапредков эллинов на Балканы каменные столбы — менгиры устанавливались по всей территории Евразии. «Другие виды мегалитов — дольмены — имитировали женскую утробу и предназначались для ритуала магического соития. Особенно интересны дольмены западного Кавказа, где в торцовой боковой стенке сделано небольшое отверстие. Считалось, что оно было предназначено для проникновения солнечного или лунного луча, который символизировал «световой фаллос» и космическое зачатие (для имитации имелся и каменный аналог, как это практиковалось у адыгских и др. народов Кавказа. Все это — отголоски каменного века, когда мать-пещера, спасительница и охранительница многих поколений людей и самих богов (Зевс, Митра, Иисус), рождавшихся в пещере, ассоциировалась с женской утробой, куда после долгой зимней ночи проникали солнечные лучи»²².

Существует множество объяснений сути и назначения мегалитических сооружений во всем их разнообразии. В прошлом доминировали культовые истолкования северных комплексов: кромлехи именовались храмами, дольмены — гробницами, менгиры — кумирами. Ныне возобладал естественно-научный подход: в кромлехах усматривают древние обсерватории, в дольменах — астрономические и физические приспособления, геомагнитные и чуть ли не физиологические установки. Но идея «чудесного зачатия» или «священного брака», восходящая к матриархату, хотя и не чужда физиологии, отличается тонким пониманием участия светил в определении судьбы человека, впоследствии известном как астрология.

Примечания:

¹⁶ Плиний Старший. естественная история. Кн. IV, XXVI, 7 / Histoire Naturelle de Pline. Avec la trad. en francais par M.E. Littre. T. I. 1848.
¹⁷ Скржинская Т. Н. Герои киммерийских и скифских легенд в греческой поэзии и вазовой живописи 7–6 вв. до н.э.// ВДИ. 1986. No 4. С. 93.
¹⁸ Там же. С. 95.
¹⁹ Сорок девушек / Пер. А. Тарковского. М., 1951.
²⁰ Неверное прочтение «коз» как «гез» или глаз, в сочетании с «кок» — синий — дало «синий глаз»; именно эту трактовку воспринял известный придворный архитектор Краснов, использовав ее качестве символа дворца в Коккозе: таков пристенный фонтан, где из огромного майоликового синего глаза струилась вода.
²¹ Предки Чингис-хана // ЖМНП, 1843. отд. II. С. 29-31.
²² Демин В. Прародина Руси. С. 183.

(с) Фадеева Т. М. Сакральные древности Крыма. Мифы, легенды, символы, имена и их отражение в искусстве. М.: Прогресс-Традиция, 2017, cтр. 230-236