Мальчик с велосипедом

Был знойный июльский день.

Город страдал под тяжёлыми лучами аномально буйного сибирского солнца. В воздухе пахло не то бензином, не то выбросами какого-? то химического комбината. Я, в классических брюках и прилипающей к телу рубашке, с тяжелой сумкой через плечо, плёлся по выщербленной пыльной дороге через совершенно пустынную и тихую местность. С одной стороны высились какие-то бесконечные заброшенные стройки, с другой — кособочились полуразвалившиеся дома с грязными окнами и потемневшими от времени крышами.

В тот день меня занесло на окраину города, туда, где промзона из десятка эвакуированных во время войны заводов плавно перетекает в кособокие дома частного сектора, что тянутся ещё далеко-далеко, до самой реки. Приехав к заказчику на такси, не застав его, несмотря на договоренность, я оставил флешку с файлом и обратно решил добираться пешком, ибо денег на обратное такси уже не было. Где находится ближайшая остановка, я представлял лишь примерно. В этом районе города я раньше никогда не бывал.

Вокруг не было ни души. Откуда-то издалека доносился идеально-ритмичный звук забиваемых свай. Эхо от него заполняло собой всё окружающее пространство, и неподвижный воздух отзывался, вздрагивая своим душным бензиновым телом.

Я брел по дороге. Жара давила на плечи и стискивала виски, пыль и бензин лезли в горло, а далекий звук огромного молота насиловал мозг.

Я поднял глаза от пыльной дороги и увидел на обочине большой джип. Дверь со стороны водителя была открыта нараспашку. Поровнявшись с автомобилем, я увидел, что в кресле сидит здоровенный мужик. Вернее, он не сидел, а лежал на руле и не подавал никаких признаков жизни. На одну руку он навалился телом, а вторая свисала плетью вниз. Меня, несмотря на зной, прошиб холодный пот: я нашел труп!

Ума не приложу, почему в голову сразу пришла именно эта мысль. Почему, например, я не подумал про инфаркт? Или про то, что человек просто отдыхает: может, у него выдалась бессонная ночь, а полуденный зной окончательно добил. И он, не в силах больше бороться с навалившейся сонливостью, просто притормозил на этой пыльной окраине, открыл дверь и уснул на руле. Все это было более похоже на правду. Но я почему-то подумал именно про убийство — хотя больше ничего, подтверждающего эту версию, видно не было. Ни лужи крови поблизости, ни валяющихся гильз, ни пробитых пулями стекол.

Второй мыслью было подойти поближе и окликнуть его — чтобы проверить, ну, не убит ли он? Но, еще раз взглянув на огромный чёрный автомобиль, я решил, что это наверняка какой-нибудь бандит. Обычные люди не покупают себе такие машины. Неудивительно, что его убили — бандиты ведь вечно разбираются друг с другом. Да и местечко подходящее — забытая богом окраина, безлюдная улица между заброшенными стройками и рекой. Тут можно хоть десять человек пристрелить и спокойно уйти незамеченным.

Я на всякий случай ускорил шаг, оставив джип и его хозяина стоять в пыли на солнцепеке. Совесть трепыхалась где-то далеко, ее голос доносился словно сквозь толщу ватных одеял — «Вернись! Вернись! Посмотри, что с этим человеком! ». Но ощущение нереальности происходящего было слишком сильным… вернее, это реальность ослабевала, таяла под тяжелым солнцем. Я шагал, упершись взглядом в жухлую дорогу, и старался ни о чем не думать.

...сколько я уже иду. Может, минут пять, может, уже час. Но стоп… Мне кажется, что мимо некоторых домов я уже проходил. Те же обшарпанные грязные калитки. Те же ржавые колонки, торчащие из огромных луж. То же бездонное синее небо отражается в лужах. Те же облезлые собаки лежат возле них. Вдалеке все так же идеально ритмично стучит огромный молот. Я иду уже черт знает сколько времени, а ничего не меняется!

Ремень больно врезается в плечи. Я перевешиваю сумку то на левую, то на правую сторону, но легче не становится. Рубашка прилипла к мокрой спине, воротник натирает шею. Ноги во внезапно потяжелевших летних туфлях горят огнём. Хочется бросить сумку прямо тут, дальше тащить ее совсем невмоготу. Хочется скинуть рубашку и ботинки, потому что они стискивают меня. Хочется избавиться от волос на голове, потому что они раскаленной шапкой давят на голову.

И я побежал. Эта идея пришла ниоткуда. Да и не было никакой идеи — тело само побежало, а я только был вынужден согласиться с ним. Ноги тяжело топали по пыли, ремень сумки еще больнее резал плечо. Но зато я бежал. Хоть что-то изменилось.

Бежал я, наверное, недолго. Легкие стало саднить, и я остановился, сбивчиво втягивая горячий бензиновый воздух. Сумка свалилась с плеча в пыль, я не стал ее поднимать. Опершись руками о колени, я наклонился. Перед глазами летали полупрозрачные белые кружочки. Очки стали медленно сползать с носа вниз. Меня тошнило.

— Вас подвезти?

Я резко повернул голову. Позади меня стоял пацан лет 11-ти, вернее, не стоял, а сидел на большом зеленом велосипеде, с которого местами облупилась краска. Пацан был довольно толстощекий и смотрел на меня, прищурив глаза.

— Садитесь, подвезу.

Я хотел сказать ему «Спасибо», но во рту пересохло, распухший сухой язык не слушался. Я кивнул, поднял сумку из пыли и сел на багажник «Урала». Одной рукой я вцепился в раму, другой в сумку. Мыслей в голове не было ровным счетом никаких — автопилот в мозгу принимал решения вообще без моего участия.

Мы понеслись по проселочной дороге. Подул ветер, «Урал» запрыгал на ухабах. Я потихоньку начал приходить в себя. Так, мы едем, кажется, минут 10. Какой-то малолетний пацан увидел дядю, который стоит посреди солнцепека, бросив на дорогу сумку, в мятой рубашке, и решил ему помочь! Так только в книжках бывает, в старых советских. Типа Гайдара.

Велосипед здорово тряхнуло еще раз сто, и мы остановились возле какой-то зеленой калитки. Где-то рядом заходилась в хриплом лае собака.

— Всё, я тут живу, — сказал пацан. — Вам вон туда, направо, выйдете на Комсомольский, остановка сразу за углом.
Речь у него была какая-то слишком правильная, как в плохо сыгранном «Ералаше».

— Спасибо, — выдавил я, и порывшись в кармане, протянул ему помятые 50 рублей, сопроводив это идиотской киношной фразой, — Купи себе что-нибудь. Прозвучало это жутко глупо.

Пацан ухмыльнулся, схватил бумажку и скрылся за калиткой вместе с велосипедом. Я зашагал в указанном мне направлении.

Дорога вдруг стала асфальтированной, воздух как будто очнулся и пришел в движение. Откуда-то повылазили и стали верещать птицы. За заборами лаяли собаки, да и сами заборы выглядели прилично.

Я свернул направо и 20 минут спустя уже сел в автобус. В автобусе сидели обычные изможденные люди. Город за окном выглядел, как всегда. Солнце прижигало через пыльное окно. Я обхватил сумку обеими руками, снял очки и, уронив голову вперед, уснул.