О татуировке Остапа Бендера - I
Дмитрий Евгеньевич Галковский в своей книге «Необходимо и достаточно» касается гипотезы о том, что авторство дилогии об Остапе Бендере принадлежит Михаилу Булгакову. Галковский приводит убедительные тезисы в защиту гипотезы и в частности предлагает любопытную загадку о том, что татуировка Остапа Бендера должна служить неким знаком, указывающим на истинного автора:
«Как я уже говорил, Булгаков не каббалист и не демонолог. Ему интересны художественные образы и символы религии, но неимоверно скучно заниматься нумерологией и чертить пентаграммы. Это человек другого склада.
Другое дело филологическая игра. Здесь Булгаков царь и бог. И ему это действительно интересно. Но шарады и ребусы его интересуют опять-таки не как самоцель, а как средство решения той или иной литературной задачи.
Какая задача стояла перед Булгаковым как перед автором «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка»? Он должен был поставить тайную печать на свой текст, чтобы в случае чего доказать авторство.
Но Булгаков эстет, для него в живой ткани художественного текста символично всё. Он создает «тяжелые вещи». Поэтому тайная печать должна быть печатью буквально, и она должна быть поставлена на «главную вещь» книги — на главного героя дилогии.
И такая печать есть: «На груди великого комбинатора была синяя пороховая татуировка, изображавшая Наполеона в треугольной шляпе с пивной кружкой в короткой руке».
Этот символ никак не раскрывается. Можно конечно сказать, что Бендер это Чичиков, а Чичиков похож на Наполеона, а сюжет «Двенадцати стульев», в свою очередь, взят из рассказа о Шерлоке-Холмсе «Шесть Наполеонов». Можно объяснить и пиво — пивные градусы изобрёл австриец Карл Иосиф Наполеон Баллинг. Или вспомнить, что есть пирожное «Наполеон» на пиве».
Но всё это очень натянуто и очень умозрительно для такого мощного образа. По сути главного в смысловой иерархии символов дилогии.
Булгаков любит подлинный смысл маскировать внешней аналогией. Карикатура на Маяковского замаскирована у него поэтом Осипом Колычевым. А карикатура на Катаева — писателем Пантелеймоном Романовым.
Но внутренний смысл татуировки в дилогии не раскрыт. Очевидно, что это шарада или ребус. Не случайно писатель посвятил теме шарад целую главу, и не случайно гном Синицкий подмигивает читателю».
Попробуем разобраться в этой загадке и может быть даже найти еще одно подтверждение авторства Булгакова.
Начнём с образа Наполеона. Оказывается, булгаковеды давно заметили, что он достаточно часто встречается в творчестве Булгакова.
Рассмотрим например ранние произведения Булгакова, так называемый «московский» цикл повестей: «Дьяволиада», «Роковые яйца» и «Собачье сердце». Они небольшие по объёму и достаточно прозрачные, что скрытному Булгакову по всей видимости не совсем нравилось.
В «Дьяволиаде» спокойное течение жизни «маленького человека» делопроизводителя Короткова разрушается его новым начальником Кальсонером. Из-за мелкой ошибки он увольняет Короткова со службы. Отчаянная попытка объясниться перед начальником приводит Короткова на путь безумия (при этом мы наблюдаем всё более фантасмагорические видения его глазами) и заканчивается его гибелью.
«Роковые яйца» об изобретении профессором Персиковым красного луча, обладающего способностью ускорять развитие живых существ, и по ошибке примененного к змеиным яйцам. Это вызывает нашествие гигантских особей ползучих гадов на Москву.
«Собачье сердце» об ошибке в эксперименте профессора Преображенского, в результате которой он превратил собаку в человека, и к каким последствиям это привело, и как ему пришлось эту ситуацию исправлять.
В «Дьяволиаде» образ Наполеона проецируется на Кальсонера. У него бритое лицо и невысокий рост, «Le Petit Tondu» (приблизительно «бритый малый») — прозвище Наполеона в Великой армии; он носит серый френч — лермонтовский «серый походный сюртук». Неприятности Короткова начинаются после того как он подвернулся Кальсонеру с повязкой на глазе — забавно отмечен антагонизм к одноглазым:
« — Вы, товарищ, — сказал он [Кальсонер]… настолько неразвиты, что не понимаете значения самых простых служебных надписей. Я положительно удивляюсь, как вы служили до сих пор. Вообще тут у вас много интересного, например, эти подбитые глаза на каждом шагу. Ну, ничего, это мы все приведем в порядок».
Самый важный штрих наполеоновского образа создан музыкальным Булгаковым в виде театрального выхода «бритого, мстительного и грозного» Кальсонера под куплет романса:
«Шумел, горел пожар Московский, Дым расстилался по реке, А на стенах ворот Кремлевских Стоял он в сером сюртуке».
Лысина Кальсонера Булгаковым превращается в гротескно усиленный и устойчиво повторяющийся образ шара или яйца: «голова… представляла собой точную гигантскую модель яйца», «лысой она была тоже, как яйцо», «огромный, живой биллиардный шар на ножках», «шар тут, возле постели, и очень сильно пахнет серой».
По мнению булгаковеда Евгения Яблокова, шарообразность даже становится отличительным признаком персонажей Булгакова связанных с Наполеоном. На мой взгляд более важный образ здесь — это яйцо. Например, центральной темой московского цикла является даже не место действия в постреволюционной Москве, а то что все сюжеты крутятся вокруг яиц, т. е. новой жизни, несущей однако хаос и разрушение. В «Дьяволиаде» яйцо на ножках доводит главного героя до самоубийства, в «Роковых яйцах» — нашествие монстров из змеиных яиц, в «Собачьем сердце» — пересадка яичников приводит к рождению гомункула.
Один из шарообразных и бритых персонажей в «Роковых яйцах» — это профессор Персиков: «голова замечательная, толкачом, лысая», «лицо гладко выбритое». Начинается повесть так: «Персиков вошел в свой кабинет… зажег верхний матовый шар и огляделся». Свет этого шара позже даёт красный луч в микроскопе профессора.
У булгаковедов считается общепринятым (об этом упоминает и Д. Галковский), что Персиков — это явная карикатура на Ленина. У них совпадают инициалы «В.И.», а также одинаковый возраст.
Следовательно можно предположить, что за образом Наполеона и связанного с ним яйца-шара как символа новой советской жизни Булгаков скрыл образ Ленина. Аналогия с захватчиком Москвы и узурпатором Кремля очевидная. Впрочем Булгаков здесь не был оригинален, сравнение Ленина с Наполеоном, Робеспьером, Кромвелем и другими революционными деятелями было общим местом в иностранной прессе.
Возвращаясь к «Дьяволиаде», самое явное указание на то, кто скрывается под персонажем Кальсонера, находится в следующем отрывке:
«… он [Коротков] оказался внизу возле огромной новой стеклянной стены под надписью вверху серебром по синему „Дежурные классные дамы“ и внизу пером по бумаге „Справочное“. Темный ужас охватил Короткова. За стеной ясно мелькнул Кальсонер. Кальсонер иссиня бритый, прежний и страшный. Он прошел совсем близко от Короткова, отделенный от него лишь тоненьким слоем стекла».
Кальсонер мелькающий за стеклянной стеной с надписью «Дежурные классные дамы» — это Ленин в Смольном институте занимавший кабинет с вывеской «Классная дама».
Прежде чем идти дальше, сверимся с самим Остапом Бендером: проецируются ли на него образы Ленина и Наполеона?
Коронная фраза Бендера «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!» используется Лениным в тексте газетной статьи: «Лёд тронулся. Советы победили во всём мире». Эта фраза, а также «Заседание продолжается» могла бы использоваться в дореволюционном суде, и зиц-председатель Фунт точно указывает кем именно:
«Фунт сидел при Александре Втором „Освободителе“, при Александре Третьем „Миротворце“, при Николае Втором „Кровавом“, при Александре Федоровиче Керенском… И, считая царей и присяжных поверенных, Фунт загибал пальцы».
Присяжные поверенные (т.е. адвокаты) здесь упоминаются во множественном числе, а из правителей России кроме Керенского эта профессия была только у Ленина.
После успешного обмена собранного компромата на деньги, Бендер уговаривает Корейко присоединиться к нему, отправиться в столицу, посмотреть на её достопримечательности:
«Просто два врача-общественника едут в Москву, чтобы посетить Художественный театр и собственными глазами взглянуть на мумию в Музее изящных искусств. Берите чемодан».
Литературовед Юрий Щеглов недоумевает:
«Соблазнительно думать, что в словах Бендера за древней мумией скрывается совсем другая мумия. Вопрос лишь в том, могли ли соавторы пойти на столь рискованное озорство, предполагающее к тому же весьма непочтительное отношение к советским святыням, не вполне вяжущееся с известной нам лояльной позицией писателей».
Наиболее выпукло образы Наполеона и Ленина соединены в главе о шахматном турнире в Васюках.
Наполеон любил шахматы, но русская традиция изображения его шахматистом идёт из цитаты в «Войне и мире» перед бородинским сражением: «Шахматы поставлены, игра начнется завтра».
Изображение Наполеона как игрока в шахматы появляется в «Белой гвардии». Весть о бритом и шарообразном «как зерно в стручке» Наполеоне-Петлюре уподобляется появлению нового игрока «на громадной шахматной доске». Сцены подготовки юнкеров к обороне Киева от петлюровского наступления наполнены аллюзиями на Бородинское сражение. Более того Булгаков прямо развивает миф Толстого о Наполеоне: «Историческая личность — суть ярлык, который история вешает на то или иное событие»:
«Миф. Миф Петлюра. Его не было вовсе. Это миф, столь же замечательный, как миф о никогда не существовавшем Наполеоне, но гораздо менее красивый. Случилось другое. Нужно было вот этот самый мужицкий гнев подманить по одной какой-нибудь дороге, ибо так уж колдовски устроено на белом свете, что, сколько бы он ни бежал, он всегда фатально оказывается на одном и том же перекрестке. Это очень просто. Была бы кутерьма, а люди найдутся».
Бендер одетый не в серый, но в «зеленый походный пиджак» проигрывает свою бородинскую шахматную партию одноглазому противнику (Кутузов), но ускользает от одноглазого на воде (Нельсон).
Бендер в тексте главы окружён ленинскими цитатами: «промедление смерти подобно», «учитесь торговать», а также пророческое по сюжету «спасение рук утопающих — дело рук самих утопающих».
Известно, что Ленин также любил шахматы и много посвящал им времени в молодости. Например, на его первую после университета работу помощником присяжного поверенного его взял А.Н. Хардин, его наставник в шахматах. Покажем, что Ленин в шахматной главе тоже присутствует, но подойдём мы к этому несколько с неожиданной стороны.
В образе одноглазого предводителя васюкинских любителей изображен Владимир Маяковский:
« — Это он! — закричал одноглазый. — Ура! Ура! Ура! Я узнаю великого философа-шахматиста, старичину Ласкера».
Почти дословная цитата «Это — он. Я узнаю его» из стиха «Товарищу Нетте...» («Служил Гаврила почтальоном, Гаврила письма разносил…»).
Второй, ещё более прозрачный намёк: «Экспедицией командовал одноглазый. Единственное его око сверкало в ночи, как маяк».
Маяковский несомненно обыгрывал свою фамилию, часто используя в стихах только «один глаз»: например в стихотворении «Я»: «Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека!».
Бунин в «Окаянных днях» заметил:
«Одноглазый Полифем, к которому попал Одиссей в своих странствиях, намеревался сожрать Одиссея. Ленин и Маяковский (которого еще в гимназии пророчески прозвали Идиотом Полифемовичем) были оба тоже довольно прожорливы и весьма сильны своим одноглазием. И тот и другой некоторое время казались всем только площадными шутами. Но недаром Маяковский назвался футуристом, то есть человеком будущего: полифемское будущее России принадлежало несомненно им, Маяковским, Лениным».
Известно, что один глаз Ленина плохо видел, и ему приходилось его прищуривать — отсюда знаменитый ленинский прищур.
Явная отсылка к «Одиссее» лежит на поверхности. Когда Бендер и Воробьянинов убегают от васюкинцев, те пытаются догнать, кидают камни, но Одиссей-Бендер ускользая, насмехается над ними.
Но это еще не всё. Вся васюкинская глава наполнена ссылками на (циклопическую) поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин»:
«Скажем, мне бильярд — отращиваю глаз — шахматы ему — они вождям полезней».
В поэме Советская Россия уподобляется кораблю в море:
«Маяки поломались в порту, кренимся, мачтами волны крестя! Нас опрокинет — на правом борту в сто миллионов груз крестьян»,
«Слишком много любителей скопилось на правом борту васюкинского дредноута. Переменив центр тяжести, барка не стала колебаться и в полном соответствии с законами физики перевернулась».
«Ты знаешь путь на завод Михельсона? Найдешь по крови из ран Ильича».
Афиша Воробьянинова указывает путь:
«В помещении клуба „Картонажник“ состоится состоится лекция на тему: „Плодотворная дебютная идея“ и Сеанс одновременной игры… Администратор К. Михельсон».
Московский завод Михельсона c 1916 г. начал производить гранаты и снаряды. Из картона делался картуш или картуз — контейнер с пороховым зарядом для пушки. Картонажем также называют ленты из папируса, в которые пеленают мумию. Вручая Воробьянинову документ на имя Михельсона, Бендер даёт тому краткую характеристику:
«В высшей степени нравственная личность, мой хороший знакомый, кажется, друг детей… Но вы можете не дружить с детьми — этого от вас милиция не потребует».
Почётный членский билет № 1 общества помощи беспризорным детям «Друг детей» был вручен конечно Ленину.
- «И от шахмат перейдя к врагу натурой, в люди выведя вчерашних пешек строй». Остап играет «устаревшую, но довольно верную защиту Филидора». Отсылка к Филидору — первому шахматному теоретику позиционной игры с опорой на пешки.
- «Плохо человеку, когда он один. Горе одному, один не воин». Упоминается, что одноглазый читает Шпильгагена, самым знаменитым романом которого считается «Один в поле не воин».
- «С этого знамени, с каждой складки снова живой взывает Ленин». В тексте есть библейская отсылка на вхождение Христа в Иерусалим: «… по улицам города провели белую лошадь. Почитатели шахмат приветствовали ее, размахивая пальмовыми ветвями и шахматными досками…».
- «Возьмем передышку похабного Бреста. Потеря — пространство, выигрыш — время». Остап предлагает васюкинцам переименоваться: «Назвали бы, например, вашу секцию — «Шахматный клуб четырех коней», или «Красный эндшпиль», или «Потеря качества при выигрыше темпа».
- «Похоже — стала вновь Россия кочевой». Остап цитирует переиначенную строку «Все учтено могучим ураганом!» из романса: «Всё сметено могучим ураганом, И нам недолго осталось кочевать. Махнём, мой друг, в шатры с тобой к цыганам, Там не умеют долго горевать». Шахматную главу в целом пронизывает лошадиная тема: «клуб четырех лошадей/коней», «по улицам города провели белую лошадь», «шахсекция, которая почему-то помещалась в коридоре управления коннозаводством», «на стенах висели фотографии беговых лошадей».
И последний штрих васюкинских аллюзий — в пропущенном фрагменте упоминается шахматист Торре, прервавший свою карьеру из-за психического расстройства:
« — Уау! Уау, уау! — неслись отчаянные крики в эфире. — Я молодой мексиканец Торре! Я только что выписался из сумасшедшего дома. Пустите меня на турнир! — Ох! Уж эти мне молодые шахматисты! — вздохнул одноглазый. — Пошлите за ним уже мотовоздушную дрезину. Пусть едет!».
Позже такой же вопль «Уау!» исходит от васюкинцев, перевернувшихся на лодке, и больше нигде в книге он не используется:
«Общий вопль нарушил спокойствие реки. — Уау! — протяжно стонали шахматисты. Целых тридцать любителей очутились в воде».
Упомянутая мотовоздушная дрезина — это экспериментальный аэровагон, испытания которого в 1921 г. завершились гибелью ряда иностранных большевиков и в том числе товарища Артёма. Того самого которого выносили в гробе из психиатрической больницы. То есть крах одноглазого шахматиста завершается сумасшествием и билетом на тот свет.
Могли ли лояльные советской власти Ильф и Петров настолько зло насмехаться над такими чувствительными темами как покушение и обстоятельства смерти Ленина?
