Прогноз
Каждый вечер звонил телефон. Муж кричал:
Мы жили на пятом. Аська на втором. В однокомнатной. Аська, Сенька и сынок Вадик. Сенька был красив и похож на одного из трёх богатырей. Правда, еврейского происхождения и без коня. Аська тоже была красива. А Вадик - страшно красив. Сенька работал в наладке, всегда отсутствовал, а мы с Аськой на пяти метрах ее кухни до утра курили и обсуждали текущий момент.
У Аськи текущим моментом всегда был только Сенька и только Вадик. Сeньку она подозревала во всем: в изменах, пьянстве, пристрастии к азартным играм.
— Я знаю только нюансы, - вздыхала Аська.
Про нюансы я не спрашивала, не была уверена, что значения иностранных слов ей доподлинно известны. Недостаток образования Аська компенсировала красотой и общительностью. И эти два качества ей были необходимы в работе. А работала она диспетчером на стоянке такси у Бессарабского рынка. Самое мандариновое место. С работы Аська приезжала на такси и в подъезде ещё долго пахло мандаринами. Все жили за железным занавесом и только на Аськиной пятиметровой кухне можно было чуть-чуть за этот занавес заглянуть. Она вонзала нож в золотистый ананас, я закрывала глаза и вдыхала запах иных миров. Потом Аська расчищала карманы. Почему-то таксисты расплачивались с ней трешками. Прятать их надо было в недосягаемых местах. Она очищала закрома при мне и если где-то хрустело, радостно вскрикивала:
Каждую трешку поглаживала и складывала в стопочку. Потом доставала коробку с двойным дном, сверху лежали туфли, а под ними зеленели трёшки.
— Сенька ничего не знает. Тайна вклада, - почему-то говорила шепотом и опять прятала коробку.
Я смотрела на трешки почти без зависти. Почти. Я тоже любила трешки. Но водились у меня, в основном, рубли.
Так продолжалось ещё несколько лет. Нюансы вылились в подозрения, подозрения в факты и Сенька покинул однокомнатную, захватив крем для бритья, помазок и пару костюмов. Половина текущего момента исчезла и теперь все обрушилось на Вадика. Любовь, любовь, любовь и материальные блага. Вадик принимал это стойко. Иногда мотал головой, топал ножкой и требовал поменять один бренд на другой. А мне трудно было быть объективной, потому что, если Вадик от чего-то отказывался, мотал головой, крутил носом или просто вырастал, то часть материальных благ: игрушки, шубки, ботиночки, доставалась моему сыну. Аська была щедрой, отдавала все.
Раз в неделю я брала сына за руку и мы шли на базар. Покупать и пробовать. Продавцы сами протягивали.
Он долго стоял с ягодкой в руке.
Потом мы покупали стакан земляники аж за рубль пятьдесят и вместе съедали: ягодка ему, ягодка мне. И тут нам встретилась Аська. Помню ее страшный взгляд.
— Ну ты и мать! Первую землянику — и себе в рот! За рубль пятьдесят! Да у меня бы..., — и она долго говорила, что бы и где бы у неё отсохло, если бы она взяла себе хоть ягодку. Ягодку! Я закрыла уши трехлетнему человечку.
— Слушай, Аська! Вот мой прогноз. Пройдёт много лет. У тебя выпадут зубы и волосы, глаза устанут видеть, а уши слышать. Ты будешь сидеть у окошка и ждать, когда твой Вадик придёт и подаст положенный стакан воды. А он всё не идёт. О чем подумаешь? — Так мне и надо, — подумаешь. — Зачем я отдавала ему целый стакан и ни одной ягодки себе? — Пройдёт много лет, и у меня кое-что выпадет, я тоже буду сидеть у окошка. И мой любимый сынок не идет. О чем подумаю я? — Правильно! Правильно сделала — не отдала ему всё. Съела половину. Потому что тоже люблю землянику. Вот такой прогноз.
Через пару лет она вынула из коробки все трёшки и купила двухкомнатную квартиру. А потом на смену увядающей Аське диспетчером у Бессарабского рынка стала «дуже гарна» Галя. А потом пятнадцатилетний Вадик попросил маму освободить спальню и уложил туда даму лет тридцати. А потом Вадик проиграл в карты и спальню, и столовую, и даже коридор. А потом он собрал манатки и заставил Аську сделать то же самое. А потом он оставил ее точно в такой же однокомнатной, правда, в германском городке. А потом он, пользуясь умом и приятной наружностью, зарабатывал и тратил, тратил и зарабатывал. А потом следы его затерялись и отыскать их не мог даже Интерпол. Тем более, Аська.
С Аськой мы встретились в ее германском городке. Прошло много лет. Мы крепко обнялись. Я долго на неё смотрела.
— Что? Смотришь на месте ли зубы? - и она улыбнулась фарфоровой улыбкой.
— Дорогая у тебя улыбка, — я вспомнила коробку с трешками.
— Так я ж на трех работах, — она дала понять, что зубы заработаны тяжелым трудом.
Мы поднялись на третий этаж, она открыла дверь. Все было на своих местах: немецкая «Хельга», китайская ширма, чешские полки, индийские вазы, хрустальная ладья и сервиз «Мадонна» на двадцать четыре персоны. Только одна стена была неузнаваемой. Стена-иконостас. От плинтуса к потолку поднимались ряды с фотографиями ее Бога. Вадик в пеленках, трусиках и шортах, в Крыму и на Кавказе, на качелях и каруселях, утренниках и вечеринках - Вадик, Вадик, Вадик! Хотелось спросить, но передумала, пусть сама расскажет.
— А пойдём на кухню, — ушла от вопросов Аська и мы пошли на любимую территорию.
Те же пять метров. Курить мы бросили. Она открыла вино, поставила хрустальные стопки, на одной сколотый край.
— Я ее помню,— взяла в руки стопку.
— Да, — кивнула Аська. — Жалко выбросить.
И мы, не сговариваясь, заплакали.
А потом мы пили сладкое вино, у неё заблестели глаза, порозовели щеки и, хорошо прищурившись, можно было разглядеть прежнюю Аську. И как прежняя Аська, она разговорилась. Сказала, что Сенька живет в Испании, у него трое детей от трёх жён. И все равно он ей иногда снится. Желающих овладеть ее сердцем и жилплощадью было много, но... Она замолчала. Мне и без ее слов было ясно, что Сенька до сих пор всё ещё маячит впереди, догнать и перегнать его никто не может.
А потом мы прикончили бутылку. Не переставая звонил телефон и она всем сообщала обо мне.
— Они тебя знают, я рассказывала. У меня здесь много подруг, — Аська собрала стопки и я поняла, что дальше этой темы она не пойдёт.
А потом пришло время прощаться. Аська пыталась впихнуть в мою сумку какие-то сувениры, бутерброды. Когда выходили, обнялись. И она сказала только три слова:
Я не пыталась возразить. И ничего не спросила.
Дома меня ждала записка от сына. «Приходил. У окошка не застал. Стакан воды в холодильнике. Как ты любишь. С газом».