Атомная бомба и групповая динамика

Позитивисты зачастую любят говорить, что наука развивается благодаря коллективной выработке единого научного консенсуса среди ученых. Однако в реальности научный консенсус всегда противостоит росту научного знания - он всегда консервативен и пытается уничтожить любую теорию, которая радикально отличается от уже сложившихся представлений. Причем ирония в том, что когда новая теория все же пробивает себе путь, ученые, которые еще недавно боролись с ней и считали ее ненаучной, стараются делать вид, что всегда ее придерживались. Именно такова была судьба теорий бессознательного и групповой динамики.

Монополия на мышление

Психоанализ, едва выступив в академическом поле, был подвергнут осмеянию и попытке забвения, так как он противостоял сложившемуся дуалистическому консенсусу физиологов (рассматривающих психику только как нервную систему) и феноменологов (рассматривающих ее только как чистое сознание), восходящему еще к первому научному психологу В. Вундту. Однако со временем психоаналитическая теория все глубже и глубже входила в общественную практику.

Послевоенное время с его кризисами, лишало человека привычного иллюзорного мира спокойствия и уверенности в будущем, приводя его в кабинет психоаналитика - так формировался общественный запрос на диагностику и решение тех проблем, которые просто не замечались научным консенсусом. С другой стороны в общественные институты (медицину, образование, армию, искусство и др.) приходили люди, являющиеся сторонниками психоанализа, - и тем самым постепенно формировалась его гегемония, делающая его положения просто "здравым смыслом", положенным в основу нового консенсуса. И по сей день даже самые далекие от психоанализа направления психологии вынуждены так или иначе воспроизводить его практики там, где они хотят решить задачи, для которых он создавался.

То же происходило с теорией групповой динамики. Научный консенсус видел вопрос коллективности во все той же бинарной оптике — психологии абстрактного индивида противопоставлялась психология абстрактных масс (опять-таки сознательно эту логику воспроизвел именно В. Вундт). К. Левин же противопоставил этим представлениям саму реальность — индивид не существует вне различных форм коллективности. Он так или иначе всегда включен в некоторую группу — семья, рабочий/учебный коллектив и др. — которая никогда не является простой суммой поведений индивидов и всегда как целое определяет поведение каждого своего индивида. Однако сложившийся научный консенсус, пропитанный индивидуалистическими воззрениями, не признавал самой реальности существования таких групп. Поведение индивида оставалось для ученых полностью определяемым только факторами внутри границы его тела (не важно понимаемого чисто физикалистически или как наделенное неосязаемой волей и сознанием).

И только ужасные последствия Второй Мировой с Освенцимом и Хиросимой смогли поставить ученых перед фактом существования некой социальной реальности, отличной от индивидуальных желаний. Вместе с тем развитие общества потребления и неадекватность форм продвижения товара и создания потребности, ориентированной на абстрактного индивида, оценивающего полезность товара исходя из личных потребностей, требовала создания новых форм продвижения. Эксперименты К. Левина показавшие, что «обычно легче изменить индивидуумов, собранных в группу, чем изменить каждого из них в отдельности», создали маркетинг как промышленную дисциплину — и сегодня современные практики создания потребности потребителя следуют методологии созданной К. Левиным и его учениками. Только практический успех теории групповой динамики сделал ее общепризнанной и входящей в консенсус, а отнюдь не утонченные споры в рецензируемых журналах

Прогрессивная деградация

Эта история также показывает насколько относительны рамки прогрессивного и регрессивного в науке. Обычное позитивистское представление о том, что более лучшая теория сменяет более худшую, является крайне однобокой абстракцией реальной жизни.

Сегодня мало кто поспорит с тем, что наиболее прогрессивной теорией психологии является та, которая больше вскрывает сущность человека как существующего в различных формах коллективности. Это, как было сказано раньше, показала сама общественная практика — от практики организации рабочих коллективов и решения коллективных конфликтов (то есть управления человеком в производстве), до формирования потребностей человека (то есть управления человеком в процессе распределения).

Теория Фрейда, выдвинув в центр поведения человека сексуальность, начала именно с такого фокуса на человеке как существе, которое может развиваться только через Другого человека (отсюда важность детства и отношений с родителями), и способного существовать только в отношениях с Другим человеком (отсюда фиксированность на сексуальных отношениях). «Человеку нужен человек» — именно в этом состоит гуманистический посыл психоаналитической теории и практики. Фрейд среди всех потребностей человека в качестве ведущих выбрал именно потребности, связанные с Другим. Это был крайне рискованный, с точки зрения научной репутации, но крайне прогрессивный, с точки зрения теории, шаг позволивший ему увидеть, что «индивидуальная психология с самого начала является одновременно и социальной психологией…».

С такой точки зрения возврат теории К. Левина от рассмотрения потребности в Другом как ведущей потребности человека, к рассмотрению абстрактных потребностей человека во внешних объектах (не важно человек это или предмет), выглядит большим шагом назад. Однако, несмотря на шаг назад в общей теории К. Левин делает большой шаг вперед в теории и практике группового поведения и именно благодаря его исследованиям появляется групповая терапия — даже сами психоаналитики пришли к групповому анализу во многом благодаря знакомству с работами К. Левина и его учеников.

Фрейдизм же сам по себе скорее наоборот имел тенденцию в своей практике к выключению индивида из общественных групп и различных форм коллективности — итогом этой тенденции стала «эго-психология», полностью отбросившая изначально коллективистское ядро теории Фрейда.

С точки зрения линейной прогрессисткой логики — делящей все теории на хорошие-современные и плохие-устаревшие — данная ситуация является неразрешимым противоречием. Теория, изначально выдвигающая на первый план человека в отношении с другим, приводит к крайне индивидуалистическим практикам, а теория, фокусирующаяся на индивиде относящемся к абстрактному внешнему миру, создает развитые коллективные практики.

Однако эта ситуация не является исключительной, а скорее весьма показательной для развития теории: «Перед тем, кто хочет изобразить какое-либо живое явление в его развитии, неизбежно и необходимо становится дилемма: либо забежать вперед, либо отстать. Середины тут нет». Необходимость этого забегания или отставания всегда предельно исторична — и то и другое, как показывает история, приводит по итогу к ошибкам, но, с другой стороны, эти ошибки оказываются «объективными» ошибками — ошибками самой жизни, развивающимися вместе с жизнью, а потому продуктивными и приводящими к новому знанию.

Смелое предположение Фрейда было слишком «забегающим» и оторванным от реального многообразия форм коллективности, которым еще только предстояло появиться в 20 веке в результате индустриализаций и войн — огромных потерь и приобретений. Такое забегание привело к фиксации на наличных формах коллективности — а именно межполовых отношениях — во многом благодаря бедности самого общества, в котором жил Фрейд, на эти самые формы. С другой стороны эта же «ошибка» помогла проложить дорогу мысли о важности развития форм отношений между людьми и тем самым помогла развиться самим отношениям между людьми — то есть формам коллективности. Левин, сделав шаг назад в теории, смог абстрагироваться от конкретной формы отношений, на которой зафиксировался Фрейд из-за своего «забегания вперед». И во многом он смог увидеть богатство форм отношений, в которых создается личность, благодаря тому, что уже работал в обществе «обработанном» психоанализом и его практиками, помогавшими людям рефлексировать свое место в отношениях с другими людьми.

Именно в этом был бы реальный смысл «принципа фальсифицируемости», если бы его создатели видели жизнь за пределом академической кафедры. Любая теория ошибочна, но правильная теория организует общественную практику (то есть перестраивает или создает новые общественные институты), связанную с собой таким образом, чтобы помогать обществу «уничтожать саму себя» — вскрывать свою ограниченность и помогать строить на своих руинах новое знание и новые практики, находящие в том числе и истинное место старой теории в жизни общества, навсегда встраивая себя в историю развития общества.