Иллюзия глубины: почему самый поэтичный антиутопический роман оказался пустым

Мне, как и многим, впервые попавшим в мир Гая Монтэга, книга казалась откровением. Сначала он сжигал книги, затем — людей, готовых за них умереть. Но прозрение изменило всё. История пожарного из «451 градус по Фаренгейту», который осознал свой ужасный путь и выбрал Правильную сторону, пленяет своей мощью с самого первого прочтения. Только вот эта книга, как настоящее пламя, не только греет, но и обжигает. Обжигает своей пустотой.

С каждым повторным прочтением этого произведения накатывает всё больше раздражения: как же получилось, что столь важная тема подана так упрощённо и однобоко? Почему мир Брэдбери так нелогичен? Почему его герои так неестественны? И почему спасение человечества выглядит как встреча примитивной секты? Дело в том, что эта книга, которую сам автор очень любил называть своим главным научно-фантастическим произведением» - прямая аллюзия на «настоящее», поверхностная и крайне простая, в некотором роде - даже карикатурная.

Давайте отправимся в тот момент, когда была написана книга, посмотрите на Рея Брэдбери. Этот уважаемый джентльмен никак не может определиться с одним важным фактором — о чём же он думал, когда писал роман? Сейчас известно целых три версии, автором каждой из которых является сам Рей. Первая, и самая ранняя, возникла в 1956 году. Тут очень важно подчеркнуть — эта версия уже достаточно опытного, но совершенно непопулярного писателя. Брэдбери стал «Тем Самым Брэдбери» как раз после выхода «451 градуса»; вышедшие ранее «Марсианские хроники» сделали его узнаваемым в узкой литературной среде, но популярность на него фактически «обрушилась», словно лавина, именно после «Градусов». Конечно, автор не мог не сказать, что на его роман повлияла крайне остросоциальная на тот момент проблема в США — цензура, граничащая с тоталитарным контролем.

Напомню вам, что в 1954 году вступил в силу «Закон о контроле над коммунистами», который сделал уже идущую «охоту на коммунистов» ещё более острой. Этот закон фактически развязывал руки власти, давал реальную возможность давить любую прессу под лозунгом защиты страны. В самой стране уже десять лет достаточно активно шли суды над коммунистами, а в обществе были сильнейшие разногласия о том, виновны ли эти «коммунисты» вообще хоть в чём-то. Вишенкой на торте стали сожжения книг известного психолога Вильгельма Райха, которые вызвали просто сумасшедший общественный резонанс и начались в 1956 году. Фактически, «451 градус» вышел самую малость раньше, чем жгли книги в прямом смысле слова, но Брэдбери, без сомнений, описывал аллюзивно именно действительную реальность.

И вот выходит «451 градус», где главная яркая линия — сожжение книг, а основная тема — общий контроль государства над жизнью людей. Естественно, он прямо рассказывает о том, что его книга — остросоциальная, что он взволнован текущей обстановкой. Сейчас бы это назвали «хайпом на актуальной повестке», если не пытаться играть в «жёлтую прессу» — то отражением актуальных общественных проблем. Разве может хоть что-то быть лучше для продаж молодого автора, который находится на первом взлёте карьеры, чем ореол правдоруба, который видит Настоящую Проблему?

В знаменитом предисловии к изданию 1966 года, Рэй, в статусе уже опытного писателя, рассуждал о Гитлере и отождествлял свой собственный опыт с главным героем, Гаем Монтэгом, подчёркивая свою однозначную любовь и преданность к книгам, литературе и своим читателям. Акцент на остросоциальную американскую политику ушёл.

В середине 1990-х годов автор снова вспоминает о том, что его книга имела политическую направленность, только он перенёс её уже в совсем актуальный период времени, рассказав, что «политическая корректность», за которой маскируются все современные остросоциальные проблемы в США, и есть тот самый механизм «контроля над мыслями» и «подавления свободы воли». Любопытно, что это произошло в один из самых свободных периодов именно для мыслеизъявления. Во время маккартизма, когда выходила книга, запреты были несоизмеримо более жёсткие. Дальше — больше.

В прекрасном 2007 году, уже настоящий «мастодонт» писательского мира, Рэй Брэдбери достаточно неожиданно изменил мотивацию к написанию собственного романа. После получения Пулитцеровской премии он весьма ярко заявил, что его роман был понят неверно! Оказывается, это не столько предупреждение о правительственной цензуре, сколько предупреждение о новой опасности — разрушительном влиянии телевидения на интерес к литературе. Мол, телевизор забивает сознание людей бесполезной информацией — «фактоидами» — датами и именами без глубины понимания, а это создаёт иллюзию знаний и убивает потребность в серьёзных книгах. Был в США ещё один человек с крайне схожим взглядом, Джером Сэлинджер, который также был, мягко скажем, невероятно критичен ко всем современным технологиям, но у Джерома его убеждённость началась существенно раньше и закончилась достаточно тяжёлым затворничеством, в котором он и умер. Однако, в 2007 году уважаемый мэтр был уже достаточно стар, не станем это оценивать, просто подчеркнём.
Важно другое — на протяжении лет сам автор менял главную теорию происхождения своего романа, менял его основной посыл. И это очень хорошо подчёркивает главную проблему «451 градуса» — отсутствие внутри серьёзного и рационального «стержня». А возможно, этот стержень есть, просто он — пустотелый, точно такой же, как и герои, и негодяи, и даже само «злое и страшное контролирующее правительство», так в романе и не описанное. А оно ведь тоже персонаж.

Давайте начнём с Гая Монтэга. Его нет. В романе как такового персонажа вообще нет, есть совершенно безликий простак, который совершенно внезапно не просто «прозревает», но и становится глубоко убеждён именно в своей новой «правильной» правде. Такой ход нередко встречается в литературе, правда, в основном, в низкопробной или подростковой. У Рея Брэдбери Гай Монтэг — взрослый и состоявшийся человек, который точно понимает, что он делает. Из него зачем-то создают типичного подростка из типичных «Голодных игр», который практически по щелчку пальцев может кардинально изменить своё мировоззрение. Подлинная драма персонажа, который живёт в описанном Рэем обществе, заключается в мучительном внутреннем противоречии: страх и любопытство, убеждения и сомнения, авантюрность и степенность профессионала. Но этот конфликт показан абсолютно поверхностно, переход от «верного пса системы» к её «яростному врагу» выглядит не как трудный и тяжёлый выбор героя, а как что-то заурядное, простое.

Фактически — Гай Монтэг это не полноценный персонаж, со своим внутренним миром и своей жизнью. Это достаточно простая аллюзия на «безвольную куклу», которую двигают сначала одни силы (правительство, работа, жена), потом другие, так сказать, силы — ведь сложно назвать Клариссу хоть сколько-нибудь серьёзной силой внутри произведения. Далее им командует Фабер, а в конце — живые книги. А сам Гай Монтэг как был человеком-функцией, так на протяжении всего произведения таковым и остаётся.

Уже упомянутая Кларисса — тоже не персонаж, это ещё одна функция. Введя девушку-подростка в сюжет, автор её словами сам говорит с аудиторией, с читателями, в неё вложена речь классического американского философа-проповедника, а потом автор её же и уничтожил, ведь Иисус живой не имеет такого значения, как мёртвый, распятый за грехи.

И третий персонаж, который снова не персонаж — Милдред Монтэг. Это, с моей точки зрения, самая большая литературная ошибка автора. Милдред — далеко не первая «добровольная жертва режима» в различных литературных произведениях. В книгах такие люди нередко предают того, кто ради них рискует жизнью, выбирают «сомы грамм и нету драм» совершенно добровольно и, в целом, влияют на идеологию героя. В рамках данного произведения Брэдбери показано просто абсолютное опустошение. Карикатуру на «порабощённое сознание», человека, полностью погружённого в мир массмедиа. Даже попытка самоубийства, которая при первом прочтении кажется очень ярким и обоснованным порывом личности, перестаёт быть таковой, когда ты полностью видишь сюжет. Милдред не вызывает жалости, она не вызывает даже отвращения. В конфликте между Милдред и Гаем нет психологического накала, хоть автор и пытается его изобразить. Да, в их отношениях есть проблемы, нам даже пытаются показать попытки их решения, и действия Милдред, которая «оживает» буквально на считанные абзацы текста. Но вот конфликта между ними нет. Гай Монтэг показан явным прозревшим и мыслящим человеком, а его жена — моральным инвалидом, не способным к глубоким эмоциям.

Ровно от той же болезни страдает и главный антагонист, капитан Битти. И он тоже человек-функция. Единственное, он функция — написанная с невероятным литературным мастерством. Его речь — прекрасна, монологи, в которых он использует глубокие знания книг, красивую иронию, целые связи публицистических приёмов. Автор нам прямо показывает человека образованного, и выбравшего служить системе. Классического «плохого интеллектуала». Но, к сожалению, автор не захотел превращать его в полноценного персонажа, человека, осознанно выбравшего путь служения тоталитаризму и верящего в то, что он всё делает правильно. Вместо этого нам показали ещё одну красивую функцию, которая прочитала главному герою (и нам) лекцию и была принесена в жертву руками и огнемётом Гая Монтэга.
Конечно, вы легко можете возразить, что Рэй Брэдбери выбрал такой стиль намеренно, это философская притча и показательность, упрощённость механизмов для притчи — допустимый ход. Но это не оправдывает плоскую психологию персонажей, которые так и остаются схемами, не оживающими для читателя. Сам писатель многократно говорил о том, что это его главное произведение в жанре научной фантастики, он сам ставит досадно серьёзную планку для собственного произведения и, на мой взгляд, эта планка намного «выше» произведения.

Дело в том, что поэтичные и яркие образы, которые, без сомнения, есть в этой книге — оторваны от сюжета. Механический пёс, сожжение женщины с книгами, иные отдельные образы — они существуют сами по себе. Они не спасают сюжет, они не влияют на характеры. Эта книга невероятно разрозненна, «порвана», фрагментарна. Она просто не складывается в целостное произведение.
И у неё ровно такой же финал. В самом начале я говорил, что «живые книги», местные спасители человечества, похожи на секту. И это так, маленький религиозный кружок, который не имеет никакого глобального плана, который не может повлиять на расстановку сил, который выступает практически «божественным лучом света», создавая для нас иллюзию хэппи-энда, но в произведении нет хэппи-энда, он пессимистичен.

Нет никакого шанса, что эта маленькая группа способна даже просто существовать в рамках общества. Если они хоть сколько-нибудь усилятся, то будут уничтожены, а без усиления — они не могут существовать. Они — не борцы против системы, они просто сообщество хранителей древних артефактов, которые никак не используются и которые маргинальны для всех остальных.
Это общество как аллюзия на апостолов Иисуса хороша, она даже выполняет свою функцию, но лишь тогда, когда ты читаешь текст в первый раз, когда ты очарован авторским стилем и не замечаешь все очевидные огрехи и недосказанность мира. Показанный уровень технического развития должен быть обеспечен промышленностью, должен быть обеспечен уровнем науки и техники, какой-то отдельной мыслящей прослойкой, которую филигранно описал Олдос Хаксли. Или должны быть рабочие из «1984» Оруэлла, но ничего этого нет. У Брэдбери нет даже правительства, оно — лишь карикатурный фон, нет указания на то, как осуществляется контроль и управление массами, телевизора для этого явно недостаточно, он же не сома. Мир, представленный в произведении, кажется хрупким, неубедительным, таким же фрагментарным, как и весь роман. И в этом главная проблема — притча многое позволяет автору, но нельзя делать свой собственный мир неубедительным, нелогичным по внутренней логике произведения.

У этого романа есть одно преимущество. Тут всё так ярко, эмоционально и красочно написано — что он понятен вообще любому человеку. Не нужно погружаться в сложности, не нужно пытаться увидеть в персонажах людей, и искать в проблемах, которые явно подчеркнул автор, ниточку к реальности и причинам, которыми эти проблемы были вызваны. Роман-притчу можно воспринимать без осмысления или подготовки, брать представленные идеи и активно их цитировать в любой полемике, для подтверждения собственной позиции.

Больше всего меня возмущает в этой ситуации то, что Рэй Брэдбери смог нарушить главный закон литературы – он помешал мне, читателю, отождествлять себя с героями, погружаться в эту выдуманную вселенную. В этом же весь смысл литературы! Хороший автор тот, кто сможет погрузить своего читателя в мир, который никаким другим образом нельзя прожить. Для этого мир должны населять люди, да, выдуманные, но люди!! Мы можем их называть орками, эльфами, зелёными грибами на красной бочке с динамитом, хоть нурглитами – имя неважно. Важно то, что это люди, гипертрофированные в определённых чертах, изменённые всевозможным образом – но люди. Или животные, в конце концов. Читателю… нет, конкретно мне нужна возможность погрузится в литературный шедевр, а Рэй отнимает у меня это право, населяя мир не людьми, а функциями! И, обиднее всего то, что, я это понимаю не сразу.

Ещё больше (хотя куда уже больше?) огорчает тот факт, что такая простота – это одна из причин невероятной популярности романа. У Брэдбери получилось создать уникальное сочетание прекрасного в эмоциональном плане текста, который припорошён лёгкими нотками антиутопии, сдобрен очевидными для любого читателя ореолом социальных проблем, а уже массовым читателем и критиками вознесён до вершин современной (на тот момент) и классической (на настоящий момент) литературы. Получается, у нас сейчас среди однозначно признанных классических книг находится одно из произведений, которое нарушает базовый и самый главный закон литературы. Я вполне искренне могу назвать эту книгу самым посредственным литературным шедевром, который, прочитав лишь раз, легко «западает в душу», но который с каждым следующим прочтением превращается из «лучшей антиутопии» превращается в невкусный фантик от конфеты, который поначалу был принят за конфету и жевался с упоением.

P.S. В этом плане, Брэдбери, в некотором смысле, повторил путь Джорджа Оруэлла, став классиком, которого никто не читает. На протяжении текста мне многократно хотелось сделать это сравнение, но оно требует обоснования. И это обоснование — есть, правда, мне для этого потребовалось целых 14 заметок на исторической кошке. Вот тут, по ссылке, они доступны по гиперссылке. Предлагаю всем желающим с ними ознакомится и решить, действительно ли ситуации с «нечитаемым классиком» столь похожи?

Подпишись на CatGeek, чтобы ежедневно получать отборный контент!