Российские следователи вспоминают мистические истории, поставившие их в тупик
Топор-призрак (рассказ полковника юстиции, криминалиста, ныне доктора юридических наук)
Эта история произошла со мной в начале нулевых. 3 января мы с Виктором Иосифовичем, дежурным следователем-криминалистом Следственного управления Московской городской прокуратуры, заступили на дежурство на сутки. Дежурство было рядовым: пара выездов на бытовые убийства, где наша помощь не потребовалась — районные следователи прекрасно справлялись сами.
Около 16:30 зазвонил телефон прямой связи с дежурным по городу — в электричке патруль транспортной милиции обратил внимание на мужчину в крови. Сначала решили, что он пьян и порезался, но почти сразу выяснилось: на нем нет ни единой царапины, а кровь — чужая. При этом гражданин явно был не в себе — вроде и не пьян, но как-то заторможен и отвечал невпопад. Запахло убийством. Фамилии и имени задержанный назвать не мог, то есть буквально — силился, пытался, открывал рот, но звуков не издавал.
Мужчину обыскали, нашли в кармане то ли паспорт, то ли военный билет, проверили и выяснили, что живет он в одном из районов столицы, где тогда еще оставались частные дома. Выехавший на место наряд доложил: дом заперт на висячий замок, на крыльце — следы крови. Дверь взломали, внутри обнаружили «тело женщины с множественными рублеными ранами головы и тела», как напишут потом в сводке. Помогать районным специалистам на место происшествия вскоре отправились и мы с Виктором Иосифовичем. Приехали часа через 1,5 после начала работы, но, как оказалось, почти все сделали без нас.
Минут через 40 поступил новый вызов: в другом районе Москвы напали на инкассаторов, два трупа, раненый и пропавшие 1,5 миллиона рублей. Там мы с Виктором Иосифовичем проработали всю ночь, и около девяти утра я отправился домой. Но около часу дня мой напарник позвонил и попросил срочно вернуться. По телефону он ничего объяснять не стал, что меня очень удивило.
Иосифович встретил меня на проходной, затащил в прокуратуру без оформления пропуска и сразу повел в дежурную комнату. Там на столе лежали свежие фотографии с убийства в частном доме, только что проявленные и отпечатанные. На них было отчетливо видно: посреди комнаты, точно под люстрой, лежит топор, его лезвие и почти белоснежное топорище покрывает кровь.
— Ты его видел? — спросил меня Иосифович. До этого мы были с ним подчеркнуто на вы.
— Нет, — ответил я, про себя подумав, что меня зачем-то разыгрывают.
Тогда Виктор Иосифович достал сводку и сунул мне под нос: мол, читай, что изъято. А изъято было много чего: фрагменты пола со следами крови, стаканы и чайник, зубные щетки и одежда, обои и белье… Но топора не было.
— Я звонил всем, кто там был, — объяснил коллега. — И как бы между прочим спрашивал, нашли ли орудие убийства. И мне все отвечали, что «нет, орудия не нашли». Все говорят одно и то же.
Вот тут меня проняло. Я понял: это не розыгрыш. Мы с Виктором Иосифовичем отправились обратно в тот дом. Я и сейчас его помню — старый, тускло-серый, под черепичной крышей, с облезшей краской на рамах, ржавой подковой, прибитой над дверью. Окруженный таким же старым садом. Не знаю уж, по какой причине, но все деревья вокруг стояли в снегу, а этот сад встретил нас корявыми черными ветвями.
Мы сорвали печать, вошли и щелкнули выключателем. Люстра зажглась. Топора не было. Почему-то внутрь мы не пошли. Потоптались у входа, развернулись и пошли курить. Потом криминалист достал из портфеля фотоаппарат и пошел внутрь делать новые снимки. Я посоветовал Виктору Иосифовичу попробовать сделать фото на телефон — и все повторилось: топор был хорошо виден на снимке. Вот только глаза наши его не видели...
И только когда, сунув мне целлофановый пакет и надев резиновые перчатки, Виктор Иосифович медленно наклонился и стал сводить руки у пола так, чтобы взять топор — тут он вдруг проявился. Только был не ярко-белый, как на фото, а серый, покрытый каким-то налетом, словно зиму пролежал под снегом.
Между тем подозреваемый ничего не помнил: он утверждал, что вечером лег спать, а утром проснулся уже в больнице. Погибшую он опознал — это была женщина, к которой он ушел от жены, его первая любовь. С женой подозреваемый развелся, наладил быт с новой подругой, и они только-только зажили счастливо, как вдруг…
Он был до последнего уверен, что продажная прокуратура повесила на него чужое преступление, а настоящего убийцу искать не собирается. Вроде бы в больнице он и умер — у здорового мужика, много лет ходившего по тайге, во сне просто остановилось сердце. Но точно я не знаю — не выяснял. С Виктором Иосифовичем о произошедшем мы больше никогда не говорили.
Проклятие сибирской ведуньи (рассказ следователя-важняка, в то время сотрудника одного из следственных отделов Главного следственного управления при прокуратуре Москвы, который проводил проверку по факту самоубийства задержанного)
Мертвую Машу нашли в столичном лесопарке собачники. И нашли как-то странно — 20-летняя студентка одного из столичных вузов, красавица-отличница, считалась пропавшей без вести больше десяти дней. Однажды она просто не вернулась с занятий в общежитие. На следующий день в деканат позвонили ее родители, встревоженные молчанием дочери, после чего, от греха подальше, деканат заявил в милицию. Розыск шел ни шатко ни валко — мало ли, где могут загулять студентки. Но однажды в разгар рабочего дня в дежурную часть позвонил мужчина и сказал, что нашел труп...
Опознали ее быстро — по длинной косе и одежде. Сумку с учебниками и документами не нашли, но приметы в розыскном листе совпали. Одного из однокурсников отправили в морг, и он с уверенностью сказал: Мария. Судебные медики еще на месте происшествия сказали, что девушку изнасиловали и несколько минут спустя зарезали. Под ее ногтями была чужая кровь — убийцу она поцарапала. Ну и деталь — до этого нападения Маша была невинной… Сообщили родственникам, проживавшим… ну, скажем так, далеко за Уралом. И Машины мама с папой приехали в Москву, захватив с собой бабушку Наталью Сергеевну. Помню ее, как сейчас: в возрасте за 70 она выглядела максимум на 45 — высокая, стройная, с ярко-белыми зубами, пронзительными голубыми глазами и длинной толстой косой, обернутой вокруг головы. Кстати, выглядела моложе своих 50 и ее дочь, мать погибшей.
Ехали они почти трое суток на поезде, и за это время оперативники уголовного розыска уже установили подозреваемого. Местный житель, 19-летний Николай, физически крепкий, хитрый и расчетливый, с примесью какой-то восточной крови, постоянно попадал в поле зрения милиции, но на серьезных преступлениях не попадался.
То его видели там, где сожгли машину, то замечали возле дома, из которого украли деньги, то в больницу попадали местные пацаны, а у Коли костяшки пальцев в кровь сбиты... Но прямых показаний на него никто не давал, а сам он утверждал, что был совсем в другом месте. Кстати, подруги у Николая менялись очень часто, но ни одна по поводу расставания не плакала.
Собственно, как позже выяснилось, в компании друзей Николай как-то обмолвился, что силой девку взять несложно — они в ступор впадают и покладистыми становятся. Тут главное, чтобы она не заложила, и способ есть один, лично им испробованный. Тон, которым он это говорил, покоробил всех, и об этих словах в итоге быстро узнал местный опер.
К Коле стали присматриваться, но начальник грохнул кулаком по столу и приказал: задерживайте. Куда деваться — задержали. Стали осматривать — и на груди, спине и боках задержанного обнаружили поджившие царапины, причем много. Похоже, получил их Николай примерно тогда, когда Маша погибла. Сам он следы объяснил страстными ночами со случайной знакомой, которая позже исчезла из его жизни. Ищите, мол, я ничего про нее не знаю, кроме того, что дружит она с одним из ваших ментовских генералов — якобы случайно обмолвилась.
Поди, что называется, проверь. Ножа у Николая не нашли, хотя знакомые видели у него некое подобие финки. Одежды дома много, но в какой он мог насиловать — непонятно. Ну, а грунт на ботинках — так он тем лесопарком часто ходил, и доказательством это не является. Стали Николая допрашивать, несколько часов работали — не колется. Требует, чтобы его версию проверяли.
И тут родители Машеньки и та самая Наталья Сергеевна приехала к следователю получать разрешение на захоронение — без него тело из морга не выдают. Следователь выставил адвоката и Николая из кабинета в коридор, сам начал бумаги заполнять. И хотя не принято допрашивать до похорон, решил он и родителей Маши допросить — из другого города их не вызовешь, а поручать местным следователям такое дело — много времени уйдет. Да только допрашивать надо маму и папу, а бабушка вроде и не при чем, и Наталье Сергеевне в коридоре подождать предложили. Она вроде согласилась, встала со стула — и вдруг спросила, нашли душегуба-то. И вроде как вопрос, а прозвучал как утверждение. Следователь потом в бумагах написал, что ответ дал однозначный, мол, ищем. Но в приватных беседах сознался — черт его за язык потянул, честно ответил: «Подозреваемый есть, но отрицает все. Экспертизу ждать будем — может, чего и срастется… Вон он, в коридоре с адвокатом беседует».
Наталья Сергеевна в коридор вышла и прямо от дверей на Николая смотрит. А тот в коридоре наручниками к батарее пристегнутый стоит, рядом адвокат, а чуть в стороне — опер, который задержанного доставил… «Понимаешь, она на него просто смотрит, а он вдруг на нее как зыркнул и нагло так спрашивает: «Чего уставилась?» Она молчит, а он вроде как продолжает: «Не я это, слышишь? Менты на меня вешают, а я не при делах». Она все равно молчит, а он ей: «Мало ли, кто что говорит». То есть у всех полное впечатление, что они беседуют, но она-то молчит, даже губы не двигаются», — вспоминал потом оперативник.
И ведь что удивительно — камера в коридоре была, записи потом просматривали: так и есть. Она стоит и молчит, а у него явно губы шевелятся. Отошла Наталья Сергеевна в сторону, к другому кабинету, присела там и сидит, ждет. Только вдруг Николай в лице как-то поменялся, словно все мышцы омертвели. И совсем другим тоном говорит вдруг оперативнику: «Слышь, мне приспичило, в туалет отведи».
Его отстегнули, в туалет отвели. Там и оставили. А когда он попросил прикрыть дверь, опер убедился, что окно закрыто, решетки стоят — и вышел. Правда, дождался, пока Николай штаны снимет, и руку ему одну пристегнул к петле в кабинке…
Его там и нашли спустя буквально пять минут. Он еще жив был, но уже без сознания. Скорая приехала, в больницу его отвезла, и там он часа через полтора умер. Он себе в той кабинке вены на руках перегрыз. Перегрыз — это для протокола, по сути он себе руки до кости разодрал. У него свое же мясо в зубах клочьями застряло… Скандал был большой. Врачи скорой сначала решили, что пациента собаками затравили. Всех спасла запись той самой камеры: видно на ней, что Николай на своих ногах в туалет идет и что никто с ним туда не заходит. И Наталья Сергеевна в кресле спокойно сидит. Только когда суета началась — встала, в туалет заглянула, даже не заходя туда, и в кабинет к следователю зашла. Своих забрала — и ушли они.
Уже посмертная генетическая экспертиза показала: под ногтями Маши действительно были кожа и кровь Николая. Никто не мог понять одного: Николай в туалете не издал ни звука, а врачи говорили, что он грыз себе нервные узлы, боль должна была быть адской. Причиной его смерти как раз и стал комбинированный болевой и геморрагический (от кровопотери) шок...
Потом уже, года через полтора, один из оперов, занимавшихся Николаем, с одногруппницей Маши роман закрутил. И она как-то ему призналась: Машу все любили и знали потому, что она кровь могла остановить заговором, боль головную снять, по женским проблемам хорошо помогала: руками поводит, что-то пошепчет, пять минут — и все проходит. Когда ее спрашивали, как она так может, отвечала: «Бабушка мне передала, у нас в Сибири без этого нельзя».
И парни за ней пытались ухаживать, но она никого к себе не допускала. Именно так — не допускала. Они вроде и рады бы, но с какого-то момента прикоснуться к ней просто не могут. Будто скафандр надет на ней.
Незримая жертва (рассказ подполковника полиции, оперуполномоченного по особо важным делам одного из окружных управлений ГУ МВД Москвы)
В группу по расследованию убийств я пришел почти сразу после Вышки (Высшей школы милиции) и уже много лет работаю только по тяжким преступлениям. Сначала — по единичным душегубам, потом — по группам и организаторам. Однажды нам с коллегами очень повезло — мы взяли членов одной группировки киллеров, причем с железной доказухой: стрелок и его дублер фактически попались с оружием в руках. Многие бандиты молчали, кто-то врал, ну а парочка разговорилась. И среди них был один — диспетчер, отвечавший за организацию преступлений: крови на нем не было, а знал он все или почти все.
Диспетчер много чего рассказал, но была загвоздка: мы точно знали, что этой группе давали заказ на одного бизнесмена-булочника и денег заплатили в два раза больше против обычного. Деньги бандиты взяли и работать начали, но через пару месяцев весь задаток вернули и штраф заплатили, объяснив отказ какими-то странным отговорками. Мол, долг чести отдать надо, все силы на другого [другую жертву] кинули, хотя мы точно знали, что никаких других заказов у них в тот момент не было. В общем, на всех следственных действиях, как возможность появлялась, я подкатывал к диспетчеру с вопросом: «Чего от булочника-то отказались?» Но вижу — он после этого вопроса замыкается и смотрит как-то странно. Взгляд такой — мол, понимаю, почему интересуешься, и вижу, что начальству твоему именно это интересно, но ничего не скажу. Лучше пару лет сверху отсидеть, чем хоть слово сказать. Однажды только бросил: «Отстань ты от меня с булочником. Отказались по внутренним нашим заморочкам». Однажды мы везли диспетчера в СИЗО после следственных действий, и в дороге он нам рассказал про булочника. Сам рассказал — за язык его никто не тянул.
Как выяснилось, киллерам тогда работа не помешала бы — за заказ они взялись с радостью. Диспетчер со старшим очень хорошую схему продумали: во дворе машину поставили — специально купленную иномарку не на ходу, и в ней оставили видеорегистратор с модемом. А в соседнем дворе, который осматривать никто бы не пошел, еще одна машина — ретранслятор. В ней уже и компьютер стоял, и специальные передатчики, и дублирующие системы… И получалось, что все перемещения жертвы бандиты отслеживали, будучи километрах в десяти. Привязать их к месту происшествия было невозможно.
Убирать булочника собирались направленным взрывом, но аккуратно: так, чтобы никто посторонний под него не попал. Бомба с управлением с того же самого модема. А вся начинка электронная с хитринкой — сразу после взрыва она должна была расплавиться. Видеорегистратор в машине сам по себе вопросов бы не вызвал. И даже легенду придумали владельцу машины, которая любую проверку выдержала бы. Да и сам владелец за деньги и под страхом смерти все бы сделал, как надо.
Но только не видели они булочника! Машина его подойдет, постоит с минуту — и поедет. Но никто из нее не выходит и в подъезд не входит. А только свет в квартире зажигается. Будто бы сам по себе. И так — месяц подряд. Из офиса предприниматель выходит, домой едет, время известно, и в нужное время даже машина его во двор въезжает, но никто из нее не выходит! Ни в режиме реального времени, ни на записи. Они через месяц плюнули на конспирацию и пошли туда своими глазами смотреть. И все то же самое: машина подъехала, постояла и уехала, никто из нее не вышел. А свет в квартире булочника вдруг зажегся! И тогда они студентика одного, к которому давно присматривались, подрядили: фото ему показали и велели проследить за булочником. А он, никому ничего не сказав, девчонку одну с собой взял. Потом говорил, что после дела собирался с ней в клуб сходить.
Сидит студент во дворе с девочкой, въезжает машина булочника — и он на нее уставился. А машина стоит — никуда не едет, и не выходит из нее никто. И тут девушка его спрашивает:
— Ты чего на этого толстяка уставился?
— Какого толстяка? — студент спрашивает.
— Ну того, который у «мерина» стоит, на водителя кричит…
А студент не только не видит, но и не слышит. Ну как не слышит... Девушку свою слышит, улицу слышит, скорая где-то едет — сирену слышит, а ругани не слышит! Уж как студент им все это рассказывал — не знаю. Но только поверили они ему от начала до конца. От заказа отказались, деньги вернули и штраф выплатили. А технику-то снимать уже после приехали. И так совпало, что в тот момент булочник домой приехал. И тут-то они его увидели. И даже услышали.
Глаза он им отводил. Как — непонятно: родился булочник в Подмосковье, жил в Москве и даже в армии ни дня не служил. Ребенком был болезненным, родители его только на море и возили. Обучить его некому было. Но отводил ведь!
Не знаю почему, но я диспетчеру сразу поверил. Начальнику доложил, что подробности выяснить не удалось, а контакт с подследственным был утрачен. Потом он вновь говорил, что причина сугубо внутренняя — разногласия между участниками группировки. Больше мы к той теме ни разу не возвращались. Собственно, на этом наше общение с диспетчером закончилось, и вскоре он пошел под суд.
Умер он ночью после оглашения приговора. Заснул — и не проснулся. А булочник и сейчас жив.
Источник: lenta.ru
КРИПОТА – Первый Страшный канал в Telegram