История школьного звонка в США
О чем поговорим сегодня
Короткой строкой: звонок для учителя
История школьного звонка не сводится к подготовке учеников для заводской работы, как принято думать. Его использование связано с реформами образования и безопасностью, а не только с дисциплиной. Звонок имел разные задачи, включая управление временем и упорядочение учебного процесса, что помогало улучшить пунктуальность и организованность в школах.
Ссылка на оригинал статьи: https://hackeducation.com/2022/01/30/bell
Я готов поспорить, что это самая распространённая история об образовательных технологиях, которую рассказывают с большим энтузиазмом и частотой, чем истории о том, что компьютеры революционизируют процесс обучения или что вы можете научиться чему угодно на YouTube.
Недавно, когда мы обсуждали современную систему образования, кто-то вспомнил эту историю: школьный звонок был введён, чтобы приучить учеников к жизни фабричных рабочих, научить их двигаться и реагировать по команде, а также разделить их день на отрезки времени, продиктованные машиной, а не ритмами доиндустриальной сельской жизни.
Эта история кажется правдоподобной. В конце концов, звонок — это технология, основанная на принципах поведенческого обусловливания, как у Павлова с его собаками. Он организует школьный день, контролируя пространство и время.
Звонок определяет порядок дня: пора на математику, пора на перемену, пора читать. И, наконец, около трёх часов дня, слава богу, приходит время идти домой.
В конце учебного года, когда «школы полностью опустеют», как поётся в песне Элис Купер, дети с радостью встречают последний звонок. Их голоса звучат как эхо классической мелодии, которая постепенно затихает, освобождая их, как выразился Джон Тейлор Гатто, «от бесплодных переживаний школьных звонков в тюрьме отмеренного времени».
Для внимательных читателей, знакомых с художественными произведениями на тему образования, не должно быть сюрпризом, что Гатто, в своих книгах, часто пишет о тирании школьного звонка. В конце концов, он был одним из самых известных сторонников идеи «школы как фабрики». Согласно этой теории, массовое школьное образование берёт своё начало из необходимости превращать непокорных сыновей и дочерей фермеров в послушных работников промышленности.
Хотя эта история и впечатляет, она не совсем точна.
Звонок также напоминает нам о другой распространённой идее, которую часто повторяют одни и те же люди: школы не менялись на протяжении сотен лет. В коридорах всё ещё звенит какой-то металлический предмет, в то время как остальной мир, широко жестикулируя, переходит на цифровые технологии.
Нужны доказательства? Например, можно вспомнить, что хит Элис Купер 1972 года до сих пор остаётся популярным гимном в конце учебного года. (Как и «Another Brick in the Wall», который также был спродюсирован Бобом Эрином, который убедил Pink Floyd добавить детский хор, потому что это было успешно в песне Элис Купер. Но я отвлекся.)
Конечно, это показывает, насколько отвратительны умирающие школы, не так ли?
Или, по крайней мере, это свидетельствует о том, насколько нам нравятся истории об образовании, которые кажутся правдивыми, или, возможно, песни, которые вызывают у нас чувство бунта и сопротивления установленным правилам.
На протяжении многих веков колокола использовались во многих учреждениях, не только в школах и на фабриках, чтобы отмечать начало и завершение важных событий. Вряд ли стоит упоминать развитие механических часов и их связь с чётким соблюдением времени молитвы в монастырях, но колокол, безусловно, можно считать символом свободы.
Однако, возможно, стоит пересмотреть своё отношение к Джону Тейлору Гатто как к единственному источнику по истории образования. (Этот человек, между прочим, называл людей, порабощённых Томасом Джефферсоном, своими «сотрудниками»!).
Колокола, в частности ручные, были неотъемлемой частью школьного оборудования с самого начала, задолго до появления «фабрики», по образцу которой они якобы были созданы. Они использовались, подобно церковным колоколам, чтобы созывать учеников в старую однокомнатную школу в начале дня.
Архитектура и образовательные технологии
Движение за создание единой школы, возглавляемое известным реформатором образования Хорасом Манном в XIX веке (примерно с 1840 по 1880 год), выступало не только за единую учебную программу, но и за строительство стандартизированных школьных зданий, которые должны были заменить однокомнатные школы в городских районах.
Интересно, что даже в 1910-х годах половина учащихся в США всё ещё обучалась в 212 000 однокомнатных школах.
Манн рекомендовал общинам устанавливать колокола в этих новых школьных зданиях. Он писал: «Там, где это возможно, в каждом школьном здании должен быть колокол. Если это не единственный способ, то, вероятно, лучший для обеспечения пунктуальности, а важность пунктуальности трудно переоценить».
Архитектура школьного здания непосредственно влияет на методы обучения, которые в нём применяются. То же самое можно сказать и о технологиях, которые используются в школе. Школьный звонок — это один из таких примеров.
Однако звонки были не только, а возможно, и не в первую очередь, педагогической технологией. Они также служили средством оповещения и сигнализации. Хотя такие компании, как Standard Electric Time Company, основанная в Массачусетсе в 1884 году, продавали синхронизированные системы часов и звонков для школ и фабрик, их изначальное предназначение было не в том, чтобы имитировать ритм рабочего дня, а в том, чтобы предупреждать людей о пожаре.
В 1913 году журнал Insurance Engineering опубликовал широко цитируемый отчёт, в котором раскритиковал состояние примерно 250 000 школ в США, назвав их «построенными для того, чтобы сгореть». «В 1911 году, — с тревогой сообщала газета Moline, штат Иллинойс, — стоимость школьных и университетских зданий, уничтоженных пожаром, приблизилась к 3 000 000 долларов. По оценкам, частота пожаров достигала 10 случаев в неделю». В этой истории, кстати, во многих пожарах винят появление нового образовательного оборудования — кинопроектора.
Колокола и взводы
Звон колокола, возвещающий о начале и окончании урока, а не только о начале и окончании учебного дня, часто связывают с именем Уильяма Вирта, который в 1908 году стал директором школы в Гэри, штат Индиана. Будучи учеником прогрессивного педагога Джона Дьюи, Вирт разработал уникальную систему, в которой по звону колокольчика ученики переходили из класса в класс для занятий не только чтением, письмом и арифметикой, но и музыкой, трудом, а также для прогулок на свежем воздухе.
Как правило, у детей было два 90-минутных урока или три часа в день по основным предметам, а также шесть 30-минутных уроков по специальным предметам в остальные три часа учебного дня. Очевидно, что для эффективного функционирования этой системы требовался высокий уровень административного планирования и точное соблюдение расписания при перемещении детей. Это было особенно актуально для больших школ, таких как в Гэри, где в некоторых из них учились все двенадцать классов и в итоге насчитывалось до 3000 учеников.
Уирт назвал это «школой труда, учёбы и игры», а Дьюи похвалил эту модель в своей книге «Школы завтрашнего дня» (1915), написанной в соавторстве с дочерью Эвелин:
Вопрос, на который [Вирт] пытался ответить, звучал так: что нужно детям Гэри, чтобы они стали хорошими гражданами, счастливыми и процветающими людьми, и как деньги, выделяемые на образовательные цели, могут удовлетворить все эти потребности? О промышленных особенностях его школ мы поговорим позже, но, возможно, стоит отметить, что они были созданы не для того, чтобы выпускать хороших работников для сталелитейной компании, и не для того, чтобы сэкономить фабрикам на обучении собственных работников, а для того, чтобы повысить образовательную ценность работы, которой они занимались. Точно так же было бы ошибкой рассматривать школы Гэри просто как попытку взять бесперспективного ребёнка-иммигранта и превратить его в самостоятельного иммигранта, или как попытку удовлетворить спрос промышленного класса на определённую подготовку.
Джон Дьюи был убеждён, что так называемый план Гэри не был создан с целью подготовить учащихся к работе на производстве. Возможно, это утверждение о чём-то говорит.
Конечно, это не означает, что система не была привлекательной для реформаторов начала XX века, которые стремились сделать государственное образование более эффективным. Как утверждает Каллахан в своей классической работе «Образование и культ эффективности», план Гэри часто рассматривался как пример научного управления в сфере образования. Однако стоит отметить, что цель была не в том, чтобы подготовить детей к работе, а в более эффективном использовании школьного здания.
Реформаторы считали пустой тратой денег, что школы пустовали по ночам и в выходные, а некоторые классы не использовались в течение дня. Они утверждали, что школы должны работать как предприятия, а точнее, как фабрики. («Держите учеников в зданиях круглый год, чёрт возьми!»)
Хотя реформа была в основном административной и финансовой мерой, в то время родители и педагоги опасались, что она может иметь педагогические и даже более широкие культурные последствия. В статье 1924 года в журнале New Republic под названием «Фабричная система» чикагская учительница Маргарет Хейли осудила план Гэри, также известный как «школа-взвод». (Школьные звонки как технология, подготавливающая учеников к военной службе — это аргумент Дугласа Ноубла.)
Очевидно, утверждала она, план Гэри был попыткой снизить стоимость образования, набирая в классы больше учеников, чем они могли вместить. Лишних учеников «выбрасывали» на игровую площадку, в актовый зал или столовую и быстро перемещали по классам, чтобы у учителей было по сотне учеников в день. Классно-урочная система была «фабричной системой, перенесённой в государственную школу, которой нужен только свисток на окончание занятий, чтобы полностью отождествить себя с крупными промышленными предприятиями!»
Хотя «плановая школа» вышла из моды после 1930 года, когда учителя и даже некоторые администраторы осудили тейлоризацию образования, влияние реформ, основанных на эффективности, сохранилось. Более того, введение «единицы Карнеги» и стандартизация учебных программ и рабочей нагрузки учителей в начале XX века привели к принятию школьного расписания, которое, по крайней мере в некотором смысле, похоже на плановую школу: день разделён на 45-минутные уроки.
Объявление государственной важности
Однако в течение большей части XX века в школах не использовали звон колокольчиков для перемещения учеников из класса в класс. Автоматические школьные колокольчики и системы оповещения стали доступны только после Второй мировой войны, получив широкое распространение лишь в 1960-х годах. Именно тогда многие школы наконец-то подключили все классы к автоматическим системам оповещения, чтобы звонок, а не учитель, следящий за часами, объявлял об окончании урока.
Во многих сообществах именно родительский комитет руководил сбором средств на это колокольное оборудование. Вы знаете родительский комитет, этот оплот буржуазных ценностей, который так сильно хотел, чтобы их дети учились с помощью колоколов и стали фабричными рабочими.
Хотя звон школьного звонка не был частью какой-то оригинальной и зловещей стратегии, направленной на приучение учеников к трудовой жизни, он, как и все технологии в школах и за их пределами, не появился и не был рождён определёнными идеологиями. У школьного звонка другая, более сложная история, чем та, которую рассказывает история «школ фабричного типа». Стоит разобраться в этой истории, потому что это поможет нам понять настоящее и спроектировать будущее.
Школы не всегда и не везде строились по образцу фабрик, несмотря на усилия реформаторов, ориентированных на бизнес, которые (до сих пор) пытаются изменить их в этом направлении уже более ста лет. Звонок не всегда символизировал тяжёлую работу, и когда он сигнализировал о начале занятий — а он действительно сигнализировал об этом, — нам нужно задуматься о том, что это ожидание означало исторически, а не только риторически, когда мы описываем или осуждаем образование сегодня. И не спрашивайте меня о фразе, которую я слышал в некоторых кругах, связанных с образовательными технологиями, — «решетки и звонки» (cells and bells).
История образовательных технологий — и моё обоснование для написания этой серии эссе на эту тему — должны помочь нам увидеть возможность альтернатив. Те, кто хочет, чтобы мы забыли (или неправильно запомнили) прошлое, очень стараются, чтобы мы потеряли надежду. Так было не всегда; сопротивление возможно. По сути, это всё, что когда-либо было, — перемены — даже в таком, казалось бы, старом и неизменном предмете, как школьный звонок.