Письмо Александра Чехова, на которое отвечает Антон (20 мая 1888, Петербург )
Никогда ещё чувство паскудной зависти не было во мне так сильно, как теперь. Среди своей больнично-лазаретной обстановки я завидую тебе, живущему на Псёле среди зелени. С большим бы удовольствием я побывал бы на твоём месте, хотя и не желал бы, чтобы ты из вежливости захотел посидеть хоть один часок в моей шкуре.
С Анной дело затянулось. По толкованиям врачей, которые единогласно пришли к заключению, что болезнь сидит неизвестно где и обнаружится только по вскрытии, — Анна может умереть через неделю, а может протянуть в таком же лежачем положении и годы, но выздороветь не может. Выходит нечто сложенно- продлинновенное, неопределенное и скверное, озлобляющее и угнетающее с развязкой где-то в будущем столетии. Жизнь течёт вне колеи в постоянном ожидании чего-то. Нервы глупо одеревенели, все опротивело, и не только жить по-человечески, даже жрать путем не хочется. Ходишь, как пришибленная собака, которую хотели убить, но не добили, а только повредили в мозгу какой-то центрик. А хуже всего то, что работать не всегда возможно свободно. Чуть опоздаешь ночью, беда: Анна всю ночь не спит и чего-то боится. А на меня возложены загородные театры и кабаки. Довольно, впрочем, обо мне. Долго я тебе не писал из боязни заскулить и нагнать на тебя тоску. Не удалось и теперь остеречься.
Посылаю тебе 30 руб. за «Сумерки», которые теперь уже начаты вторым изданием. «Рассказы» я тебе выслал 10 штук на веленевой бумаге; в редакции посылаю и разношу тоже веленевые по распоряжению генерала, который сегодня уезжает и, кажется, по дороге в Феодосию хочет заехать к тебе. По крайней мере, собирался. Плещеев père (литературная вдова) тоже хочет ехать к тебе и заранее плачет, что может не потрафить и попасть в Сумы тогда, когда ты будешь в Кубани.
«Рассказы» выпущены на французский лад: отпечатано 1500 экз. Половина выпущена, а остальные экз. сложены в кладовой и выйдут в своё время с новой обложкой вторым изданием. Слава твоя пойдёт быстрее. С «Сумерками», вероятно, проделается то же самое. Эта мысль принадлежит Суворину. Старых сумерек осталось еще около 250 экз.
Баста. Писать более нечего, хотя поболтать и очень хочется. Когда я тебе напишу — и сам не знаю. Ни за что браться не хочется. Всё опротивело. Пишу только для пятаков и только репортерские вещи. Творчества — ни-ни. Чувствую всеми косточками, что мне надо отдохнуть от житейских пакостей.
Будь здоров. Некая писательница Виницкая поймала меня в вагоне конки, благодарила меня за то, что я написал твои произведения, и, узнав свою ошибку, велела переслать тебе её поклон: гению в штанах от гения в юбке. Получай.
Анну лечат: Кнох, Городецкий, Васильчиков (Мариинская больница) и ассистент Боткина Яновский. Все за исключением Кноха делают мне вежливые упреки за вручение им гонорара, но тем не менее забирают в свои карманы все мои заработки. Один только аптекарь дерёт добросовестно и без упреков.
Будь оно неладно, всё это херомантийное сплетение нелепостей.
Родичей понаехало Анниных за наследством страх сколько! Объявились и такие, которые только теперь имели честь представиться... Обедают, чай пьют...
P.S. Письмо твоё о детях получил. Тетке Федосье детей не отдам. Стара и вообще дыня. Я сам у неё воспитывался в детстве, многое помню и потому именно и не решусь поручить ей детей.