Принимать свою ответственность. Интервью с волонтеркой и создательницей проекта art to help Сашей Манакиной

За более полутора лет с начала полномасштабного военного вторжения в Украину в соседних с рф странах появились волонтерские инициативы, занимающиеся оказанием помощи украинцам — как в зоне боевых действий, так и в вынужденной эмиграции. Мы связались с Сашей Манакиной, которая вместе с друзьями и соратниками на протяжении многих месяцев организует денежные сборы в поддержку Украины. Получился небольшой, но емкий диалог о том, как искусство помогает продолжать собирать средства в условиях «привыкания» россиян к войне, какие препятствия приходится преодолевать на этом пути и как в условиях антивоенной эмиграции кусками отторгается идентичность.

Расскажите, пожалуйста, о том, чем вы занимались до начала войны? Пересекалась ли ваша профессиональная деятельность с политическим активизмом?

До войны я занималась социологией моды — изучала взаимосвязь социальных процессов и индустрии производства и потребления, писала статьи, читала лекции, преподавала, консультировала бренды и вела тг-канал. Скажем так, я всегда пыталась использовать предоставляемые мне площадки, чтобы связать поп-культуру и общественно важные процессы, показать, что нет ничего вне политики. Но это не было активизмом (я и сейчас не всегда могу сказать, что я активистка). Это была обыкновенная политическая гигиена и попытка просвещения своего «пузыря», аналогичная разговорам с родственниками, голосованию на выборах или участию в митингах.

Как вам пришла идея создать проект «art to help»?

Идея сделать благотворительный аукцион антивоенного искусства, который стал проектом art to help пришла стихийно, когда вместе совпало несколько факторов. Пункт первый: сам пузырь, в большинстве своем состоящий из представителей креативной и арт-индустрии, фотографов, художников, дизайнеров и прочего прекариата, рефлексирующего на тему войны снимками, полотнами и плакатами. Пункт второй: приближалась годовщина полномасштабного вторжения, люди начали «уставать» от войны, фандрайзить деньги стало сложнее и приходилось придумывать новые способы, чтобы привлекать внимание людей. Третий пункт: на самом деле самым важным было то, что меня окружали люди, которые превратили идею сделать «небольшую вечеринку с продажей нескольких фоток» в два полноценных ивента. Свою роль также сыграло полное разочарование в большинстве политических, культурных, да и почти во всех остальных институциях. Казалось, что-то, как все работает сейчас, неповоротливо, неуместно и неправильно. Напротив, волонтерские инициативы и другие самоорганизованные горизонтальные (или почти) структуры показывали свою силу. На тот момент мы с друзьями уже больше полугода собирали внушительные суммы на помощь Украине без малейшего представления, что мы делаем и что нам за это будет. Типа «да, у нас нет методички и мы не знаем, как нужно, но давайте попробуем вот так, вдруг получится». В результате появился очень симпатичный панк-аукцион с результатом 10.000$.

С какими трудностями вы столкнулись во время проведения аукциона?

Трудности при подготовке и проведении аукционов (онлайн по миру, и офлайн в Ереване) возникали из-за того, что никто из нас никогда раньше не сталкивался с большинством задач, многое делалось в первый раз, буквально наощупь. Плюс у нас были проблемы с распределением задач и временем: у многих участников команды были свои или другие волонтерские/активистские проекты, которым также нужно было уделять время. Ну и в целом, война. В процессе мы, конечно, наделали кучу ошибок, которых можно было избежать, но это не критично.

У нас было огромное желание помочь и сделать все круто, на этом, думаю, мы и выехали.

Какие задачи, кроме непосредственного оказания финансовой поддержки тем, кто спасал пострадавших с Херсонского и Донецкого направления, был призван решать art to help?

Проект art to help ставил и ставит перед собой несколько задач. Первоочередная — оказание гуманитарной помощи пострадавшим от российской агрессии и империализма. Для этого мы выбрали несколько фондов, с которыми я уже сотрудничала раньше в качестве фандрайзера: save ukraine, украинская волонтерская служба, и armenian foodbank. Нам хотелось сосредоточиться на нескольких наиболее затратных и сложных видах помощи. Фонд save ukraine занимается эвакуацией из прифронтовых территорий и возвращением детей, незаконно депортированных в рф. Бензин, ремонт и обслуживание автомобилей, обеспечение средствами безопасности волонтеров — это огромная дыра в бюджете любого фонда. Одно из направлений украинской волонтерской службы — помощь людям, которые находятся на временно оккупированных россией территориях, куда с украинской стороны практически не доставить гуманитарку, многие продукты и лекарства приходится покупать за неадекватные рубли, в общем на это уходит очень много денег и сил. К тому же важно, чтобы украинцы, которые не могут выехать из оккупации знали, что украинская сторона продолжает им помогать и делать все, чтобы эти территории снова стали частью Украины.

Мы также работали с армянской организацией, которая помогает малообеспеченным семьям Армении и беженцам из Арцаха — armenian foodbank. На момент проведения аукциона Азербайджан уже незаконно заблокировал единственную дорогу, которая соединяет республику Арцах и Армению — страну, в которую эмигрировали и релоцировались многие наши соотечественники, в том числе несколько участников команды art to help. Мы чувствуем степень влияния россии на Армению, ее политику и экономику, рынок аренды жилья, рынок труда — и принимаем свою ответственность.

Вы одна из первых организовали сбор средств для помощи жителям Херсонской области после взрыва Каховской ГЭС. Как вам удалось установить связи с украинскими волонтерскими группами и передать им собранные средства?

Как бы грустно это ни звучало, это был не первый теракт от минобороны рф. Когда полномасштабная война с постоянными разрушениями, подрывами и обстрелами идет уже полтора года, ты учишься реагировать быстро. Многие контакты у нас уже были, другую часть посоветовали и верифицировали сами волонтеры. Собрать 2 млн за несколько дней помогло сарафанное радио. Еще одно грустное наблюдение — в дни, когда россия совершает особенно жестокие вещи, сборы идут всегда лучше. Гнев + чувство вины = деньги.

Ваши российские карты с копилками для сбора были довольно быстро заблокированы. Как вам объяснили (если вообще объяснили) блокировку, что послужило поводом? Какие трудности возникают при организации сбора в обход российских банковских систем?

Мои карты заблокировали ровно спустя год такой помощи, и я считаю, что-либо за мной присматривал финансовый ангел, либо на той стороне Тинькова сидел человек, сопротивляющийся системе. Эти карты продержались очень долго, и за это время удалось сделать очень много хороших дел. Видимо, оборот денег на моем счету и количество транзакций стало слишком неадекватным для безработного человека, поэтому по рекомендациям ЦБ мне запретили быть клиенткой Тинькова. Но недавно нескольким людям, переводившим деньги со Сбербанка на рублевые сборы (мой и других волонтеров), заблокировали счета со странной формулировкой: за участие в сборах «с сомнительными целями» и на основании ФЗ-115 — федерального закона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма». Звучит дерьмово, но пока без последствий, держим руку на пульсе и связь со всеми.

Можно ли сказать, что за полтора года войны в среде эмигрантов сложилась устойчивая волонтерская система? Сотрудничаете ли вы с другими похожими инициативами?

К сожалению, это скорее частные случаи и небольшие объединения, а не система помощи. Мне кажется, что у многих россиян в эмиграции есть неиспользуемые ими возможности, голос и влияние. И в плохие дни мне очень хочется орать о том, как мало на самом деле людей, которые впустили в свою жизнь волонтерство и активизм. В хорошие — вздыхаем и работаем дальше, девочки.

Нередко приходится слышать, что люди, покинувшие свои страны, меняют свое мировоззрение и теряют связь с бывшими согражданами, а потому не могут судить о людях, продолжающих жить в прежних условиях. Как изменилась ваша картина мира в эмиграции?

Мне тяжело ответить на этот вопрос. Иногда я думаю, что единственное, что связывает меня с россией — это язык. Кажется, что все было ложью — и резные наличники родного города, и балабановщина, из которой никто ничего не понял, и рассказы ветеранов в пятом классе, и десантники с ПТСР на колясках в метро, и вся великая культура, пропитанная упадничеством и приспособленчеством. Я чувствую, что потеряла часть самоидентификации.

А потом понимаю, что все эти люди, с которыми мы, может, и по-разному смотрели фильмы Балабанова, вместе со мной за полтора года собрали больше 12 миллионов рублей — и их заслуга в этом ни капли не меньше, чем моя.

Ссылка на все гуманитарные сборы, ведущиеся командой art to help: https://linktr.ee/hotgirlagainstdicktators