Хронология вступления Османской Империи в Первую Мировую войну

Айрапетов О.Р., Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914. Начало

Юджин Роган, Падение Османской империи. Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914–1920

Гайворонский К., Желанный враг. Как Россия обрадовалась вступлению Турции в Первую мировую

Субаев Р. Р., Вступление Турции в Первую мировую войну

В феврале 1914 года российский совет министров провел заседание, чтобы обсудить перспективы завоевания Константинополя и проливов, и пришел к выводу, что наиболее благоприятная возможность для этого возникнет в контексте общеевропейской войны.

В марте 1914 года Центральный комитет «Единения и прогресса» принимает принципиальное решение: в случае общеевропейской войны «Османская империя не должна поддерживать Германию, как рекомендуют некоторые члены комитета, а занять строго нейтральную позицию и не осложнять отношения с Францией и особенно с Россией».

В апреле 1914 года царь Николай II утвердил рекомендации своего кабинета и поручил правительству предпринять все необходимые подготовительные меры для того, чтобы при первой же возможности захватить Стамбул и проливы

В мае Талаат отправляется в Ливадию, где отдыхал Николай II. Смысл поездки заключался в разговоре с Сазоновым, которого турецкий гость ошарашил фразой: «Я должен сделать вам серьезное предложение. Не хочет ли русское правительство заключить союз с Турцией?»

28 июня 1914 года 19-летний боснийский серб Гаврило Принцип убил в Сараеве эрцгерцога Австро-Венгрии Франца Фердинанда и его морганатическую супругу чешку Софию Хотек, приехавших в столицу аннексированных в 1908 году Боснии и Герцеговины.

В июле 1914-го в Париж едет Джемаль-паша. Его принимают как дорогого гостя – совсем недавно Франция выдала туркам кредит на 800 млн франков и надеется на новые экономические преференции. В разговоре с главой политического департамента он открыто перешел к сути дела: «Вы должны принять нас в Антанту и защитить от угроз, исходящих со стороны России». Взамен Джемаль пообещал, что Османская империя станет верным союзником Франции и Британии и поможет «сковать железное кольцо вокруг Центральных держав». Французский дипломат осторожно ответил: Франция может вступить в союз с османами только при одобрении других союзников, что представлялось «весьма сомнительным». Джемаль воспринял такой ответ как отказ. «Я прекрасно их понимал. Франция была убеждена, что мы не сможем избежать железной хватки России, поэтому ей не имело смысла вмешиваться в это дело и приходить нам на помощь»

В начале июля 1914 года, вскоре после убийства в Сараево, Джемаль посетил Францию по приглашению ее правительства, чтобы принять участие во французских военно-морских учениях. Он воспользовался визитом в Европу, чтобы встретиться с османскими офицерами, отвечавшими за взаимодействие с британскими судостроителями, которые завершали работу над новыми османскими дредноутами. Офицеры доложили Джемалю, что «англичане ведут себя очень странно. Кажется, они постоянно ищут все новые предлоги, чтобы отсрочить завершение строительства и передачу кораблей». Джемаль приказал офицерам вернуться в Великобританию и принять корабли в кратчайшие сроки, оставив их окончательную доделку османским верфям в Стамбуле

14 июля 1914 г., то есть сразу же после начала кризиса на Балканах, граф Л. фон Бертхольд предложил заключить союз между Берлином, Веной и Константинополем.

22 июля с таким же предложением к Вильгельму II обратился Энвер-паша. В качестве условий соглашения с центральными державами были предложены отмена капитуляций, передача Западной Фракии (принадлежавшей Болгарии), островов Эгейского моря, перешедших в результате Балканских войн к Греции, а также Родоса и Додеканеза, захваченных Италией в ходе войны 1911–1912 гг. Ни на одно из этих условий Берлин не соглашался, так как не хотел терять потенциальных союзников в Софии, Афинах, а также формального союзника в лице колебавшегося Рима.

Энвер, Талаат и великий визирь Саид Халим-паша во второй половине июля приложили все силы к тому, чтобы изменить позицию Вангенгейма в отношении германо-турецкого союза. Они предупредили, что в случае отказа Германии османы будут вынуждены искать поддержку у Антанты через союз с Грецией. Когда Вангенгейм доложил об этом в Берлин, кайзер Вильгельм II выступил за заключение союза с Османской империей.

23 июля Австро-Венгрия обратилась к Сербии с ультиматумом

24 июля Вильгельм поручил послу в Стамбуле немедленно удовлетворить просьбу османов. «Своим отказом или промедлением мы сами толкнем их в объятия русских и галлов, — воскликнул кайзер, — и лишимся влияния в этом регионе раз и навсегда!»

К 27 июля немцы и османы согласовали условия тайного оборонительного альянса против России. Документ предполагал нейтралитет Турции и Германии в австро-сербской войне (статья 1), но в случае вмешательства в конфликт России союзные обязательства Германии по отношению к Австро-Венгрии распространялись и на Турцию (статья 2). Со своей стороны, Берлин брал на себя обещание направить в Османскую империю военную миссию, а ее правительство должно было обеспечить ей возможность «действенного влияния» на руководство собственной армией (статья 3). Кроме того, Германия обязалась защищать османские владения, причем в случае необходимости и силой оружия (статья 4).

Германия должна была гарантировать территориальную неприкосновенность Оттоманской империи, во время заключения мира учесть турецкие интересы при распределении контрибуции, поддержать отмену режима капитуляций, учесть пожелания Турции при решении вопроса о территориальных приращениях: речь шла о Карсе и Батуме, островах Греческого архипелага (если Греция вступит в войну на стороне Антанты) и об изменении границ на Балканах в случае нового раздела полуострова. Германия соглашалась на гарантию территориальной неприкосновенности, поддержку в вопросах отмены капитуляций, учете интересов союзника при выплате контрибуций, послевоенного устройства Балкан, включая и острова в Ионическом море (при условии вступления Греции в войну).

Определенная расплывчатость формулировок была допущена лишь в пятом пункте ответа, касавшегося послевоенного устройства русско-турецкой границы: «Германия обязуется обеспечить Турции такое исправление ее восточной границы, которое даст ей возможность установить непосредственное соприкосновение с мусульманскими элементами в России». Таким образом, точное описание возможных территориальных изменений отсутствовало.

28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну

28 июля Адмиралтейство реквизировало оба турецких дредноута

При этом в основных работах упоминается и то, что средства на постройку кораблей в нищей Турции были собраны путем всенародной подписки, причем не только в Турции, но и во всем исламском мире. Денежные переводы приходили даже из Индии и Марокко. Турецкие женщины остригали свои волосы, чтобы внести свой вклад в национальный морской фонд. Офицеры и чиновники жертвовали своим месячным жалованьем.

Эта новость ошеломила Джемаль-пашу, который, будучи морским министром, рассматривал новые корабли как основу модернизации османского военно-морского флота. Вспоминая свои разговоры с османскими офицерами в Париже, он со всей ясностью осознал, что многократные отсрочки поставок «были не более чем предлогом… разоблачавшим истинные намерения Британии, которая уже давно лелеяла надежду завладеть этими кораблями»

30 июля 1914 года. «Если нам придется истекать кровью, Англия по меньшей мере должна потерять Индию», – писал кайзер

Телеграмма Вангенхайма от 31 июля: «Если мы хотим заключить договор с Турцией, то наступил последний момент. Иначе мы будем иметь 300 тысяч турок против нас, вместо того чтобы они были с нами»

1 августа Германия объявляет войну России.

2 августа 1914 г. в Константинополе был подписан германо-турецкий союзный оборонительный договор. Со стороны Турции его подписал великий визирь принц Саид Халим-паша. Кроме него о договоре знали всего два члена правительства – министр внутренних дел Талаат-паша и военный министр Энвер-паша

2 августа великий визирь «доверительно известил» русского посла в Турции М. Н. Гирса о попытках его австрийского коллеги склонить Константинополь к союзу и заверил в том, что Османская империя останется нейтральной. На следующий день те же заверения были даны и французскому послу. М. Н. Гирс не склонен был доверять словам. «Из верного источника узнаю, – докладывал он С. Д. Сазонову, – что некоторые из членов комитета («Единение и Прогресс». – А. О.) хотят побудить правительство присоединиться к Тройственному союзу, но правительство будто бы ответило, что скорее удалится от власти, чем согласится вступить на путь политических авантюр. При всем том я убежден, что Турция не применет воспользоваться первым благоприятным случаем, могущим безнаказанно принести пользу ее интересам»

3 августа Германия объявила войну Франции

3 августа младотурецкое правительство объявило о нейтралитете своей страны, а на следующий день начало общую мобилизацию, мотивируя эту меру соображениями предосторожности. В турецкой столице росли тревожные настроения, слухи о неизбежности войны переполняли город

3 августа 1914 года правительство закрыло проливы. Капитан порта проинформировал все иностранные правительства, что османский флот установил мины на входе в Босфор со стороны Черного моря и на входе в Дарданеллы со стороны Средиземного моря, а также погасил все навигационные огни и убрал сигнальные буи. С 4 августа по 26 сентября османы использовали буксирную службу, чтобы проводить суда через минные поля.

4 августа Англия объявила войну Германии

4 августа началось минирование верхнего Босфора, а еще через три дня на Проливах были погашены огни и сняты навигационные буи – проход как через Босфор, так и через Дарданеллы разрешался теперь только в сопровождении турецкого парохода

4 августа, после того как в срочном порядке была достигнута договоренность с Турцией по поводу этих двух крейсеров, В. Сушону был отдан приказ идти из Мессины в Константинополь

В 5 часов 6 минут утра 5 августа «Бреслау» прибыл в Мессину, а в 7 часов 45 минут туда пришел «Гебен».

Пятого августа, спустя всего три дня после заключения тайного соглашения с немцами, Энвер ошеломил российского военного атташе в Стамбуле, генерала М. Н. Леонтьева, предложением заключить российско-турецкий оборонительный союз. К переговорам присоединились великий визирь Саид Халим и соратник Энвера Талаат-паша, а также российский посол М. Н. Гирс. Османы хотели получить от русских гарантии территориальной целостности Османской империи, а также содействие в возвращении трех островов в Эгейском море и Западной Фракии, захваченной Болгарией в ходе балканских войн. В свою очередь, османы обещали полную военную поддержку в военных усилиях Антанты и увольнение всех немецких офицеров и техников, работавших в Османской империи. Энверу, Талаату и Халиму удалось убедить российского посла и военного атташе в искренности своего предложения, и оба российских чиновника пообещали выступить в поддержку предложенного Турцией альянса

В тот же день посол М. Н. Гирс отправляет Сазонову пять телеграмм

Посол Османской империи в Санкт-Петербурге Фахреддин-бей обратился к российскому правительству с просьбой рассмотреть возможность русско-турецкого союза. Он объяснил министру иностранных дел Сергею Сазонову, что османы хотят получить территориальные гарантии и обещание русских не поддерживать националистические устремления армян в Восточной Анатолии. Однако ни османскому послу, ни российскому послу в Стамбуле не удалось убедить Сазонова. Тот отказался оставлять проект армянских реформ и верить обещаниям Энвера порвать с Германией. Максимум, на что был готов пойти Сазонов, да и то при поддержке союзников России по Антанте, — это гарантировать территориальную целостность Османской империи в обмен на нейтралитет в войне. Но такие гарантии не позволяли османам вернуть их территориальные потери в Эгейском море и Фракии и не защищали их от российских амбиций по окончании войны.

6 августа Энвер-паша предложил русскому военному агенту генерал-майору М. Н. Леонтьеву заключить союз при условии возвращения Западной Фракии и Эгейских островов, при этом при его подписании брал на себя обязательство немедленно удалить из армии немецких офицеров и предоставить ее в распоряжение России. Гарантией преодоления оппозиции таким планам в правительстве Энвер-паша считал ту же армию, вернее, свое влияние в ней.

Во второй половине дня 6 августа на «Гебен» была отправлена телеграмма из Берлина: «Его Величество убежден, что корабли пробьют себе дорогу с успехом»

7 августа Э. Траубридж увидел «Гебен» и «Бреслау», идущие в направлении Эгейского моря, но, имея инструкцию действовать осторожно и избегать столкновения с превосходящими силами, не решился атаковать немецкий линейный крейсер с десятью 10-дюймовыми орудиями, имея на своих броненосных судах только орудия калибром 9,2 и 7,5 дюйма. В тот же день А. Милн вышел из Мальты на восток во главе эскадры из трех линейных и одного легкого крейсера. Он знал, что крейсеры противника идут в Эгейское море, но уже не мог их догнать.

7 августа последовала нота протеста турецкого правительства в связи с секвестром дредноутов. В Константинополе немедленно разгорелись антианглийские страсти. «Секвестр турецких дредноутов, – докладывал в Петербург 25 июля (7 августа) М. Н. Гирс, – вызвал здесь сильное негодование против Англии»

8 августа визирь убеждал М. Н. Гирса, что не пустит немцев в турецкие воды и не нарушит нейтралитета своей страны

8 августа С. Д. Сазонов инструктировал М. Н. Гирса в случае прихода германских судов в турецкую столицу вместе с английским и французским послами добиваться разоружения этих крейсеров. «Поднятие ими турецкого флага, – писал министр, – и вступление в состав турецкой эскадры сделает положение серьезным, ибо наша Черноморская эскадра, по словам морского ведомства, хотя и будет поставлена в более трудное положение, однако может принять бой с турецким флотом, хотя бы и усиленным обоими названными судами, если бы у турок явилось подобное искушение. Поэтому, стараясь добиться удаления или разоружения этих судов, не доводите дела до разрыва»

9 августа Гирс шлет новую телеграмму: «Военный министр <…> ставит вопрос ясно и коротко: турки убирают с кавказской границы все, что у них есть, <…> собирают в ближайший срок сильную армию во Фракии и ставят ее в наше распоряжение. <…> В день, когда будет установлено соглашение, он обязуется удалить с турецкой службы всех немецких офицеров. В заключение Энвер-паша ставит условие: возвращение Турции Западной Фракии и Эгейских островов и заключение с Россией оборонительного союза на срок от 5 до 10 лет, дабы Турция могла быть обеспечена от мести своих соседей на Балканском полуострове. <…> Генерал Леонтьев вынес убеждение, что дело может быть сделано, если только решение будет принято немедленно».

Позже он отправляет еще две телеграммы, в которых содержится очаянный призыв принять предложение Энвера

9 августа 1914 г., ссылаясь на донесение французского военного атташе в Константинополе, Р. Пуанкаре отметил: «Порта назначила командующим 1-й армией Лимана фон Сандерса, ставшего Лиманом-пашой; он приобрел огромное влияние на Энвера-пашу, а через него на Совет министров, часто приглашается на заседания последнего. В Ангоре и Смирне командование 4-м и 5-м корпусами отдано немецким полковникам. Немцы теперь в Турции на каждом шагу и распоряжаются как у себя дома. Опасения, которые Россия высказывала нам несколько месяцев назад по поводу миссии Лимана фон Сандерса, оказываются таким образом совершенно основательными. С этого времени все тщательно подготавливалось, и партия разыгрывается так, как это предвидели и желали обе центральные империи»

9–10 августа Гирс шлет подряд три необычно резкие для посла телеграммы. «Почитаю долгом высказать, что нам надлежит немедленно принять предложение Энвера, <…> время не терпит, – пишет он. – Цель, к которой нам необходимо стремиться, заключается в совершенном устранении навсегда враждебного нам господства Германии в Турции. К достижению этой цели представляется теперь крайне благоприятный случай. Если мы его выпустим, то бесповоротно бросим Турцию в объятия Германии».

«Пока не получим ответа из Софии (далее зачеркнуто: “прошу вас поддерживать в Энвере известную надежду на возможность получения из П[е]т[ер]б[ур]га благоприятного ответа”), имейте в виду необходимость в переговорах с Энвером выигрыша времени.

Имейте в виду, что действий Турции непосредственно против нас мы не опасаемся, – писал министр послу в Турции 10 августа. – Вместе с тем, сохраняя вполне дружественный характер объяснений с турками, постарайтесь им внушить, что в случае действий, не получивших нашей санкции, они рискуют всей Малой Азией, ибо нам они не в состоянии вредить, а в союзе с Англией и Францией мы можем подвергнуть риску все ее существование»

В 8 часов 30 минут утра 10 августа 1914 г. «Гебен» и «Бреслау», спасавшиеся от преследования, вошли в Дарданеллы. Как отмечает официальная история британского флота, «мы допустили в первые дни войны ошибку, серьезность которой вначале не была даже понята». Положение в восточном Средиземноморье действительно усложнилось.

Во второй половине того же дня разыгралась сцена между Энвером и подполковником Ф. Крессом фон Крессенштайном в присутствии еще одного офицера германской военной миссии. Кресс заявил Энверу, что командир форта в Чанаке ожидает приказа на пропуск германских кораблей. Энвер ответил, что он не может отдать приказ без консультаций с великим визирем. Кресс настаивал, что ответ должен быть дан немедленно. После нескольких минут мучительного молчания Энвер дал свое согласие.

Кресс задал следующий вопрос: если британский флот последует за «Гебеном» в Дарданеллы, будет ли ему оказано вооруженное сопротивление? Энвер ответил, что такое решение может быть принято только кабинетом. Но Кресс в самой жесткой форме настаивал на немедленном ответе. Наконец, Энвер с трудом выдавил из себя: «Да...»

11 августа с турецкой стороны последовало предложение временно разоружить «Гебен» и «Бреслау». Против него категорически восстал Г фон Вангенгейм, и корабли были «проданы». В прессе была указана и сумма сделки – 80 млн марок.

«Гебен» («Султан Явуз Селим») и «Бреслау» («Мидилли») подходили к резиденции М. Н. Гирса, выходившей на Мраморное море. Выстраивались экипажи кораблей, которые по команде снимали фески, заменяя их немецкими бескозырками, и судовые оркестры в течение часа-двух исполняли Die Wacht am Rein, Deutchland, Deutchland uber alles и прочее. Потом фески занимали место бескозырок

Посол Франции сразу же отметил, что пребывание германской военной миссии в таком виде угрожает нейтралитету Турции. Французы предлагали совместное с Великобританией выступление за одновременный вывод из страны всех военных миссий. Положение становилось угрожающим.

Телеграмма Гирса от 11 августа: «Только наше немедленное решение может спасти положение и нанести Германии непоправимый удар... Наряду с моральным эффектом надо учитывать и реальные военные выгоды, связанные с получением в свои руки 200-тысячной армии, собранной в тылу наших возможных противников»

Вечером 11 августа младотурецкий триумвират собрался за ужином в доме великого визиря. Только Энвер знал о драматических событиях, развернувшихся в Дарданеллах. «У нас родился сын!» — воскликнул он с загадочной улыбкой, приведя в замешательство своих соратников. Энвер, который по ряду причин был самым ярым сторонником союза с Германией, приветствовал прибытие немецких кораблей с таким же энтузиазмом, как если бы это было рождение сына. Проинформировав своих товарищей о прибытии «Гёбена» и «Бреслау», он также сообщил о политических проблемах, которые это влекло за собой. По законам войны османское правительство, чтобы сохранить нейтралитет, должно было или потребовать у немецких кораблей покинуть османские воды в течение 24 часов, или разоружить и задержать их в османскому порту

11 августа 1914 г. О. Лиман фон Сандерс послал запрос Вильгельму II, не желает ли он отозвать в действующую армию офицеров его миссии, но вскоре он получил приказ оставаться на месте и уверения в том, что кайзер рассматривает службу в Константинополе как пребывание на «поле боя с германской армией». За 1914 г. немецкая военная миссия выросла с 42 до 70 офицеров, а за всю войну – до 800 человек, включая военных врачей и технический персонал. На слова своего императора и сослался О. Лиман, когда Энвер-паша заявил, что готов отпустить немецких офицеров в Германию. «Не подлежит сомнению, – докладывал об этом М. Н. Гирс, – что распоряжение Берлина было сделано с расчетом использовать тем или иным путем Турцию и вызвать недоразумения между нею и нами»

Но когда великий визирь и его министры затронули тему разоружения кораблей в разговоре с немецким послом, Вангенгейм решительно отверг этот вариант. Тогда османы нашли компромиссное решение, предложив немцам передать корабли в собственность Османской империи через фиктивную продажу, и, прежде чем посол смог получить одобрение Берлина, Джемаль-паша выпустил официальное коммюнике для прессы от 11 августа, объявив о «покупке» крейсеров «Гёбен» и «Бреслау» османским правительством за 80 млн марок — цифра, которую Джемаль, казалось, взял из воздуха. В коммюнике говорилось, что эти немецкие корабли заменят дредноуты «Султан Осман» и «Решадие», реквизированные британцами.

Для разрешения кризиса Вангенхайм направил к Энверу капитан-лейтенанта Ганса Хумана, друга его детства и даже молочного брата, игравшего важную роль в германских дипломатических интригах в Константинополе накануне войны. Энвер объяснил Хуману, что «как солдат он согласен с Лиман фон Сандерсом, но как министр он не может позволить себе руководствоваться эмоциями и обязан мыслить и действовать в рамках всех политических обстоятельств, с которыми сталкивается его страна». Нейтралитет Турции тоже выгоден Германии, продолжил Энвер, так как вынуждает Россию держать войска на Кавказе, а Англию – в Египте. Если Берлин не ценит этих факторов, то миссию можно отозвать, а армию демобилизовать. Впрочем, в конце разговора он добавил, что такой исход был бы «фиаско турецкой и германской политики и триумфом Антанты»

Период с 10 августа по 29 октября 1914 г. В. Сушон считал для себя наиболее тяжелым за всю войну, до последней минуты он не был уверен, удастся ли ему преодолеть колебания противников войны в турецком правительстве

19 августа был реализован австрийский план, предложенный Францем-Иосифом Вильгельму II еще в начале июля 1914 г. – в этот день был подписан болгаро-турецкий договор о дружбе и союзе. София и Константинополь обязались уважать территориальную целостность друг друга (статья 1), в случае войны с одной или двумя балканскими державами оказывать военную помощь (статья 2), причем болгарское участие в наступательных действиях ставилось в зависимость от достижения соглашения с Румынией относительно ее нейтралитета (статья 5), а София могла самостоятельно выбрать момент для начала мобилизации (статья 6). Соглашение действовало до завершения европейской войны и демобилизации армий ее участников (статья 7)

19 августа министр финансов Турции Джавид-бей предложил М. Н. Гирсу вступить в переговоры, целью которых была бы отмена капитуляций. На следующий день такое же предложение было сделано французскому и английскому послам. Ни Россия, ни Англия, ни Франция не проявили интереса к этим планам, заявив о готовности гарантировать территориальную целостность Турции и максимум о возможности обсудить «переходные меры», то есть продлить действие капитуляций под другим названием

20 августа русский военно-морской агент в Турции сообщал в Морской Генеральный штаб: «Вернулся из Константинополя – положение тревожное ввиду захвата всей власти немцами. Энвер – полный диктатор. Во главе правительственных учреждений поставлены немцы; почта и телеграф под немецкой цензурой; телеграммы на условные адреса не принимаются – требуется точный адрес и социальное положение отправителя. Фирман на проход судов визируется немецким офицером. Все пароходы с грузом задерживаются, несмотря на протесты, и грузы захватываются без расписок. Фактически капитуляции отменены. На иностранных пароходах, кроме русских, разобщают радиотелеграф… На «Гебене» и «Бреслау» объявлено назначение нескольких турецких офицеров – по-видимому, фиктивно: весь состав остается». В ответ на протесты английского, французского и русского послов визирь заверил их, что скоро это закончится, поскольку на «Гебене» и «Бреслау» уже началась замена экипажей

22 августа 1914 г. Эдуард Грей инструктировал Луи Маллета, что в случае поддержки со стороны русского и французского представителей он мог пойти на значительные уступки: письменную гарантию трех союзных держав о соблюдении независимости и целостности Турции в ходе войны и по ее завершении, соблюдение ее экономических интересов (за счет германских концессий и турецкой части железной дороги Берлин – Багдад – Басра). Кроме того, предполагалась возможность отказа от режима капитуляций. В качестве ответной меры предлагалось немедленное списание с «Гебена» и «Бреслау» всех немецких офицеров и матросов, обеспечение бесперебойного движения торгового мореходства через Проливы и гарантий сохранения нейтралитета в войне.

25 августа последовал высочайший указ о переводе всех земель, входивших в Кавказское наместничество, на военное положение

«Принимая во внимание сохраняющийся нейтралитет Италии, стратегические предпосылки, на основании которых турки приняли союз с Германией, радикально изменились», – телеграфировал Вангенхайм в Берлин 26 августа

27 августа рапорт Кресса фон Крессенштайна. В нем указывалось, что армия еще не оправилась от последствий Балканских войн и что ей требуется длительный период мира для проведения военных реформ. Кресс фактически солидаризировался с позицией турецких военных, сторонников отсрочки вступления Турции в войну до весны 1915 г. из ближайшего окружения Энвера: Али Ихсаном Сабисом, Хафизом Хакки и Казымом Карабекиром

27 августа командующий Черноморским флотом вновь обратился к начальнику штаба Ставки: «Противные всем правилам нейтралитета условия, при которых «Гебен» и «Бреслау» подняли турецкий флаг, полагаю, дают основание считать их выход в Черное море враждебным против России выступлением, оправдывающим самые решительные против этих судов действия Черноморского флота. Ввиду допускаемого к 20 августа выхода этих судов из Босфора испрашиваю указаний». Интересна надпись, сделанная на телеграмме генерал-квартирмейстером Ставки Ю. Н. Даниловым: «разрыва с Турцией нам, видимо, не избежать»

29 августа послы России, Франции и Великобритании встретились с великим визирем и вместе повторили эти условия.

«Три державы заявляют высокой Порте, что они готовы гарантировать неприкосновенность оттоманской территории и рассмотреть в дружественном духе требования, которые Высокая Порта пожелает им предъявить в области экономической и судебной. С своей стороны, Высокая Порта обязуется сохранять строгий нейтралитет в продолжение конфликта, разъединяющего в настоящее время Европу». Лишь в последний момент Сазонову удалось добиться от Грея согласия на устранение из текста ноты оговорки в отношении неприкосновенности территории: «contre toute tentative ennemie durant la présente guerre». Это было сделано по рекомендации Гирса, обсудившего этот вопрос с министром финансов Джавидом, одним из «антантофилов». Но и в таком виде нота Антанты, конечно, никого не могла обмануть. Согласно оценке Р. Пуанкаре, предложение, направленное Порте, «страдает двумя недостатками: оно слишком запоздало и остается слишком неопределенным»

29 августа первая команда моряков из 60 человек после десятидневной поездки прибыла в Константинополь. Всего для усиления военно-морской миссии прибыли два адмирала, 10 морских офицеров, комендоры, дальномерщики, сигнальщики, которые составили Особый отряд, работавший над укреплениями Дарданелл. Командовавший им адмирал Г. фон Узедом в течение нескольких недель добился значительных результатов.

29 августа 1914 г. С. Д. Сазонов ответил на неоднократные телеграммы А. А. Эбергарда: «Продолжаю придерживаться мнения, что нам важно сохранять мирные отношения с Турцией, пока не определится перевес русско-французских войск над австро-германскими. Считаю поэтому нежелательным какое-либо вызывающее действие против турок, могущих усилить влияние тех турецких деятелей, которые стоят за войну. Сам по себе выход «Гебена» в Черное море не означает разрыва, и меры против него теперь допустимы только в случае полной уверенности в успехе. С общей политической точки зрения, разделяемой Францией и Англией, весьма важно, чтобы война с Турцией, если она оказалась неизбежной, была вызвана самой Турцией»

3 сентября младотурецкое руководство провело секретное совещание в доме у Саида Халима-паши, в ходе которого было принято решение о подготовке вступления в войну на стороне Германии.

5 сентября русский МИД официально предупредил всех подданных России за границей при возвращении домой избегать пути через Константинополь по причине его небезопасности. 8 сентября вышел султанский ираде об отмене режима капитуляций. Ликвидации подлежали все судебные, налоговые, административные и прочие привилегии иностранцев

9 сентября Турция разослала в столицы великих держав ноту, в которой говорилось об односторонней отмене режима капитуляций с 1 октября 1914 г.

10 сентября гросс-адмирал А. фон Тирпиц записал в своем дневнике: «В Турции дело не продвигается вперед. Часть вины падает на тех, кто пугает турок по поводу Дарданелл, что мне совершенно непонятно. На Балканах ожидают крупного поражения австрийцев. Если это случится, мы можем оставить всякие надежды на этот уголок Европы и на ислам». Вскоре эти опасения развеялись. «В Константинополе были те, кто симпатизировал сближению с Антантой, но доминировало подозрение, – отмечал австрийский министр иностранных дел. – Все державы Антанты алчно смотрели на турецкую территорию, и Турция знала, чего будет стоить гарантия территориальной целостности, если она будет «спасена» Антантой. У нее уже был такого рода опыт в близком и далеком прошлом».

10 сентября 1914 г. в Министерстве иностранных дел России состоялось совещание под председательством С. Д. Сазонова. В нем приняли участие начальник Морского Генерального штаба адмирал А. И. Русин и ряд его подчиненных. На следующий день он известил А. А. Эбергарда о его результатах. Они были странными и нисколько не походили на точные инструкции. А. И. Русин, по собственным словам, вводил командующего Черноморским флотом в курс дела, «отнюдь не лишая Ваше Высокопревосходительство предоставленной Вам свободы действий». Дипломаты выступали против активных действий, моряки – за. В результате флоту запрещали активные действия в районе Босфора и с оговорками разрешали в районе Крыма. Это настолько поразило адмирала А. А. Эбергарда, что он подчеркнул процитированные выше слова в тексте телеграммы

Сентябрьский кризис был связан с попытками турецкого руководства пресечь инициативу адмирала В. Сушона, недавно назначенного командующим турецким флотом, вывести его в Черное море «на маневры». 16 сентября на заседании кабинета большинство отвергло идею направить флот в Черное море до получения твердых заверений со стороны Болгарии о военном сотрудничестве. Всем было хорошо понятно, чем должны были закончиться эти маневры. В пылу ссоры морской министр Джемаль даже грозно крикнул Сушону: «Zinhar» («Берегись!») Болгарский фактор по-прежнему играл весомую роль в развитии событий.

На встрече великого визиря Саида Халима с Вангенхаймом по поводу полномочий Сушона посол, по указанию из Берлина, предельно прояснил германскую позицию. «Продолжая откладывать свое выступление, Османская империя все больше теряет право на свою долю будущей военной добычи. Если империя будет дожидаться нашей победы, чтобы выступить наверняка, германское правительство вряд ли вознаградит турок за их участие»

17 сентября султан подписал ираде о назначении В. Сушона командующим турецким флотом, а на следующий день лично провел смотр своим военно-морским силам у Принцевых островов

20 сентября было заявлено о полной готовности турецкого флота к действиям

21 сентября русский морской агент в Турции сообщил в Петроград о том, что турецкие германские морские офицеры закупают подробные карты русских черноморских портов. По его мнению, потенциальный противник вел подготовку к нападению на Одессу, Новороссийск и Феодосию.

21 сентября командующий Черноморским флотом телеграфировал о состоявшемся выходе «Гебена» в Черное море, завершая сообщение следующими словами: «Первый военных действий не начну, теперь Босфора не заминирую». На самом деле в этот день в море вышел «Бреслау» в сопровождении минного крейсера и двух миноносцев – «Гебен» впервые показал свой флаг здесь только 20 сентября (3 октября).

Со своей стороны, турки опасались того, что верхний Босфор будет минирован, и с 22 сентября приступили к его тралению. Опасность нападения постоянно росла, а воля А. А. Эбергарда и его стремление действовать были явно парализованы противоречивыми указаниями.

23 сентября Адмирал Сушон был назначен командующим Османским флотом

26 сентября 1914 г. у входа в Дарданеллы британская эскадра задержала турецкий эсминец, а на следующий день Турция закрыла Дарданеллы для прохода судов под любым флагом: пролив был минирован, заградительные сети спущены, маяки погашены, поднят сигнал «путь закрыт». Еще через день было объявлено о закрытии судоходства на Проливах

27 сентября буксирное обслуживание было прекращено, и проливы окончательно закрылись для торгового судоходства. Это стало катастрофическим ударом для османской внешней торговли, хотя России также был нанесен серьезный ущерб. Из-за перекрытия доступа из Черного моря на международные рынки сотни российских кораблей, груженных зерном и другими товарами, остались в черноморских портах

Весь октябрь прошел в переговорах о германском займе суммой в 100 млн. франков. Согласие Германии на его предоставление и его условия послужили той окончательной гирей, которая бесповоротно склонила Турцию к выступлению на стороне Германии. Однако позиция умеренной фракции министров и военных отложить вступление в войну все еще не была безнадежной, ибо для того, чтобы втянуть, наконец, Турцию в войну, Энверу и Сушону понадобилась провокация. Все эти вопросы хорошо известны

Двадцать четвертого октября морской министр Джемаль-паша отдал адмиралу Сушону роковой приказ отправиться на маневры в Черное море. Однако Энвер-паша вручил Сушону второй секретный пакет приказов, в котором инструктировал османский флот атаковать русские военные корабли без объявления войны. Адмирал согласился оставить конверт с приказами Энвера запечатанным до тех пор, пока не получит радиограмму с указанием вскрыть его. Однако, как только сменившие флаг немецкие корабли 27 октября 1914 года вышли в Черное море, османы выпустили инициативу из рук.

27 октября «Гебен» и «Бреслау» вышли в Черное море. Вместе с ними в набеге участвовали практически все боеспособные суда турецкого флота, которые должны были обеспечить одновременную атаку наиболее важных пунктов русского побережья. Для обороны Босфора были оставлены только два тихоходных линкора – «Тургут Раис» и «Барбаросс Хайретдин», канонерка «Бурак Раис» и два эсминца. На все корабли были назначены германские офицеры и матросы, поскольку без них выполнение сколько-нибудь ответственного задания было невозможно. Только их усилиями удалось привести в готовность к выходу два новейших корабля 1-й миноносной полуфлотилии «Муавинет» и «Гайрет». Все работы по управлению ими, включая обслуживание топок, также делали немцы – турецкая команда была слаба и непривычна к работе, а потому грелась в походе у дымовых труб. В день выхода в море В. Сушон отдал своим подчиненным приказ об уничтожении русских морских сил, а также торговых судов, государственного и частного имущества. На флагманском корабле был поднят сигнал: «Сделать все возможное для будущности Турции»

Утром 29 октября турецкие корабли обстреляли русские города Причерноморья: Севастополь, Одессу, Феодосию, Керчь, Ялту, Новороссийск.

Когда турецкие и германские корабли подошли к Феодосии и Новороссийска и обнаружили, что им не может быть оказано никакого сопротивления, турецкие и германские офицеры сошли на берег и сделали властям предупреждение о предстоящей бомбардировке, чтобы гражданское население успело покинуть опасный район

«Тихо и безмятежно протекала жизнь в Севастополе, – писал официальный историограф Ставки. – Выступлений Турции так долго ждали, что и ждать перестали».

Николай II записал в этот день в своем дневнике: «Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения вчера на Черном море!». Император был не одинок. Негодование в России достигло весьма высокого уровня. Здание турецкого посольства было немедленно взято под охрану конной и пешей полицией, подойти к нему было невозможно. 17 (30) октября в Петрограде состоялась патриотическая демонстрация: около 10 тыс. человек прошли по Невскому к Военному министерству, где бурно приветствовали появившегося на балконе В. А. Сухомлинова, после чего отправились к Зимнему дворцу. Передовица кадетской «Речи» торжествовала: «Судьбе угодно было, чтобы мы одним ударом решили не только вопросы международного равновесия, не только вопросы национального освобождения, но и важнейшие для нас самих вопросы нашей национальной жизни. Турция подняла меч. Турция от меча погибнет»

1 ноября турецкое правительство объяснило свое нападение на русские суда и города провокацией с русской стороны и даже предложило предать случившееся забвению. Прибывший в этот день к С. Д. Сазонову османский поверенный в делах зачитал ему ноту великого визиря: «Передайте министру иностранных дел Сазонову, что мы глубоко сожалеем, что враждебный акт, вызванный русским флотом, нарушил дружеские отношения обеих держав. Вы можете заверить Императорское российское правительство, что Блистательная Порта не применет дать этому вопросу надлежащее разрешение и что Порта примет все меры к прекращению возможности повторения подобных фактов. Вы можете заявить ныне же господину министру иностранных дел, что турецкое правительство решило запретить флоту выходить в Черное море и что мы, в свою очередь, надеемся, что русский флот не будет крейсировать у наших берегов. Я твердо надеюсь, что Императорское российское правительство выкажет в этом деле такой же примирительный дух, как и мы, в интересах обеих стран»

С. Д. Сазонов не принял эти объяснения и категорически отверг фантастическую версию событий, изложенную в турецкой ноте. С его точки зрения, только немедленная высылка германских военных и морских чинов могла бы стать предпосылкой для начала переговоров о компенсации за набег. Без этого русским и турецким дипломатам нечего было обсуждать. Нота великого визиря была очередной попыткой выиграть время. Уже 29 октября султан подписал манифест о вступлении в войну, в котором говорилось о том, что русские войска перешли границу на Кавказе, англофранцузский флот обстрелял Дарданеллы, а английский – Акабу. Русское, английское и французское правительства объявлялись главными врагами халифата. Это не помешало великому визирю уверять 17 (30) октября М. Н. Гирса, что он «сумеет привести к порядку немцев». Разумеется, ни в этом разговоре, ни в своей телеграмме от 19 октября (1 ноября) визирь не обмолвился об удалении германских военных из Турции. Одновременно с вылазкой в Черное море турки предприняли попытку атаки Суэца, причем ссылок на провокацию со стороны англичан в этом случае не было

2 ноября Николай II подписал манифест об объявлении войны Турции: «В безуспешной доселе борьбе с Россией, стремясь всеми способами умножить свои силы, Германия и Австро-Венгрия прибегли к помощи оттоманского правительства и вовлекли в войну с нами ослепленную ими Турцию. Предводимый германцами турецкий флот осмелился напасть на наше Черноморское побережье. Немедленно после сего повелели мы Российскому Послу в Царьграде со всеми чинами посольскими и консульскими оставить пределы Турции. С полным спокойствием и упованием на помощь Божию примет Россия это новое против нее выступление старого угнетателя христианской веры и всех славянских народов. Не впервые доблестному русскому оружию одолевать турецкие полчища – покарает он и на сей раз дерзкого врага нашей Родины. Вместе со всем народом русским Мы непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее исход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря»

В последний момент великий визирь попытался исправить положение хотя бы в отношениях с Парижем. 2 ноября турецкий посол в этой стране встретился с Т. Делькассе и сообщил ему турецкую версию случившегося: «26 и 27 октября турецкий флот упражнялся в стрельбе в Черном море. 28-го один турецкий крейсер и три или четыре контрминоносца увидели отряд русских судов, состоявших из минного заградителя «Прут» и трех миноносцев, которые направлялись ко входу в Босфор с намерением искать (?! – А. О.) мины. Вследствие сего начальник оттоманского отряда, имея в виду, что между Турцией и Россией существовало состояние войны (?! – А. О.), направился к одному из русских портов и причинил ему повреждения. Порта полагает, что русский корабль действовал по собственной инициативе и без ведома своего правительства, а потому она надеется, что русское правительство выразит ему свое порицание. Со своей стороны, Порта готова возвратить взятых турецкими судами русских пленных». Этот неслыханный по наглости и лжи документ был оставлен без ответа. Не говоря уже о том, что нападение было совершено без объявления войны, само место гибели «Прута» было столь далеко от Босфора, что фальшь турецкой версии была очевидна