Уроки музыки

Был ленивый июнь. Солнце нагревало стены девятиэтажных панелек. Между домами кружился тополиный пух.

Школа только закончилась. Впереди было необъятное лето. Мы с братом сидели дома. Район был гоповской, с гопниками мы не дружили. Нас устраивало играть в приставку дома.

— Приехал Денис, — сказала бабушка.

Денис — племянник соседки, иногда приезжал к ней погостить. Соседка тетя Галя и ее муж дядя Валера были алкоголиками, их дочь Наташка сидела за продажу наркотиков, а внук Сашка был малолетним оборвышем лет на 10 младше нас, с ним было неинтересно.

А вот Денис — другое дело. Чуть старше нас, он был заводилой. Каждый его приезд сулил нечто веселое. С Денисом мы играли в нашу приставку, ходили играть в футбол и катались на велосипедах и скейтборде — тоже на наших. А главное — с ним мы не боялись выйти на улицу, потому что он был по сути гопник и умел с ними договариваться.

От Дениса пахло сигаретами и приключениями. Он научил нас разным выражениям.

— Кончать будешь жену в постели! — орал он мне мне, когда я говорил «Кончай, а?», чтобы он уже отдал мне мяч.

— Не трамвай, объедет! — а это про автомобили, которые проезжали по двору, когда мы играли в мяч. Денис уступал им дорогу с большой неохотой. Денис был крутой.

В тот день он зашел почти сразу же, и мы пошли на улицу играть в мяч.

Мы стояли в тени большого тополя и пинали мяч в стену соседнего дома — кто забросит выше. Я чувствовал себя необычайно могущественным рядом с Денисом. Можно было никого не бояться, пинать себе мяч, грязно ругаться и не уступать дорогу проезжающим машинам.

Иногда по залитому солнцем двору проходили прохожие. Тогда Денис брал мяч на себя, стараясь пнуть его в стену так, чтобы он пролетел как можно ближе к прохожему. Пинал Денис сильно — мяч летел как пуля, звонко ударялся о сплошную панельную стену и так же стремительно возвращался. У меня каждый раз замирало сердце. Но у Дениса получалось идеально, и я одновременно и боялся попасть мячом в кого-то, и радовался, что с нами есть такой крутой сосед.

Примерно через час в дворе показалась женщина в огромных очках и с высокой прической. Это была наша учительница музыки Светлана Евгеньевна. Строгая до той степени, до какой может быть строгой учительница по такому несерьезному предмету, как музыка. На её уроках мы пели песни времен СССР, особенно военных лет. Светлана Евгеньевна запускала фонограмму на кассетном магнитофоне и шла между рядами, вслушиваясь, кто как поет. В конце урока выставляла оценки — все до единой пятерки. Потом садилась за пианино и играла, а мы так же пели хором. Это были легкие уроки, на которых нужно было лишь петь. Легче были только уроки по рисованию.

Мы пинали мяч, а Светлана Евгеньевна медленно шла по двору, щурилась от июньского солнца, в руке ее был стаканчик мороженого. Я подскочил к Денису и попросил его пока не пинать, потому что идет моя учительница.

— Не ссы! — сказал Денис и отобрал у меня мяч. Мое сердце моментально остановилось, дыхание перехватило.

Денис врезал по мячу. Тот ракетой пролетел мимо Светланы Евгеньевны, ударился об стену со стальным звоном, отскочил и вернулся к Денису. Светлана Евгеньевна будто не заметила, она продолжала свой путь по двору, даже не посмотрела в нашу сторону. Я начал немного дышать.

Денис не унимался. Мяч летал туда-сюда, тяжело бахая об стену, об асфальт и опять об стену. Он пролетал то перед лицом Светланы Евгеньевны, то — за ней, то — над. Светлана Евгеньевна уже приближалась к выходу с участка, подвластного нашему мячу. Я почти восстановил дыхание. Еще немного — и можно не бояться и снова дышать как раньше.

Денис в последний раз взял мяч в руки, помедлил секунду и что есть силы пнул.

Я увидел, как разлетелось фонтаном мороженое. Как Светлана Евгеньевна корчится и отклоняется куда-то вбок. Как ее очки, кувыркаясь, шкрябают стеклами по горячему асфальту. Как звонко и весело скачет по тротуару мяч. Как Денис, ухмыляясь, медленно отступает назад, в тень большого тополя.

Я бегу к Светлане Евгеньевне. Что-то лопочу. Я извиняюсь, глубоко сожалею и, к своему ужасу, улыбаюсь. Пытаюсь руками стирать мороженое с ее блузки, она отпихивает меня, бормочет что-то вроде «Да… ничего…». Достает платок, вытирает лицо. Кажется, у нее кровь на губах. Я отбегаю и поднимаю очки — к счастью, целые. Светлана Евгеньевна берет их трясущейся рукой, вытирает платком, надевает, не смотрит на меня. Мои щеки горят. Я все еще как идиот улыбаюсь, безуспешно пытаюсь сделать максимально грустное лицо. Складываю руки ладонями вместе и еще раз умоляю извинить нас. Светлана Евгеньевна снова бормочет «Да ничего… страшного…». И всё смотрит куда-то вдаль, только не на меня.

Светлана Евгеньевна идет вперед, как-то слишком сильно выпрямившись. Я отхожу от нее, пятясь назад, со страхом провожаю ее взглядом. Опустив голову, иду подбирать мяч…

Денис стоял в тени большого тополя, с интересом разглядывая свои ногти. Я сказал, что мы, наверное, пойдем домой. Он кивнул, поднял на меня глаза и невозмутимо кивнул еще раз. Мы ушли, прихватив наш мяч.

Осенью в школе снова начались уроки музыки. Светлана Евгеньевна всё так же включала кассетник и шла между рядами, прислушиваясь, а потом садилась за пианино и играла. Мне она не сказала ни слова. Казалось, что она ничего не помнит про лето. Словно ничего и не было. Я боялся посмотреть на нее весь год. Хорошо, что это был последний год уроков музыки.

С Денисом мы больше не ходили на улицу. Он по-прежнему приезжал к тёте и несколько раз заходил за нами. Но мы всякий раз то болели, то просто были заняты. Потом он перестал заходить.

По правде сказать, в мяч я вообще играть не очень люблю. Если только с кем-нибудь крутым.