«"Гарик" подвозил нам боеприпасы на велосипеде». Интервью с бойцом "Голень". Часть 15
В память о бойце 5 штурмового отряда ЧВК Вагнер с позывным "Гарик".
Прошу обратить внимание, что Автор не несет ответственности за высказывания и мнение героев интервью, которое Вам может не понравиться. Материал записывается со слов участников интервью, без поправок Автора. Статьи не являются рекламой или призывом к действию.
Вадим Белов: Какие интересные случаи помнишь?
Голень: Да, интересные случаи… Каждый день какой-то интересный и не похож ни на предыдущий, ни на следующий. Знаешь, каждый день — это что-то новое. Новое, скажем так, как новый квест, новое военное приключение. Много там разных… забавных вещей, трагических вспоминается.
В основном люди вспоминаются, со своими вот этими… каждый своеобразный. Вспоминаются люди и какие-то события с ними связанные. У нас был такой Гарик, позывной у него. Пацанёнок абсолютно карикатурный персонаж, в смысле, внешность карикатурная такая.
Он «кашечник», я знаю его судьбу. Потому что я любил много разговаривать, спрашивать. Все-таки это любопытство, не порок. А ребята рассказывали, и мне было тоже это очень интересно. И был такой Гарик, он в последнее время занимался в основном БК. Он велик где-нибудь себе раздобудет, приедет: «Смотри, какая у меня новая аппаратура». И что интересно, он полтора метра ростом. У него такие руки, как у обезьяны, стали ниже колен.
Он носил боеприпасы и всё, всё. И он, несмотря на свою щуплость и такое, как бы сказать, телосложение — не качок, короче. А тем не менее, вот этой силы, выносливости, стремления было в нем много. Он очень много работал.
И вот это лицо такое, с прищуренными очками, с двумя диоптриями, и глаза такие, как горошинки, маленькие, черные. И он постоянно как-то на позитиве, всегда был веселый. Помню, он постоянно мимо идет, если горючка рядом, кипяточек: «Заходи, Гарик, на кофеек». Или он сам выйдет по радейке, ну давай, заходи, поболтаем. И всё хорошо было.
И вот такая история с ним случилась: поехал он менять батарейки всем, кому надо, потому что связь — это очень важная вещь, конечно. Поехал на велосипеде, стемнело, казалось бы, ну всё. И буквально чуть-чуть промазал не тот перекресток, немного проехал прямо и попал к пидорам. Почему говорю «пидоры»? Я вот говорил: есть оппоненты, а есть пидоры. И попал к пидорам. В плен. И у него очень трагично, как я знаю, потом всё сложилось. Царство Небесное. Его там… Его там запытали и… Говорят, ну, в общем, подробностей я не буду, там в общем в стиле пидоров они всё сделали. Не как с военнопленным поступили, а как с каким-то, не знаю… Короче, вот такая была история.
И вспоминаю тоже: несмотря на всю их судьбу, эти пацаны — «кашники», я встречал самых добрых людей на самом деле. Самых добрых людей по своей сути, когда с тебя всё слетает, и ты остаешься какой есть, и там действительно добрейшие есть люди, абсолютно. Потому что у некоторых есть стереотипы какие-то.
Нет, это простые люди. Мы же сами в России живем, да, не понимаем, что плохие люди зачастую на свободе, и самые страшные люди — это другие люди. С ручкой в кабинетах бывают страшнее люди, чем какие-то за решеткой пацаны, грубо говоря, за три буханки хлеба. Нет, я, конечно, не говорю, что все там прям ангелы, но, короче, поэтому нельзя ярлыки вешать, всё индивидуально.
И вот он попал к пидорам, и вот просто отношение к ним, к пленным, вот такое было. А есть оппоненты, которые воины, да, где-то воюют, с ними — как с воинами. Вот у нас был случай, когда мы взяли в плен двоих расчетом своими силами. И получилось так, что на Ниве хотели проскочить. А, ну перед этим, за день они, в общем, ездили. Катались, проскочили мимо нас, это где я возле дороги, мы жили где-то. Прямо возле дороги и прямо по асфальту проехали, но их никто не стал трогать.
У меня была позиция прямо, вот где нас от дороги идет, у меня там выкопано было. Вот они проскочили один день, что-то там вышли, поговорили по радейке и на следующий день нам параллельно выходят и говорят: «Опять в вашу сторону Нива». Ну и всё, мы быстро… Они засухарились минут на десять, примерно плюс-минус. Мы с ними разговаривали, говорили, что лучше так, чем двести. Убедили их, выходят они. Выходят они, один триста, один тоже триста, но его, по-моему, вторичкой, по-моему, а один с пулевыми, что-то плечо у него.
И я говорю про отношение к ним. Мы их вывели, ну, конечно, разоружили, это понятно. И повели их на пункт. Я хочу сказать, как мы относимся и относились, и как они, вот просто, чтобы вы поняли эту разницу, почему пидоры, а почему есть оппоненты. Получается так, что мы им дали перевязочные пакеты, бинты, покурить: «На, кури, сиди там». Мне было, если честно, неинтересно с ними даже разговаривать. Я понимаю, что для них война закончилась, и всё. У меня просто друг, мой товарищ, он давай им что-то про политику спрашивать. Я говорю: «Да им неинтересно. Они тебе всё что хочешь скажут».
Единственное, я у одного спросил, он чисто внешне грузин. Я говорю: «Ты кто по национальности?» Он говорит: «Украинец». Я: «Украинец?» Еще вот этот акцент так делает, ну, это забавно было. Вот эту мову пытается как бы из себя выдать с таким грузинским подтекстом. Ну, как бы, я понимаю примерно, кто. Ну и всё, мы там с ними буквально несколько вопросов, и всё, отдали их дальше нашим, так сказать, людям, ну и там уже их судьба мне уже, в принципе, не интересна, гораздо интереснее свои. В общем, вот такое отношение. И так я знаю, что в принципе все так поступали, но мы все-таки не звери, это нас отличает, и не варвары какие-то. Хотя они нас орками называли, но я не знаю. Орки, конечно, орки. Но все-таки мы людьми до конца оставались, и остаемся, и будем людьми. Поэтому в этом есть принципиальная разница, разница, кто за бесов, а кто со стороны света, а кто со стороны темной. И мне кажется, всем понятно, кто был кто. У кого там люди были, наверное, рассказывали. Ну, это все знают на самом деле, что мы все такие люди. И поэтому, да, удивляют какие-то такие ситуации, вот люди.
Да, такой был еще случай, помню, с моим боевым другом. Мы с ним что-то как-то занимались. Ну, там, если есть время, обычно все всегда чем-то заняты. То есть либо человек отдыхает, если есть время, либо он чем-то занят.
Ну и тут бывают вот эти минутки, где-то пересекаемся, можно сесть пообщаться на пять-десять минут, кофе там, если всё в нормальности, погода теплая, попить. Ну и тут мы что-то присели, сидим, разговариваем, свист, уже на автомате ты падаешь. Это уже настолько въелось, что любой свист ты уже не разбираешься.
Ты просто раз — и меньше секунды, наверное, на земле лежишь. Потому что мы уже это выработали до автоматизма. Если бы проходили такие соревнования, мы бы, наверное, были олимпийскими чемпионами много лет подряд. Потому что мы научились очень быстро это всё делать. Потому что у тебя время буквально сжимается между принятием решения и вот этими событиями, его вообще нет. И ты раз — и сразу же, всё - лежишь.
И тут мы что-то сидим-сидим и… свистит, короче, всё, то есть мы быстро падаем. А оказывается, это наши, «Краснополью» работали. А у «Краснополи» есть такая особенность: наводятся они, по-моему, лазером или со спутников, если теряется вот эта одна из составляющих полета, она просто болванкой падает на землю, не взрывается. И вот такая прилетела к нам, от нас мимо. Возле нас в метрах она упала, ну, сорок, может быть, пятьдесят. Калибр у нее нормальный, свист был хороший. И она падает и не разрывается.
И я не об этом. Смотрите, как интересно. Вот этот человек, который с тобой был рядом, он настолько заточен именно на военный ход событий, абсолютно не выключаясь из событий. Мне это тогда произвело на меня сильное впечатление, что человек, настолько, скажем так, в игре, что он вообще не выключается. Он что делает?
Мы понимаем, что это наш «Краснополь», потому что над нами уже летали, слышно было, как они шуршат, скажем так. Ну и примерно, послушали кто куда работает. И мы понимаем, что это наш «Краснополь», и что вот этот человек делает, который со мной был в окопе, или я с ним, как угодно. Наверное, я с ним, потому что это была его позиция. Он просто бежит вот к этому неразорвавшемуся снаряду, а он только что в землю вошел, и начинает откапывать.
Я думаю, что он делает, он еще горячий. И он начинает смотреть серийные номера, чтобы передать кому-то по рации. То есть вот мне, если честно, мне бы вообще было… не знаю, я об этом даже не подумал бы, наверное, после того как даже выспался.
А тут вот сразу же, просто сходу, она еще горячая. Берет там перчатки, горячий снаряд сам. И он там давай какие-то серийные номера, что-то открутил там, и вот этот надо тоже передать. Меня это поразило. Люди действительно очень вовлечены во все эти страшные события, что они не выключаются. Надо будет потом спросить, как он вообще спал. Потому что я никогда не спрашивал, он вообще спал или нет. То есть вот так вот люди реагировали.
И это очень на самом деле как-то меня зацепило. Постоянно на фокусе. Это было для меня такое удивление. Ну, конечно, много трагических событий, которые не обязательно рассказывать, просто охота о людях помнить. Еще один случай, помню, забавный, не знаю.
Помню, как мы уже в Зайцево находясь, что-то там перемещались туда-сюда, где-то там сходишь к тем, по БК какие-то дела, увидеться с кем давно не виделся, если время было, где-то там пообщаться. И тут идем и навстречу нам два идут пацана, несут двух куриц и так их несут, как детей новорожденных, так аккуратненько, двумя руками, как будто убаюкивает, такое положение рук.
И вот две курочки так еще запомнилось, что очень бережно. Думаю, разводить они что-то собрались или еще. Мы, конечно, понимали, что это какой-то суп или не суп, что-то будет такое. И говорим: «Ну давайте, зайдем к вам на это». Проходит какое-то время, мы возвращаемся. Ну и думаем: «Давай зайдем». Заходим к ним, и я наблюдаю такую картину.
Один из них стоит, не знаю, откуда он сам, наверное, очень городской парень, потому что я сам городской, я знаю, что надо курице отрубить голову вначале, потом общипать ее, потом уже дальше, там общипать какие-то перья, что-то такое.
Я не знаю, почему он это делал, конечно, я даже не хочу догадываться. Он вот держит ее, короче, за шею, она еще живая, и он у нее перья выщипывает. Она орет, это курица. Он ей шею сжимает так сильнее и дальше щипает. Она еще больше орет, он ей шею душит. Я его понять не мог, зачем он это делал. Не знаю, можно такое неуместное здесь, в этом блоге, конечно, ну, это как-то меня так позабавило.
Я еще ему сказал: «Ты что, маньяк, что ли, какой-то, или что?» Ну, и он обиделся, потому что это, как бы, слово обидное. Сказать правильно - расстроился, вот так скажем, потому что, как они несли по улице и через полчаса я увидел, что происходит. Я не знаю, зачем он это делал, но эту еду я так и не попробовал. Что-то мы ушли потом. Вот такие забавные случаи, которые меня, во всяком случае, веселили.
Ну и черный юмор, конечно, был. Это уже как бы не обязательно, потому что все равно надо, чтобы было какое-то настроение. И черного юмора довольно хватало. Он как бы специфический, поэтому я не буду его озвучивать. Но тоже были довольно забавные всякие разные комические моменты. Да, и там много чего. Каждый день что-то было интересное, какие-то события невеселые. Ну, я уже сказал, целая жизнь такая маленькая. Точнее, большая жизнь за маленькое время. Вот так, наоборот.
Да, вот такие вот моменты. В основном же стараешься помнить какие-то теплые, какие-то такие…, ну, потому что если все тяжелое носить, это рано или поздно тебя согнет. Поэтому я стараюсь все-таки помнить, сохранить для себя эту память. И пока я их помню, еще кто-то их помнит, это пацаны были с нами. Просто вспоминаются вот эти люди. Когда приехал, тебя там, никогда не оставят один на один с какой-то проблемой или с какой-то бедой. То есть всегда это было как-то взаимовыручкой.
Я приехал, у меня не было плиты сзади в бронежилете. Ну, спереди была, а сзади была, но она была не по размеру. Было неудобно. Мы сидим, я говорю об этом так просто. И один пацан говорит, что у него позывной «Холера» был в самом начале. Я только приехал. Он говорит: «Сейчас, подожди». И уходит, приходит и приносит мне плиту прямо, ну, как надо, всё, она встала. А у меня бронежилет был обыкновенный, вообще такой, как сказать, армейский, я там по цифрам не знаю. Есть просто ребята, которые во всех аббревиатурах разбираются, а я в этом плане немного не досконально по цифрам. В общем, простой самый обыкновенный бронежилет, простые пластины, хотя я мог переодеться, не знаю, там триста раз на все керамическое. И этот пацан потом погиб буквально через две-три недели.
«Холера» - экстремальный пацан, я вот его запомнил. Абсолютно молодой, здоровый, красивый парень, которому жить и жить, спортивный, по тайскому он был, у него жена осталась. И я вот этот броник специально до конца носил, я его не менял, в нем и шагал, хотя мне говорили: «Да что ты, поменяй». Ну, нет. Думаю, нет, я буду в нем ходить. И для меня это как-то такой… не талисман, какая-то такая вещь была, которая мне была как напоминание.
То есть это уже был не просто бронежилет, какая-то бездушная железяка, которая на тебе висит, тебя сохраняет, а уже это был в ней какой-то другой смысл. То есть я её наполнил каким-то смыслом в этом плане, то есть она была мне как-то ближе, теплее. Я сколько раз, когда ложишься спать, бывает, ложишься же под открытым небом, вот в этой своей земляночке, которую выкопал себе сам. И просто его так берешь, снимаешь и раздвигаешь, и укрываешься как одеялом. Всё, то есть у тебя как бы и голова закрыта и туловище с частью ног. Ну, короче, тело закрывается, коленочки поджал и всё. И как бы накрылся как таким стальным одеялом от всяких там случайных осколков или тому подобное. И вот я всю дорогу я с ним прошагал, хотя я говорю, что мог переодеться много раз, уехать оттуда весь тактическим. Но я этого не делал.
И та же самая у меня история со шлемом. Пацан такой, дай бог ему здоровья, казах по национальности, у него был шлем, у меня был какой-то обыкновенный, он был что-то неудобный, я его не мог настроить, не так и не так. И он, короче, стал триста, у него там с ногой ранение вышло. И он, когда бежал, говорит: «На, вот тебе мой шлем». Он даже там был подписан его позывным. «Вот, носи, и всё будет нормально». Ну, еще такие слова так сказал. Я его взял и то же самое я с ним прошагал всю дорогу, не менял вот эти две вещи, которые я не менял никогда. Хотя я говорил, что можно было, не знаю, менять вот эти военные тактические наряды каждый день. Но тем не менее я это сохранил. Плюс ко всему защита. Еще и второй смысл в эти вещи, потому что это люди, а значит моё вложение в память о них. Вот такие моменты запоминаются в целом.
Вадим Белов: Я про Гарика в книге написал. Он моего друга-Миража спас.
Голень: Гарик был такой очень… Мы с ним тоже очень хорошо общались, помн тепло как-то с ним. Он же такой лутоман был, и он на «трассу» выйдет.
Он мне постоянно: «Голень, че, я к тебе на кофе?»
И вот он мне рассказывал: «Это же ты не знаешь, это же "курочка"». Ну он мне про карту там рассказывал. «Это же курочка», — говорит. Это же он что-то говорил с таким этим, как будто про какое-то блюдо, знаешь: «Это же к-у-р-о-ч-к-а, ну ты че там?» Он такой игровой, но был вообще тип. Тоже очень жалко его, но я буду помнить. Такой абсолютно, ну, позитивный человек, конечно, но жалко, к сожалению.
Вадим Белов: Что за «курочка» — я не понял?
Голень: Курочка, братец, — это на жаргоне, на арестантском, карточная игра. Одна из видов игры, когда собираются играть, ну, типа, блин, как катранчик, там собираются играть, ну, курочкой называют. В курочку разогнать, там, типа, короче. Ну, это карточные приколы, еще с малолетства помню.
Скоро выйдет продолжение, а пока читайте Хроники двенадцатого бата. Моцарт
Поддержать автора и развитие канала можно тут👇👇👇
2200 7004 5079 2451 Тинькофф, 4276 4200 4921 7473 Сбер
Благодарю за поддержку, за Ваши лайки, комментарии, репосты, рекомендации канала своим друзьям и материальный вклад.
Каждую неделю в своем телеграм-канале, провожу прямые эфиры с участниками СВО.
"Когда едешь на войну - нужно мысленно умереть". Психологическое состояние на этапе принятия решения о поездке в зону СВО. Часть 1
Интервью с танкистом ЧВК Вагнер