«Смерть — это просто часть работы». Интервью с бойцом "Голень". Часть 13
Он не считает себя героем. Для него война — такая же работа, как для пожарного или патологоанатома, просто с более высокой долей риска. Закончив контракт в захваченном Зайцево, он смотрел на укрепленные позиции и чувствовал «маленькую победу». Итог пути человека, который прошел ад, но сохранил трезвый взгляд на вещи и ненависть к «ряженым клоунам».
Прошу обратить внимание, что Автор не несет ответственности за высказывания и мнение героев интервью, которое Вам может не понравиться. Материал записывается со слов участников интервью, без поправок Автора. Статьи не являются рекламой или призывом к действию.
Вадим Белов: Что было в Зайцево?
Голень: Когда уже заходили в Зайцево, помню, у саперов очень было много работы. Там все было заминировано, эти ТМ-ки какие-то бесконечные. Я вот не помню в моменте, могу сейчас плюс-минус, потому что память подчищается, около 90, что-то там много, такая куча была этих ТМ-ок. Это уже когда в Зайцев более-менее зашли, закрепились еще, но еще его не взяли, там примерно половина была.
Там вот дома были, где сидели пулеметчики. Уже у нас командиры все были на опыте, в принципе. Конечно, тяжело давались какие-то перекрестки, дома и так далее, потому что они были подготовлены и очень, так скажем, укреплены, видимо, давно готовились. И вообще, если по поселкам брать, по деревням, то у них подвалы, например, меня это удивляло постоянно. Они как какие-то такие маленькие бункера сделанные. В одном подвале, вот я помню, мы уже в конце, уже в последнем, в котором я жил, там прямо сверху бетонная такая вылитая арка толщиной, наверное, ну, я не знаю, сантиметров, наверное, 30, наверное, точно. И прямо чувствую, что здесь как будто бы... как будто бы в относительной такой безопасности. И тут же противовес, напоминание, что нету безопасных мест. Рядом воронка метров, 20, наверное, от нас, высотой, в два человека, в среднем, метра на три, то есть, да, такая здоровая. Не знаю, там что прилетело, это до нас, видимо, было, как напоминание, что тут еще ничего не безопасно.
Но все равно как-то было, как-то спалось, когда ты видишь не звезды, а бетон, спится крепче. А то обычно где-то рассматриваешь там, да, и плюс там все равно даже те же «странные зажигалки», помню, когда прилетели, они все равно там тебе где-то прожигает. А когда какой-то бетон, ты как-то уже, я не знаю, уже и анекдоты начинаешь вспоминать какие-то. Как будто чуть-чуть повеселее становится. И можно уже чай в кружочке попить, уже там как-то о чем-то покалякать. Фишка стоит, ты там сел, чаевничаешь. Там уже как-то больше времени можно посидеть, поговорить поспокойнее. Себя чувствуешь, ну, во всяком случае, вот это ощущение.
Ну и вообще, мне кажется, там какие-то моменты, они, конечно... это как, опять, с какой стороны смотреть на всю эту историю. Либо тебя это закаляет, или дает тебе правильные выводы, ну, для того, чтобы там дальше жить. Либо, ты как-то в другую сторону маленько. У кого-то, как мы знаем, там начинает «стрелять там фишечку».
Ну, хотя, мне кажется, все относительное. У меня вот эта чеченская прививка, так сказать, в кавычках, она меня тогда еще как-то дала свой след, чтобы я понимал... понимал, что есть, например, люди, которые работают в морге, они же там по вечерам не нервничают, что я там? Или доктора, которые делают операции - это просто работа такая. И смерть — это часть твоей работы.
Как бы это ни звучало сейчас, некоторые обыватели подумают, что звучит как-то пафосно. Или на самом деле кто был там, как бы понимают, что это просто часть работы и все. Ты уже к смерти маленько относишься по-другому. Ну, не так, как к какому-то событию. Просто это часть твоей работы. Это как пожарные там рукава разматывает, да, там еще что-то, хотя рискует своей жизнью тоже (они, кстати, по статистике, когда работал на вахте, нам доводили, пожарные — очень опасная профессия), но они же там не говорят, что у них там «фишка», они просто ходят на свою работу каждый день и выполняют с риском для жизни для себя работу, от которой они могут погибнуть или причинить вред своему здоровью. Так же и полицейские, и все кто угодно, кто связан с риском.
Поэтому это такая работа, просто чуть больше каких-то событий. Поэтому я не считаю, что это какое-то геройство. Ты герой, может быть, для своего сына или для своих близких, а сам... это просто, еще раз повторю, это часть... часть твоей работы, смерть и в том числе, в каком бы она не была виде. Просто единственное, что здесь интерес конфликтов, то есть, здесь противостояние как бы идет. Поэтому в этом плане то же самое, я говорю, как и работают много других профессий, не очень рискованных. Даже в такси можно погибнуть, сколько таких случаев и тому подобное.
Поэтому у меня лично нет отношения как к какому-то геройству. Если человек впервые захочет пойти, поучаствовать, помочь, встать на этот путь, то надо понимать все цели, это все-таки надо. Все-таки надо. Я понимаю, что у кого-то получается это сделать по щелчку, ну, раз и все, и он переключился. Кому-то надо настраиваться. Я на все моменты, на такие ключевые, я все-таки настраиваюсь.
Я как-то ухожу маленько в себя и все это через голову, все это пропускаю, такой внутренний пазл: так, так, все. Не то что там готовишься или анализируешь, как-то себя подготавливаешь, что вот сейчас будет путь, пройду, если хорошо и к чему плюс-минус надо будет быть готовым, а то, к чему ты будешь не готов, то это надо преодолевать. Потому что вся жизнь, как мы знаем, это борьба. В любом случае, мы все боремся с самим собой и со своими страстями. То, что нас сбоку пытается разболтать, расколыхать. И мы с этим всю жизнь боремся. И это в том числе тоже такая борьба. Для меня, во всяком случае. А не какой-то там подвиг или еще. И поэтому, когда вот люди те же самые, например, взять «тяжелые», которые работают в ФСБ, там каждый день теракты... Ну, такая вот именно РАБОТА, пускай нормальная, интересная, очень увлекательная работа, которую надо выполнять. Поэтому такое у меня отношение.
Все-таки, конечно, сейчас очень много людей, кто на опыте, кто-то что-то подскажет. Собирайте информацию. Не вот этих, которые в курилке громче всех говорит: «Я ебал, я воевал, у меня там медали за всю хуйню и за это», а действительно, которые люди что-то умеют и стоят. Вот таких сейчас специалистов очень много и не настолько грамотных, от медиков до всего-всего. А то сейчас просто уже очень много, я знаю, как какие-то люди ходят, есть фотографии, как какой-то человек ходит, у него с одной стороны шеврон «Вагнера», с другой стороны какой-то еще, тут у него прыжки с парашютом, короче, на другой стороны у него и черный крест, и он весь вот такой вот, ходит по школам. А потом кто-то начал там объяснять, что он никогда не был в конторе. Тем не менее, это люди. Поэтому «Бойтесь», как написано в книге бытия, лжепророков и так далее. Они на себя примеряют не свою маску. И из-за этого мне обидно за пацанов, которые погибли. Их очень было много. Что я сейчас рассказал, это какая-то часть. На самом деле там много-много-много людей и событий. В моей памяти останутся эти ребята.
Жизнь и жизнь, все-таки она: военная — одна жизнь, гражданская — другая. Я как-то научился переключаться. И поэтому мне проще дается психологически. Когда ты уезжаешь, ты работаешь, когда ты на гражданке, ты отдыхаешь. Поэтому, на самом деле, да, много судеб очень прошло перед глазами. Очень много людей, молодых, очень жалко пацанов, кто как погиб. Но, тем не менее, мы делаем одно общее дело. Кто-то уже его завершил, к сожалению. Братцы, как говорил... Викторич: «груз 200, мы вместе». Так или иначе, все равно там все будем, поэтому, вот так.
И когда видишь просто вот таких вот ряженых клоунов, да, действительно, как-то за пацанов стыдно. Ну, и я бы все-таки сказал бы вот этим ребятам, которые примеряют на себя чужую рубаху: если вы не причастны, просто прекратите это делать. Просто прекратите и не лезьте в это ремесло, если вы в нем не участвовали. Побойтесь, конечно, всех, потому что так или иначе, если это не вы..., если вы в этом не были или не участвуете, зачем рассказывать то, чего с вами не было? Я не понимаю, для чего они это делают. То есть, казаться в чужих глазах лучше или круче. Мне кажется, поэтому не надо. Ребята, одумайтесь и занимайтесь дальше, чем вы занимаетесь, и добивайтесь. Но как-то вот в целом такое отношение к этому всему.
А пацаны... Ну и вот, когда мы заходили в Зайцево все, да, в этом, начали все это потихоньку занимать, там дом за домом продвигаясь, как я уже говорил, все бункера. Вот там, помню, в этом, подвальчике, кстати, я вот заметил, люди бросали в спешке все, уходили, убегали, видимо, от войны, от всего. За все время я видел буквально единицы каких-то гражданских лиц, вот одни из них были в Зайцево. Ну и еще в одном селе, когда нас в самом начале откатывали на помывку, там тоже я видел несколько людей, но их было всегда мало. А в основном было пусто.
Люди бросали своих животных, их было жалко, конечно, встретить. Не помню, в каком поселке, как он назывался... Не помню, «Возрождение» может быть. Там была просто такая картина, она мне тоже почему-то запомнилась. Мы сидим в подвале, и по нам «безоткатка» работает несколько часов, буквально. Не дает мне выйти, ничего. Работает «Нонка», короче. И она прямо прицельно бьет. У нас вход в подвал спрятан за дом. Она была мобильная, передвигалась, что не могли ее поймать. Переедет, отстреляет, переедет, отстреляет. Такая была. И все. Она нас вообще долго держала в этом подвале. Я помню, там был дом. Вот она этот дом потихоньку разбирала. Там соседний дом сгорел, напротив, потом был такой сарай большой. Она его тоже разбомбила. Сюда к нам дым, все это, все, все, все горит.
Я помню, потом уже утром выхожу, сидят утка и с ней рядом весь выводок такой прямо желтенькие. Они целые, живые… Вот она сидит, они под нее забились под ее крылья. Я вот смотрю на нее и понимаю, вот все... Вот они до этого, конечно, дожили. Война — это разрушение. Смотрю на этих птиц и понимаю, что у них нет дома. Ну, пропали. Также там и телята, и свиньи, и поросята. На них смотришь и думаешь, что, к сожалению, они страдают. Такие вот побочные моменты запоминалось.
Да, и люди бросали технику, машины, мотоциклы. Мы как-то едем с моим другом на мотоцикле, что-то быстро поехали, я к нему прыгнул. Едем на мотоцикле с «Бабаем», едем, едем, а там эти дырки везде появились. Я сегодня вспоминаю, так было весело. И посередине воронка такая от прилета. И он прямо в эту воронку, бам. Я подлетаю сзади еще в этой воронке. Я ему: «Бабай, ты что, не видел, что ли? Ты что, не видел, что ли, эту дыру, что ли?» Там она, большая. «Видел», — говорит. Я ему потом: «Ты чего не объехал-то?».
Стало попроще маленько БК, воду подвозить. В этом плане облегчилось в чем-то. И в подвалах, конечно, жить повеселее, чем вот эта «военная романтика», глядя на звезды. Поэтому, да, быт маленько стал чуть-чуть на какую-то долю, процента повеселее. Но тем не менее сложности это не уменьшало, тебе просто чуть-чуть стало в чем-то полегче. Но это, конечно, поинтереснее жить в подвалах или в домах, домиках. Все равно как-то попроще чуть-чуть. И вот мы шагали с трудом.
Были дома, где не могли никак выкурить. И так уже и хитростями, и всякими моментами. В общем, медленно, но верно, прошли мы до конца Зайцево. Полностью оно все было зачищено. Мы начали укреплять свои позиции, то есть такую оборону неплохую. Такая довольно-таки неплохая оборона уже, все там на своих местах, там кто где, там пулеметы, ПТУРы и все, АГСы, все, все, все. Я в моменте прям такую почувствовал какую-то маленькую победу, что ли, уверенность.
Я понимал, что дальше еще идти и идти. Потом мы уже начали из Зайцева в сторону Бахмута двигаться, там эти перекрестки многострадальные, там «21», потом эти дачные поселки и дальше путь уже на Бахмут, это Иванград, там «Семерка» толкалась, это промзона. Она сверху, по-моему, спускалась. «Шестерка» слева от нашего отряда. И насколько я знаю, «Копейка» там дальше. Вот это отряды, которые, насколько я помню, заходили туда. Все уже было тоже плавно. Но в сам Бахмут я уже не зашел. У меня закончился срок контракта.
И в общем, именно из Зайцева мне сказали: «Подматывайся». И все, типа, отработал, домой в отпуск и так далее. И все, оттуда я уехал. Вот нас поехало, как я говорил до этого, два или три, что-то нас мало человек было. А дальше был уже Бахмут, но про это я уже конкретно ничего сказать не могу, потому что меня там не было. И только со слов пацанов, с кем мы общаемся, там дальше и как это все было. Мне просто более понятны их рассказы и все такое.
Поэтому вот такая моя была история на СВО в составе одного из лучших... Точнее я бы сказал, самого, наверное, лучшего подразделения военного — компании ЧВК «Вагнер». Вот как-то так в целом.
Скоро выйдет новая статья, а пока читайте Хроники двенадцатого бата. Моцарт
Поддержать автора и развитие канала можно тут👇👇👇
2200 7004 5079 2451 Тинькофф, 4276 4200 4921 7473 Сбер
Благодарю за поддержку, за Ваши лайки, комментарии, репосты, рекомендации канала своим друзьям и материальный вклад.
Каждую неделю в своем телеграм-канале, провожу прямые эфиры с участниками СВО.
"Когда едешь на войну - нужно мысленно умереть". Психологическое состояние на этапе принятия решения о поездке в зону СВО. Часть 1
Интервью с танкистом ЧВК Вагнер