«Красноармеец с 9 детьми и учитель ОБЖ: Кого можно встретить в окопах под Бахмутом». Интервью с бойцом "Голень". Часть 8
Шахтер с 9 детьми, учитель ОБЖ за 50, поклонник Бога Солнца и «проектанты» — ветеран «Вагнера» рассказывает о самом необычном и пестром контингенте, с которым ему довелось шагать бок о бок. Курьезные, трагичные и вдохновляющие истории из окопной жизни.
Прошу обратить внимание, что Автор не несет ответственности за высказывания и мнение героев интервью, которое Вам может не понравиться. Материал записывается со слов участников интервью, без поправок Автора. Статьи не являются рекламой или призывом к действию.
Вадим Белов: Что было после отдыха? Быстро ли освоил АГС?
Голень: После того как у нас прошла ротация, мы прибыли назад на свои позиции, которые мы передали 10-му хозяйству (10-й штурмовой отряд прим. Автора), чтобы они нас на эти два дня, так сказать, подменили. Когда мы пришли туда, мы обнаружили там "красноармейцев" — вот эти приданные силы, ЛНРовские добровольцы. С ними очень много было забавных и курьёзных историй. Ребята они очень прикольные, конечно.
Но помогали они нам, конечно, в плане того, что носили снаряжение, копали, очень хорошо. Где-то месяца три они у нас шагали. У них была ротация примерно по две недели: две недели тут, потом другие приезжают. Кто-то дольше задерживался, по три недели. Но уезжали от нас они практически всегда одинаково — чуть ли не босиком готовы были уйти.
Я вспоминаю такие забавные моменты. Они приходят и начинают себя вести как им вздумается. Каждый человек считает, что у него уникальный опыт. Начинаешь объяснять: «Пацаны, пока вы здесь, забудьте, кем вы были до этого. Делайте вот так-то и так-то, как мы вам говорим. Не надо ничего своего. Вы на две недели приехали, уедете. Просто работайте».
-Всё понятно,- отвечают они. И всё равно все начинают что-то своё исполнять.
Там был человек, который Богу Солнца поклонялся. Он выходил на рассвете, как солнце встаёт, молиться. И один раз вышел не в ту сторону, короче, и молится. Его, видимо, противник увидел, и через минут десять по нам «Градом», как уебали, блядь. Мы ему говорим: «Блядь, заканчивай с этим». Кстати, у него потом что-то потекла фляга. Он начал музыку слушать и выстрелы считать. У него забрали автомат и отправили в тыл.
Они разные были, забавные такие ребята. Приезжали к нам с мосинками 1962 года, в шинелях каких-то практически. А уезжали от нас всегда одетые с брониками, с касками, с трофеями, много всего. Уезжали с большим удовольствием, чем когда приезжали.
Помню вот тоже интересная судьба. Приехали два "красноармейца", они шагали в соседнем расчёте. Тут их приехала ротация менять. Им отдали двоих, и в наш расчёт тоже двоих отдали. Вкратце им объясняешь: «Пацаны, опять же, делайте, как мы говорим, чтобы ничего своего не было, и так-то, и так-то. Мы нормально отработаем две недели, точнее, вы отработаете, и поедете дальше по своим делам». Всё понятно? «Да, всё понятно». Но мы-то понимаем, что для них это не всё понятно.
В общем, которые ушли в другой расчёт, они только уходят буквально, и минут через сорок, через час примерно начала 120-ка работать. А которые приехали и их поменяли, они заселились в те окопы, которые выкопали до них ушедшие красноармейцы. Они как раз спустились в этот окопчик пить чай, и в дерево у окопа прилетает 120-ка. Осколки вниз пошли, и один сразу же «200» и быстро, а второй, короче, тяжёлый «300».
Но я не об этом хотел сказать.
Ушедшие от нас красноармейцы (они шахтёры в основном все), начали копать каждый себе окоп. Они зарылись так глубоко, что я потом ходил их минут пятнадцать искал. Хожу, кричу. Мы познакомились, их обычно по именам я называл (позывные только своих пацанов). Так я ходил, искал, минут пятнадцать кричал. Потом смотрю — из земли вот так просто, как двери, открываются в виде травы, и внизу такие четыре глаза больших. «Что, всё закончилось?» Они минут за тридцать-сорок выкопали такой глубокий окоп. Это меня вообще так повеселило, конечно. Они с нами потом две недели шагали, эти пацаны.
Одного звали Николай, у него было 9 детей. Я вообще был в шоке. Я несколько раз к нему подходил: «Ты точно не свистишь?» — «Нет, 9 детей». И действительно потом кто-то с его деревни, тоже красноармеец, говорит: «Да, у него 9 детей». — «А как так призывают?» — «Ну так призывают». — «Ну ладно». Вот они с нами две недели шагали, молодцы.
Но они обычно всегда, красноармейцы (в основном, я не про всех), занимались чисто подносом, подвозом, «300»-х вытаскивали. Очень делали много полезной работы, за что им спасибо. А когда какие-то моменты были, они в основном сидели в окопах. Делали очень много полезного и хорошего.
Потом их перестали возить. Потом уже в июле начали приезжать, по-моему, «проектанты» (бывшие заключенные прим. Автора), и в августе ещё, помню, были у нас "красноармейцы", это уже последние были, потом их перестали к нам возить, и мы уже чисто толкались сами. Конечно, это на какое-то время нас опечалило, что добавилось работы, которую они выполняли. Но ничего, нормально, как-то быстро ко всему этому привыкаешь.
Там вообще, мне кажется, не стоит что-то планировать. Особенно есть люди, которые что-то запланировали, а потом идёт не по плану — они расстраиваются. Вот абсолютно нельзя никаких планов, потому что все понимают, что может ты вообще через секунду умрёшь. Что там планировать? Поэтому пошагали дальше.
АГС я освоил, только самостоятельно мог работать с ним только в августе. Потому что когда я пришёл, у нас был старший расчёта, он очень ревностно, что ли, относился к нему. Как к своей какой-то сабле личной. Он как-то не очень объяснял. Я сосредоточился на своей работе - заряжал. Ну, тоже, конечно, любопытствовал. Не сказать, что он прямо не подпускал, мы также всё делали. Он не очень хотел нам это всё объяснять. Ну, это его дело, или я мало настаивал.
Потом, когда его ранило (прилетела мина, задело руку), нам дали нового старшего. А потом уже в августе, когда и этого затрёхсотило (позывной Досаев), старшим расчёта уже стал я. И с тех пор очень быстро это всё освоил. Получилось. И там уже работали самостоятельно, даже какие-то дополнительные фишечки делали: как ночью стрелять, не подсвечивая, всякие такие тонкости, которые ты уже на ходу автоматически делаешь.
В общем, я думаю, более-менее мы его хорошо освоили и работали. Работали довольно-таки, я думаю, слаженно. У нас уже каждый знал своё дело. К этому приходишь сам собой. Это как на автоматическом уровне происходит. Это как в садике дети: девочка тянется за куколкой, а мальчик за машинкой. Примерно на таком уровне, что каждый знал, что ему надо. И мы работали так дальше.
На самом деле много чего было, конечно, забавного, каких-то историй — и веселых, и философских. Есть над чем поразмыслить, подумать, сделать выводы. Потому что это целая — с одной стороны маленькая, с другой стороны огромная — жизнь. Потому что там официально день за два, а неофициально день за двадцать идёт, если не за тридцать, не за месяц. Поэтому люди менялись.
Реально как будто время идёт по-другому. Я видел, как люди не то что стареют, а как-то меняются. Я видел их, например, в Молькино, и потом через два-три месяца где-то пересекались на передовой. И как у людей меняется всё - взгляд, лицо даже другое как будто становилось. Не то что худело...Понятно, мы там все были худыми. Я вообще очень быстро похудел, сразу же на килограмм пятнадцать, и все уже такие ходили.
Я про то, что люди менялись очень быстро и на глазах. Я помню, один пацан у нас был с Питера, позывной у него был «Биткоин». Он после «300» вернулся опять в контору и попал он, по-моему, в наше "хозяйство" (отряд прим. Автора) в «пятёрку». Через два месяца мы идём навстречу друг другу. Там не видно вначале кто, потом ближе подходим, я смотрю... Я его узнал, но это бы абсолютно другой человек, в плане того, что от него, того, которым он был, ничего не осталось. Ни взгляда, ни физически... Произошёл очень сильный переворот. Он потом погиб после этого, где-то через месяц. Пять детей у него было в Питере, я могу ошибаться, но, по-моему, пять.
В такие моменты, конечно, жалко. Молодых пацанов жалко. А с другой стороны — гордость, потому что понимаешь, что молодёжь у нас... , не вся, конечно, не попсовая. Не вся она такая, на фанте, короче. Все-таки есть молодые хорошие пацаны, очень смелые и отчаянные. Есть чему поучиться. И там не чувствуется разница в возрасте.
На самом деле, я просто помню тест, когда устраивался в ОМОН. Там есть такие картинки, когда ты выбираешь, кто тебе нравится, не нравится (они не только в МВДшной структуре, они также и по контракту, когда служишь в МО). Это старые тесты, со времён царя Гороха, они не меняются. Хотя может уже что-то поменялось, я давно не проходил. И там был такой тест с лицами людей.
И там было лицо, я потом случайно в интернете его нашел, такого сурового, угрюмого человека. И оказывается, есть его лицо в 41 году перед Великой Отечественной войной и его же лицо, но в 45-м, то есть спустя четыре года. Буквально за два-три года войны он просто в два раза стал старше выглядеть. Это вот то, что делает война с людьми. Тут, мне кажется, больше важна психология, чтобы у тебя были какие-то внутренние громоотводы свои, чтобы ты как-то не всё через себя пропускал, а был более невосприимчив.
Потому что если всё через себя пропускать, то ты можешь просто через неделю от сердечного приступа умереть. Поэтому вот это важно. Но это, конечно, даёт всё равно свой отпечаток — и физически, и морально. Поэтому устойчивость психологическая, мне кажется, она даже больше нужна, чем физическая. Физику ты еще как-то можешь подтянуть.
Учитель у нас был ОБЖ (если он сейчас читает или видит — привет, поймёт) на передовой. Он пришёл к нам, ему за пятьдесят. Не курит, не пьёт, но видно, что ему тяжело было вначале физически. И он говорил: «Я справлюсь, я справлюсь, я справлюсь». Я говорю: «Ну, давай, давай, давай». Проходит неделя, десять дней, две недели — всё. Человек вообще вошёл в ритм, в режим, во всё вошёл. Смотрю — и потом он даже делал больше, чем кто-либо из молодых, хотя ему за пятьдесят было. Это вот для меня тоже было удивительно. Я говорю, что люди не знают, на что они способны. А вот психологическое состояние...
Если у тебя уже есть какая-то база, то её будет сложно изменить. Можно, конечно, что-то подкорректировать, но она должна быть изначально с какими-то своими "заборами", через которые ты не пропускаешь эмоции. Это очень важно.
Физуха, конечно, важна, но всё-таки психологическая составляющая может тебя быстрее забрать и съесть. Короче, психология получается очень голодная, она забирает людей и съедает их быстрее.
Ну и дальше мы всё толкались в сторону Бахмута. И было очень тяжело, конечно, временами доходило до какого-то отчаяния, что: «Ну всё, я уже не могу, ну всё уже». Думаешь, вот ложишься: «Ну сколько можно-то уже?» И вот раза три у меня были такие приступы, но я их быстро подавлял в себе. Ну, как быстро — часик. Главное, это было всегда перед тем, как ложиться спать. Лежишь и думаешь: «Когда закончится, сколько ещё надо?» Ложишься спать, засыпаешь, просыпаешься — вроде нормально, всё, работаем дальше.
И были приступы наоборот... Это, видимо, всё так устроено, полярно. Мне вообще пофигу на всё было. Ну, вот вообще пофиг. На все насрать. Прямо мне казалось, что я сейчас в полный рост могу просто идти. И это тоже быстро проходит, кстати. Потому что быстрее как-то приходишь в себя. Если отчаяние где-то может задержаться, то вот эти приступы, когда тебе всё пофигу, длятся буквально минут пятнадцать, наверное. А потом: «Да не, что-то я не туда поплыл». И всё. И потом опять приходишь в себя и в своём режиме начинаешь двигаться.
Один случай мне запомнился. В соседней лесополке пацан был, который с нами приехал в одном автобусе. Короче, по ним отработал "Град" по лесополке. И его осколками посекло. В общем, затрехсотило его. Пацаны давай его эвакуировать. Они не успели, он остыл, пацан этот.
И последнее, что он сказал, пацаны говорят, которые тащили:
-Я просто перестал бояться. Я просто перестал бояться….
Видимо, у него был вот этот период, что мне все пофиг. Он не стал ложиться, он просто встал за дерево, как я понял. И его, в общем, затрехсотило, и в итоге его не довезли. И я говорю,что вот эти моменты надо бояться.
Я там видел очень отчаянных парней всяких разных. Бояться надо, потому что это все-таки твоя жизнь. И если тебе даже нечего терять, то не стоит это делать ради себя. Делай это ради кого-то, ради товарищей, которые рядом. Ради своих боевых братьев по оружию. Хотя бы ради них тогда надо бороться. Потому что, может, кто-то действительно пришел специально умирать. И такие были люди, которым, ну, уже все... Но надо жить, и на войне это такая жизнь, которую надо прожить.
Скоро выйдет новая статья, а пока читайте Хроники двенадцатого бата. Моцарт
Поддержать автора и развитие канала можно тут👇👇👇
2200 7004 5079 2451 Тинькофф, 4276 4200 4921 7473 Сбер
Благодарю за поддержку, за Ваши лайки, комментарии, репосты, рекомендации канала своим друзьям и материальный вклад.
Каждую неделю в своем телеграм-канале, провожу прямые эфиры с участниками СВО.
"Когда едешь на войну - нужно мысленно умереть". Психологическое состояние на этапе принятия решения о поездке в зону СВО. Часть 1
Интервью с танкистом ЧВК Вагнер