МЕЖБИЖЕР И ОЧКИ
И чего Межбижера занесло на Староконный рынок? Хрен его знает! Занесло… Может, кто-то подвез. Короче, вот Староконка, вот Межбижер. Ходит, присматривается. Тут книгами торгуют, тут рыбками, собаки с кошками само собой, голуби-засранцы. Ну, и ряды, конечно, со всяким барахлом. Гайки, шайбы, чашки, плошки, ремни и… очки. Как увидел эти очки Межбижер, так понял, что только о них всю жизнь и страдал. Оправа, с понтом, золотая, тоненькая. А главное, целая! Никакой такой проволоки для укрепления не наблюдается. И стекла чистые… Померил очки Межбижер. Как на него заделанные! И видно почти все. Короче, дожил Межбижер до того, что цену спросил. А цена мелкой оказалась. Всего рубль. Даже Межбижер торговаться не стал. Купил очки и на себе понес в трамвай. Потому как, в очках на Староконке делать нечего. Всего-то у Межбижера рубль и пятнадцать копеек имелось. Рубль за обновку, а на пятнадцать копеек ничего путного не приобретешь. Тем более, обратно добираться надобно.
И пошел на остановку трамвая № 5 Межбижер. А там уже пассажиры и карманники тасуются. Пассажиров много, а карманников мало. По два-три на вагон. Больше, говорят, не помещается. В общем, стоят они все и трамвая ждут терпеливо. У нас в городе на трамваях только терпеливые и ездят. В общем, стоит Межбижер на остановке, трамвай из-за угла высматривает. А его самого, тем временем, карманник присмотрел. А чего? В таких очках человек! Ну не меньше пяти рублей снять можно.
Дождались Межбижер и карманник трамвая. Втиснулись. Межбижер бы сам не смог, да вор подсобил. Межбижер о нем даже тепло подумал. А уж, что вор о Межбижере подумал, когда карманы его обшмонал, приводить не стану. Вдруг кто, читаючи, в обморок брякнется. Мне это надо? Но изъял злодей межбижеровский пятиалтынный. И вышел на остановке. А Межбижер дальше поехал. Но не далеко. Потому что, кондуктор в трамвае имеется, интересы державы блюдет. И как эта тетя шестипудовая вагон туда-сюда насквозь проходит? Может, у них, у кондукторов мазь специальная есть?
Короче, возникает эта тетя перед Межбижером и насчет билета интересуется. Тот по карманам шасть, шасть, а денег-то и нет! Признался кондукторше Межбижер, что денег нет. А та и рот раскрыла. Черный донельзя. Такие тексты выдала, что мадам Берсон рядом с ней гимназисткой показалась бы. Пересказывать не стану. А то меня даже в рыбные ряды Привоза пускать перестанут.
Выслушал концерт Межбижер, а потом выброшен был на улицу в качестве зайца. Кстати, около этого самого Привоза. Ну, и куда ему теперь деваться? Домой, на Жуковского, ох, как далеко! Сразу и не дойдешь. А что делать?
Идет Межбижер весь из себя несчастный, но в очках. До Пушкинской кое-как дошел. До Собора. А там шум и благолепие. Не то венчают, не то отпевают, короче, конфеты разбрасывают и крупу какую-то дефицитную. Подобрал Межбижер пару конфет «Дюшес» для укрепления сил пошатнувшихся очень. Стоит, конфетку сосет, глаза потупил.
— Феня, смотри — такой приличный человек, в очках, а уже милостыню просит! — это одна тетка другой говорит и Межбижеру двадцать копеек выдает. А другая тетка, чтоб не отстать, тоже двугривенным Межбижера наградила. Тут и остальной народ спохватился — что же это деется — стоит старичок, в очках, милостыней не охваченный. И давай Межбижера вознаграждать. Кто гривенником, а кто и рублевкой.
Только, очень это местным, кадровым нищим не понравилось. И то. Люди учились, деньги немалые за место отвалили, а тут приходит фраер в очках и на кровное покушается. Подвалили от них гонцы к Межбижеру.
— Ты откуда такой шустрый взялся? — пытают.
— Со Староконки! — честно ответил Межбижер.
— А-а, стало быть, с Молдаванки?
Тут у местных заминка вышла. О ту пору молдаванские большой авторитет держали. Тронешь этого сухостойного старика, а потом отмазывайся.
— Короче, — говорят Межбижеру. — Вали временно отсюда. Свою мазу приведешь, права прокачаем, тогда и решим, где тебе стоять и за сколько.
Межбижер спорить не стал. И ушел себе. С деньгами. И очки целы. Сел в троллейбус и домой поехал. По-честному. С билетом.
Дома по карманам порылся, деньги сосчитал и обрадовался очень. Девять рублей, пятьдесят шесть копеек за плевое стояние. Даже сперва подумал, что не худо бы еще как-нибудь под храм прошвырнуться, а потом вспомнил, что еле ноги унес и перестал. Так и живёт теперь без приработка. Зато в очках. Он их почти не снимает. Считает, что они к удаче.