Интервью о. Павла Островского
Павел Островский о внутреннем выборе каждого человека
Павел Константинович Островский — священник Русской Православной Церкви, телеведущий, миссионер и блогер, автор бестселлеров «Первые шаги к Богу», «Неизвестная Библия», «Детям о Боге». В интервью Школе журналистики имени Владимира Мезенцев при Центральном доме журналиста Павел Островский рассказал о предстоящих молодёжных проектах и о том, чего действительно не хватает современной молодёжи.
— Вы активно общаетесь с подростками через соцсети, YouTube, личные встречи. Почему именно эта аудитория стала для Вас ключевой?
— Потому что это будущее. Это люди, которые ещё могут что-то изменить в реальности. Это те, кто не получает от старшего поколения веры в себя.
Старшие часто говорят что-то вроде: «Молодёжь потерянная, клиповое мышление, все в телефонах». Но на самом деле это самая перспективная, самая хорошая и благодарная аудитория. Поэтому с ними лучше всего.
— Вы общаетесь с подростками, у которых часто нет опыта доверительных отношений со взрослыми. А у Вас в юности был такой наставник? Кто Вас вдохновлял?
— У меня, слава Богу, хорошая семья: папа и мама всегда жили вместе. Поэтому отношения и с папой, и с мамой были хорошие, доверительные. Они до сих пор остаются доверительными. Но родители, слава Богу, воспитали нас так, что дали нам самостоятельность. Поэтому не могу сказать, что у меня были какие-то наставники. Я был человек очень свободолюбивый, даже если и спрашивал какие-то советы, то потом обычно делал всё равно по-своему.
Но тут, скорее, важно другое — пример любви и заботы. Я чётко понимал, что меня любят и обо мне заботятся. И конечно, когда общаешься с молодыми ребятами, особенно с теми, у кого нет отцов, в сравнении с собой чувствуешь, что им этого не хватает. И насколько это возможно, восполняешь.
— В Ваших диалогах с молодёжью наверняка были неожиданные моменты. Поделитесь, чему Вы у них научились? Может, был случай, который перевернул Ваше представление о новом поколении?
— У меня всегда было хорошее отношение к молодёжи — ещё с тех пор, когда я сам был молодым. Мне очень не нравилось это несправедливое отношение к нам, не нравилось, что в нас не верили. А сейчас, каждый раз, когда общаешься с молодыми ребятами, просто узнавая их жизнь, ты понимаешь, что они лучше, чем ты сам. Смотришь на молодых ребят — многие из них ведут духовную жизнь, более углублённую: молятся серьёзнее, постятся серьёзнее, больше читают. И каждый раз, когда с этим сталкиваюсь, я не удивляюсь — я просто очень радуюсь. Если бы я удивлялся, это означало бы, что я сам в них не верю. Я просто радуюсь, что их всё больше и больше — это очень хорошо.
Таких историй, чтобы мне что-то сказали, чтобы я удивился (хороших таких), не было. Бывали случаи грустные, когда ребята рассказывали какие-то страшные события из детства. Бывает, сидит перед тобой девушка, красивая, симпатичная, всё вроде хорошо, и ты никогда не можешь себе представить, что с ней произошло. И конечно, когда ты об этом узнаёшь, ты расстраиваешься. Это не то, что шокирует — просто очень расстраивает. Жаль, что в жизни человека такое произошло…
А хорошее по-настоящему радует.
— Вы говорите с молодыми людьми на понятном им языке и затрагиваете их интересы. Планируете ли Вы новые проекты для молодёжи?
— В ближайшей перспективе, если получится, то вместе с «Росмолодёжью» и «Роспатриотцентром» собираемся проводить в Москве живые встречи — это в планах. Как это будет реализовано — не знаю, но надеюсь, что всё получится.
Предполагается, что это будут проходные места с большим потоком людей — например, экскурсионные маршруты в центре Москвы. Мы поставим какую-то точку, где я просто буду сидеть и отвечать на вопросы случайных людей. И параллельно всё это будем записывать на видео, потом красиво смонтируем и выложим в интернет.
Это хорошо тем, что люди будут видеть священника в уязвимой для него позиции. Потому что когда люди приходят в храм — здесь всё наше, родное, а они как раз чувствуют себя очень уязвимо, боятся. Здесь всё наоборот, люди видят, что к священнику может подойти абсолютно любой: христианин, мусульманин, атеист, трезвый, пьяный, старый или молодой. Священник совершенно не знает, какие вопросы ему зададут. И когда люди видят его реакцию — если она адекватная, добрая, — то это располагает.
— Вы уделяете большое внимание подрастающему поколению, но вечный конфликт «отцов и детей» мешает взрослым объективно воспринимать молодёжь. Думали ли Вы написать книгу-руководство для старшего поколения?
— Нет, если бы я такую книгу написал, это была бы ложь, потому что у меня уже нет никаких шансов понять молодых ребят. Я могу в них верить, но понять их не могу — они живут в совершенно другом мире. У них всё другое. Я не могу представить, как они мыслят. Я могу ответить на их вопросы, если они спрашивают. Могу помочь, если есть какие-то проблемы. Но только если они мне доверяют и сами всё рассказывают. Как живёт человек, который родился в мире, где все уже двигали большим пальцем, скролили телефон… Мне трудно понять, потому что я родился в другом мире.
Поэтому это большая ошибка — думать, что ты можешь понять младшее поколение. Но ты можешь верить, ещё раз подчёркиваю. Писать об этом я не думаю, что стоит. Личным примером нужно показывать, и слава Богу, я не один в этом: есть очень много священников, мужчин и женщин, которые тоже верят в молодёжь, тоже трудятся. Просто так получилось, что я в информационном поле более заметен. Есть много достойных людей — гораздо лучше меня — кто просто не заметен в информационном поле и не появляется в этом пространстве. Но они есть.
А потом… Напишешь ты книгу — а кто её читать будет? Сегодня столько пишут, снимают, выпускают — люди уже пресыщены всем этим. Поэтому я больше за живой диалог, за живые встречи. Так — лучше.
— Современная азиатская культура активно развивается и привлекает молодёжь. Некоторые её произведения, с одной стороны, изображают нетрадиционные отношения, а с другой — демонстрируют возвышенную, жертвенную любовь (агапе). Как молодому поколению следует воспринимать это противоречие? Ведь и в Церкви, и в этих произведениях говорится об одном и том же идеале — всеотдающей любви?
— Дело в том, что вы не сможете обобщить, как разобраться целому поколению. Каждый человек живёт и делает постоянно этот выбор внутри себя. И нет такого, что человек однозначный: даже если он христианин, это не значит, что он вообще не грешит и никогда ничего такого не смотрит. Как любое искусство, оно неоднозначно и многогранно. Там есть, очевидно, хорошие стороны и есть совсем что-то очень плохое.
Так же и каждый человек многогранен. И важно, какой путь для себя выбирает. Если путь к свету — правильно стремиться не просто к жертвенной любви, а к жертвенной чистой любви, где он будет понимать, что пошлость несовместима с чистотой — тогда, сделав этот выбор, он естественным образом и в литературе (в том числе азиатской, которая будет встречаться на книжных полках) всё равно сделает выбор в нужную сторону.
А если человеку хочется пошлости — как говорится, свинья везде грязь найдёт, — поверьте, он может начать читать Библию и найти там много моментов, которые будут напоминать какие-то пошлые мысли. Здесь нам, взрослым, нужно личным примером показывать чистоту — целомудрие. Чтобы они видели, что это не просто возможно, а что это ещё и красиво. Человек, который чист и целомудрен, когда он деликатно общается, соблюдает определённую дистанцию, — это правда красиво. И ребята в этом смысле считывают это гораздо лучше, чем, например, моё поколение.
Культура — она разная. Есть ещё маркетинг, который тоже очень сильно влияет. Бывает что-то хорошее, но не очень продаваемое — не на первой полке книжного магазина. А на первой полке окажется какая-нибудь пошлость, или астрология, или ещё что-нибудь такое.
Но я заметил, что у молодых ребят появляется какой-то иммунитет к этому. Они уже чувствуют: то, что блестит, — не самое важное.
— Многие молодые люди смотрят аниме. Как Вы относитесь к этой культуре? Смотрели ли Вы какие-нибудь аниме-сериалы?
— Да, это просто один из жанров, всего лишь. Есть японская анимация, есть просто мультфильмы, кино, радио, телевидение. Много всего: комиксы разных видов, манга, манхва… Выбирай себе любое направление. А что ты в этот жанр вложишь? С одной стороны, у тебя Миядзаки, а с другой стороны — порнография.
Аниме… что мне дети ставили, смотрели — «Моя геройская академия», «Атака титанов», «Бездомного бога» начинали… Я что-то смотрел просто потому, что детям было интересно, за компанию. Но в целом я вообще к анимации отношусь спокойно — к любой. Даже если смотреть самые обычные мультфильмы… Но «Смешарики» мне нравятся по той причине, что в них взрослые моменты заложены. Наверное, потому что это национальное, там есть что-то такое наше.
Я инициатор проекта, который называется «Евангелие в манге». Сейчас я уже из проекта вышел — он довольно успешно развивается без меня. Это не аниме, это манга — комиксы. Перекладываются и тексты Библии, и духовные рассказы. Ребята, даже неверующие, с удовольствием читают.
А так понятно, что аниме, манга — это всё старая культура. Аниме — около 50 лет, манге — более тысячи. Просто есть известная манга, например, Хокусая, которой двести с лишним лет, а так есть совсем древние рисунки.
Посмотрите на иконы. Некоторые иконы — тоже комиксы. Икона называется житийной: в центре — святой, а по бокам маленькие медальончики — это части его жития. И подписано, где что происходит. Это же настоящие комиксы. Просто никто комиксом никогда не назовёт, побоится, но сама структура — комиксовая.
— Если бы молодой Павел Островский увидел Вас сегодня — что бы удивило его больше всего?
— Он бы не обратил на меня внимания. Когда я был молодой, мне было абсолютно всё равно. В этом, наверное, и заключается сложность для родителей, у которых растёт ребёнок с обострённым чувством свободы. Очень сложно воспитывать. Я сочувствую своим родителям: они добросовестно бились со мной.
Пока я сам не захотел, мне ничего не было интересно. Есть главный воспитатель — Господь Бог, у которого креатива хоть отбавляй. Он нашёл способ переломать мои тупые мысли. Хотя, конечно, молодой возраст бывает разный. Были моменты, когда я, ещё подростком, испытывал большой интерес. Жаль, что его тогда не поддержали. Возможно, в том возрасте, когда мне было пятнадцать лет, я бы с удовольствием пообщался с самим собой и о чём-нибудь поспрашивал.
В возрасте 16-17 лет это уже был пропащий момент. Потом, в 17-18, случился очень короткий всплеск. А дальше — в 18, 19, 20, 21 год — мне точно было бы неинтересно. А потом стало интересно. На пути встретился тогда известный миссионер отец Андрей Кураев*. У него были очень хорошие книги, читал запоем. Тогда интерес появился.
— Как Вы думаете, какого полезного контента не хватает современным подросткам в интернете?
— За грибами сходить, на рыбалку сходить. В интернете всего хватает, и будет ещё больше. Люди уже перенасыщены. Даже одного только хорошего контента сейчас столько, что просто невозможно всё просмотреть — это серьёзно. Даже я понимаю: мы что-то снимаем, но наши же зрители не успевают это смотреть, у них просто времени не хватает.
С учётом развития искусственного интеллекта весь этот пост-продакшн — монтаж, обработка звука — будет делаться очень быстро. Уже не будет уходить на это два, три, четыре дня. Фильмы будут создавать очень быстро, а значит, видеоконтента станет ещё больше и он будет качественнее. Сценарии будет писать искусственный интеллект — и поверьте, лучше, чем люди.
А вот грибы, рыба, ягоды… Этого никто не заменит. Ни один искусственный интеллект. Никто не смонтирует — ни этот запах, ни ощущения. Поэтому нам, взрослым, нужно самим идти туда и детей с собой брать. Многие ребята даже не знают, что это за удовольствие. У меня есть знакомые подростки — человеку 16 лет, он ни разу не ходил за грибами. Ни разу! Я свою дочку водил несколько раз — ей хочется. Это же такой момент: когда ты видишь гриб, сразу срезаешь подосиновик или подберёзовик — он же красивый?! И у тебя сразу появляется чувство охоты! И ты нигде — ни в «Майнкрафте», ни в «Роблоксе» — нигде это не встретишь уже. И также с рыбалкой. Стоит ребёнку однажды поймать рыбу, ощутить… Вот я с дочкой старшей ходил, и пусть это был пруд, где зарыблено, она стояла, скучала, но в тот момент, когда удочка рванула и она стала тащить — вот тут у неё глаза загорелись! Она потом на рыбалку с радостью ходила, потому что просыпается внутреннее, в хорошем смысле, естественное.
Вот что важно. Это совершенно бесплатно, без абонентской платы. Главное, чтобы погода была хорошая.
— Есть ли тема, которую Вы пока не затрагивали в своих выступлениях, но считаете её крайне важной для обсуждения?
— Нет, всё, что хотелось — затронул. Есть темы, в которых я не компетентен, они мне интересны, но я их не поднимаю, просто потому что я не специалист.
У меня не так много людей, с которыми я мог бы разговаривать по душам. Сесть и говорить о том, что я думаю, чтобы меня ещё поняли… Таких людей очень мало, когда занимаешь определённое положение в обществе. Люди думают, что это хорошо, а это вредит — потому что они смотрят на тебя через какой-то ярлык, что ты священник Павел Островский, миссионер. Что есть известность? Люди не видят в тебе просто человека, у которого есть свои мысли и переживания.
Что могу сказать — я сказал. А личное… Есть масса вещей, которыми я бы хотел с кем-то поделиться, но я уже даже не знаю, с кем.
— Если бы Вы могли создать глобальный проект для диалога Церкви и общества?
— Дело не в обществе. Внутри Церкви нужно сначала договориться. Я бы собрал всех.
Вот смотрите: сейчас мы с вами пишем, а в это время собрался конклав — потому что умер Папа Римский. В чём суть конклава? Кардиналов запирают, и они должны голосовать. Четыре голосования: два утром, два вечером. Если не выбрали, тогда голосуют дальше.
Раньше было так: если долго не выбирали, начинали ограничивать еду. Бывали случаи, когда Папу выбирали два года. Сейчас похитрее сделали — просто убирают аутсайдеров, как бы сокращают, чтобы осталось совсем немного. Но всё равно нужно, чтобы один кандидат набрал две трети голосов. Пока не выберут, не выпускают.
Я бы собрал всех христиан, имеющих доступ к власти: патриархов, митрополитов, епископов, включая кардиналов, Папу Римского, представителей протестантизма, коптов, Сирийской Церкви, Маланкарской Церкви — всех бы собрал и запер. И пока они не придут к Единой Церкви — не выпустил бы никого.
— Вы ведёте множество проектов и активно трудитесь. Остаётся ли у Вас время на отдых? И как именно Вы предпочитаете отдыхать?
— Остаётся, слава Богу. Отдыхать — в первую очередь просто сидеть в беседке, когда тебя никто не трогает. У меня нет проблем со свободным временем. Оно есть.
Бывает, едешь куда-то — у нас есть храмовая машина, я сам не вожу, на храмовой машине везут. Вполне могу в машине что-то делать. Времени хватает и отдохнуть, и поспать. Могу ничего не делать, что-то посмотреть отвлечённое.
Когда не остаётся особо вредных привычек, в принципе, на всё времени хватает — и на жену, и на детей.
— А путешествия?
— Я не очень люблю их. Наверное, нам нужно дождаться, когда дети вырастут — в полной мере, чтобы они не обижались: «Вы с мамой поехали, нас не взяли». С детьми особо не попутешествуешь — разве что на море. Но тоже надо кредит на это взять сначала, потому что достаточно дорого стоит.
С женой мне нравится. С женой, слава Богу, всё хорошо. Мы так и так можем с ней поехать куда-то. Бывает, меня в поездках сопровождает, никто даже об этом не знает. Приехала, в зале посидит, где я выступаю, потом сходим погуляем, что-то посмотрим… Так что нет проблем. Не думайте, что я сижу в затворе и за всех молюсь (смеётся). Этого нет.
Автор: Екатерина Сырова, корреспондент Школы журналистики имени Владимира Мезенцева при Центральном доме журналиста, выпускница факультета кадастра недвижимости Государственного университета по землеустройству, выпускница школы №1795.