Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев
Введение
«Эффект Люцифера» подводит итоги многолетней работы, исходным пунктом которой стал Стэнфордский тюремный эксперимент (1971 г.). СТЭ длился всего шесть дней, в нем участвовало чуть более двух десятков человек. «Надзиратели» с такой охотой принялись мучить «заключенных», а «заключенные» переживали такой стресс, что эксперимент пришлось прекратить раньше срока. Но и сегодня, если набрать в Google «эксперимент» или «тюрьма», среди первых ссылок окажется Стэнфордский тюремный эксперимент.
СТЭ напомнил обществу о двух вещах, о которых оно менее всего хотело думать.
• Поведение человека определяется не только склонностями, но в значительной степени ситуацией (а ситуация зависит от системы).
• «У нас это тоже возможно», любой человек и любое общество под угрозой.
Уже прозвучала на весь мир книга Ханны Арендт о банальности зла. Милгрэм уже провел «шокирующий эксперимент» и убедился, что исполнитель, повинуясь власти, готов насмерть замучить человека. Уже взволновал СМИ «казус наблюдателя»: свидетели убийства не пытались вмешаться. А вслед за опытом Зимбардо несколько рискованных школьных экспериментов показали, как быстро люди делятся на «мы» и «они», как дегуманизируются «другие» и отменяются все запреты. Тоталитаризм, чистки, геноцид, групповая этика и отсутствие социальной ответственности, издевательство над беззащитным — все это не про «них», а про «нас». Про каждого.
Тема «банальности зла» ложится в контекст эпохи, пытающейся осмыслить истоки системного насилия. Пусть инициаторы его какие-то выродки, откуда берутся исполнители? СТЭ дает страшный ответ: это обычные люди в «тотальной ситуации». Необходимо всмотреться в ситуацию, которая способствует такому превращению: это может быть не только «власть» или «тюрьма», но и другие факторы, особенно действенные в подростковых компаниях, в замкнутых группах, где происходит инициация, при любом разделении на «мы» и «они». За ситуацией стоит система — государство, власть, идеология, воспитание, социальный уклад, понятия. Они-то и обеспечивают в конечном счете «банальность зла» и послушание его исполнителей.
Эта книга вынуждает каждого (в том числе автора) сурово присматриваться к себе. Эта книга — суд над системой: несколько глав посвящены разбору вины администрации, начиная с президента и военного министерства, в расправах над заключенными тюрьмы Абу-Грейб. В других главах приводятся печальные примеры, как давние, так и новые (японская интервенция в Китае, американцы во Вьетнаме, руандийский геноцид). В мрачном свете предстает в книге история человечества и самонадеянная современность.
Но сурово судя и человеческую природу, и историю, и современные системы, Филип Зимбардо завершает свою книгу надеждой: банальности зла каждый из нас может противопоставить банальный героизм. Не обольщаясь верой, будто плохим может быть кто угодно, только не я, не обольщаясь системами и авторитетами, зорко присматриваясь к любой ситуации, всегда сохраняя личную ответственность, соблюдая «десять заповедей банального героизма», каждый может сохранить себя, переломить ситуацию, начать борьбу с системой. И малый бунт — тому достаточно примеров в истории — не останется втуне. Более того, это единственный действенный способ. Конформизм губителен — именно конформизм, а не садизм или страсть к власти оказались основным источником зла. Чтобы не стать «падшим ангелом», нужно оставаться собой и не быть равнодушным.
1. Стэнфордский тюремный эксперимент: казус исполнителя
Роли в СТЭ распределялись по жребию, однако с первого же дня надзиратели изобретали жестокие и унизительные наказания, а у заключенных стремительно развивались симптомы заученной беспомощности. Сторонние наблюдатели и даже близкие не вмешивались. Сам Зимбардо не остановил вовремя эксперимент. Он подчеркивает:
– Садистские склонности обнаружились только у одного надзирателя. Изначально они были настолько слабыми, что тесты их не обнаружили.
– Нескольких других надзирателей к жестокости побуждал не садизм, а желание преодолеть неуверенность в себе.
– Остальные надзиратели, вообще не одобрявшие жестокость и не получавшие никакого удовольствия, также участвовали в наказаниях. Роль оказалась важнее личности.
– Жертвы также приняли свою роль и почти утратили собственную личность.
– Интересы экспериментатора взяли верх над человечностью и профессионализмом.
– Сторонние наблюдатели доверяли авторитетам и принимали все как должное.
Гораздо более важным фактором, чем склонности, оказалась ситуация: она дала возможность проявиться слабым и скрытым дурным склонностям и — что гораздо важнее — заглушила хорошие. Люди словно перестали быть самими собой. Не сверяясь со здравым смыслом и совестью, они покорно принимали правила игры, доверяли власти, следовали групповому примеру, то есть были хорошими исполнителями, честными подчиненными.
Именно о казусе исполнителя писала Ханна Арендт в «Банальности зла». Об Эйхмане — хорошем семьянине, добром друге, скрупулезно порядочном — организаторе массового уничтожения евреев. Эйхман повторял то, что с 1945 года судьи многократно слышали от высокопоставленных и незначительных участников геноцида: «Я просто выполнял приказ», «Все так делали», «Я доверял властям», «Я старался ради блага моего народа».
«Шокирующий эксперимент», проведенный Милгрэмом за несколько лет до СТЭ, подтвердил чрезвычайную опасность конформизма. Все прочие факторы, которые могли повлиять на нацистов — корысть и желание выслужиться, индоктринация, ненависть к евреям, напряжение военного времени — были устранены из эксперимента. Участникам, обычным американцам, поручали испытать роль наказания в обучении: бить нерадивого ученика током за неправильные ответы. В какой-то момент, глядя на страдания ученика, участники пытались остановить эксперимент, но руководитель легко уговаривал их продолжать: «Это нужно сделать», «Вы обязаны», «Это ради науки», «Опыт следует довести до конца», — и две трети испытуемых дошли до максимума, то есть наносили, как они думали, опасный для жизни удар. Подчиняясь авторитету, они могли убить человека.
В те же годы эксперимент поставила жизнь: маньяк обзванивал закусочные, заявлял, что он из полиции, и требовал раздеть, обыскать, допрашивать сотрудницу, якобы виновную в краже, и подробно описывать ему процесс. Более чем в 90% случаев работники закусочной и раздевали, и проверяли самые интимные места девушки, и продолжали ее унижать, повинуясь авторитету голоса в трубке и магическим словам «из полиции».
Рассматривая СТЭ на фоне других экспериментов и реальных случаев, Зимбардо пришел к выводу, что ситуация зачастую оказывается «сильнее» человека и происходит это не из эгоизма и склонности к насилию, а из конформизма, то есть желания «быть как все», «быть хорошим» и повиноваться авторитету.
2. «Эти грязные свиньи»: сила группового сознания
Чрезвычайно быстро надзиратели начали воспринимать заключенных как единую и опасную группу. Этим они впоследствии объясняли свое поведение: «ждали от них любых пакостей», «считали своим долгом предотвратить побеги и бунт». Меры запугивания и унижения применялись превентивно. И стоило раздеть людей догола, называть их по номерам и не давать умываться, как они превратились в «грязных свиней».
Деление на «своих» и «чужих» — эволюционный механизм, но у человека к животной потребности в безопасности присоединяются потребности социальные: все тот же конформизм и желание занять свое место в иерархии. Противопоставляя себя «другим», человек и укрепляется в группе, и повышает свой статус за счет чужаков.
С одной стороны, коллективная ответственность не так тяжела, с другой — наказывать «грязную свинью» не кажется нарушением Золотого правила. В опыте Милгрэма два фактора существенно повышали готовность нанести максимальный удар:
– Если решение принималось группой, а не единолично;
– Если кто-то заранее дурно отзывался об «ученике», которого предстояло бить током.
И напротив, единоличная ответственность и благоприятный отзыв об «ученике» (якобы случайный, отнюдь не установочное предписание) побуждали прекратить жестокий опыт.
Итак, кроме конформизма, «приказа», свою роль играет дегуманизация «другого». Этот прием используется не только во время войны, но и чтобы натравить одну часть общества на другую. Враг изображается в качестве мерзкого, опасного животного — крысы, таракана, свиньи. В отношении «грязных свиней» не действуют обычный запрет убивать. С помощью таких мер подготавливается государственный террор или геноцид.
Разделение происходит стремительно. В самом начале Первой мировой войны «все словно помешались от ненависти», вспоминали современники. В эксперименте столь же быстро происходит дегуманизация тех, кто еще вчера был «своим». Гавайским студентам сообщили, что умственно отсталые представляют собой бремя для общества. 91% молодых людей предложили уничтожить «идиотов», а 29% изъявили готовность надобности пожертвовать и родными.
Дегуманизация «чужих» идет рука об руку с растворением в группе. Разделение «свой – чужой» не личное, а групповое. Оно может произойти по самому ничтожному поводу. Американская учительница младших классов провела эксперимент: сказала детям, что голубоглазые лучше кареглазых. Этого оказалось достаточно для разделения и вражды.
Наряду с дегуманизацией «чужого», люди проявляют опасную склонность идеализировать «своих» и сливаться с группой. Дегуманизация «врага» сочетается с утратой личной ответственности и личности как таковой. Чтобы объяснить ученикам, «откуда берутся» фашисты, Рон Джонс сообщил им, что лучшие будут приняты в вымышленное им движение «Третья волна» с лозунгами вроде «Сила в дисциплине». Через две-три недели те самые ребята, кто возмущался фашизмом и твердил, что «у нас это невозможно», уже были готовы маршировать и убивать во имя идеи, которой, по сути дела, и не было, и не требовалось — само единство их рядов, избранность и угроза «чужого» и были идеей.
3. «Черные очки»: анонимная природа зла
На дебрифинге после СТЭ надзиратели утверждали, что входившие в форму черные очки облегчали им работу. В очках они переставали быть собой, избавлялись от сострадания. Чтобы проверить это утверждение, Зимбардо изменил «шоковый эксперимент» Милгрэма: переменным фактором стала анонимность. Участницы с закрытыми лицами применяли в два раза более жестокие наказания, чем женщины, чьи лица были открыты и имена обозначены. Их жестокость не зависела от услышанного до начала эксперимента хорошего или плохого отзыва об «ученицах», хотя для участниц с открытыми лицами это было важно. Анонимность лишает индивидуальности и палача, и жертву.
Деиндивидуализация может произойти также под действием наркотика, алкоголя, стресса. Механизм одинаков: человек без личности — не вполне человек. Личная ответственность исчезает, как и мысль о прошлом и будущем. Человек полностью растворяется в настоящем, его потребностях, страхах и удовольствиях. Это происходит на войне, во время карнавала, на тусовке. Зачастую такое растворение носит безобидный характер праздника, укрепления групповой идентичности. Но в сочетании с дегуманизацией врага и социальной санкцией на насилие, деиндивидуализация приводит к жестокой расправе.
Деиндивидуализация происходит не только в «сильной группе», но и среди жертв. В СТЭ поразительным было поведение не только надзирателей, но и заключенных, не сумевших отстоять свое достоинство, быстро впавших в заученную беспомощность. Если один из узников бунтовал, другие его не поддерживали, не проявляли сочувствия к наказанному, никто не интересовался прошлым сокамерников или видами на будущее.
Феномен «выпадения из времени», наблюдавшийся и у надзирателей, и у заключенных, — острый симптом деиндивидуализации. Человек утрачивает связь с памятью, то есть с самим собой, и с будущим, то есть с ответственностью. Он реагирует только на вызовы этого момента — практически как животное.
Исполняя отведенную ему функцию («надзирателя», «заключенного», «учителя», «члена группы») и не воспринимая ни себя, ни других как личности, человек попадает в полную зависимость от «тотальной ситуации». Впоследствии он может с ужасом вопрошать, как мог «я» поступать таким образом, терпеть такое обращение или равнодушно на это смотреть, но скорее всего он укроется за групповой ответственностью: «делал как все», «выполнял указания», «думал, что так надо», «считал, что начальству виднее».
Принятие ситуации «на веру» — проблема не только «палачей» и «жертв», но и сторонних наблюдателей, а в конечном счете — общества в целом. Известно выражение «бойтесь равнодушных», но равнодушие не в большей степени является врожденной склонностью, чем садизм. Равнодушие — также продукт ситуации и системы: бдительность (умение анализировать ситуацию) и альтруизм (противостоящий деиндивидуализации и дегуманизации) нужно воспитывать и поддерживать всем социумом.
4. Воспитание альтруизма: эффект наблюдателя
«Эффект наблюдателя» попал в поле зрения психологов в 1964 году в связи с делом Китти Дженовезе. Молодая женщина была убита на глазах чуть ли не сорока свидетелей. Вскоре другая девушка была изнасилована средь бела дня — и опять-таки никто не отреагировал.
Главной причиной социальные психологии назвали анонимность жителя мегаполиса. В толпе каждый мысленно перекладывает ответственность на другого. И чем больше толпа, тем меньше личная ответственность. Разницу в поведении жителей большого города и благополучного университетского городка Зимбардо проверил за несколько месяцев до СТЭ, оставив в Нью-Йорке и Пало-Альто «бесхозную машину». В Нью-Йорке ее за три дня разнесли по кусочку; камеры показали, что орудовали люди вполне благополучного облика. В Пало-Альто машину не только не тронули, но и когда после эксперимента ее убрали с улицы, бдительные соседи сообщили об угоне. Вандализму способствовала и неблагоприятная среда Нью-Йорка. Этот эксперимент стал практическим подтверждением «теории разбитых окон»: отсутствие порядка способствует повышению преступности.
Но «эффект наблюдателя» может проявиться и в благополучной среде, у людей самой благородной профессии. «Быть хорошим» человек слишком часто понимает как соответствие социальной роли или верность группе. «Хорошие полицейские» сторонятся коррупции, но не разоблачают коллег. «Хорошие кардиналы» покрывают священников-педофилов. Хороший проповедник спешит на проповедь о добром самаритянине мимо человека, нуждающегося в помощи (так поступили 90% принстонских семинаристов).
В ходе СТЭ побывавшие в «тюрьме» врач и священник одобрили продолжение эксперимента. Жена священника сочувственно поила заключенных чаем и уговаривала потерпеть. Родителей юноши, дошедшего до нервного срыва, Зимбардо убедил, что их сын приносит жертву во имя науки. В этом он убедил и самого себя: психолог не замечал, как ситуация влияет на него самого, превращая в палача «ради общего блага».
Тем не менее оказалось достаточно вмешательства одного «стороннего наблюдателя», чтобы положить конец эксперименту. Кристина Маслач, подруга Зимбардо, на шестой день не выдержала: «Что ты делаешь с этими мальчиками?» Формулировка очень важна: Кристина воспринимала Зимбардо не как авторитет (не перекладывала ответственность) и участников СТЭ как «мальчиков», то есть как людей, а не «роли». Этого оказалось достаточно, хотя Кристина была готова обратиться и к начальству, то есть разбираться с системой, если не удастся решить ситуацию на личном уровне. Оба элемента необходимы:
• Воспринимать участников ситуации как людей, а не функции. Сострадать людям. Апеллировать к людям. Называть себя и тех, с кем и о ком говоришь, по имени.
• Быть готовым к развитию протеста на уровне системы. Ситуация ломается снизу — на личном уровне — и сверху, на уровне изменения системы и представлений.
Кристина Маслач (вот уже сорок с лишним лет Кристина Маслач Зимбардо) стала первым образцом «банального героизма». Благодаря ей СТЭ завершился на оптимистичной ноте: ситуацию можно переломить, среду и систему — исправить. Борьба всегда имеет смысл, даже для одиночки и меньшинства. Человек может не поддаваться ситуации — это и есть «банальный героизм», изучению (и воспитанию) которого Зимбардо посвятил годы после СТЭ. В социальной психологии из «проблемы наблюдателя» выросла отдельная область исследовании помощи и альтруизма.
5. Десять заповедей «банального героизма»
Хотя поступки человека в значительной (иногда подавляющей) степени определяются ситуацией, мы вовсе не рабы. Важно понимать природу ситуации и научиться ей противодействовать. Десять шагов приведут от «банального зла» к банальному героизму.
1. Признание ошибки. Просьба о прощении.
Не стыдитесь неправоты. Признание ошибки избавляет от необходимости упорствовать в дурном деле, подбирать ему оправдания, сливаться с «товарищами». Прерывает порочный цикл зла. Просьба о прощении вновь «превращает в человека» и вас, и другого.
2. Бдительность. Критическое мышление.
Проверяйте доводы собеседника. Ничего не принимайте на веру. Не входите в новую ситуацию, не осмотревшись. Но и в повторяющейся ситуации инерция может подвести: проверяйте, не изменилось ли что-то в знакомых ситуациях, проверяйте свои привычки. Научите этому детей.
3. Ответственность. Суд будущего.
Ответственность полная и личная, не коллективная. Никогда не перекладывайте ответственность на вышестоящих или других членов группы. Не прикрывайтесь «нормами» и «общепринятым». Оцените ситуацию «из будущего»: вам не оправдаться выполнением приказов или чужими поступками.
4. Индивидуальность. Противостояние анонимности.
Не соглашайтесь исполнять роль (ни палача, ни жертвы). «Снимайте черные очки». Назовите свое имя, профессию, объясните отношения с присутствующими. Требуйте того же от других. Помогите другим почувствовать свою индивидуальность. Ищите точки соприкосновения.
5. Уважение к авторитету без слепого подчинения.
Прислушивайтесь к авторитетам любого рода — основанным на знаниях, возрасте, статусе, репутации, — но никому не подчиняйтесь слепо. Будьте бдительны: послушания часто требуют самозванцы.
6. Выбор группы. Сохранение самоуважения.
Ради попадания во «внутренний круг», в престижную социальную группу, люди жертвуют порой и совестью, и здравым смыслом. Уравновешивайте природную тягу к слиянию столь же естественным желанием оставаться собой. Если группа ломает вас, ищите другую, «свою» группу.
7. Картина и рама: иммунитет к пропаганде.
Дурное дело облекают в красивые слова, опасность затушевывают, реальностью манипулируют. Научитесь отличать и в пропаганде, и в рекламе, и в разговоре «картину» от «рамы».
8. Восприятие времени: «я» — это прошлое и будущее.
Заложник ситуации, лишаясь индивидуальности, утрачивает память. Он не смотрит и в будущее: какой ценой придется расплачиваться. Вспомните, кем вы себя считаете, кем были. Представьте, как будете вспоминать эту ситуацию в будущем: восстановите свою индивидуальность во времени.
9. Иллюзия безопасности и опасность манипуляций.
Потребность в безопасности — сильнейший инстинкт. Тоталитарный строй чаще всего начинается с шумихи об угрозах общему благу, призывов отказаться ради безопасности от гражданских прав и свобод. Но помните: утратив свободу, вы утратите и безопасность.
10. Сопротивление.
Если в одиночку вы не можете протестовать, то можете забить тревогу, позвать на помощь. Постарайтесь найти единомышленников — может быть, они просто боятся. Даже троих уже не объявят безумцами, и вы сумеете что-то изменить.
Эти правила предназначены не только для человека, попавшего в ту или иную частную или общественную ситуацию, но и для стороннего наблюдателя. Наблюдатель скорее переломит ситуацию, поскольку не знает ее «норм» и не имеет «роли». Нужно лишь оставаться самим собой, сохранять бдительность и не быть равнодушным — у банального героизма есть все шансы одолеть банальное зло.
Сопротивление не должно быть пассивным: сопротивление — это не мысли, а поведение. Неповиновение отдельного человека или героического меньшинства должно превратиться в систему противления злу. Одна из главных помех героизму — «малость» отдельного человека, нежелание идти «против всех», уверенность в полной бесполезности бунта. Но примеры — исторические и экспериментальные — убеждают, что любая ситуация создается людьми и людьми же преодолевается. Даже одинокий вызов превращается в широкое движение и изменяет мир. Тем более это реально сейчас, когда социальные психологи сумели повлиять на «системы», и они сделались более открытыми, на общество, которое стало более бдительным, а главное — на людей, которые усваивают «заповеди героизма».
Заключение
«Эффект Люцифера» раскрывает глубокую зависимость человека от ситуации и системы. Перед нами проходит ряд глупостей, жестокостей и злодейств, совершенных не по злому умыслу, а под властью ситуации, из конформизма, верности своей группе, желания хорошо исполнять свою роль, из доверия авторитету, застенчивости и даже спешки. Это сильное предостережение каждому из нас, обществу в целом, родителям — в особенности.
Эта книга прозвучала как суровое осуждение американской (и не только американской) самоуспокоенности. Зимбардо призвал на суд прежние гражданские и военные администрации США, вспомнив им и Вьетнам, и Ирак, и принял участие в суде по делу охранников Абу-Грейб, где опять-таки счел «плохих» охранников симптомом общей болезни системы, начиная с президента и военного министра.
Но при этом в книге многократно подчеркивается: понимание ситуации не является оправданием. Да, 90% людей обычно соглашается на все, вплоть до участия в расстреле. Но 10% — не соглашаются. Социальные ситуации — не стихия, они создаются людьми, состоят из людей, и изменяют их тоже люди. Зависимость от ситуации велика, но не абсолютна.
Любой человек — поскольку он человек, то есть наделен свободой воли и творческим мышлением — может изменить ситуацию. Для этого нужно лишь не принимать на веру чужие понятия, не считать заведомо оправданными какие бы то ни было нормы. Любая ситуация требует от человека осознанного вызова и риска.
Благодаря работе социальных психологов, в том числе и самого Зимбардо, мир теперь гораздо лучше осведомлен об опасности группового поведения, о влиянии ситуации и среды. Возник и вопрос, возможно ли перевернуть Стэнфордский эксперимент, то есть создать ситуацию «хорошего поведения». В 2012 году в блоге HBR Грег МакКеон так и озаглавил свои размышления. Он задал этот вопрос самому Зимбардо: если плохая система портит хорошего человека, исправит ли плохого человека хорошая система? И можно ли перевернуть шоковый эксперимент Милгрэма и действовать небольшими поощрениями? Оказалось, что такие эксперименты уже ставятся: так, конная полиция Канады стала выдавать подросткам «антиштрафы» за хорошее поведение. Молодежная преступность снизилась вдвое, процент рецидивизма упал с 60% до 8%.
Сам Зимбардо к тому времени развивал свой масштабный социальный проект «Героическое воображение». Суть проекта в том, чтобы на великих примерах прошлого и малых примерах «банального героизма» научить каждого «подняться, заговорить, изменить мир». Ведь едва ли можно доверить системе менять систему. Изменить систему может только человек.
Современный мир подсовывает нам новые иллюзии принадлежности (те же виртуальные сообщества), новые авторитеты (как убедительна порой строка из Википедии, но кто ее написал?), новую уверенность в своем уме, своей правоте, в том, что «у нас это невозможно», «я никогда так не поступлю». Но оставаться человеком — это никогда не бывает само собой, это не может быть нам гарантировано извне, это именно героизм.
Хотя и банальный. Или тем более, что банальный. Не когда-то и где-то, а здесь и сейчас.