Кембра Пфхалер

На побеленных стенах гаража-студии на Мелроуз-авеню висит набор рисунков. На них изображены женщины, одетые в черные сапоги до бедра и в оперные перчатки, их обнаженные тела окрашены в яркие телесные цвета, а черные волосы зачесаны в высокие буффаны. Женщины занимаются различными любопытными действиями: они исполняют хоровую партию, ходят с шарами для боулинга, прикрепленными к подошвам ног, одна разбивает наполненные краской яйца о свою вульву, другая расслабленно опирается на массивный черный фаллос. Зачинщица этой “картины" и сама иллюстратор - художница Кембра Пфахлер. Рисунки, составляющие персональную выставку, организованную галеристкой Лизой Боуман, изображают сцены из знаменитых перформансов Кембры, как самостоятельных, так и в составе ее рок-группы The Voluptuous Horror of Karen Black. Надевая фирменные ботинки и покрывая тело краской, Кембра воплощает собой Карен Блэк, которую она выбрала для себя после переезда в Нью-Йорк, начав карьеру подрывного и экспериментального перформанса, исследующего темы феминизма, секса, ужаса и тела.Кембра подъезжает к импровизированной галерее на зеленой Toyota Echo, которую художник Кенни Шарф "разбомбил", нарисовав на ней злобное счастливое лицо. Вежливо попросив какого-то стареющего отбеленного блондина-рокера сфотографироваться, мы находим тихое кафе на противоположной стороне улицы, и Кембра в спокойном, задумчивом тоне, который не соответствует изменчивости ее работ, откровенно рассказывает о своей жизни и своем искусстве.О детстве и Калифорнии
Я родилась в Хермоса-Бич, штат Калифорния, в 60-е годы, когда серферы Саут-Бэй переживали свой расцвет, а группа Beach Boys писала о сцене, где культивировались черные солнечные очки и белые футболки, Гиджет, сигареты Marlboro, доски для серфинга Dewey Weber и машинки Woodie. Мои родители познакомились друг с другом в средней школе Mira Costa, они оба были детьми с пляжа. Я была зачата во время серфинга по дороге на пляж Розарито. Так что я выросла на пляже. Мой отец был знаменитым серфером Фредди Пфалером III, он снимался в первых фильмах Брюса Брауна о серфинге, в частности в фильме "Скользко, когда мокро". Он сбежал от рутины и катался на первых больших волнах на Гавайях.Моя мама была пляжной красавицей, она родила меня в молодости. Она была очень творческой натурой, сама шила мне одежду, я всегда носила черно-белый хаундстоут и туфли, и у меня была очень строгая стрижка. Дом был красным и черно-белым, находившийся на берегу моря, моя мама была очень умной,в меру провокационной и вдохновляющей. Позже она сбежала из Эрмоса-Бич, пробираясь все выше и выше на север, в конце концов она переехала в Сан-Франциско. Ей хотелось больше узнать о мире. В конце концов, мы вернулись в Лос-Анджелес, и моя мама снова вышла замуж за адвоката, похожего на панк-рокера.У меня было очень интересное, хорошее артистическое детство, но я не думаю, что мои родители знали, что я окажусь настолько провокационной . Мне нужно было найти свой собственный путь, а поскольку они уже были увлечены столькими интересными вещами, я должна была придумать свою собственную культуру. Я так и сделала: уехала в Нью-Йорк и основала Karen Black.Про приезд в Нью-Йорк

Я была в ужасе. Я очень образованная, много читала. В первое лето, в Нью-Йорке, в Музее современного искусства проходил кинофестиваль Сэмюэля З. Аркоффа, и я ходил туда каждый день и смотрела все плохие фильмы, которые на самом деле были для меня очень хорошими, я любила такие фильмы, как "Боксер Берта". Аркофф снял эти невероятные фильмы с актрисой Карен Блэк. Так что я была там почти каждый день. Я жила в доме актера фильмов ужасов, в Верхнем Вест-Сайде, у друга моей мамы, у него был дом с привидениями. Дом находился рядом с клубом Hurrah's, который был ранним панк-клубом. С точки зрения куратора, там, в двух кварталах от моего дома, выступали все основные странные панк-группы и художники. Но и в тоже время был Метрополитен и оперный театр, так что я тусовалась там.
Про обучение
Меня приняли в Школу визуальных искусств, и я начала учиться. Каждый день я была барабанщиком и работала до упаду. Когда ты серьезный художник и молод, люди не воспринимают тебя всерьез, поэтому каждый день был похож на битву. Профессора агрессивно на меня наседали. Помню, Джозеф Косут сказал мне: "Кембра, как женщина, ты представляешь половину человечества". Я ответила: "Я не знаю, с кем вы разговариваете. Я не знаю, с кем ты разговариваешь", на что он ответил: "Когда мне было 17 лет, я не задумывался о гендере или о том, что я женщина. Я была настроена очень позитивно и твердо решила дать себе имя и создать идентичность, способствующую расширению возможностей. Я сказала: "Я антинатуралист и утилитарист. Вот кто я". И я начала писать манифест, в котором объявила себя "антинатуралистом" и "абайрабистом". Профессора воспитали во мне дух, который остался со мной на всю жизнь. Я благодарна за то, что училась в SVA у Лоррейн О'Грейди, удивительной художницы, с которой я до сих пор встречаюсь и работаю, и Мэри Хейлман, удивительной художницы-абстракционистки, известной как Нил Янг в мире абстрактного экспрессионизма. Я очень благодарна им.
Про образ.
Когда я училась в средней школе в Санта-Монике в 1978 и 79 годах, я красила волосы в черный цвет и красилась как "маньяк". Когда я приехала в Нью-Йорк, я, наверное, выглядела странно. Я старалась одеваться как можно более уродливо. Не знаю зачем это делала. Я просто делаю то, что мне кажется красивым. Я родилась с эстетикой, которая противоречит тому, что делала моя мать. То есть я не хочу быть похожей на свою маму - но, тем не менее я на нее похожа. Вот так все и произошло. Десять лет спустя ко мне обратился Calvin Klein, и я стала для них моделью. Я долго красилась и была похожа на драг-квин.
Кембра и Карен
Вы не отделяете свою повседневную сущность от актерской роли. Не нужно переключать тумблеры или подпадать под категорию актера-методиста, играющего роль. Все как в руке, где каждый палец - это отдельный инструмент или техника. Мне повезло, что я могу использовать несколько пальцев.Однажды я прочитала, что Мэрилин Монро была раздвоенной личностью, которой было трудно совместить свою начитанную и знающую сущность с сексуально активной сущностью. Я не актер-методист и не исполнитель. Я занимаюсь этой работой, потому что хочу. Я не обязана постоянно выступать. Если бы я не хотела выступать в обнаженном виде, я бы этого не делала. Это развлечение, но это не развлечение. Это также не перформанс. Поэтому я называю это антинатуризмом. Это больше похоже на комикс. Экстремальное визуальное представление. Все, что мне нужно сделать, это надеть костюм и сидеть тихо. Весь реквизит и костюмы работают за меня. Все, что мне нужно сделать, - это появиться в кадре и позволить картине делать то, что она хочет. Это резко отличается от того, через что проходят актеры-методисты при постановке спектакля.Когда я читала о таких актрисах, как Мэрилин Монро, я думала: "Я никогда не видела такой актрисы, как Мэрилин Монро. Она была несчастна".
Живопись
Я думаю, что практика живописи - это как более мягкая, более реалистичная версия "Волюнтаристского ужаса" Карен Блэк или живой работы. Это созерцательный процесс. Я рисую все изображения, но не для того, чтобы сделать объект , а для того, чтобы зарисовать представление, как способ погрузиться в него и глубже понять его. Это связано с тем, что перформанс - очень эфемерное действо.Творчество на бумаге - это очень старая, очень эксцентричная практика. Мои картины находятся в коллекции Музея современного искусства и очень красивы.
О критике.
Критика очень тонкое и хрупкое занятие. Подлость людей ощущается как убийство. Я чувствую себя так, как будто меня ударили ножом в глаз, когда люди совершенно не понимают мою работу или говорят ненавистные вещи о моем искусстве. Конечно, я приучила себя не быть такой критичной, но, несмотря на это, все это - часть одной машины, одного зверя. Моя задача - оставаться как можно более здоровой и работать. Не всегда это получается, но я стараюсь изо всех сил.
Про дом, красный цвет и агрессию
Я не расчетливый человек. Я минималист, а не коллекционер. В моем доме не скапливается пыль, у меня не больше десяти книг. Я закрываю их черными или белыми обложками, чтобы не было видно корешков. Я думаю, что состояние минимализма - это инкубатор для новых идей. У меня есть кровать, которая выдвигается и задвигается. Не знаю почему, но я терпеть не могу полотенца. Думаю, это потому, что я серфер. И тарелки. У меня фобия полотенец, тарелок и столовых приборов. Я бросаю себе вызов. Красный - очень успокаивающий цвет для меня. Он как матка. Он не кроваво-красный и не моторно-красный. На самом деле, это цвет кирпича, как в Нижнем Ист-Сайде эпохи Возрождения. Другими словами, одежда цвета кирпича характерна для Нижнего Ист-Сайда. В классической пекинской опере все цвета символизируют замаскированные эмоции, а красный цвет, безусловно, символизирует гнев - есть такая песня "Anger Is My Middle Name" группы Thor. Я испытываю много гнева. Но я подружилась с гневом, и гнев дает мне новое направление.
Про ужасы
Есть много страхов и чудовищ, которые возникают из-за того, что мы делаем и что мы создаем. Техника. Франкенштейн ...... Универсальный персонаж ужасов - архетип для всего, что происходит сейчас. Книги "Шоу монстров" Дэвида Дж. Скалы и "Иконы горя" Вэла Льютона очень вдохновили меня. Я нахожу ответы на свои вопросы в фантастике ужасов. Я также люблю классические черно-белые фильмы ужасов, особенно такие контрастные, как "Фильм теней" и "Проклятие людей-кошек". Они - как плеск холодной воды, который успокаивает меня.Я также провела некоторое время в Германии, изучая немецкий экспрессионизм, и помню, как подумала: "О, Фриц Ланг переехал в Голливуд". Этого я не знала. Немецкий экспрессионизм стал основой для многих фильмов ужасов, которые я люблю, потому что беженцы со Второй мировой войны приехали в Лос-Анджелес и начали снимать фильмы. Например, "Носферату". Я люблю Дарио Ардженто, но для меня это был юмор. Ужасы стали своего рода панацеей, где можно было объективизировать насилие, безумие и сумасшествие, и этот фильм решил эту проблему".Художник Джо Коулман говорит, что если бы он не был художником-экстремалом, то, наверное, стал бы серийным убийцей или кем-то в этом роде. Искусство лечит людей, любое творчество лечит людей.
Про 80-е
В 80-е годы я снимала фильмы с Джеком Смитом, Майком Кучаром, Ником Зеддом, Transgression Film Group, Ричардом Керном и Super 8. Но 80-е годы были годами СПИДа. Он начался через несколько лет после того, как я пошла в школу. Холокост (еврейский холокост) я помню до сих пор.Я плачу, и если не внешне, то каждый день я думаю о СПИДе, каждый день я отмечаю всех своих умерших друзей. Я понимаю, что я здесь просто как глазурь на торте. Я потеряла всех в 80-е годы. Это подтолкнуло меня к более экстремальным работам, к тому, чтобы быть настолько честной, насколько это возможно. Затем в 89-м, 90-м образовалась группа The Voluptuous Horror of Karen Black, и мы гастролировали
около десяти лет.
О росте и падениях
Это роскошь, привилегия и удовольствие - иметь возможность заниматься тем видом искусства, которым ты хочешь, не попадая за это в тюрьму. В других культурах такое искусство, которое делаю я-невозможно. Мне нравится искусство ради искусства, я верю, что искусство делает вещи красивее. Мне интересно делать красивые вещи - кто-то может воспринимать подвешивание вверх ногами на кресте или зашивание влагалища, эти экстремальные перформативные жесты как некрасивые, но это то, что я воспринимаю как красивое. Меня не очень интересует теория искусства или художественная критика. Другими словами, я не делаю искусство, которое обращается к истории или решает проблемы искусства.Я начала в семнадцать лет, сейчас мне пятьдесят четыре. Это тяжело, мне пришлось многим пожертвовать, я потеряла многих мужей, много партнеров из-за экстремальности моей работы. Самые лучшие отношения - это отношения с моим творчеством. Но теперь я могу сама строить свою жизнь. Конечно, иногда бывает трудновато, но я сделала практически все, что всегда хотела сделать, за свою жизнь. Мой мотив довольно спокойный. Он рождается не из мстительного желания покорить и подняться на вершину, а ради веселья - моего веселья, которое на самом деле не является смехом. Я не знаю, когда ты артист, все меняется, ты становишься популярным на минуту, а потом люди ненавидят тебя за то, что ты наклоняешься не в ту сторону, а на следующий день ты уже в журнале, а на следующий день ты убегаешь от полиции на пятидюймовых каблуках.