Ад в очень маленьком месте
May 18, 2021

Бернард Фолл. Ад в очень маленьком месте. Глава 3. Боевые выходы

Глава 3. Боевые выходы

В то время как судьба Дьенбьенфу решалась на более высоком уровне в Сайгоне и Ханое, его гарнизон был занят превращением зеленой долины в захламленный ландшафт, характерный для современной войны. Небольшие палаточные городки возникли на холмах, где всего несколько дней назад паслись широкорогие буйволы. Во многих местах десантники разводили большие костры из кустарника, чтобы расчистить от растительности предполагаемые сектора огня, и саперы 17-ой воздушно-десантной саперной роты разобрали несколько домов туземцев, чтобы на скорую руку соорудить мосты через Нам-Юм и небольшой ручей, который отделял аэродром от поселка. Первая грузовая «Дакота» приземлилась на восстановленной взлетно-посадочной полосе 25 ноября в 11.30. Вихрь от ее пропеллеров оставлял за ней длинный след красноватого песка. Песок, взбаламученный тысячами посадок и взлетов вскоре должен был покрыть Дьенбьенфу.

Даже несмотря на то, что прибытие первых подразделений горцев-тай три дня спустя, добавило некоторую долю «местного колорита» в операцию, она по прежнему опиралась в основном на легковооруженные воздушно-десантные войска, которые не были обучены строить и защищать стационарные позиции. Десантники знали, что они не собираются оставаться в Дьенбьенфу, и по понятным причинам, они не занимались строительством полевых укреплений с пониманием их крайней необходимости, которое они несомненно проявили бы, если бы знали, что долина вскоре будет атакована значительно превосходящими силами. В течении нескольких коротких дней вся операция напоминала грандиозное сборище бойскаутов. Многонациональность французских войск: французы, Иностранный легион, вьетнамцы, арабы и африканцы, живущие в палатках и готовящие еду на небольших кострах, только добавляла атмосферу нереальности.

28 ноября из «Дакоты» выгрузили восемь 105-мм гаубиц Отдельной Лаосской Артиллерийской Батареи (BAAL). Это подразделение, переброшенное по воздуху из Лаоса в качестве временной меры, никогда не нравилось гарнизону, потому что лаосские орудийные расчеты явно были напуганы мыслью, что им придется сражаться в этой долине, вдали от дома. Кроме того, их списанные американские орудия, переданные лаосцам когда французы и вьетнамцы уже не считали их надежными, были настолько явно изношены, что их эффективная дальность едва достигала 1500 ярдов. В декабре, к всеобщему облегчению, лаосцев перебросили обратно, в Лаос. Прибыли более квалифицированные артиллерийские подразделения.

Тем временем, в разворачивающуюся драму Дьенбьенфу должны были войти два ключевых персонажа. Первый был человеком, который должен был командовать крепостью на протяжении всего сражения, хотя бы номинально; второй был человеком, который фактически ее возглавит. Как мы уже видели, генерал Коньи обещал генералу Жилю сменить его в командовании Дьенбьенфу, что бы он мог вернуться на свой пост командующего всеми французскими воздушно-десантными войсками в Индокитае. Нескольким старшим полковникам в Индокитае было предложено командование Дьенбьенфу, но они предпочли отказаться от этого предложения. По крайней мере один из них открыто заявил, что по его мнению оборона Дьенбьенфу будет прямым приглашением к катастрофе. Согласно версии произошедшего, которую никто из участников не отрицал, Наварр и Коньи договорились во время их совместной поездки в Дьенбьенфу 29 ноября о выборе полковника де Кастра и генерал Жиль согласился с их выбором.

У Наварра были причины поддержать этот выбор. Он лично знал де Кастра почти двадцать лет, с тех пор когда тот служил сержантом, а Наварр — лейтенантом, в 16-м драгунском полку. Позже, во время победоносного рывка в Германию в 1944-45 годах, де Кастр был командиром бронетанкового эскадрона в 13-м полку марокканских спаги, которым командовал снова Наварр. Поэтому главнокомандующий был полностью осведомлен о различных чертах, которые выделяли де Кастра даже среди других, крайне индивидуалистичных французских старших командиров в Индокитае.

Полковник Кристиан Мари Фердинан де ла Круа де Кастр, родившийся в Париже в 1902 году, выглядел настоящим аристократом голубых кровей. Как показала его официальная биография (управление общественной информации французской армии вскоре осознало, насколько это произвело впечатление на американских журналистов) предки де Кастра служили Франции мечом со времен крестовых походов. Среди них был маршал Франции, генерал Арман де Кастр, служивший с Лафайетом в Америке, восемь других генералов, адмирал и четыре королевских вице-губернатора.

Де Кастр пренебрег рутинным способом стать офицером, особенно для человека его социального статуса. Вместо того, чтобы поступить в армию через военную академию, он пошел на службу рядовым кавалеристом в двадцать лет и дослужился до сержанта, прежде чем 1925-м году был направлен в Сомюрскую кавалерийскую школу в качестве кандидата в офицеры. На протяжении 30-х годов де Кастр видимо, вел сладкую жизнь. Будучи членом французской сборной на международных чемпионатах по верховой езде с 1927 по 1939-й год, де Кастр появлялся на каждом модном мероприятии парижского высшего общества. Сорвиголова-пилот с 1921 года, выигравший два чемпионата мира по верховой езде (в высоких прыжках в 1933 и прыжках в длину в 1935), молодой дворянин с профилем римского императора был неотразим для женщин. Его стычки с возмущенными мужьями покоренных им женщин были бесчисленными. Безрассудный игрок, он также погряз в долгах.

Его импульсивность привела его к тому, что в начале войны, в сентябре 1939 года, он обратился с просьбой о зачислении его в знаменитый Отряд вольных стрелков (отряд коммандос) . Один из его подчиненных вспоминал, как де Кастр и его небольшой отряд действовали на немецкой территории в Сарре, далеко за линией Мажино, чтобы захватить немецких пленных. Однажды, выполнив свою задачу в тылу немцев, де Кастр приказал, чтобы в маленькой немецкой деревушке, в которую он проник, зазвонили церковные колокола. Когда двое из его людей были убиты ответным артиллерийским огнем немцев, на первый план вышла еще одна любопытная черта характера де Кастра: он, казалось бы, «выпал» из ситуации. Позже он скажет, что не любил соприкасаться с вещами, которые не были прекрасными. Зрелище боли или смерти заставляло его чувствовать себя неуютно. Когда он командовал своим бронетанковым эскадроном в 1944-45 годах, он якобы избегал контактов с убитыми и ранеными из своего подразделения и почти никогда не посещал перевязочные пункты эскадрона.

Это не отражалось на его личном мужестве. В июне 1940 года он сражался в течении трех дней с шестьюдесятью солдатами против целого немецкого батальона, усиленного танками, и был взят в плен только после того, как он был ранен и у его людей кончились боеприпасы. В Германии он предпринял три неудачные попытки побега. Затем, 31 марта 1941 года, ему удалось выбраться из Офлага-IV-D, лагеря строгого режима в глубине Силезии, вместе с двадцатью другими офицерами. После головокружительной поездки через всю Германию, он вернулся во Францию. Там он быстро нелегально пересек испанскую границу и присоединился к войскам Свободной Франции в Африке.

Получив второе ранение в Италии (где его джип подорвался на мине), де Кастр тем не менее участвовал в высадке на юге Франции и в заключительных кампаниях против Германии. Впервые он был направлен в Индокитай в 1946 году. Будучи командиром легкого бронетанкового эскадрона, он вскоре приобрел устойчивую репутацию рубаки. В 1951 году, после службы в Военном колледже в Париже и повышении в звании до подполковника, генерал де Латтр де Тассиньи вызвал де Кастра на службу в Индокитай и передал ему командование критически важным сектором Красной реки. Де Латтр, которому нравились офицеры, сочетавшие мужество и «стиль», сразу же проникся симпатией к лихому кавалеристу, с его ярко-красной шапочкой и шарфом спаги, его великолепным хлыстом для верховой езды и сочетанием добродушных манер и герцогского облика, что делало его таким же неотразимым для женщин в Индокитае в 1950-х года, каким он был для парижанок в 1930-х.

Тяжело раненый в крупномасштабной засаде, с двумя переломанными ногами, де Кастр был отправлен во Францию для выполнения обязанностей в центральном штабе объединенных вооруженных сил НАТО в Европе. Несмотря на то, что он все еще хромал после ранений (отныне он при ходьбе должен был использовать трость), ему, благодаря железной силе воли, удалось принять участие в соревнованиях по конкуру в ноябре 1952 года. С назначением своего бывшего полкового командира главнокомандующим в Индокитае де Кастр не успокоился до тех пор, пока снова не получил назначение в Индокитай в августе 1953 года, и там он был выбран для командования мобильной группой в сложном секторе дельты Красной реки. В пятьдесят лет он был полковником, командором ордена Почетного легиона, трижды ранен и восемнадцать раз был упомянут в приказе.

Поэтому его назначение командующим укрепленным лагерем в Дьенбьенфу не было совершенно не логичным. Там был нужен человек, который пользовался доверием главнокомандующего и обладал опытом в использовании танков и мобильности, а также обладал достаточным авторитетом, чтобы его солдаты, как и старшие офицеры, ставшие его подчиненными, в ходе битвы следовали за ним.

Другим ключевым офицером в обороне Дьенбьенфу был подполковник Пьер Шарль Лангле. Почти во всех отношениях был полной противоположностью своему командиру. Де Кастр, хотя и родился в Париже, происходил из сильно латинизированных районов юго-западной Франции. Лангле, родившийся в 1909 году в Бретани, со своими угловатыми чертами лица и жилистым телом, выглядел кельтом до мозга костей. Де Кастр притворялся несерьезным, даже в самых сложных ситуациях и никогда не терял своей изысканной вежливости. Лангле, который насколько известно, никогда не отказывался от крепких напитков, был также известен своей неистовой яростью и своей неослабевающей преданностью своим людям. Де Кастр подошел к своей военной карьере как дилетант и перепрыгивал через звания. Лангле сдал жесткие вступительные экзамены в военную академию в Сен-Сире и был полноправным кадровым военным. Де Кастр предпочел служить в «модном» кавалерийском полку, который никогда не удалялся от парижских вертепов. Лангле, с такой же основательностью, выбрал то, что вероятно было самым одиноким военным назначением, которое могла предложить довоенная французская армия: мехаристы — престижный корпус верблюжьей кавалерии, который патрулировал пустыню Сахара, участвуя в постоянных стычках с мародерствующими арабскими племенами. В подразделениях мехаристов молодой французский офицер часто проводил месяцы в открытой пустыне со своими набранными из местных жителей наездниками, без возвращений на постоянную базу, сталкиваясь с постоянным голодом и жаждой (тогда не было портативной радиосвязи), а также песчаными бурями и риском попасть в смертельную засаду со стороны пустынных племен. Эта тяжелая школа сослужила Лангле хорошую службу, когда после кампаний во время Второй мировой войны в Италии, Франции и Германии, в октябре 1945 года он впервые отправился в Индокитай с 9-й колониальной пехотной дивизией.

Будучи молодым командиром батальона, он участвовал в первых сражениях войны в Индокитае в декабре 1946 года, особенно в ожесточенных боях за каждый дом, которые сопровождали повторный захват города Ханой весной 1947 года. В 1949 году он вернулся в Индокитай на второй двухлетний срок службы. Назначенный на китайскую границу, он лично стал свидетелем поражений последних войск китайских националистов на материке. Позже, ему были поручены другие сложные задания в центральном Вьетнаме и северном Лаосе. По возвращению во Францию, Лангле принял командование 1-й колониальной воздушно-десантной полубригадой, которой до него командовал его друг Жан Жиль. Чтобы принять это назначение, Лангле стал десантником. Вернувшись в Индокитай в очередную командировку, он получил командование 2-й воздушно-десантной группой и, как мы видели ранее, участвовал, с печальными последствиями для себя, в первом воздушном десанте на Дьенбьенфу.

Лангле знал де Кастра, так как они прибыли в Индокитай почти в одно и то же время в 1945 году. Между этими двумя людьми было большое взаимоуважение. Даже спустя десять лет после битвы, и несмотря на то, что произошло в Дьенбьенфу, Лангле никогда не терял своего дружеского отношения к де Кастру. Лангле, лечивший свою лодыжку в самом дорогом отеле Ханоя «Метрополь», встретил 30 ноября 1953 года на лестнице де Кастра, спешившего в штаб-квартиру генерала Коньи на последний доклад, до того как он принял новое командование в Дьенбьенфу. Де Кастр сообщил Лангле, что генерал Жиль назначил его (Лангле) командиром воздушно-десантными войсками в долине. Лангле указал на свою загипсованную ногу и сказал:

- В таком случае, полковник, Вам придется довольствоваться колченогим в качестве командира Ваших десантников. Я не смогу нормально ходить еще месяц.

- Ну что же, - ответил де Кастр, - мы найдем тебе лошадь.

Подполковник Лангле прибыл в Дьенбьенфу 12 декабря. На этот раз он принял меры предосторожности и воспользовался транспортным самолетом. Как и обещал де Кастр, в долине Лангле действительно ждал белоснежный пони тай, и поэтому полковник-десантник отправился в бой, как в 1914 году, верхом на своем скакуне.

Тем временем, в Дьенбьенфу десантники начали свои боевые выходы, как только получили директиву генерала Коньи №739 от 30 ноября. Части 8-го ударного парашютного батальона под командованием капитана Пьера Турре, усиленные ротой горцев-тай капитана Гильмино из 3-го батальона тай, должны были проникнуть глубоко в джунгли к северу от Дьенбьенфу и установить контакт с возглавляемыми французами племенами, действовавшими как партизанские отряды по всей горной местности. Эти партизаны должны были создать угрозу безопасности в тылу Вьетминя, так же, как это проделывали коммунисты в тылу французов.

Мало что было известно о французских диверсионных подразделениях. Они действовали непосредственно под юрисдикцией французских центральных разведывательных служб (Второе бюро Генерального штаба – прим. перев.), точно так же, как десять лет спустя силы специального назначения США в Южном Вьетнаме некоторое время должны были действовать непосредственно под ответственностью Центрального разведывательного управления. Их командир, майор Роже Тренкье, обладал гораздо большей властью, чем можно предположить по его низкому воинскому званию, поскольку он и его свободолюбивые подчиненные могли действовать, в основном, самостоятельно. Официально эти партизанские отряды были известны до декабря 1953 как Groupements de Commandos Mixtes Aeroportes, или GCMA, то есть, сводные воздушно-десантные диверсионные группы. В декабре 1953 года их название сменили на Groupements Mixtes d'Intervention, смешанные группы глубокого проникновения; но их задача осталась прежней: создать группы партизан-туземцев, действующих в тылу врага и сообщать как можно больше разведданных. Французские члены GCMA были отобраны специально для этих задач и обычно прекрасно говорили на одном или нескольких горных диалектах. Они также были способны обходиться минимумом западных удобств в течении нескольких месяцев, если не нескольких лет подряд. В идеале Дьенбьенфу должен был стать для них постоянной базой, куда такие группы GCMA могли бы прибыть для необходимого отдыха и пополнения запасов, или отойти, если давление станет слишком жестким. Это послужило основой для идеи воздушно-десантных «опорных точек», и вылазки воздушно-десантных подразделений из Дьенбьенфу должны были обеспечить проверку этой теории в поле.

Турре, командовавший операцией в целом, решил дать своим десантникам максимум выгоды от знания горцами местных условий. Поэтому оперативная группа была реорганизована таким образом, чтобы к каждой роте десантников был прикреплен один взвод горцев; капитан Гильмино командовал передовой группой этого маленького отряда. Цель отряда состояла не только в том, чтобы установить контакт с подразделениями партизан в этом районе (в частности, с племенами мео в Бан Пхатонге), но также продвинуться до важного дорожного узла Туанжао, примерно в пятидесяти милях к северо-востоку от Дьенбьенфу (см. карту). Туанжао был главном пунктом снабжения коммунистов вблизи Дьенбьенфу, и как только Лайтяу попал руки коммунистов, также стал перевалочным пунктом на кратчайшем пути снабжения между полем боя и коммунистическим Китаем. Поэтому обладание им было жизненно важно для обеих сторон.

В течении двух дней десантники Турре и горцы-тай Гильмино прокладывали себе пусть на север через Бан Тау и Муонг Пон к горному хребту Фатонг высотой 6000 футов. До сих пор, если не считать физического напряжения операции, они не сталкивались с трудностями и что более важно, не вступали в контакт с противником. Турре передал по рации в Дьенбьенфу, что ему нужны серебряные монеты для партизан (последние мудро не доверяли различным типам быстро обесценивающихся бумажных денег, которые выпускали французы, коммунисты и местное правительство), и что ему также нужны карты для его наступления на Туанжао. Он согласовал рандеву с одним из самолетов «Сверчок» (французский разведывательный и связной самолет NC.611 – прим. перев.) из Дьенбьенфу, который добросовестно явился на него 5 декабря в 10.00. В то время как Турре прокладывал себе путь в горах к северу от Дьенбьенфу, 1-й колониальный парашютный батальон Суке и часть 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка Брешиньяка продвигались прямо по шоссе №41, всего в трех милях к северо-востоку от центра самого Дьенбьенфу (шоссе №42, согласно картам — прим. перев.).

Тогда вдоль дороги лежала небольшая деревушка племени тай под названием Бан Хим Лам. Дорога к Бан Хим Лам петляла через узкую долину, затененную с обеих сторон холмами высотой в 1200 футов; и десантники, уверенные что в это время никакие войска противника не будут действовать так близко к Дьенбьенфу, продвигались по дороге без каких-либо особенных мер предосторожности. Но в 09.45 1-я рота 1-го BPC сообщила по рации, что видит подозрительные признаки присутствия поблизости войск противника.

Едва было передано сообщение, как убийственно точный огонь минометов и гранатометов коммунистов полностью накрыл 1-ю роту. Головной взвод был практически уничтожен в течении нескольких секунд. Остальная часть роты, с отличной дисциплиной, которую могут проявить только хорошо обученные регулярные войска, немедленно заняла круговую оборону, когда из зарослей появились вопящие волны пехоты коммунистов. Вскоре бой перерос в ожесточенные рукопашные схватки с кинжалами, мачете и ручными гранатами. Сквозь шум боя, было отчетливо слышно, как солдаты коммунистов обращаются к своим вьетнамским собратьям, которые сражались в составе десантного батальона. Они призывали их не отдавать свои жизни за «французских империалистов». На короткое время призывы коммунистов, похоже, возымели некоторый эффект, так как несколько вьетнамских десантников прекратили огонь и начали искать способ выйти из боя. Только счастливое прибытие остальной оперативной группы и артиллерийский огонь гаубиц с центральной позиции, в конце концов спасли 1-ю роту 1-го колониального парашютного батальона от полного уничтожения. Тем не менее, ее потери были тяжелыми — четырнадцать убитых и двадцать шесть раненых лежали на земле, истекая кровью. Как обычно, противник исчез так же внезапно, как и появился, унеся с собой почти всех убитых и раненых. Но не всех. Быстрый обыск карманов некоторых из убитых солдат противника, подтвердил то, о чем уже сказала их стеганная горная униформа: это была не часть партизанского отряда, который случайно столкнулся с французскими десантниками; напротив, это была часть 888-го батальона 176-го полка 316-й дивизии Народной армии. Начали появляться первые звенья в кольце осады Дьенбьенфу коммунистами.

Однако в тот же самый день, генерал Коньи, во время визита в Дьенбьенфу, решил в согласии с Жилем и недавно прибывшим де Кастром, создать опорный пункт на высоте 506, контролировавшей дорогу 41, в трехстах ярдах к западу от деревни Бан Хим Лам. Жиль, судя по всему, был не слишком доволен высотой 506 и утверждал, что над ней главенствуют высоты 781 и 1066, маячившие на ближайшем горизонте. Наконец, выбор был сделан в пользу укрепления высоты 506, потому что она предполагала лучшие коммуникационные линии с основной позицией в самом Дьенбьенфу (две других высоты были бы немедленно отрезаны от Дьенбьенфу, потому что они находились посреди джунглей) и в надежде, что коммунисты не смогут подвести свою артиллерию достаточно близко, чтобы использовать главенствующую линию высот. И даже если Вьетминь разместит на этих высотах артиллерийские орудия, французские истребители-бомбардировщики и тяжелые 155-мм орудия, которые Коньи решил перебросить в Дьенбьенфу, заставят их замолчать в кратчайшие сроки. В конце концов, Коньи был генералом артиллерии. Его суждения превалировали над суждениями его полевых командиров.

Еще одна попытка наступления вдоль шоссе №41 была предпринята 7 декабря, на этот раз достаточными силами, чтобы сорвать засаду, стоившую 1-му колониальному парашютному батальону целого взвода. На этот раз 1-я воздушно-десантная группа (1-й и 6-й колониальные парашютные батальоны), усиленная безоткатными орудиями и минометами, и прикрытая летящими над головой истребителями-бомбардировщиками, развернулась в направлении Бан Хим Лам и продвинулась вперед к Бан На Лой, в добрых четырех милях за высотой 506. Вьетминь еще раз попытался устроить десантникам засаду 9 декабря, но на этот раз они были готовы. Не обращая внимания на призывы коммунистов сдаваться, вьетнамские десантники держались рядом с французскими товарищами. На этот раз 888-й батальон так и не приблизился на дистанцию рукопашного боя. Обеспечив передвижение грузовиков со строительными материалами между Дьенбьенфу и новым опорным пунктом зачисткой ближайших окрестностей высоты 506, 1-я воздушно-десантная группа методично отступила к основной базе. Официальное название высота 506 получила 10 декабря. Ходили слухи, что все укрепленные пункты Дьенбьенфу были названы именами любовниц де Кастра. Эти слухи остались неподтвержденными. В любом случае, несколько позицией не имели женских имен: высота «Габриэль» сначала называлась «Le Torpilleur», то есть «торпедный катер», за свою форму, напоминающую корабль; другой опорный пункт был известен как «Опера», в честь парижской станции метро; и еще один опорный пункт был известен как «Epervier», или «Ястреб-перепелятник». Но высота 506 была окрещена как «Беатрис».

Успешное проникновение четырех диверсионных групп Турре в долину в двадцати милях от Дьенбьенфу и прорыв на десять миль на вражескую территорию 1-й воздушно-десантной группы, не должны были затмить тот суровый факт, что ни один удар не достиг своей цели — нарушения перемещений коммунистов по дорогам вблизи новой позиции и создания жизнеспособных партизанских сил на территории коммунистов. На самом деле катастрофа, которая должна была обрушиться на части, отступающие из Лайтяу в этот самый момент, была лишь предвестником грядущих событий. Дьенбьенфу на самом деле перестал выполнять свою задачу еще до того, как у французов появилась возможность построить оборону, которая сделала бы его настоящей крепостью.

Вызов, брошенный подразделениям гарнизона Лайтяу, указал на еще одно заблуждение, когда Дьенбьенфу задумывалась как база для наступления. Уже 5-го декабря для генерала Коньи стало очевидным что столица высокогорья Тай будет неподходящим местом. Сам город располагался на дне долины у слияния Черной реки и Нам-На. Небольшая грунтовая взлетно-посадочная полоса, часто затапливаемая паводковыми водами, была единственным средством связи Лайтяу с внешним миром, если не считать узкой тропинки, по которой в большинстве мест не могли пройти даже джипы, а в некоторых местах была даже для мулов слишком трудной. Она получила название «Тропа Пави», в честь Огюста Пави, французского чиновника, подписавшего договор о протекторате с племенами тай в 1880-м.

Как воздушно-наземная база Лайтяу после почти полной оккупации северо-западного Вьетнама коммунистами была очень важна. Она служила базовым пунктом для различных групп партизан GCMA, некоторые из которых, как говорили, даже проникали в красный Китай. То тут, то там их можно было увидеть на их базе на окраине Лайтяу: несколько французских сержантов, один или два младших офицера и несколько десятков туземцев, всегда державшихся вместе и не смешивающихся с другими солдатами гарнизона. Но с уходом в Дьенбьенфу 1-й горной мобильной группы капитана Бордье в последних числах ноября, стало очевидно, что не будет предпринято никаких попыток защитить долину от удара всей 316-й дивизии. 7-го декабря генерал Коньи принял решение начать операцию «Поллукс», вместе с быстрым отводом по воздуху регулярных частей и гражданских из маленькой долины под прикрытием подразделений GCMA и оставшихся частей из 1-й горной мобильной группы.

7-го декабря генерал Коньи в сопровождении жены, дочери и генерала Жиля в последний раз приземлился в Лайтяу и лично сообщил плохие новости Део Ван Лонгу, президенту Федерации Тай. Део Ван Лонг невозмутимо воспринял эту новость. За свою жизнь он видел как Лайтяу оккупировали китайские пираты, французские солдаты, китайские националисты, Вьетминь и снова французы. На следующий день старый вождь и его свита из грациозных принцесс и танцовщиц сели в транспортный самолет С-47, направлявшийся в Ханой. Через несколько лет он умрет в изгнании во Франции.

Из Лайтяу 183 рейсами французские самолеты вывезли 301-й вьетнамский пехотный батальон, воздушно-десантную роту, части 2-го марокканского табора, 7-ю роту 2-го батальона тай и наконец, 327 человек из подразделения обеспечения штаба, полностью состоящего из сенегальцев. Эта воздушная операция, получившая название «Леда» (согласно мифологии, мать Кастора и Поллукса), завершилась успешно. Сам Транкар покинул почти опустевший город 10 декабря, когда начали гореть и взрываться 300 тонн боеприпасов и сорок машин, которые пришлось оставить. Несколько арьергардных подразделений все еще бродили по городу-призраку. Там также было около 400 мулов и вьючных лошадей, бродивших на свободе по заброшенным полям и улицам. Они принадлежали французской армии и должны были быть расстреляны, чтобы их не использовал как тягловые средства противник, но очевидно, ни у кого не поднялась рука выполнить эту работу. 174-й полк 316-й дивизии Народной армии находился на марше в направлении Лайтяу, но он был задержан непроходимыми джунглями, а также случайными атаками французских истребителей-бомбардировщиков. Кроме того, ему также пришлось пересечь зону партизан «Кардамон», протянувшуюся между Фонг-Тхо и Бинь Лу. Когда части 316-й дивизии вошли в Лайтяу в субботу 12 декабря 1953 года, они обнаружили французский триколор, высоко развевающийся над мертвым городом. Французы предоставили возможность спустить его коммунистам.

Двадцать с лишним легких иррегулярных рот тай (CLST) (их могло быть до двадцати девяти) теперь должны были пробиваться на юг, к Дьенбьенфу, или на запад к Лаосу. В любом случае их ждало более шестидесяти миль бездорожья в джунглях, поскольку неизбежно хорошо известные тропы и пути были уже под контролем коммунистов. Эти легкие роты обычно состояли из 110 человек, вооруженных винтовками и автоматами, и возможно, несколькими 60-мм минометами. В большинстве случаев ими командовал туземный вождь, с прикомандированным французским сержантом. Даже целая группа таких рот могла быть под командованием лишь французского лейтенанта, настолько мало было опытных кадров и специалистов, способных выполнить такую задачу.

Смертельная шахматная партия теперь должна была развернуться между 2100 туземцами тай и тридцатью шестью европейцами с одной стороны и 316-й дивизией, усиленной частями 148-го полка, с другой, на 6000 квадратных милях джунглей. Еще до официального начала «Поллукса» Транкар начал отводить легкие роты тай в направлении Дьенбьенфу или Лайтяу, выдвигая одно подразделение за другим, чтобы избежать их безнадежного рассеивания в джунглях. Всем подразделениям тай были выданы американские радиостанции «SCR 694», чтобы они могли поддерживать связь друг с другом и они были обеспечены любым дополнительным носимым вооружением, которое только можно было найти в Лайтяу (например, 60-мм минометами).

Что именно произошло с легкими ротами тай в течении отчаянных десяти дней между эвакуацией Лайтяу и прибытием последних оставшихся из них в Дьенбьенфу, никогда не будет известно. Слишком мало командиров подразделений выжило, а некоторые подразделения полностью погибли в джунглях, и о них больше никогда не было слышно. В начале эвакуации, по-видимому, в районе Лайтяу было четыре ротных группы 1-й горной мобильной полковой группы. Тремя из них командовали соответственно лейтенанты Юльпа Гиллерми и Вьем, а четвертой сержант Блан. Первоначально подгруппы Юльпа и Гиллерми должны были оставаться на территории коммунистов и формировать партизанские отряды, как это сделали GMCA в зоне «Кардамон», но вскоре это оказалось невыполнимым. Чтобы создать партизанскую зону, нужно иметь время на ознакомление с местностью и местным населением и создать районы базирования. Это уже было невозможно ввиду приближения частей коммунистов. В период с 5 по 11 декабря три французских сержанта — Гизье, Бонхиль и Лахаль, прикрывали со своими подразделениями (388-я, 282-я и 295-я легкие роты соответственно) отступление оставшихся частей из Лайтяу к Партизанскому перевалу.

Но когда туземцы-тай начали понимать, что они собираются оставить свою родину, а часто и свои семьи и деревни в руках противника, они стали неуверенными в себе, а некоторые тихо ускользнули из своих подразделений. 10-го декабря пятьдесят два человека из 547-й роты покинули свое подразделение с четырьмя ручными пулеметами и 60-мм минометом. В последующие дни подгруппа Юльпа получила радиограмму, предписывающую забрать оставшиеся подразделения в Лайтяу (дворцовая стража Део Ван Лонга и некоторые из членов его семьи настояли на том, чтобы остаться, пока коммунисты не доберутся до города). Затем настала очередь 273-й роты дезертировать до последнего человека, за исключением ее унтер-офицеров из местных.

Получив по воздуху продовольствие и боеприпасы, и реорганизовав оставшиеся шесть рот, лейтенант Юльпа начал свой марш на юг широким обходом на восток, чтобы избежать засад коммунистов на тропе Пави, о которых ему сообщили верные самолеты-корректировщики «Сверчок». Его продвижение замедлялось тем, что в колонне были женщины и дети. Тем не менее, 17 декабря подгруппа достигла Поу Кои, примерно на полпути между Лайтяу и Дьенбьенфу на юго-востоке. Там он получил еще один груз припасов, сброшенных с воздуха. До сих пор контакт с противником ограничивался спорадическими столкновениями с тем, что казалось разведчиками противника. Возросла надежда, что Юльпа доберется до соседнего Лаоса, где вспомогательная колонна из лаосских горцев и французских отрядов коммандос под командованием подполковника Водре пробиралась через джунгли на соединение с легкими ротами.

Но 18 декабря в 10.00 убийственный минометный обстрел, за которым последовала стремительная атака регулярных солдат Вьетминя и принявших сторону коммунистов туземцев разрушили эту надежду. В течении нескольких часов группа Юльпа прекратила свое существование. Лейтенант Юльпа, пять французских унтер-офицеров, лейтенант тай из 301-го вьетнамского пехотного батальона и шесть туземцев нашли друг друга после четырехдневного блуждания по джунглям. Они были замечены 22 декабря французскими вертолетами из Дьенбьенфу и подобраны в 17.00.

Подгруппа Гиллерми находилась под постоянным обстрелом с 8-го декабря и так и не смогла оторваться противника. Верный своей задаче защищать как можно дольше подступы к Лайтяу, Гиллерми и семь его рот упорно держались за перевал Па Хам. Наконец, под интенсивным ружейным и минометным огнем с окрестных высот, Гиллерми запросил разрешение отойти на последнюю позицию, на Десантную высоту, в двух милях к северо-западу от перевала. Разрешение было дано, но слишком поздно, чтобы спасти Гиллерми и его людей. Ожесточенной атакой усиленного батальона коммунистов в течении почти двух дней отряд был смят к 09.10 10 декабря. Одному французскому сержанту Арсико (Arsicaud – прим. перев.) и 150 его бойцам удалось вырваться из резни и добраться до Муонг-Тонг, в четырнадцати милях к югу от Лайтяу к полудню 11 декабря.

То, что после этого сделал доблестный сержант Арсико в течении семи дней, само по себе заслуживает книги. Муонг-Тонг стал местом сбора оставшихся из каждой легкой роты в этом районе, в результате чего Арсико вскоре командовал отрядом в 600 человек, которым, согласно его размеру, должен был командовать майор. Он неутомимо организовал переброску припасов по воздуху, сумел заполучить вертолет для пяти тяжелораненых, которых нес с собой, и повел свой отряд на юг без остановки. Удивительно, что французская армия, поддерживающая контакт вертолетами с отрядом Арсико до конца, никогда не пыталась облегчить его бремя командования, прислав несколько офицеров более высокого ранга. Арсико продолжал вести своих людей на юг. Его целью было догнать и встретиться с отрядом Юльпа у Поу Кои, но постоянное давление подразделений коммунистов превратило продвижение его колонны в бесконечную агонию.

В 16.00 15 декабря, сержант Арсико добрался до Муонг-Ча под сильным огнем. Еще одна изолированная рота, 546-я и сорок человек из 547-й присоединились к его колонне, но только на короткое время. Коммунисты, как голодные волки, нападающие на отбившихся от стада карибу, набросились ночью на присоединившихся и уничтожили их. Прошло четыре дня, с тех пор как отряд Арсико получил по воздуху последние припасы. Люди были измучены голодом и жаждой, о чем Арсико сообщил 16 декабря в лаконичной радиограмме. 17 декабря во второй половине дня поляна близ Бан Нам Ча была назначена местом встречи, для сброса груза снабжения с воздуха. К этому времени отряд Арсико отставал от медленно движущегося отряда Юльпа всего на один день. Когда вечером 18 декабря батальон сержанта расположился на бивуаке в Бан Нам Нхи, измученные люди восстановили радиосвязь с базой в Дьенбьенфу только для того, чтобы получить сокрушительную новость о том, что отряд Юльпа был разгромлен и что самая короткая дорога на юг уже перекрыта. В 21.30 пришло короткое сообщение от Арсико, что он атакован. Однако сообщение от 1-й горной мобильной полковой группы из Дьенбьенфу, приказывающее ему развернуться и направиться на северо-запад в Лаос, по-видимому, так и не было получено.

Когда французский разведывательный самолет пролетел над районом боевых действий, в 16.00 на следующий день, он внезапно заметил Арсико и горстку людей. Они все еще были вооружены и у них все еще была рация. Самолет-корректировщик назначил им место встречи на следующий день, где их мог подобрать вертолет. Арсико подтвердил, что он будет там и исчез в джунглях, махнув в последний раз кружащему самолету. Его самого и его людей больше никто не видел.

Группа сержанта Блана, состоявшая из 416-й, 418-й и 428-й легких рот, а также оставшихся штабных подразделений 1-й горной мобильной полковой группы и иждивенцев 301-го вьетнамского пехотного батальона, не имела ни шанса. Окруженная в Муонг-Пон, в семидесяти километрах к югу от Лайтяу, эта подгруппа постоянно подвергалась сильным атакам. Пятеро раненых были эвакуированы вертолетом во второй половине дня 11 декабря и сержант Блан пытался отвести женщин и детей на юг, в направлении спасательного отряда из 2-й воздушно-десантной группы, которые пробивались на север, встречая сильное сопротивление. Блан потерпел неудачу в своей попытке. Три роты полностью исчезли в ходе атак коммунистов в ночь с 12 на 13-е декабря 1953 года.

Повезло только подгруппе Вьема. Решительно продвигаясь на восток, на территорию противника, а не на запад, в ожидаемый район отступления, 431-я, 432-я и 434-я легкие роты (с 434-й под командованием старшего сержанта Кант, двигавшейся отдельно от основной колонны) прибыли на высоту 836 в шести милях к северо-востоку от Дьенбьенфу уже 15 декабря и достигли долины без потерь.

Другим рассредоточенным подразделениям повезло в разной степени. 388-я рота получила 12 декабря приказ отступить к Партизанскому перевалу. Она стремилась добраться до Лаоса через долину Нам-Меук. 14 и 15 декабря они получили по воздуху припасы и приказ двигаться по направлению к Дьенбьенфу. Приказ был принят и маленькая группа сменила направление. Они исчезли в ночь с 16 на 17 декабря и больше никто о них не слышал. Транспортной роте погонщиков мулов тай и 248-й легкой роте повезло больше. Уже направляясь на юг, когда пал Лайтяу, они прошли через Муонг-Пон перед подгруппой сержанта Блана, которая была там окружена, и прибыли в Соп-Ном 16 декабря, где нашли выживших одного из отрядов коммандос 8-го ударного парашютного батальона, и нескольких беглецов из уничтоженного гарнизона Муонг-Пон. До сих пор рота погонщиков мулов тащила за собой своих верных животных. Но в ночь с 16 на 17 декабря путь, выбранный подразделением (и мудро, поскольку он уводил их широким обходом вокруг поля боя у Муонг-Пон) стал настолько крутым, что мулов пришлось бросить. 18-го декабря рота погонщиков мулов и 248-я рота вышли из джунглей и связались по рации с Дьенбьенфу. Сброшенные с воздуха припасы позволили изголодавшимся выжившим восстановить силы для последнего перехода. Они прибыли в долину Дьенбьенфу 22 декабря.

Агония войск, задействованных в операции «Поллукс» происходила не сама по себе. Фактически, это должно было стать первым испытанием способности Дьенбьенфу играть свою предполагаемую роль в качестве опорного пункта для глубоких наступательных ударов; роль, важность которой еще раз была подчеркнута новой директивой генерала Коньи от 8 декабря. Операция включала в себя перемещение всей усиленной 2-й воздушно-десантной группы в Муонг-Пон, на треть тропы Пави в направлении Лайтяу. Это не была мелкая операция, так как в ней участвовали 1-й парашютный батальон Иностранного легиона, 5-й вьетнамский парашютный батальон, все оставшиеся подразделения 8-го ударного парашютного батальона, и две батареи 105-мм гаубиц. Отряд также имел в распоряжении один самолет-разведчик «Сверчок» и четыре бомбардировщика Б-26.

Отряд был поднят по тревоге 10 декабря в 16.30 и покинули долину в 02.00 во главе с 8-м колониальным парашютным батальоном Турре во главе. Восемь часов спустя, в 10.00 Турре сообщил, что «продвижение медленное, но нормальное». Это сообщение было подтверждено самолетом-корректировщиком. Тем не менее, в 11.30, как раз в тот момент, когда передовые подразделения Турре проникли в выглядевшую покинутой деревню Бан Тау, смертоносно точный огонь пехоты внезапно был открыт с окружающих холмов. С отработанной скоростью десантники развернулись веером в оборонительный периметр и открыли огонь по невидимому противнику. В течении нескольких минут 8-й колониальный парашютный батальон потерял одиннадцать человек. Он медленно начал прокладывать себе путь к высоте, которая давала ему лучшую позицию для обороны, если противник решит атаковать небольшой отряд. Новоприбывший Лангле присоединился к колонне на своем пони, которого вскоре пришлось оставить, когда оказалось, что он не сможет продвигаться по узким тропинкам, прорубленным в джунглях. Упорно сдерживая свою боль, Лангле преподал первый урок лидерства своему новому соединению: держась за рядового десантника и лейтенанта Сенлана из воздушно-десантной роты тяжелых минометов, он ковылял вместе со своими солдатами до конца всей миссии.

Тем временем, в 15.30, гарнизон Муонг-Пон под командованием сержанта Блана, оказавшийся под сильным давлением противника, продолжал призывать к скорейшему прорыву спасательного отряда. Он запросил напалм на окружающие позиции противника. Однако продвижение основной части 2-й воздушно-десантной группы было остановлено. С Турре, все еще прижатым на его высоте, 2-я воздушно-десантная группа готовилась к круговой обороне ночью. Снова начав свое продвижение в 03.00 12 декабря, основная часть 2-й воздушно-десантной группы добралась до Турре в 14.00, встретив слабое сопротивление противника. Но чтобы не попасть в еще одну засаду, вроде той, что задержала 8-й колониальный парашютный батальон, вся 2-я воздушно-десантная группа теперь двигалась вдоль линии высот, идущей параллельно тропе Пави. Хотя с военной точки зрения это было разумное решение, физически оно оказалось мучительным. Линия высот была полностью покрыта слоновьей травой, высотой от шести до девяти футов, которую приходилось рубить мачете. В полной боевой выкладке, без каких-либо источников воды в пределах досягаемости, десантники прокладывали себе путь вперед со скоростью 200 ярдов в час. Многие из них падали в обморок вследствие обезвоживания. Люди упорно маршировали всю ночь с 12 на 13 декабря, подстегиваемые по рации мольбами избиваемого гарнизона Муонг Пон.

Во главе с 5-м вьетнамским парашютным батальоном майора Леклера 13 декабря в 08.00 марш 2-й воздушно-десантной группы на Муонг Пон продолжился, на этот раз в пределах слышимости битвы, где измученные легкие роты тай сержанта Блана все еще держались. Но оставалось преодолеть мучительные четыре километра ценой тысяч ударов мачете по почти непроницаемой стене высокой травы. С приближением полудня, огонь в Муонг Пон внезапно начал затихать. Несколько минут спустя маленький самолет-разведчик подтвердил дурную весть: маленький доблестный гарнизон сержанта Блана был сметен, деревня была охвачена пламенем и по-видимому, кишела солдатами регулярных сил Вьетминя. Тем не менее, 2-я воздушно-десантная группа продолжала идти, в надежде спасти нескольких уцелевших. Когда они добрались до Муонг Пон в 14.00, ее руины были пустынны, если не считать тел павших бойцов тай. Уцелевшие и гражданское население было уведено уходящими коммунистами. Турре и его люди отступили к основной колонне в в 15.30, не найдя выживших.

Был еще один акт в драматической попытке спасти легкие роты. Четыре ранее выделенные группы коммандос 8-го ударного парашютного батальона, усиленные одной ротой 3-го батальона тай, получив известия о том, что гарнизон Муонг-Пон находится в отчаянном положении, прорубили себе путь через джунгли с востока на запад, отклонившись от своего рейда по дороге в Туанжао. Они поддерживали радиосвязь с 5-м вьетнамским парашютным батальоном и достигли района Муонг-Пон почти одновременно с авангардом капитана Турре. Они узнали по рации что гарнизон в Муонг-Пон пал. Десантники-коммандос, набранные из туземцев, бывшими уроженцами этого района, действительно показали на что способны элитные войска, даже в тяжелых физических условиях: в отличии от медлительного продвижения десантников 2-й воздушно-десантной группы, которые тащили на своем марше все, от средних минометов до 105-мм гаубиц и которые не сопровождали отряды из туземцев-тай, смешанные отряды тай и десантников подошли к Муонг Пон мучительными форсированными маршами. Им тоже пришлось прокладывать себе путь через джунгли с помощью мачете. Вместо того, чтобы идти по линии хребта, им пришлось перевалить через несколько хребтов, дно долин которых часто находилось на 2000 футов ниже вершин. В течении трех дней подряд они продолжали двигаться по семнадцать часов в день, только для того, чтобы столкнуться с душераздирающим фактом, что все усилия были напрасны. По иронии судьбы, несколько подразделений коммандос пересекли тропу, по которой двигалась 2-я воздушно-десантная группа, и думая, что она проложена недавно прошедшим отрядом Вьетминя, тщательно ее заминировали. Когда 8-й колониальный ударный парашютный батальон был оповещен что вьетнамским десантникам из 5-го вьетнамского парашютного батальона придется использовать тропу для отхода, сержанту Бенцеку, устанавливавшему мины, пришлось вернуться назад и взяться за опасную работу по обезвреживанию собственных мин-ловушек.

Хотя попытка спасти Муонг-Пон провалилась, битва для 2-й воздушно-десантной группы была далека от завершения. Едва передовые отряды капитана Турре и майора Леклера начали отступление на юг, как в 16.50 их колонна попала под плотный огонь противника. Как позже было написано в отчете 2-й воздушно-десантной группы, Вьетминю удалось установить свое тяжелое вооружение на дистанции 500 ярдов от последнего ночного бивуака десантников (и они не были обнаружены ни французской воздушной разведкой, ни патрулями десантников), благодаря чему смогли накрыть десантников с предельной точностью. В течении нескольких минут десантники понесли тяжелые потери и вызвали воздушный удар бомбардировщиков Б-26, бывших в их распоряжении. Быстрое вмешательство бомбардировщиков, вероятно, спасло 5-й вьетнамский батальон от почти полного уничтожения. Несмотря на это, потери батальона были серьезными: трое убитых, двадцать пять раненых и тринадцать солдат пропавших без вести.

Это был еще не конец. Отряды коммунистов, больше не сдерживаемые блокпостом в Муонг-Пон, теперь начали наступление на всю воздушно-десантную группу. В полдень 14 декабря гаубицы начали вести огонь в поддержку арьергардных подразделений 2-й воздушно-десантной группы, образованных десантниками 1-го парашютного батальона Иностранного легиона (BEP). Как и в предыдущий день, бойцы Вьетминя стремились как можно быстрее приблизиться к своей цели, чтобы избежать разрушительных ударов французских ВВС. В 14.50 1-й BEP сообщил, что полностью втянут в рукопашные бои с солдатами регулярных частей коммунистов. Снова вмешались французские ВВС, на этот раз показывая, как будут проходить бои в Дьенбьенфу. В 15.00 один из разведывательных «Сверчков» доложил, что был поражен зенитным огнем противника, а в 16.00 один из истребителей-бомбардировщиков доложил о попаданиях.

Легионеры, тем временем, были серьезно потрепаны. Когда противник, наконец, прекратил атаки в 18.30, 1-й парашютный батальон Иностранного легион потерял двадцать четыре бойца ранеными, двадцать восемь убитыми и пропавшими без вести. Он также потерял много снаряжения: четыре автоматические винтовки, двенадцать пистолетов-пулеметов, один пулемет, и три радиостанции. 5-й вьетнамский десантный батальон потерял троих убитыми и двенадцать ранеными в последнем столкновении. 15 декабря в 07.35 последние подразделения 2-й воздушно-десантной группы вновь вошли в долину Дьенбьенфу. Ее первый рейд и глубокая разведка закончились неудачей. Кроме того, уничтожение легких рот тай показало, что было почти невозможно поддерживать какие-либо регулярные подразделения в тылу коммунистов перед лицом решительных операций коммунистов по зачистке. По мере развития ситуации Дьенбьенфу с находящимися там войсками перестали быть оперативной базой для наступательных операций в течении одной недели после падения Лайтяу. Было также очевидно, что крупные отряды десантников не были идеальным инструментом для такого рода операций. С другой стороны, небольшие рейдовые группы или подразделения партизан, такие как коммандос Турре или отряды зоны «Кардамон» GCMA, не могли нанести противнику такой ущерб, который помешал бы ему осуществить свои основные стратегические намерения. Для того, чтобы такие небольшие отряды стали действительно эффективными, потребовались бы месяцы, если не годы, политической подготовки местности. Этого французы не смогли сделать, когда для этого было время. Теперь было слишком поздно; пять лет пренебрежения нельзя было возместить за несколько недель.

Теперь оставалась задача подсчитать потери за последнюю неделю мобильных операций. Когда 9-го декабря войска для операции «Поллукс» вышли из Лайтяу, в них насчитывалось 2101 человек, включая трех французских лейтенантов и тридцать четыре французских рядовых. Когда 22 декабря последние уцелевшие из роты погонщиков мулов тай и 248-й легкой роты достигли Дьенбьенфу, в общей сложности, насчитывалось десять французов, включая лейтенанта Юльпа и 175 туземцев. Почти 2000 вооруженных бойцов, включая двух французских офицеров и четырнадцать сержантов и несколько сотен гражданских, пропали во время похода. Кроме того, коммунисты захватили достаточно оружия, чтобы вооружить целый полк.

В своем жестком разборе операции, недавно прибывший командир 2-й воздушно-десантной группы подполковник Лангле отметил невероятную способность противника маскировать свои огневые позиции и лагеря так, чтобы сделать их невидимыми для наблюдения с воздуха и наземной разведки. В отличии от этого, отметил Лангле, французские десантники разбивали свои биваки без особой заботы о маскировке и, как любая «богатая» западная армия бросали на своем пути пустые пачки сигарет и банки из-под пайков «оставляя след, словно Гензель и Гретель», чтобы патрули коммунистов следовали за ними.

Эта первая серьезная неудача — как ни странно, она почти не получила огласки — казалось, не произвела никакого впечатления на французское Северное командование в Ханое, которое отвечало за ход битвы. С подполковником Лангле, шедшим впереди, несмотря на едва залеченную лодыжку, в полночь 21 декабря 1953 года воздушно-десантная группа снова направилась к высотам. Не то, чтобы восемь прошедших дней воздушно-десантная группа провела в праздном отдыхе и восстановлении сил; напротив, она была занята строительством штабных бункеров в Дьенбьенфу, а 5-й вьетнамский парашютный батальон вырубал кустарник примерно в трех километрах к северо-западу от аэродрома вокруг двух небольших холмов, которые позже должны были стать опорным пунктом «Анн-Мари».

Местность, которую они должны были пересечь в ходе второго разведывательного рейда, была пожалуй еще более сложной чем та, с которой пришлось столкнуться при попытке достичь Муонг-Пон. Более того, даже если бы им удалось соединиться с французско-лаосским отрядом майора Водре, миссия не могла дать ощутимых результатов на будущее; ни у Водре, ни у гарнизона в Дьенбьенфу не было достаточно сил, чтобы поддерживать связь постоянной. Кроме того, сделать тропу в джунглях между Дьенбьенфу и Сопнао (ближайшим лаосским городом) доступной даже для легких транспортных средств было бы подвигом дорожной инженерии, о котором и мечтать было нельзя в сложившихся условиях. Приведу лишь один практический пример: армии США в соседней Бирме потребовалось почти восемнадцать месяцев, чтобы построить знаменитую дорогу Ледо длиной в 120 миль — и это без вмешательства противника и со всем инженерным оборудованием, которое только могла мобилизовать американская изобретательность. Тропа длиной в пятьдесят миль в джунглях между Сопнао и Дьенбьенфу была прорезана глубокими оврагами, пересекала горный хребет высотой 6000 футов с отвесными известняковыми скалами и находилась в сотнях миль от ближайших французских баз с тяжелой техникой. Инженерные аспекты были только одной почти неразрешимой проблемой. Если учесть, что такая дорога должна была быть построена перед лицом постоянных нападений полноценных регулярных дивизий коммунистов, бесполезность поддержания наземной связи с Лаосом иначе как по психологическим причинам («в доказательство» что Дьенбьенфу не был безнадежно отрезан от внешнего мира), была очевидной.

Операция имела двойное кодовое название: «Ардеш» (французский департамент, известный своими глубокими долинами) для отряда, двигающихся из Лаоса и «Регата» для отряда Лангле, выдвигающегося из Дьенбьенфу. Войска, участвующие в «Ардеш» состояли из 5-го батальона лаосских егерей, под командованием майора Водре и 5-го марокканского табора под командованием майора Кокле. Общее командование осуществлял майор Водре. «Адреш» началась всего через несколько дней после операции «Кастор» и включала в себя выматывающий 200-мильный марш перед лицом постоянных беспокоящих атак прокоммунистических партизан Патет-Лао. Было также известно, что 920-й батальон 148-го полка Вьетминя поджидал отряд «Ардеш» на ключевой переправе через реку у Муонг-Хуа. Муонг-Хуа уже был местом эпического сражения в апреле и мае 1953 года, когда французы приказали легкому лаосскому батальону дать там последний бой, чтобы выиграть время для обороны центрального Лаоса.

Теперь роли поменялись местами. 920-й батальон удерживал позицию, а французы и лаосцы наступали из джунглей. Они достигли высот, возвышавшихся над Муонг-Хуа 3 декабря 1953 года. Солдаты Вьетминя, которые уже несколько дней ждали нападения, были готовы встретить их на хорошо укрепленных позициях с автоматическим оружием, заранее пристрелянными минометами и даже минными полями, вполне вероятно теми же самыми, которые оставили французы, когда этот опорный пункт был захвачен шесть месяцев назад. Объединенный французско-лаосско-марокканский отряд продолжал наступление. К 16.30 они захватили ключевой холм, возвышавшийся над основной позицией, и бой стал точной копией предыдущего, за исключением того что теперь коммунисты, а не французы были загнаны в угол, защищая свою позицию. 920-й батальон был крепким подразделением и решительно держался в течении всего следующего дня в блиндажах на двух оставшихся позициях. Последние его уцелевшие бойцы бежали через реку Нам-Оу в течение следующей ночи.

Здесь можно было бы извлечь урок для Дьенбьенфу: нет смысла защищать укрепленную позицию, если нет достаточной огневой мощи и личного состава, чтобы отбить штурм. Этот урок, по-видимому, был усвоен коммунистами после Муонг-Хуа. Французами он усвоен не был.

Имея Муонг-Хуа, в качестве тыловой базы отряд «Ардеш» был готов к последнему рывку к Сопнао, где они должны были встретиться с десантниками из Дьенбьенфу. Этот отряд состоял из 2-го батальона 3-го полка Иностранного легиона, который достиг Муонг-Хуа после двадцати одного дня форсированного марша и выглядел, по словам одного очевидцев, «как заключенные концентрационного лагеря. Их молодой врач потерял двадцать два фунта. Несколько человек умирают от тифа».

Тропа до Сопнао, хотя до него было всего двадцать пять миль, оказалась ужасно трудной. Поскольку тропа вела через почти необитаемую горную цепь, воды не было и люди жевали листья цветов опиумного мака, чтобы утолить жажду. Среди них была одна француженка; она была одним из лучших военных репортеров во время войны в Индокитае, с великолепным послужным списком во французском движении Сопротивления во время Второй мировой войны. Мадемуазель Брижитт Фрианг спрыгнула с парашютом, чтобы присоединиться к отряду «Ардеш» еще до того, как он достиг Муонг-Хуа и проследовала всю операцию пешком до самого Дьенбьенфу. 21 декабря отряд достиг Нга-На-Сон, всего в восьми милях от Сопнао. Поскольку имелись сведения о присутствии войск коммунистов в этом районе, марокканцы из 5-го табора установили оборонительный периметр, в то время как Водре и лаосцы сделали последний рывок к Сопнао. Небольшая взлетно-посадочная полоса Нга-На-Сон была полностью разрушена Вьетминем, который заставил население вырыть поперек нее рвы. В течение всей ночи. в свете горящих кустов, марокканцы устраняли все препятствия на поле кирками и лопатами, сброшенными им в 21.00 на парашютах самолетом снабжения. Полковник де Кастр, пожелавший присутствовать при встрече отрядов «Ардеш» и «Регата» под объективами ранее прилетевших газетчиков и операторов, приземлился на следующий день в 14.00 на небольшой полосе на собственном связном «Сверчке».

Последняя перестрелка с отступающими коммунистами все еще ждала Водре и его лаосцев, когда они вошли в Сонпао. Арьергард 148-го полка устроил засаду поперек тропы; она была сметена огнем миномета и безоткатных 57-мм орудий, которые с трудом тащили через джунгли. Но в полдень 23 декабря майор Водре и подполковник Лангле пожали руки перед камерами в центре Сопнао. На потребу публике был создан миф о том, что Дьенбьенфу может стать базовым пунктом для свободно перемещающихся рейдовых сил. Десантники из 8-го колониального парашютного батальона и 1-го парашютного батальона Иностранного легиона, которые достигли Сопнао без каких-либо инцидентов, кроме неоднократного пересечения глубоких ледяных рек со всем своим снаряжением, выглядели несколько потрепанными в своей промокшей униформе. Их последний привал был в Хуэй-Хуне, в трех милях от Сопнао, но после него еще раз пришлось переправиться через реку.

Возвращение в Дьенбьенфу был еще хуже, чем марш-бросок из него. Прошли несезонные дожди и пересечь и без того быстрые горные реки стало еще труднее. Рождество встречали в мокрой униформе посреди джунглей. В связи с тем, что в окрестностях появились крупные подразделения 148-го полка, подполковник Лангле решил идти по новому маршруту и доставка дополнительных грузов снабжения по воздуху была запрещена, чтобы не выдать новый маршрут отряда «Регата». Пусть был настолько непроходимым, что было решено уничтожить часть тяжелого вооружения. Десантнику-легионеру оторвало руку, когда преждевременно взорвался заминированный миномет. Он был эвакуирован с помощью вертолета, который также доставил американского журналиста Дикси Ридса, который должен был следующие два дня маршировать в Дьенбьенфу в деловом костюме и американских мокасинах. Наконец, утром 26 декабря среди передовых подразделений колонны раздался крик «Дьенбьенфу!» Долина, наконец, была достигнута.

Но Вьетминь напомнил возвращающемуся отряду, как близко он затаился. Когда французы пересекали последнюю линию высот, на виду у укрепленных позиций в долине, раздался одиночный винтовочный выстрел и один из десантников рухнул на землю. Он умер через несколько часов.

Когда измученные десантники добрались до лагеря, Брижитт Фрианг заметила «рождественскую елку» перед одним из блиндажей — дерево, которое словно сошло с «Ужасов войны» Гойи. Стволом был шест, обмотанный колючей проволокой, увенчанный вражеским шлемом и украшенный в качестве игрушек изношенным солдатским ботинком, пустыми бутылками и пустыми консервными банками из сухих пайков.

Так закончилось последнее глубокое проникновение французских войск из Дьенбьенфу во внутренние районы страны. В своем официальном отчете, написанном на следующий день, Лангле показал, что у него не было иллюзий относительно возможности поддерживать постоянную связь с ближайшим дружественным форпостом в Лаосе.

«Джунгли настолько густы», - написал Лангле, - «И местность настолько пересечена, что установление прямой связи между Дьенбьенфу и например, Сопнао, по всей вероятности займет несколько месяцев».

Это оставляло французскому верховному командованию в Ханое и Сайгоне два варианта для Дьенбьенфу. Один из них состоял в том, чтобы признать, что долина никогда не сможет играть свою роль в качестве оперативной базы для наступательных операций. Там, где такие операции были осуществимы, они могли проводиться заброшенными коммандос GCMA или гораздо более сильными отрядами, такими как отряд «Ардеш», чьи операции были аналогичны операциям британцев и американцев в Бирме в 1942-44 годах. Другой альтернативой было истолкование роли Дьенбьенфу как центра притяжения войск коммунистов в точке, удаленной от наиболее чувствительных для французов целей в дельте Красной реки, в то время как они готовились к крупной кампании 1955 года, которую первоначально предусматривал Наварр.

Как бы то ни было, французы не сделали ни того, ни другого. Продолжались обширные рейдовые операции, которые приносили мало результатов с точки зрения разведки и были чрезвычайно дорогостоящими с точки зрения человеческих потерь. В то же время не было предпринято никаких усилий для приведения укреплений Дьенбьенфу в состояние, позволяющее противостоять крупному штурму коммунистов. Дальние разведывательные операции типа «Регаты» и «Поллукса» не позволили задействованным частям укрепить свои позиции.

Разведывательные миссии продолжались, хотя теперь они ограничивались ближайшими окрестностями долины. Насколько близко теперь был противник, стало ясно, когда начальник штаба де Кастра, подполковник Гют был убит 28 декабря восемнадцатью автоматными пулями, во время патрулирования в нескольких сотнях ярдов к северу от опорного пункта «Анн-Мари». На следующий день, части 3-го батальона майора Пола Пего из 13-й полубригады Иностранного легиона, расчистили дорогу за деревней Бан Хим Лан только для того, чтобы сразу же столкнуться с сильным сопротивлением, а 30 декабря 2-й марокканский батальон, продвигаясь на юг от опорного пункта «Изабель», столкнулся с сопротивлением противника в деревне Бан Кан, в пяти километрах к югу. И снова французы понесли потери.

Но верховное командование считало (и это оказалось верным предположением), что самые тяжелые удары будут нанесены с северо-запада, по дороге из Туанжао, откуда должна была прибыть основная масса коммунистов. Поэтому де Кастр решил выдвинуть весь 8-й колониальный ударный парашютный батальон как можно дальше по дороге к Туанжао, насколько возможно не встречая сильного сопротивления противника. Чтобы сделать задачу более плодотворной, 8-й батальон решил следовать по маршруту через горы, чтобы по возможности обойти блок-пост или аванпост коммунистов в маленьком поселке Бан На Лой, в четырех километрах к северу от опорного пункта «Беатрис». Некоторые из туземцев, все еще остававшихся в долине, были взяты с собой в качестве проводников, поскольку они сказали, что знают тропу, по которой собирались идти десантники. Тем не менее, когда колонна вошла в джунгли днем 6 января, начались частые безрезультатные хождения туда и сюда. «Проводники» начали расходиться во мнениях относительно того, по какому пути следует идти, и в конце концов признали, что они «забыли» точный путь.

Капитан Турре решил проложить свою собственную тропу на север и на следующий день колонна появилась на шоссе №41 к северу от Бан-На-Лой. 8-й батальон едва добрался до дороги, как его встретил интенсивный шквал прицельного огня пехоты. Хорошо обученные десантники быстро укрылись, а затем контратаковали. Они потеряли только пятерых ранеными и смогли захватить в плен раненого солдата Вьетминя. Все шесть раненых были погружены на носилки, но пленный солдат Вьетминя и один из раненых тай умерли два дня спустя, уже почти в пределах видимости Дьенбьенфу. Теперь, когда их присутствие было обнаружено, Турре чувствовал, что шансы продвинуться дальше невелики и приказал батальону вернуться через Бан На Лой. Как и ожидалось, Бан На Лой удерживался Вьетминем, который встретил французскую колонну минометным огнем. Турре наконец вызвал авиаудар из Дьенбьенфу, чтобы прорваться через блок-пост. Истребители превратили Бан На Лой в руины и 8-й колониальный ударный парашютный батальон вернулся в Дьенбьенфу в 12.00 8-го января. Они снова потерпели неудачу в своей дальней рекогносцировке, однако еще раз получили доказательства того факта, что кольцо осады коммунистами тесно смыкалось вокруг долины и становилось туже с каждым днем.

Не обращая внимания на эти неудачи, де Кастр продолжили попытки выполнить свою основную задачу маневренного наступления. Он написал генералу Коньи 13 декабря 1953 года, с просьбой предоставить ему «минимум двенадцать батальонов» с которыми он «мог бы одновременно контролировать поле боя площадью сорок квадратных километров, имея возможность проводить разведку боем и рейды с использованием около трех батальонов».

Ханой действительно сделал все возможное, чтобы улучшить положение де Кастра в живой силе, сменив некоторые из наименее надежных или наиболее измотанных частей, таких как 301-й вьетнамский батальон или 2-й табор марокканцев, и заменив их лучшими войсками. Однако это не улучшило результатов попыток наступления за пределами долины. Рейд, проведенный 12 января 1954 года на деревню Бан Хуой Фук в трех километрах к западу от «Изабель» всеми силами 2-й воздушно-десантной группы, не принес ничего, кроме дополнительных потерь. Еще одну массированную атаку, вновь возглавила сильно потрепанная 2-й ВДГ, усиленная 3-м батальоном 3-го пехотного полка Иностранного легиона, против позиции коммунистов на высоте 683, в 2000 ярдах от опорного пункта «Габриэль». Она продолжалась с 31 января по 2 февраля 1954 года и впервые наткнулась на сильно укрепленные позиции коммунистов. Наступающие войска не видели ничего, пока их внезапно не обстреляли почти прямо из-под ног. Солдаты Вьетминя, невероятно успешные мастера в искусстве маскировки, построили блиндажи прямо в земле и подлеске; их амбразуры, едва шире щели в почтовом ящике, едва приоткрывались, даже когда расчеты блиндажей использовали свое оружие.

Сопротивление стало настолько сильным, а знание местности настолько важным, что Лангле решил включить в свою оперативную группу 2-й батальон туземцев-тай майора Мориса Шенеля. 2-й батальон тай, годом ранее отличившийся в обороне северной части территории тай (их родном регионе), демонстрировал явный упадок боевого духа с тех пор, как он прибыл в Дьенбьенфу. Шенель, офицер Иностранного легиона, хорошо знавший нагорья тай, знал об этом. Он просил время, чтобы снова взять батальон в руки, но чувствовал, что не может отказаться от приказа участвовать в этой вылазке. 1-го февраля, когда основная задача по обнаружению и уничтожению блиндажей и артиллерийских позиций противника уже провалилась, часть 2-го батальона тай оказалась в арьергарде, и в 15.30 сильный огонь противника накрыл взвод лейтенанта Негро. Через несколько минут Негро и семнадцать горцев лежали мертвыми на поле боя. Только быстрое возвращение десантников спасло 2-й батальон тай от уничтожения.

Потери личного состава были тяжелы, но куда более грозный удар злого рока сопровождал их гибель. Лейтенант Негро взял с собой в тот рейд крупномасштабную карту долины Дьенбьенфу, которая была только что уточнена французской армией по последним аэрофотоснимкам. С картой в руках коммунисты могли корректировать огонь своей артиллерии с предельной точностью . Артиллерия Вьетминя, о которой до тех пор чаще говорили, чем на самом деле видели и чувствовали на поле боя, больше не была мифом. 31-го января кольцо гор вокруг Дьенбьенфу впервые отозвалось резким эхом американских вьючных 75-мм и легких 105-мм гаубиц, обстреливающих взлетно-посадочную полосу и опорные пункты «Элиан» и «Доминик». Стоявший на взлетно-посадочной полосе самолет был поврежден. Французские боевые самолеты, вмешивавшиеся в наземные бои и неуклюжие транспортники, приземлявшиеся неуклонным потоком на покрытом пылью аэродроме, также испытали воздействие зенитной артиллерии коммунистов, до сих пор бывшей редкостью в войне в Индокитае. Несколько дней спустя французская разведка идентифицировала противника как 45-й артиллерийский полк и 367-й зенитный полк.

С 6 февраля, вплоть до фактического начала сражения 13 марта, основной задачей разведывательных подразделений было уничтожение артиллерии коммунистов, которая по всей видимости, была неуязвима для контрбатарейного огня все более многочисленной артиллерии, имеющейся у французов в Дьенбьенфу. Б-26 и истребители «Биркэт» с их ракетами, бомбами и баками напалма оказались равно неэффективными. Сам размер задействованных для боевых выходов подразделений — они часто составляли более половины всего гарнизона — указывал на высокий приоритет, который французское командование теперь придавало этой проблеме.

6-го февраля подполковник Лангле и 2-я воздушно-десантная группа, 2-й батальон тай, 1-й батальон 4-го полка марокканских тиральеров (тиральеры — легкая пехота, егеря. Прим. перев.), отделение огнеметчиков Иностранного легиона и взвод с подрывными зарядами из 31-го саперного батальона атаковали самую высокую гору в непосредственной близости от Дьенбьенфу — высоты 754 - 781. Хотя цель была расположена в четырех километрах от Дьенбьенфу, оперативная группа Лангле прошла по шоссе №41 до Бан Хим Лам, а затем повернула на юго-восток. Лангле оставил 1-й парашютный батальон Иностранного легиона в Бан Хим Лам, как резерв для прикрытия путей отхода своей оперативной группы. В течении восьми часов продвижение шло гладко. Противник, казалось, испарился и к 11.15 марокканцы майора Жана Николя почти достигли вершины высоты 781.

Вопреки широко распространенному мифу о том, что в битве при Дьенбьенфу участвовали только десантники и «немцы из Иностранного легиона», марокканцы приобрели солидную репутацию «деблокировщиков». Они регулярно упражнялись в этой специальности на участках тропы Пави между Дьенбьенфу и «Изабель», в шести километрах к югу. Это объясняет, почему в такой опасной миссии как эта, они шли на острие удара. Стало очевидным, что артиллерия, вопреки ожиданиям, находилась не на обратном скате высоты 781 (где она должна была находиться согласно наставлениям по артиллерии), а, вероятно, на переднем склоне, обращенном к Дьенбьенфу. Как только это было установлено, оперативная группа Лангле снова двинулась вперед. В тот же момент на них обрушилась контратака пехоты коммунистов, столь же яростная, сколь и внезапная. В 13.00 под удар попали 3-я и 4-я роты марокканского батальона, в 13.45 атака захлестнула уже потрепанный 2-й батальон тай. Но марокканцы не дрогнули. Сержант Лахсен Бен Кхлифи из 1-й роты, несмотря на плотный огонь автоматического оружия противника, немедленно повел свое отделение в атаку на вершину высоты 781 и удерживал ее достаточно долго, чтобы позволить организованно выйти из смертельной ловушки. Капитан Жирар и его 3-я рота также держалась, несмотря на сильные потери. Сержант Канте и его взвод выдержал две атаки коммунистов, причем сам Канте вынес к своим тело старшего сержанта Пьеррона. Примеров личного героизма на вершине высоты 781 в тот день было много, но мало кто мог сравниться с рядовым Мохаммедом Бен Милудом, который увидев, как два солдата Вьетминя тащат раненого марокканца в джунгли, выскочил из своего укрытия, убил двух солдат противника и утащил раненого с собой обратно.

В то время, как марокканцы держались, туземцы тай из 2-го батальона практически разбегались и их приходилось «зажимать» между марокканцами и десантниками из 2-й воздушно-десантной группы, чтобы удержать в боевой линии. В 18.30 поступил приказ отступить в Бан Хим Лам и в тридцать минут после полуночи измученная оперативная группа Лангле вернулась в лагерь. Он ничего не добился, но потерял девяносто три человека, включая трех офицеров и двенадцать сержантов. Только 1-й марокканский батальон (1-й батальон 4-го полка марокканских тиральеров) потерял одного убитым, пятьдесят раненых (некоторых от легших слишком близко французских артиллерийских снарядов) и пятерых пропавшими без вести. Один из раненых, командир роты марокканцев, капитан Фасси, умрет 11 февраля.

9 февраля пехотная оперативная группа, составленная из иностранных легионеров 1 батальона 13 полубригады и 1-го батальона 2-го пехотного полка Иностранного легиона, роты белых тай и смешанной роты из 1 батальона 4-го полка марокканских тиральеров, проверяла высоту 273 в пяти километрах к западу от Бан Хон Ле Чан, примерно в пяти километрах к западу от Дьенбьенфу. Когда они приблизились к опустевшей деревне, головное подразделение встретило развернутую по уставу роту десантников, в легко опознаваемой французской камуфляжной униформе. Тот факт, что подразделение состояло исключительно из вьетнамцев, так же никого не удивил. В конце концов, каждая часть Иностранного легиона и даже французские десантные части из метрополии были «пожелтевшими» до половины своей численности. То, что оперативная группа не была уведомлена о присутствии других дружественных подразделений в этом районе, также не вызывало удивления, поскольку каждый день тот или иной опорный пункт высылал свои разведгруппы или фуражиров, чтобы найти строительный лес для блиндажей и траншей.

Именно это сделало первые залпы коммунистов, одетых во французскую камуфляжную форму (вероятно, захваченную из неверно сброшенного с воздуха груза) настолько убийственными. К счастью, на стороне французов не было подразделений десантников, поэтому они все были одеты в зеленую тропическую униформу вместо камуфляжной. В противном случае, в суматохе французские войска стреляли бы в друг в друга. Тем не менее, в 12.30 перестрелка перешла в рукопашную схватку. В 16.00 пришлось вызывать подкрепление, чтобы позволить рекогносцировочному отряду отойти. Они вернулись в лагерь с семью убитыми и двадцать одним раненым. С этого дня разведгруппам выдавали опознавательные повязки из цветного материала, нарезанные из парашютов. Определенные цвета носили на левой или правой руке все солдаты, задействованные в операции. Однако разведка противника была настолько хороша, что даже эта мера не полностью устраняла ловушки, подобные тем, что имели место в Бан Хон Ле Чан.

Основная опасность для французских позиций должна была исходить от господствующих линий высот на севере и северо-востоке, занятых 308-й и 316-й дивизиями противника, а с 23 января — 304-й дивизией. Двенадцать французских батальонов отчаянно окапывались, чтобы выдержать первый штурм, который французская разведка предсказала на 25 января. Однако, вопреки ожиданиям, атака противника не состоялась. Вместо этого 308-я дивизия покинула кольцо осады и нанесла еще один удар вглубь Лаоса в направлении королевской столицы Луангпхабанга, как это было весной 1953 года. Фактически, и де Кастр в Дьенбьенфу и генерал Наварр в Сайгоне опасались, что Вьетминь полностью откажется от идеи лобовой атаки Дьенбьенфу и обойдет этот укрепрайон, так же как он обошел Нашанг годом ранее. 29 и 30 января 1954 года французское верховное командование приказало де Кастру предпринять дальнейшие мощные разведывательные миссии; а 2 февраля Наварр и его главные советники в Сайгоне были настолько уверены в изменении намерений противника, что рекомендовали генералу Коньи уменьшить гарнизон Дьенбьенфу до девяти или даже шести батальонов. Коньи решительно возражал против этой идеи и утверждал, что даже с уходом 308-й дивизии противник сохранил превосходство в живой силе над французским гарнизоном в соотношении два к одному. Более того, неоднократные неудачи разведывательных отрядов, пытавшихся прорваться через плотное кольцо осады коммунистов, окружившего долину, не предвещали ничего хорошего при сокращении численности размещенных там войск. Альтернативой была бы полная эвакуация долины.

Именно по этой причине войска коммунистов держали все свои наблюдательные посты на высотах вокруг Дьенбьенфу. 25 декабря французы перехватили сообщение, отправленное передовым подразделением разведки Вьетминя верховному командованию коммунистов. В нем содержится следующий важный пассаж: «Если мы позволим врагу уйти, не заметив этого, как это произошло в Нашанге, мы будем нести за это ответственность перед (политическим) Генеральным представителем Армии».

Ретроспективно это придает битве при Дьенбьенфу новые измерения. Первый сражение, состоявшее из дальних походов, в расчете потревожить тылы противника, было проиграно. Сейчас шло второе. Его замысел состоял в том, чтобы выбить противника с его представляющих опасность наблюдательных постов на севере и северо-востоке, с которых можно было постоянно наблюдать за всей долиной и жизненно важным аэродромом. Французы теперь были в процессе проигрыша этого сражения.

10 февраля 2-я воздушно-десантная группа Лангле, усиленная ротой 5-го батальона 7-го полка алжирских тиральеров под командованием лейтенанта Ботелла и 3-м батальоном 13-й полубригады Иностранного легиона майора Пего, еще раз попытались зачистить высоту 674, в 1200 ярдах к востоку от ОП «Габриэль». В 10.00 всякое продвижение было остановлено сильным сопротивлением противника из превосходно замаскированных траншей и блиндажей. Был вызван огонь артиллерии. Он был открыт быстро, но лег слишком далеко от целей и накрыл центр наступающих французских войск, убив пятнадцать алжирцев. На какое-то время это остановило атаку в направлении высоты 674.

В это же время другие участники этой же операции пытались еще раз расчистить постоянно сжимающееся кольцо окружения вокруг опорного пункта «Беатрис». Легкий батальон, сформированный из 9-й, 11-й и 12-й рот 3-го батальона 3-го полка алжирских тиральеров под командованием капитана Жана Гарандо, усиленный 3-м батальоном 3-го пехотного полка Иностранного легиона под командованием майора Анри Гран д'Энона, попытался зачистить линию высот к юго-востоку от высоты 674. 3-й батальон 3-го алжирских тиральеров непрерывно находился в Индокитае с ноября 1950 года и участвовал в сложных операциях по зачистке к северу от Сайгона до 1952 года, когда их послали пробиваться через печально известную «Улицу без радости», откуда он направился прямо на равнину Кувшинов в Лаосе, чтобы отразить еще одно наступление коммунистов, а оттуда в Северный Вьетнам, где он понес серьезные потери в операциях по зачистке в дельте Красной реки в начале декабря 1953 года. Как лаконично отмечалось в его дневнике, за пять месяцев, предшествовавших отправке в Дьенбьенфу, батальон отдыха десять дней. 30 января один из его аванпостов к востоку от опорного пункта «Доминик» был таинственным образом уничтожен коммандос коммунистов, оставивших в живых только одного алжирца. В Дьенбьенфу 3-й батальон 3-го полка алжирских тиральеров стал частью, чей боевой опыт из-за нервного и физического истощения превратился в боевую усталость.

С другой стороны, 3-й батальон 3-го полка Иностранного легиона представлял собой надежный батальон, состоящий в основном из немцев, с несколькими итальянцами, испанцами и югославами. Двух ротных командиров звали Россини и Гатти, третьей ротой командовал лейтенант Алан Гамбьез, сын начальника штаба генерала Наварра. В нем служили также лейтенант Райко Чибич и сержанты Маньоно, де Блази, Хорхе Сач и Ахмед Субашич.

Алжирцы и легионеры 11 февраля в 13.15 попали в серьезную засаду на северо-западных подступах к высоте 781. За несколько минут алжирцы потеряли восемнадцать человек. И снова позиции коммунистов казались невидимыми под густым пологом деревьев и густым подлеском. 3-й батальон легионеров также понес тяжелые потери и в 17.00 был отдан приказ обоим подразделениям отступить к Бан Кха Чит, небольшую деревушку примерно в 2000 ярдах к югу от ОП «Беатрис» и к западу от высоты 781.

9-я и 12-я роты алжирского батальона прикрывали отход под сильным огнем и потеряли при этом еще одиннадцать человек и одну полевую рацию. Тем временем, основной удар Лангле против высоты 674 также застопорился ввиду огня артиллерии и стрелкового оружия противника. 13 февраля усиленная воздушно-десантная группа снова двинулась вперед, но на этот раз вслед за ковровой бомбардировкой с Б-26, прилетевшими из Ханоя. Хотя фактические результаты авиаудара по позициям коммунистов были почти нулевыми, это дало французским войскам необходимый подъем морального духа для еще одного рывка вперед. В ожесточенных рукопашных схватках, в которых не было пощады, а французы, вьетнамцы и североафриканцы гибли на каждом футе пути, оперативная группа Лангле наконец зачистила высоту 674, а также высоты 633, 632 и 626, уничтожив каждый из хорошо замаскированных блокгаузов и блиндажей коммунистов огнеметами и подрывными зарядами.

Тем не менее, даже эта частичная победа была бесплодной, поскольку она была одержана ценой тяжелых потерь и на время связала все подвижные части гарнизона. Высота 674 была настолько удалена от основных центров французских сил, что постоянное удержание ее (или скорее, обеспечение линий снабжения и коммуникации между ней и остальной частью долины) было бы слишком дорогостоящим, чтобы об этом думать. Тем не менее, повторная неудача французов у высоты 781, которая была даже более важна для выживания крепости, могла, в конечном итоге, оказаться фатальной. Там испытывавшие сильное давление алжирцы и легионеры получили приказ отступить к шоссе №41, так как было очевидно, что два уставших батальона не смогут занять сильную позицию, защищаемую большей частью дивизии коммунистов. Само отступление оказалось делом ювелирной сложности и потребовало помощи со стороны недавно сформированного танкового эскадрона, десять машин которого, как мы увидим позже, были старательно собраны вручную посреди поля боя. Вечером 15 февраля де Кастр прекратил всю операцию и оперативная группа Лангле вернулась в долину.

В тот же вечер в штаб-квартире де Кастра и в Ханое шло мучительное подведение итогов. Согласно последним статистическим данным, предоставленным Дьенбьенфу, потери, понесенные гарнизоном, составили с 20 ноября 1953 года по 15 февраля 1954 года в общей сложности 32 офицера, 96 унтер-офицеров и 836 рядовых, или около десяти процентов всех офицеров и восьми процентов всех войск, имевшихся в долине. Другими словами, французы потеряли эквивалент одного полного пехотного батальона и командные кадры для двух полных батальонов. Эти потери не включали потери войск в операции «Поллукс».

Восполнение потерь зависело от генерала Коньи в Ханое, так как потеряны они были под его командованием. Он принял 17 февраля судьбоносное решение о том, что отныне атаки, проводимые гарнизоном Дьенбьенфу будут ограничены «легкими разведывательными операциями», которые будут проводиться «коммандос, отобранными в ограниченном количестве из личного состава». В приказе было совершенно ясно, что он отдан в свете «понесенных потерь, тяжесть которых не соотносится с достигнутыми результатами». Это решение было принято после двух других событий, каждое из которых само по себе было незначительным, но оказало влияние на развитие этой решающей фазы битвы. 4 февраля французское 4-е бюро штаба в Ханое (тыловое снабжение) сообщило в Дьенбьенфу что им придется ограничить общий расход боеприпасов, в связи с нападением 308-й дивизии коммунистов на Лаос. 6 февраля генерал Коньи отправил де Кастру личную директиву, сообщив последнему, что его истощенные запасы боеприпасов останутся такими же еще в течении восьми дней с учетом других приоритетов. Таким образом, наступления на высоты 674 и 781 были скупо поддержаны французской артиллерией, а артиллерийский огонь по позициям артиллерии коммунистов, когда последние только оборудовались и, таким образом, были относительно уязвимы, почти не велся.

С поражением в боях за контроль над высотами окружающими Дьенбьенфу последний смысл его существования испарился. Прорыв 308-й дивизии к рубежам в двадцати километрах от Луангпхабанга и одновременный удар 325-й дивизии и одного полка 304-й дивизии по южному и центральному Лаосу, наглядно продемонстрировали, что Дьенбьенфу потерял последнюю крупицу своей полезности. В Ханое зоркий заместитель начальника штаба генерала Коньи, подполковник Денеф ясно осознал ситуацию месяцем ранее и подал своему командиру короткую и жестоко откровенную служебную записку: «Слишком поздно переводить машину на задний ход. Чтобы прорваться, нам потребуется четыре батальона в качестве арьергарда и четыре батальона в качестве флангового охранения, и они, в общем и целом, будут принесены в жертву. Поскольку три батальона тай для этой задачи непригодны, нам придется пожертвовать основной частью войск, чтобы спасти четыре батальона, три из которых будут батальоны тай… Эту битву придется вести в масштабах всего Индокитайского полуострова, иначе она превратится в безнадежное отступление».

При передаче этого доклада генералу Коньи, полковник Бастиани, начальник штаба, добавил свою собственную заметку, которая была очень важной: «Я полностью согласен… в любом случае, это будет битва главнокомандующего. Я думаю, что он должен был предвидеть возможные потребности, прежде чем позволить себе забраться в такое осиное гнездо».

Это было последним оправданием для штабного офицера: ситуация была безнадежной, предпринятые действия не имели смысла, но в конце концов, для всего этого могла быть более высокая причина.

«Фюрер должен знать, что делает». Эту фразу сотни раз повторяли оборонявшиеся немцы в Сталинграде, ведя бессмысленные бои на пути к катастрофе. То же самое рассуждение теперь начало преобладать среди французских старших командиров, когда они рассматривали события в далекой долине. Даже разведывательные операции небольших отрядов коммандос подтвердили то, что теперь было известно всем — что Дьенбьенфу был плотно зажат в тисках по меньшей мере, четырех дивизий коммунистов.

Тем не менее, де Кастр не совсем отказался от идеи разведки боем. В конце концов, ему доверили тщательную разведку долины именно из-за его предрасположенности к наступательным операциям. Так что, 4 марта, сводный отряд из туземцев-тай 3-го батальона (майора Леопольда Тимонье) и 5-го батальона 7-го полка алжирских тиральеров майора Роланда де Мекнана из ОП «Габриэль» попытались выбить войска противника, которые окопались в паре километров к северу от «Габриэль» на высоте 633. Как и следовало ожидать, французские войска почти сразу попали под перекрестный огонь хорошо замаскированного оружия противника и были вынуждены отступить с большими потерями. На следующий день 1-й парашютный батальон Иностранного легиона под командованием майора Мориса Гиро еще раз предпринял убийственную попытку подняться на высоту 781. С таким же успехом он мог бы избавить себя от лишних хлопот. Батальон майора Гиро обнаружил, что противник основательно окопался по обоим сторонам шоссе №41 и с трех сторон опорного пункта «Беатрис». 6 марта генерал Коньи еще раз предостерег полковника де Кастра против потери слишком большого количества людей в дорогостоящих разведывательных миссиях. Наконец, 11 марта 1954 года подполковник Лангле в последний раз возглавил 2-ю воздушно-десантную группу в крупномасштабной рекогносцировке. Целью была не передовая база снабжения коммунистов в Туанжао, и даже не близлежащие Сопнао или Муонг-Пон. Это была всего лишь высота 555, в двух милях от центра крепости. Противник здесь открыто копал траншеи средь бела дня, буквально над высотой 506, где находился ОП «Беатрис». 2-я воздушно-десантная группа не смогла даже пробить брешь в позициях коммунистов. В 17.00 она начала отступать к Дьенбьенфу, унося с собой убитых и раненых.

До начала битвы за Дьенбьенфу оставалось ровно сорок восемь часов.