Ноябрьская революция в Германии. Часть 3
Берлин к концу декабря 1918 года был просто наводнён различными “революционными” вооруженными отрядами. Левые отряды республиканской солдатской самообороны, сформированные из бойцов армейских частей дислоцированных в городе, и Народная Морская Дивизия, сформированная из кильских матросов, были формально основной опорой революционного правительства. Фактически же данные вооруженные формирования всё больше подпадали под влияние НСДПГ, и если солдаты еще сохраняли верность правительству, то матросы, считавшие себя истинными защитниками революции, относились к Эберту и Ко с недоверием.
И так недовольные пробуксовкой революции солдаты и матросы, столкнулись с тем, что правительство не может и не хочет выплачивать им в полной мере довольствие (так как эти отряды не проходили по военному ведомству, то и финансирование их шло через одно место). Попытки разрешить проблему не привели ни к чему, и 23 декабря конфликт перерос в вооруженное столкновение между оставшимися верными правительству солдатами и революционными матросами, которое солдаты проиграли. Уже 24 числа матросы контролировали весь центр столицы, единственное, что останавливало их от захвата власти - отсутствие среди них лидера, готового пойти на это.
Грёнер, с согласия Эберта, отдал приказ генералу Лекуи войти со своими частями в город и провести зачистку, но, как и месяцем ранее, эффект оказался противоположный. На сторону матросов встали красногвардейцы-спартаковцы из рабочих и служащих, а также часть бойцов из республиканской солдатской обороны. Но, что еще опаснее, на стороне “восставших” выступили силы берлинской полиции, подчиняющиеся полицай-президенту из прусского кабинета Гофмана. Тем самым Прусский кабинет, по сути, сам принимал сторону восставших.
В завязавшихся боях солдаты Лекуи в такой ситуации довольно быстро потеряли боевой дух и были выведены из города, пока разложение их окончательно не дезорганизовало. Это было поражение правительства, слабость которого теперь стала очевидна всем, а Эберт вынужден был пойти на уступки матросам. Попытка вооруженного подавления беспорядков стала последней каплей для независимых, обвинивших правительство в потакании военным и контрреволюции. НСДПГ вышла из коалиции, теперь все места в правительстве были за СДПГ.
Видя всё происходящее как прямой путь к большевистской революции, генералитет всё больше приходил к убеждению, что армия должна занять более активную позицию. По опыту введения в Берлин фронтовых частей, Грёнер понимал, что удержать от разложения проведших на фронте несколько лет солдат не удастся - армейские части были слишком разнородны и быстро поддавались пропаганде. Кроме того, Грёнер был убежден, что в обновленной армии требуется сохранить прусский дух, в том числе выраженный в аполитичности, что резко расходилось с требованиями момента. Поэтому генерал-квартирмейстер одобрил, естественно неофициально, создание добровольных ополчений из наиболее консервативно настроенных ветеранов - Фрайкор (Freikorps). Идеологически заряженных на противостояние большевизму бойцов будет чрезвычайно сложно распропагандировать, правда, и обуздать спущенного с поводка бешеного пса тоже будет непросто. Но на этот риск военные были готовы пойти.
В декабре части фрайкоров стали возникать по всей стране, чему способствовала продолжающаяся демобилизация, высвобождавшая большое количество офицеров и солдат с опытом службы. Фрайкоры создавались либо на базе распускаемых воинских частей, либо “ушедшими в отпуск” офицерами по месту их жительства. Так как большая часть военных складов находилась под контролем у солдатских советов, военные закрывали глаза на переход вооружения от демобилизуемых армейских частей мимо складов прямо в руки фрайкоровцев. Столь элегантное решение позволяло армии формально снять с себя ответственность за дальнейшие события, но, в то же время, получить рычаг влияния на ситуацию.
Большую поддержку в организации добровольцев сыграл уже знакомый нам Густав Носке, назначенный после рождественских боёв ответственным за военную и морские сферы в правительстве (проще говоря, министром обороны). Носке, сам организовавший в Киле в бытность бургомистром свой фрайкор, вероятно, имел связи с военными, так как, заняв министерское кресло, полностью поддержал идею - фрайкоры должны были стать противовесом левым самооборонам и опорой правительства на время, пока не удастся окончательно задавить революционные настроения. Таким образом, уже к концу декабря сформировалось мощное контрреволюционное по своей сути вооруженное движение, поддерживающее революционное правительство. Иронично, не правда ли?
Для общественной же жизни Берлина итогом рождественских боёв стала ещё большая поляризация общества. Действиями правительства были недовольны все: правые - непоследовательностью в проведении жесткой линии, левые - слишком жесткой реакцией и привлечением к подавлению протестов армии. Что еще хуже, рабочие Берлина видели в действиях армии нарастающую контрреволюцию и, в массе своей, всё больше левели. СДПГ пыталось через свою газету “Форвартс” объяснить, что они все еще на революционной позиции, но слова и действия правительства в данном случае расходились. Единственное, в чем повезло Эберту с рождественскими боями, что за протестом Морской Дивизии не стояло людей, готовых взять власть в стране в свои руки - ни движение “Спартак”, ни НСДПГ оказались просто не готовы к такому сценарию. Но никто не давал гарантии, что, при повторении подобных событий, на вопрос “может ли кто-то назвать партию, которая бы рискнула взять в свои руки власть и принять на себя ответственность за все происходящее?”, никто не произнесёт заветных: “Есть такая партия!”. И вы уже, вероятно, догадались, кто это будет?
В конце декабря 1918 года нерешительность и отсутствие единой позиции по советской форме власти, привели к окончательному отделению движения “Спартак” от НСДПГ. 29 декабря в Берлине открылся установочный съезд Коммунистической партии Германии, в которую вошли спартакисты, часть революционных старост, а также “Интернациональные коммунисты Германии”, представлявшие революционные круги Гамбурга и Бремена. Последние вошли в состав КПГ только благодаря деятельности представителя большевиков Радека (пламенного революционера, специалиста по Германии и героя мрачного по смыслу анекдота советских времён), который убедил “интернациональных коммунистов”, ориентированных скорее на Москву, чем на Берлин, в необходимости создания единого коммунистического-марксистского фронта внутри Германии.
Большая часть делегатов съезда были квалифицированными рабочими и т.н. трудовой интеллигенцией, т.е. были уважаемыми в рабочей среде людьми, с неплохим образованием и заработками. Тем удивительнее может показаться , что именно они требовали от лидеров новообразованной партии - Розы Люксембург и Карла Либкнехта - немедленного начала вооруженной борьбы с целью как можно более скорого установления советской власти. Делегаты съезда были очарованы возможными перспективами преобразований и, в отличии от СДПГ, не боялись гражданской войны, уверенные в классовой солидарности угнетённых и быстрой победе над контрреволюционными элементами. Тем более, что опасения нарастания со временем контрреволюции у них были небеспочвенны.
Лидеры КПГ, сомневавшиеся в необходимости немедленного восстания и осознававшие, что позиции партии во многих регионах слабы, пытались дать отпор радикалам. Но, чем дольше длились дебаты, тем больше иллюзии о скоротечной победе и строительстве коммунистической утопии захватывали их умы. Роза Люксембург сумела продавить съезд на принятие резолюции с формулировкой, что власть КПГ возьмет, только получив ясное проявление воли рабочего класса всей Германии. Но слова эти значили мало, так как для многих делегатов такая воля была уже самоочевидна – они же её и выражали.
И Либкнехт, и Люксембург хотели участия в выборах в парламент, но, руководствуясь, о ужас, демократическими принципами, приняли желания большинства делегатов бойкотировать выборы и взять курс на восстание. Единственным, кто пытался отговорить их, был Радек, выражавший в данном случае не только свою убежденность в преждевременности выступления, но и позицию Ленина. При всей схожести с ситуацией 1917 года в России, положение КПГ скорее соответствовало таковому в июне месяце, когда РСДРП(б) уже имела достаточно высокую поддержку в Петрограде, но практически не имела ячеек в регионах.
При этом ситуация усугублялась тем, что СДПГ хоть и потеряла свою привлекательность для многих революционно настроенных граждан, но её влияние всё еще было сильно, она имела поддержку армии и региональных правительств. Последний пункт тоже добавлял проблем, так как если большевикам было достаточно свергнуть одно центральное правительство, то КПГ необходимо было установить контроль над всеми местными правительствами. Для этого требовалось иметь сильную базу поддержки в регионах, но её партия, появившаяся всего 2 дня назад, попросту не имела - разрозненные коммунистические ячейки нередко не имели постоянной связи не только друг с другом, но даже с Берлином, полагаясь на собственное чутьё и удачу. Довольно иронично, что большевик Радек видел все эти проблемы, а члены КПГ нет.
Тем временем в Берлине обстановка накалялась. 3 января 1919 года вслед за представителями НСДПГ в правительстве республики, свои посты добровольно оставил прусский кабинет Гофмана. Все, кроме полицай-президента Эйхгорна. СДПГ, уже имевшая зуб на него за участие в рождественских боях на стороне восставших, потребовала немедленного ухода, а когда тот отказался, на следующий день просто принудительно отправила в отставку. Такой поступок был воспринят столичными левыми массами, как еще один признак контрреволюции, и на 5 января НСДПГ, революционные старосты и КПГ назначили демонстрацию.
Но демонстрация почти сразу пошла не по плану: пока лидеры совещались в здании полицай-президиума (sic!), толпа на улицах начала захватывать здания, принадлежащие СДПГ и правительству. Для лидеров протеста такой настрой толпы стал неожиданностью, еще больший шок был, когда командир Народной Морской дивизии заявил, что она и весь берлинский гарнизон полностью переходят на сторону революции против предателей её дела Эберта и Шейдемана. Лидеры протестного движения в очередной раз оказались не готовы к началу вооруженной борьбы, но под давлением членов своей партии Либкнехт и Люксембург призвали к продолжению восстания, хотя Радек и пытался их отговорить от этого. Получалась презабавная ситуация, что лидеры восстания, стали таковыми поневоле, просто так получилось.
В течении трех дней власть в Берлине была практически целиком в руках восставших, но первоначальное воодушевление вскоре сменилось тревогой: большая часть берлинского гарнизона, вопреки распространяемым слухам, осталась верна властям, других массовых выступлений по стране в поддержку новой революции было немного, а вот власти начали консолидировать вокруг себя силы, способные дать отпор восставшим. Эберт, опасаясь, что еще одно отступление перед явным мятежом, может окончательно пошатнуть веру в способности СДПГ к управлению страной, принял тяжелое решение подавлять восстание силой.
7 января Носке со словами “Извольте! Кто-то же должен быть кровавым псом” принял, не без радостного воодушевления, на себя командование операцией по зачистке столицы (третьей за два месяца). Под его руководством оказались верные полки берлинского гарнизона, республиканская солдатская оборона (те части, что не примкнули к восставшим) и части фрайкоров. Правительственные войска состояли из солдат с фронтовым опытом и были гораздо лучше вооружены, их поддерживала артиллерия, бронеавтомобили и даже танки. Хуже того, когда моряки поняли, что против них идут силы, с которыми им не справиться, они быстренько сделали вид, что не при делах и перекрасились в нейтралов. Итог восстания был предсказуем.
11 января начался штурм города, при этом Носке отдал устный приказ не щадить никого - расстреливать на месте любого человека с оружием или подозрением на него. Закономерным итогом стали сотни погибших, не только восставших, но и мирных жителей, оказавшихся слишком близко к зоне боевых действий. После установления контроля над городом фрайкоровцы начали самосуды над коммунистами и сочувствующими: 15 января Карл Либкнехт и Роза Люксембург были вытащены из своих квартир и убиты офицерами. Всего же в вакханалии самосудов погибло около 2000 человек. Позже в газетах будут распространяться новости, что восставших коммунистов и их лидеров убивали сами берлинцы. Мятеж был подавлен, но сказав А, сказать Б и запретить КПГ Эберт не решился, опасаясь радикализации борьбы, тем более, что, хотя успехи именно КПГ были невелики, сама страна бурлила и трещала по швам.
За пределами Берлина единственным успехом восставших стало провозглашение Советской республики в Бремене. После подавления восстания в Берлине, Носке решил на примере Бремена показать, что будет с любым мятежом против правительства. Итог, правда, оказался скорее комичным - штурм крупного промышленного центра с населением в несколько сотен тысяч человек обошёлся в 24 убитых солдата правительственным силам и в 28 солдат и 29 гражданских - восставшим. Всего силам правительства оказывали сопротивление не больше полутысячи человек…
Восстание спартаковцев стало несомненно ярким, но не главным событием января в политической жизни Германии. Одной из причин, побудивших спартаковцев немедленно попытаться взять власть в свои руки, были намеченные на 19 января 1919 года выборы в парламент. У СДПГ были большие надежды на них: оседлав революцию, социал-демократы намеривались добиться на выборах подавляющего числа голосов, став не просто легитимной, но поистине народной властью.
Ещё в ноябре-декабре для обеспечения честных выборов была проведена избирательная реформа. Во-первых, были перенарезаны избирательные округа, устраняя диспропорцию в представительстве городских и сельских районов. Во-вторых, было введено всеобщее избирательное право для всех граждан старше 20 лет, тем самым Германия стала второй страной Европы, где женщины были допущены к выборам (первая была Россия, хых). Обе эти меры должны были по замыслу соцдемов увеличить поддержку СДПГ среди рабочего класса и женщин. Но вышло совсем не как ожидалось, и виной тому были успехи СДПГ в демобилизации армии.
В декабре 1918 года начался процесс поэтапного вывода в тыл и демобилизации солдат. Революционное правительство, здраво рассудив, что толпы безработных с военным опытом им не нужны, решилось на чрезвычайную меру: все фирмы страны были обязаны принять работников на их старые должности. Таким образом удалось почти в одночасье трудоустроить большую часть (из 8 миллионов армии на ноябрь 1918 года) демобилизовавшихся. Но сделано это было ценой сокращения рабочих мест, занятых женщинами. Несложно догадаться, что в довольно тяжёлых условиях послевоенной Германии женщины, оставшиеся без работы, особой любви к соцдемам не испытывали.
Свинью подложил и уже упоминавшийся ранее бывший глава Прусского кабинета Адольф Гофман. Своей кипучей антиклерикальной деятельностью он умудрился настроить верующих против себя и социал-демократов, причём всех – и католиков, и лютеран, так как верующим тонкости различий между СДПГ и НСДПГ были по барабану. А так как среди женщин доля верующих была выше, то можно смело утверждать, что от введения всеобщего избирательного права СДПГ больше всех и потеряло, не сумев завоевать симпатий новых избирателей.
Итоги выборов для СДПГ были не то, чтобы хороши. С одной стороны, по сравнению с 1912 годом партия улучшила свой результат на 3% и получила 37,9% мест в парламенте. А если учесть ещё и отделившуюся НСДПГ с её 7,6%, то рост был уже в 10% избирателей. Но это было вовсе не то, чего ожидали соцдемы – никакой убедительной победы, даже объединившись, не было. Партии не смогли бы сформировать коалицию большинства, а значит и надежды на легитимацию курса на социализм через выборы рухнули.
Теперь для удержания власти в стране требовалось создать коалицию большинства с не-левыми силами. На ум сразу просилась уже бывшая эффективной коалиция СДПГ-НСДПГ-Партия Центра (католики), но из-за резкого антиклерикального крена НСДПГ, никакие варианты блокирования с «верунами» ими даже не рассматривались. Более того, НСДПГ в принципе была не готова блокироваться с любой не-левой силой, а других, кроме СДПГ, левых партий больше и не было. И тогда, дабы не допустить ввержение страны в политический кризис, СДПГ вынуждена была сделать ещё один маленький шажок назад и создать коалицию вместе с Партией Центра и Немецкой демократической партией (ДДП). Так на глазах у изумлённых немцев рождалась Веймарская коалиция.
Название своё этот «невозможный союз» получил по городу Веймар, где было принято решение организовать заседания Учредительного конституционного собрания. Место было выбрано совершенно неслучайно: во-первых, это практически географический центр Германии, что символично; во-вторых, Берлин после событий конца 1918 года не без оснований считался слишком опасным и нестабильным городом, поэтому требовалось удалить законодателей на время из столицы. Формирование коалиции в таком формате было полным поражением СДПГ: партия теперь была первой среди равных и вынуждена была считаться с мнением других коллег по коалиции. Все прежние идеи о том, что, получив народный мандат, можно будет начать писать подлинно социалистическую конституцию, пришлось отложить на потом.
Уже в начале февраля, пока в Веймаре только-только собирались делегаты, в Берлине был избран временный президент Рейха – им стал глава СДПГ Эберт. После чего рейхспрезидент отдал пост рейхсканцлера своему коллеге по партии Шейдеману. Формально, две ключевые позиции в иерархии республики были у соцдемов, но по факту, они были вынуждены постоянно искать компромисс с коллегами по коалиции. Тем более, что ситуация в стране снова начала выходить из-под контроля.
Начиналось всё довольно безобидно. После победы революции и достижения соглашения между правительством и промышленниками, в стране начался постепенный процесс роста зарплат для повышения благосостояния рабочих. Делалось это с одной единственной целью: выбить экономическую основу из-под протестных настроений. Благое, на первый взгляд, дело привело к вполне ожидаемому экономистами процессу: рост зарплат спровоцировал рост инфляции. Так как большая часть экономики представляла из себя производственный сектор, то подобная ситуация оказалась вполне приемлемой для работодателей: можно до бесконечности повышать оплату труда, повышая при этом стоимость продукции, тем самым, отыгрывая потери. Главным условием работоспособности такой схемы была стабильная печать правительством денег, с чем оно пока справлялось.
Но рабочий класс Германии такой подлянки не понял. Формально зарплаты растут, а по факту купить на них всё также можно немногое. Подобное положение вещей уже в феврале 1919 года настолько разозлило рабочих, что по стране прокатились массовые стачки. Пионерами в этом процессе были шахтёры, которые, не без оснований, считали свой труд самым тяжёлым и при этом самым недооценённым. Главным требованием протестующих была советизация экономики: передача управления предприятиями советам рабочих. Идея эта, хотя и была, по сути, одним из пунктов программы СДПГ во время прихода к власти, на данный момент была нереализуема из-за позиции участников коалиции. К началу марта к выступлениям присоединились почти все работники угольной и химической промышленности, а в стране была объявлена всеобщая стачка.
Находясь перед перспективой коллапса экономики из-за забастовок, правительство приняло решение идти на переговоры. Для улучшения переговорных позиций и раскола стачечного движения (среди участников которого было много членов самой СДПГ) были активно применены меры физического принуждения, в виде фрайкоров, и экономического: рабочим, согласным на прекращение забастовки и сохранение старых условий труда, обещали различные бонусы и надбавки в будущем. В итоге, в начале марта удалось вернуть большую часть рабочих на заводы. Но, к этому моменту сильно осложнилась ситуация в Берлине. Там всеобщая забастовка довольно быстро перешла в антиправительственные митинги, которые, опасаясь повторения январских событий, снова жестоко подавили. В ходе внесудебных расправ, устроенных военным министром Носке, погибло не меньше 1000 человек, многие из которых вообще не принимали участия в вооружённом противостоянии с фрайкорами.
Не успели закончиться бои в Берлине, как полыхнуло в Баварии. Там в результате довольно запутанной череды событий, рассматривать которую в рамках данной статьи не имеет никакого смысла, была образована «Баварская советская республика», сразу же объявившая о своём нежелании сотрудничать с предателями революции Шейдеманом и Эбертом. Баварская республика не обладала ни внутренней стабильностью (меньше чем через месяц её существования из-за кризиса власти там произошёл коммунистический переворот), ни экономической состоятельностью (советская власть попросту не смогла наладить функционирование экономики в условиях экономической блокады со стороны остальной Германии).
Более того, её руководство даже не имело массовой поддержки, оказавшись у руля скорее из-за кризиса и апатии среди всех не-левых сил. Итогом же существования Баварской республики стала кровавая, во многом опять же показательно жестокая, зачистка фрайкорами Мюнхена. Всего в ходе подавления было убито 600 человек, при этом половина из них были гражданскими. После подавления восстания Бавария станет оплотом антикоммунизма и антисемитизма (многие из лидеров советской республики были евреями). И именно в эти дни, в Мюнхене, начнёт восхождение по политической лестнице молодой ветеран-ефрейтор со смешными усиками.
При этом подавление Баварской республики не означало умиротворения в Германии. Стачечное движение всё ещё было в силе, фрайкоры носились по стране, где угрозой, а где и прямым насилием, загоняя рабочих на заводы. К маю ситуацию удалось относительно стабилизировать, но в этот момент взорвалась очередная мина под основанием республики…
Подписывайся на телеграм-канал Cat_Cat, чтобы не пропустить интересные посты
НА КОРМ КОТИКАМ ---> 💰