Почему биографию Гагарина знаем хуже, чем биографию Чикатило?

Доцент МГУ имени М.В. Ломоносова, адвокат Евгения Крюкова

Евгения Крюкова о блогерах, которые популяризируют криминалистику

Евгения Крюкова — доцент криминалистики МГУ имени М.В. Ломоносова, директор НОЦ МГУ «Право и СМИ» — рассказала Школе журналистики имени Владимира Мезенцева при Центральном доме журналиста о художественных вымыслах в криминалистическом кино, о профессии профайлера и сложностях своей работы.

— Когда Вы начали увлекаться криминалистикой? Чем она Вас так сильно увлекла?

— В школе не была фанаткой «криминала», тогда были лишь программы: расследования, криминальная хроника с Леонидом Каневским, но тогда не особо нравился такой формат. Я стала увлекаться, когда уже поступила в университет учиться на юриста, мне нравилось тогда отстаивать права и свободу человека. Мне тогда казалось, что я буду заниматься семейным правом, разводить или, наоборот, соединять семьи. В университете у меня был шикарный преподаватель, который занимался уголовным правом и криминалистикой, мы разбирали огромное количество разных задачек: на логику, на рассуждение, как найти и поймать преступника. Меня это очаровало, ведь я до университета не знала о том, что есть отдельная наука, направление, которое связано с криминалистикой.

Нам показывали аппаратуру, оборудование, специальную технику, с помощью которых расследуются преступления. Мне очень понравилось, что здесь надо работать не только мозгами, но и руками: надо снять отпечатки пальцев, провести анализ аудиозаписи, составить фоторобот. Это уникальное направление, в которым, конечно, я так очаровалась.

— Почему Вы ушли именно в преподавательскую деятельность, а не начали расследовать убийства и не стали криминалистом?

— Я была криминалистом, работала в правоохранительных органах, была следователем, экспертом. Я занималась составлением фотороботов и поиском преступников, но эта работа очень эмоционально тяжёлая, которая повлияла на личностные качества. Я поняла, что на этой работе меняюсь. Мои хорошие качества уходят, и приходят недостатки: я стала грубой, жёсткой, нецензурной. Для меня это было принципиальным — оставаться собой. Я перешла в статус научных консультантов по определённым темам: серийные убийства, маньяки. Я некоторое время работала с правоохранительными органами в формате консультирования. Потом оказалась в Московском университете, приехала в аспирантуру из Санкт-Петербурга писать диссертацию про серийные убийства. Там были занятия по педагогике. Мне это понравилось — преподавать и рассказывать. Я стала преподавателем, на занятиях сочетаю теорию, и практику. Рассказываю про свои дела, в которых принимала участие либо в качестве следователя, либо в качестве юриста, адвоката. Сейчас я адвокат — веду уголовные дела, которые связаны с насилием.

— Вы сказали, что Вы были следователем убийств. Как Вы считаете, на личном опыте: профайлеры действительно помогают в криминалистике или путают следствие?

— Профайлинг — это интересное направление, оно сейчас очень популярно и актуально, с одной стороны. С другой стороны, профилирование должно быть профессиональным криминалистическим, а не психологическим. Очень странно, когда профайлер-психолог приезжает на место преступления или анализирует материалы уголовного дела и начинает рассказывать небылицы про преступника. Психолог нередко говорит, что человек любит больше собак, чем кошек; он любит чай; он любит гулять; у него было тяжёлое детство; он общителен — это те характеристики, которые он выносит из картины произошедшего. На чём он основывает свой вывод — никто не знает, он объяснить не может. Говорит, что читал литературу — это никак не помогает следствию! Мы не можем в ориентировке сказать, что ищем человека, который любит кошек и чай. Любой человек будет попадать под профиль убийцы. Такие профайлеры нам не нужны. Необходимы следствию только те, которые могут подсказать: где этот преступник может жить, чем он может заниматься, почему он совершает эти преступления, какие у него есть особенности внешности, поведения, которые его выделяют среди остальных. Это могут сделать только профессионалы, которые работают с преступниками, а это: психиатры, криминалисты, юридические психологи, которые связаны с юридическими процессами и судебным заседанием. Например, психиатр приезжает на место преступления и говорит, что это дело рук шизофреника, потому что есть признаки. Он описывает нам поведение этого человека, а когда это сумбурные общие описания, которые сейчас делают люди, то такое никак не помогает.

Есть следователи, которые очень сильно доверяют обобщённому описанию и действительно идут по ложному пути, тратят время на то, чтобы найти человека, который любит кошек или собак. Ходят по дворам и расспрашивают прохожих. Работа якобы ведётся, а в реальности — нет. Во всех фильмах, сериалах профайлер представлен образом гения, который что-то где-то видит и знает, но это не так. Настоящий профайлер — это профессиональный психолог, психиатр, криминалист, который анализирует происшествие (преступления или попытку его совершить). Он приезжает на место происшествия и говорит: этот двор очень удобно расположен к автобусной остановке, автобусы ходят часто, скорее всего, преступник приехал на автобусе, потому что парковка, например, неудобная, метро нет. Такими выводами приходит к тому, что мы должны искать человека, у которого нет своего автомобиля, он пользуется проездным билетом. Это означает, что мы должны тогда проверить всех людей, которые пользовались автобусом, проездные. Тогда можем составить, кто оплачивал не банковской карточкой, а своим проездным, и составляем перечень людей. Этих людей дальше уже проверяем.

Нам нужны профайлеры, которые могут нам пошагово помочь в расследовании, а не рассуждающие по клише обобщённо.

— Есть ли какие-то новые тенденции в криминалистике, которые начали использоваться совсем недавно?

— Конечно, искусственный интеллект. Мы стараемся придумать, где можно использовать ИИ. Тема интеллекта напрямую взаимосвязана с тем, что упрощает процесс расследования и бумажной работы следователя. Сейчас следователь должен составить огромное количество документов, чтобы расследование было надлежащим, законным. Ему недопустимо вести цифровое расследование или цифровое дело, он должен ещё это всё на бумаге дублировать. Нередко он получает информацию из интернета, есть распечатки, электронные письма. Он делает двойную работу — цифровую и бумажную. Сейчас мы говорим о том, что должно составляться: цифровой протокол допроса, осмотр места происшествия, обыска — цифровое уголовное дело возбуждается без бумажного носителя.

Из новых тенденций: раньше следователь не имел возможности фотографировать большую территорию. Сейчас он может просто отправить квадрокоптер и снять весь маршрут передвижения человека. Плюс компьютерное оборудование по выявлению дипфейков, элементов монтажа, это очень легко выявляется. Из самого актуального — это, конечно, искусственный интеллект.

— Как Вы оцениваете влияние социальных сетей на криминалистику и раскрытие преступлений?

— С одной стороны, хорошо, потому что люди сами о себе рассказывают гораздо больше в интернете, чем когда мы их спрашиваем. Мы можем в социальной сети увидеть: с кем он общается, контакты, друзья, интересы. Например, мы его спрашиваем: «Вы знакомы с Иваном Ивановичем? Вот его фотография». Он нам говорит: «Нет». А мы открываем его страничку ВКонтакте и видим, что они в друзьях друг у друга, причём давно. На странице может быть помечено, что они друзья по школе, или есть общие фотографии, на которых они отмечены. У нас отдельно даже есть направление в криминалистике — «исследование биографии человека по социальным сетям», когда мы находим страницу, например нашего подозреваемого, и анализируем, настоящий он или нет. Смотрим, что там размещено, как это его характеризует, какую музыку он слушает, какие видео он смотрит, кто у него в друзьях, в каких группах состоит.

С другой стороны, социальные сети дали возможность объединяться людям с криминальным интересом и дружить из-за этого. Когда создаётся группа, например, «Кражи из музея», в эту группу входят, с одной стороны, люди, которые просто увлечены true crime, криминальной тематикой, а с другой стороны, люди, которые хотят обворовать, похитить. Они смотрят, какие были раньше истории, вдохновляются, изучают биографии своих кумиров. Могут в комментариях объединиться и найти друг друга — такого же, как он, фаната, и уже преступления совершать вместе. Однако когда мы говорим про экстремистские преступления, молодёжные преступления, то здесь гораздо большая опасность, потому что люди действительно могут планировать преступление гораздо более сильно, глубоко, чем если бы это делал один человек.

— Вы в своей лекции говорили про этику. Как Вы считаете, этика в работе криминалистов вредит, затормаживает следствие или же нет?

— Конечно, нет. В криминалистике этика и закон — это практически одно и то же, потому что очень много требований к самому криминалисту, к его деятельности, к занятию должности. Его поведение — этическая составляющая — непосредственно влияет на то, будут ли потом признаны доказательства допустимыми или нет.

Например, следователь во время допроса ведёт себя неэтично, обзывает человека, издевается, шутит над ним. Это не является нарушением закона об оскорблении, однако, это может поставить вопрос или сомнение о том, допустимо ли следственное действие проведено, не нарушились ли профессиональные требования и не повлияло ли его поведение на дачу показаний человеком. Ведь, когда сотрудник вёл себя грубо, вальяжно, неуважительно, человек может намеренно не сознаваться или давать ложные показания, пуская следователя по ложному пути, чтобы он дополнительно работал.

Этическая составляющая играет очень великую роль, но есть и психологическая. Требование к следователю — установить психологический контакт. Сотрудник должен быть адекватным человеком, который показывает, что следствие он ведёт не из-за личной заинтересованности, а исключительно в рабочих целях. Следователь ведёт себя как настоящий профессионал, которые руководствуются законом, а не другими ценностями.

— Как Вы относитесь к популяризации криминалистики в медиа и её влиянию на общественное восприятие этой профессии? Сейчас есть очень много блогеров, которые снимают про криминалистику. Как Вам такой вид их творчества?

— С «завистью», я очень хочу создать свой блог, но мне не хватает сил и времени. У меня есть самое главное — знания криминалистические, а «зависть» моя обусловлена тем, что люди, у которых нет криминалистических знаний, блоги ведут, у них хватает сил и времени, чтобы описывать преступления. Они рассказывают их абсолютно неправильно!

Во-первых, популяризация криминалистики — это хорошо. Хорошо, когда люди знают: как проходят расследования, как совершают преступления, как быстро их можно раскрыть. Однако популяризация криминала — это уже плохо! Когда человек рассказывает только лишь про самые жестокие и опасные преступления и преступников, плюс описывает их биографию.

Я всегда задаюсь вопросом: «Зачем мне знать биографию какого-нибудь вора? Ради интереса, любопытства? Выношу ли я какой-то урок из его биографии?» Ответ: «Нет». Не хотелось бы, чтобы это становилось жанром, что в целом сейчас и происходит. Если уж такая криминальная журналистика и блогинг развиваются, тема true crime людей интересует, то каждый человек, который это просматривает, должен вынести урок из этого. Например: не заходить в тёмные подворотни; знать, кому надо звонить, если на него совершено нападение; как ему действовать, чтоб себя спасти. Тематика true crime хороша, если дальше есть инструкция, как себя вести, чтобы не попасться преступнику, но если это просто рассказ про самого опасного, жестокого человек, то мы, конечно, это посмотрим как некий художественный фильм и забудем. Надо помнить, что это настоящее дело, то есть люди страдали, а мы это рассматриваем как выдумку.

Во-вторых, криминалистика в медиа нарушает наш критерий «нормальности». Мы свыклись, что постоянно есть жестокость, а к тому привыкать мы не должны. Если дальше будут все сюжеты только посвящены преступникам и мы будем говорить: «Подумаешь, убил 20 человек, я дело смотрел, там было 30 — это интересней». Популяризация — это, наверное, хорошо, но с определёнными гранями, правилами, пониманием степени ответственности.

Меня звали на шоу-интервью в качестве эксперта, я отказалась, потому что это было юмористическое шоу, посвящённое теме true crime. Люди-юмористы обсмеивают разные форматы преступлений. Это однозначно для меня «нет», потому что эта тема несмешная. Бывают курьёзные случаи, это понятно, но смеяться над преступником или над жертвой — однозначно нет.

— Вы сказали, что плохо относитесь к блогам, где рассказывают про биографию убийц. Есть блогер Саша Сулим, Вы следите за её каналом?

— Да, знаю, но я не приемлю её, потому что Саша Сулим, к сожалению, не знакомится с материалами уголовных дел. Она действует на основе открытых источников, что было опубликовано в средствах массовой информации. Есть только одно дело, по которому Саша писала книжку, реально читала, изучала, разговаривала со следователем. Во всех остальных ситуациях она лишь руководствуется интернетом. СМИ и реальное дело — это две большие разницы. Если бы она ездила в суды, читала все материалы уголовного дела, тогда это было бы достоверно. Я против всех этих шоу, которые на «порассуждать», «поболтать», «описать биографию человека с кадрами из фильмов». Откровенно говоря, Саша Сулим рассказывает общеизвестные факты и объединяет всё в одну программу. Однако у меня, опять же, вопрос: «А смысл? Чтобы мы теперь знали про этого преступника? Мы не знали его и спокойно спали, теперь знаем, и спим ли мы спокойно?» Я всё-таки старой советской школы, изучать должны положительные примеры, условно — полёт Гагарина, его биографию. Почему биографию Гагарина знаем хуже, чем биографию Чикатило? Это не хорошо. Надо делать акцент на положительном.

— Опираясь на свой опыт, насколько реалистична в кино криминалистика в процентном соотношении? Сколько там правды, сколько фантастики?

— 50 на 50. Конечно же, очень много фантазийного, недоработанного, общими чертами. Некоторые сценаристы, режиссёры берут за основу реальные уголовные дела, читают, изучают их. Однако почему-то у нас, в России, нет практики привлечения криминалиста к созданию фильма или сериала. Даже когда обращаются ко мне, я делаю свои пометки в сценарии, но потом звонит режиссёр и говорит: «Это очень сложно, нам так глубоко не надо… Мы хотим, чтоб этот пистолет стрелял 20 раз подряд». Хотя по характеристикам это оружие может осуществить только 10 выстрелов. Это нереально. Любой зритель, который увлекается темой, понимает, что этот пистолет не может столько стрелять без перезарядки. Элемент художественного вымысла, безусловно, всегда присутствует. Это может быть неплохо, более ярко и интересно, но иногда мы, как юристы, потом встречаемся с феноменом, когда люди к нам приходят и говорят: «Мы хотим, чтобы был найден преступник. Вот в сериале „След“ была показана какая-то штучка-дрючка, вот её используйте». Мы говорим: «Её не существует». А они утверждают: «В сериале было, в фильме тоже, значит, такое есть в жизни». Говорим: «Нет, там был художественный вымысел», — и иногда люди в это не верят.

— Какие советы Вы бы дали студентам, которые хотят поступить или связать свою жизнь с криминалистикой?

— Подумать пятьсот раз и, возможно, от этой идеи отказаться. Это сложно, потому что будущие студенты должны понимать, на что они себя подписывают: много жёстких моментов, работа без перерывов, готовность к выходу на место происшествия, погоня за преступником — это всегда кадры с места событий, где много крови, слёз. Не каждый человек к этому готов. Однако это одна из самых интересных профессий, когда действительно практически каждый день тебе приходится решать загадки: почему люди совершили преступление, кто виновен, где найти преступника, как его разговорить — в этом очень много психологии.

Я не отговариваю. Это действительно очень хорошее и полезное направление — искоренить преступность, чтобы было всё в безопасности. Человек должен осознанно к этому прийти и понять, что там не будет, как в фильме: пришёл с чашкой кофе, вечером сходил с друзьями в бар и параллельно раскрыл преступления. К сожалению, это не так. В большинстве своём это работа 24/7, у людей этой профессии по жизни нет ничего, кроме работы, они целыми днями трудятся или думают про раскрываемое дело, у них нет семьи, детей, или они их мало видят. Это тяжёлый труд, он сопровождается и давлением внутри работы — коллеги, начальство. Если это не пугает абитуриента, тогда действительно человек получит одну из самых интересных профессий, тут рутины точно нет. Тебе постоянно приходится работать с отпечатками пальцев, крови, изучением расположение тела, трупа. Это интересно, но и тяжело.

Автор: Александра Бабурина, студентка направления «Телевидение»РУДН филологического факультета РУДН имени Патриса Лумумбы, автор сайта Школы журналистики имени Владимира Мезенцева при Центральном доме журналиста.