ВСЕЛЕННАЯ ДЖЕФФРИ Б. СМОЛЛА

Каварцере — сонный итальянский городок в двадцати двух милях к юго-западу от Венеции. До 1950-х годов его основным бизнесом было сельское хозяйство, но со временем он стал частью модного и текстильного производства, в которое провинция Венето превратилась во второй половине XX века и которое сейчас также умирает или преобразуется благодаря двум французам, стремящимся скупить как можно больше итальянского производства.

Один человек в Каварцере, который мало спит, — это американский дизайнер Джеффри Б. Смолл. По-своему, без лишней шумихи, он пытается использовать и спасти навыки производства одежды в городе, который когда-то был центром производства джинсовой одежды. Все швеи, которых нанимает Смолл, — беженцы из этой индустрии. Они умеют шить одежду и даже больше.

Именно «кое-что» и требуется Смолу, который незаметно создал бренд в котором бескомпромиссное качество — главный принцип работы. Почувствовать одежду Смолла — мягкость изысканных кашемиров, тонкое мерцание шелков, которыми он обшивает свои вещи, обволакивающее, живое качество пошива, которое сразу же делает ее вашей, — это откровение. И их действительно нужно испытать — никакие фотографии не смогут передать это. В нашем цифровом, пластиковом мире работы Смолла отличаются аналоговостью и естественностью. Не случайно в творениях Смолла чувствуется оттенок историзма, кивок назад, в те времена, когда мир казался более непосредственным и осязаемым. Но этот историзм фильтруется через точку зрения Смолла, поэтому его одежда не выглядит как костюм, она создана для сегодняшнего дня. Свою дизайнерскую этику Смолл формулирует как «классицизм встречается с артистизмом».

Студия Смолла — или «супер рабочие комнаты», как он их называет, — расположена на втором этаже неприметного складского здания, но то, что происходит внутри, совсем не неприметно. Одна часть помещения отведена под работу, другая — под хранение его внушительного архива из 3 000 предметов, а третья функционирует как шоу-рум, где покупатели могут размещать заказы, а клиенты — снимать мерки для программы Small’s made-to-measure.

В самом рабочем зале есть комната «Тинтория», где Смолл экспериментирует с окрашиванием, и основное пространство для дизайна и производства, уставленное швейными машинками Juka, коробками с тканями, пуговичной станцией и уголком, где обрабатываются специальные заказы. Это был тихий пятничный день в июне, когда я посетил это место, и большинство швей ушли на обед — то есть домой, чтобы поесть в свое удовольствие. Смолл и его жена Диана размышляли над тем, какие пуговицы должны быть на новой модели приталенного пиджака — «история пуговиц», как назвал ее Смолл. Это не было преувеличением — пуговицы, вырезанные вручную, полученные от местных производителей, которые являются вымирающей породой, занимают важное место в дизайне Смолла, как и петли для пуговиц, сшитые вручную, — поистине роскошная деталь в индустрии, которая построена на неустанной оптимизации. В работах Смолла пуговицы и петли часто выполнены контрастной нитью, и именно такие тонкие детали добавляют тот легкий личный намек, который заметен тем, кто знает, как устроена одежда. Ручная работа — один из постулатов Смолла. Его цель — создавать качественную одежду честным, традиционным способом, вне системы моды.

Смолл открыто говорит о своих методах и целях, но он не наивен. Он пришел к такому принципу работы после того, как испытал на себе всю систему моды — получил награды, был воспет в СМИ, его работы даже снимал не кто иной, как Карл Лагерфельд, — и понял, каким суровым, удручающим местом она может быть. В свои шестьдесят четыре года он вошел в ритм, который его вполне устраивает и позволяет ему делать то, что он хочет.

Смолл родился и вырос в Бостоне. Он начал с того, что шил одежду для себя и своих друзей, используя старую швейную машинку Singer своих родителей. В 1979 году он выиграл премию «Следующий великий дизайнер» в США и начал расширять круг своих клиентов, что в итоге позволило ему открыть магазин одежды по индивидуальным меркам на Ньюберри-стрит в Бостоне. Неизбежно он перерос Бостон и уехал в Париж, где в 1993 году показал свою первую коллекцию и стал третьим американским дизайнером, принятым в Chambre Syndicale, официальную французскую ассоциацию модельеров. В то время Смолл разрабатывал концепцию, которую впоследствии назвали upcycling, задолго до появления этого термина. Его хвалили — Пьер Берже, партнер Ива Сен-Лорана и президент Chambre Syndicale, назвал его «настоящим талантом». Малому предлагали сделки по производству и дистрибуции, прежде чем он понял, что индустрия получит свой фунт плоти. Он также стал свидетелем стремительной корпоратизации модной индустрии, в которой маркетинг превалировал над дизайном.

И вместо того, чтобы заключить фаустовский договор, он отказался. В 2000 году он переехал в Италию и начал шить одежду на своей кухне на машинке Singer, которая теперь украшает холл его рабочего кабинета. Он красил ткани в ванной своей квартиры. Смолл обратился к поставщикам элитных тканей в Пьяченце и сумел убедить их, что, несмотря на то, что он иностранец, который будет делать странные вещи с их материалами, он будет поступать с ними по справедливости. Постепенно он наладил отношения с различными поставщиками, вплоть до изготовителей пуговиц и местных ремесленников, которые делают коробки для одежды. «Мы считаем, что наши поставщики, особенно тканей и комплектующих, — лучшие в мире», — говорит Смолл. «Мы не являемся крупными заказчиками, но мы лояльны. Это дает нам определенное преимущество, и они заботятся о нас, когда нам это нужно».

Смолл продолжал представлять свою одежду в Париже, пока не случился Ковид. Как и многие другие дизайнеры, Смолл столкнулся с трудностями и проблемами, работая под замком в цифровом формате, что для кустарного бренда все равно что готовить блюда, отмеченные звездами Мишлен, в онлайн-видео. Тем не менее Covid привел к некоторым приятным изменениям, например, к отказу от выставок в Париже. Вместо этого байеры теперь приезжают в Каварзер, что дает им возможность ознакомиться с архивом Смолла, из которого он может воспроизвести любую одежду, какую они захотят, в любой ткани. (На следующий день после моего визита в шоу-рум приехал байер из магазина в Нагое, чтобы сделать закупку для своего магазина).

А пандемия позволила Смоллу увидеть новые доказательства того, что кустарная модель работает. «Я думаю, что по-настоящему творческие вещи происходят как можно ближе к месту выполнения работы», — говорит он. «И если художник держит руки в котелке, краски и холст, и у него есть возможность участвовать в каждом аспекте работы, он будет создавать вещи, которые, как мне кажется, более глубокие и ценные, чем художник, за которого это делают другие люди. Я всегда считал, что производство диктует дизайн. Вы не можете создать то, что не можете произвести. Это становится все более важным в XXI веке, в мире, где все меньше и меньше людей могут создавать что-либо».

К сожалению, одной из жертв Covid стал молодой международный персонал дизайнера, которым пришлось вернуться в свои страны. Это стало некоторым ударом по другой цели Смолла — научить новое поколение навыкам создания одежды, которые он приобрел за пять десятилетий. По мнению Смолла, образование в области моды находится в упадке. «Фундаментальные навыки дизайна и пошива одежды, создание лекал, раскрой, конструирование швейных изделий — все это все меньше и меньше входит в программу большинства дизайнерских школ, — говорит он, — и я думаю, что это отношение также поощряется компаниями, которые нанимают знаменитостей в качестве дизайнеров».

Смолл не знает, сможет ли он снова воссоздать эту систему ученичества из-за нынешней иммиграционной политики Италии, хотя ему бы этого хотелось. «Мне 64 года, и горизонт того, что я могу сделать, гораздо короче, чем в молодости», — говорит он. «Так что нам предстоит принять важные решения в отношении преемственности. А пока мы полностью посвящаем себя созданию организации, которая сможет продолжать подобную работу, адаптированную к XXI веку».

Тем не менее Смолл с оптимизмом смотрит в будущее. Он считает, что наступит переломный момент, когда западный мир поймет, что намеренное уничтожение навыков пошива одежды идет ему во вред. «Мне все больше кажется, что я единственный сантехник, оставшийся на Манхэттене», — говорит Смолл. «Может быть, 20 лет назад это была самая низкая ступенька на лестнице, но внезапно вы единственный, кто может починить унитаз, и вы можете быть очень успешным».

АВТОР: ЕВГЕНИЙ РАБКИН
https://www.sz-mag.com/
Евгений Рабкин - основатель сайта stylezeitgeist.com. Он писал статьи о моде и культуре для журналов The Business of Fashion, Vogue Russia, Buro247, Haaretz Daily Newspaper и других изданий. Преподавал курсы критического письма и моды в Новой школе дизайна Parsons.