Occupy space! Эко-анархистская оптика борьбы за природные территории: кому достанутся земли национальных парков
Государство не прекратит считать, что может владеть чем-то столь необъятным, как лес. «Неухоженная» земля кажется дикостью капиталистической системе, как еще не завоеванная и не подчиненная. Мы считаем любую попытку регулирования природных территорий колониальным актом агрессии по отношению к нечеловеческим видам. Борьба с разграблением природы должна быть антикапиталистической, как и экологическая борьба в целом.
К практикам низового сохранения территорий в России
23 декабря 2020 Госдума приняла в итоговом чтении поправки к закону «Об особо охраняемых природных территориях». Из него убрали пункт об изменении границ территорий национальных парков, который противоречил Федеральному закону. С июня общественные организации пытались легально выступать против них и теперь завершают кампанию.
В рамках кампании Greenpeace России #ЗаНацпарки более 110 000 человек подписали обращение против возможности государства изымать территории нацпарков. Greenpeace называет кампанию успешной и поддерживает закон в новой редакции, как и многие другие, на которые организации удалось обратить внимание. Тактика Greenpeace — ненасильственный протест, просвещение о проблеме и одновременно ее формулирование в той мере, в которой организация стремится быть аполитичной.
Однако государство не прекратит попыток захватить леса, так как этому не может помешать «культурный диалог» с депутатами. Более того, закон все еще позволяет эксплуатацию парковых земель — территорий в 63-х национальных парках, где сохранилась первозданная природа.
Прямая угроза, висящая над лесами последние полгода, не рассеялась. Инициатор поправок Владимир Бурматов объясняет [1], что они дали проживающим на особо охраняемых территориях возможность заниматься хозяйственной деятельностью; при этом она разрешена не только простым гражданам, но и юридическим лицам. Поправки сформулированы таким образом, что хотя юридически населенные пункты относятся к нацпаркам, деятельность на них регулируется не законом об ООПТ, а общими правилами землепользования и застройки. Запрет на отчуждение природных ресурсов и территорий в федеральной собственности в новой редакции не распространяется на ресурсы и территории в пределах населенных пунктов. Эти поправки дают возможность для фактического (но не юридического) изменения границ нацпарков, например, через создание новых населенных пунктов на их территории или расширение уже существующих границ. Поэтому отказ от одной поправки лишь создает видимость невмешательства государства в природу, а не решает проблему на самом деле.
Возможная вырубка лесов приведет к меньшему поглощению диоксида углерода и усугублению парникового эффекта. Загрязнение вод от промышленных работ в парках может привести к отравлению рек, которые ведут в водохранилища. Также на территориях нацпарков нередко проживают вымирающие виды животных в уникальных экосистемах, что могут быть разрушены.
В России в сфере юридической защиты природы и публичной критики государственных экологических интересов наиболее известны централизованные представители международных организаций — Greenpeace и WWF. У них, в отличии от низовых некоммерческих инициатив, налажено международное сотрудничество, финансирование, трудоустройство и юридическая защита сотрудников. Победоносная борьба за Шиес и ожесточенные схватки в Башкирии за сохранение шихана Куштау являются редкими примерами успехов низовой самоорганизации местного населения. Какие еще независимые способы сопротивления можно взрастить в общероссийском экологическом движении? Редакция Taste the waste советует обратить внимание на международные практики сопротивления корпоративному захвату территорий.
Occupy your own Gezi!
Что значит охрана окружающей среды для человека, не вовлеченного в изучение проблем локальной экологии? Атомизирующая политика, подменившая коллективное пространство «нейтральными» территориями за границами частной собственности, вытесняет природные ландшафты из общественного внимания. Это ограничивает возможность их защиты бюрократическими инструментами. Цели освобождения природы должны быть имманентны средствам, когда, заимствуя знаменитую формулу Бакунина, «разрушение» невидимых иерархий в восприятии природы происходит не иначе как путем «создания» видимых горизонталей взаимопомощи. Само природное пространство обеспечивает появление новой человеческой и даже межвидовой формы кооперации. В постсоветской истории экологической борьбы недостаточно примеров.
В России с акциями прямого действия первыми выступили «Хранители радуги» в конце 1990-х гг., развернув антиатомные лагеря (например в Волгодонске и, позже, Ангарске) и выступив в защиту Химкинского леса в нулевые. О радикальности, успехах и провалах кампаний «Хранители радуги» подробно рассказывал историк анархизма Петр Рябов в курсе лекций «История анархических учений и движений» в культурно-просветительском центре «Архэ» в 2015–2016 годах [3].
Ныне же представители малых народов Сибири и Севера России отстаивают свою землю от притязаний нефтегазовых корпораций, разливы которых уничтожают их пропитание и скот [4]. Проблемы коренных народов все еще не предаются публичной огласке и защите.
В Украине ведет свою борьбу «Экологическая платформа», которая противостоит расчистке леса для незаконной установки ВЭС в полонине Боржавы [5], а также занимается акциями прямого действия и агитацией за веганство. Стоит вспомнить и объединение беларусских экоанархистов Black Green Belarus, занимающееся экопросвещением и решением локальных проблем в обход бюрократии.
Близким примером к российскому политическому контексту является турецкая история парка Таксим-Гези, который весной 2012 года защитила от капиталистической экспансии организованная «снизу» борьба. Парк планировали «благоустроить» пешеходными зонами и торгово-развлекательными центрами. Реализация поручалась коммерческой компании, связанной с правящей партией Реджепа Эрдогана. Этот факт обострил противоречия между гражданским обществом и авторитарным правительством — в Стамбуле начались демонстрации. Одновременно с ними люди разбили палаточный лагерь в парке, давший начало движению Occupy Gezi! («Захвати Гези!»). Позднее к ним присоединились оппозиционные политические силы различного спектра, активные горожане и представители профсоюзов.
Полиция применила слезоточивый газ, перцовые баллончики и водяные пушки против демонстрантов, а через несколько дней забастовки начала стрелять резиновыми пулями. Из-за ранения в голову погиб один из манифестантов. Тогда мирное экологическое движение переросло в антиправительственный протест. Открытые столкновения с полицией перекинулись на несколько районов Стамбула, по всей Турции начались демонстрации в поддержку защитников парка. Движение поддержало множество знаменитостей, в частности, Ноам Хомский, американский ученый и либертарный социалист, и Орхан Памук, турецкий писатель и лауреат Нобелевской премии по литературе. В начале лета полиции удалось вытеснить протестующих с территории парка, не позволив возвести там баррикады. За все время противостояния погибло 11 человек, около восьми тысяч пострадало и три тысячи было арестовано.
Антиправительственный характер выступлений восставших повлиял на принятие закона о контроле над Интернетом. Однако первое требование протестующих было удовлетворено: парк удалось частично сохранить и спасти от массовой застройки. Таким образом, Таксим-Гези стал одновременно как символом победы гражданского протеста, так и укрепления репрессивной политики государства, в частности, администрации президента Реджепа Эрдогана.
Потенциальная радикальность садоводства
Турецкая исследовательница пермакультуры Бюрге Абираль указывает на радикальную политическую пересборку, произошедшую на фоне протестов против застройки парка Таксим-Гези. Они повлекли солидаризацию ранее аполитичных инициатив, таких как пермакультурные сообщества, которые активно работали над территорией парка с помощью пермакультурных паттернов ландшафтного дизайна [6]. Там же организовали палаточный лагерь –– коммуну [7], которая открыла простор для спонтанной солидарности через опыт взаимодействия между протестующими. Это предопределило горизонты политической картографии Стамбула. Принимая коллективные решения внутри коммуны, в организации дальнейших протестов активно проявили себя разные общественные силы: женщины, футбольный клуб Carşi, публично примирившийся с ЛГБТ-сообществом, приняв участие в Прайде и Транс-марше, а также кемалисты и курды, забывшие о вековой вражде для участия в протестных демонстрациях.
Пример подобной «экологической координации» отсылает к более устоявшимся практикам преобразования парков, других природных и общественных пространств. Например, партизанское садоводство (guerilla gardening), которое родилось в США в 1970-х годах и распространилось среди низовых экологических инициатив по всему миру. В основе «садоводческой герильи» — захват бездушных пространств и превращение их в цветущие общественные сады — или грядки, на которых растут овощи и зелень для соседей. Посаженные растения помогают присвоить коллективам заброшенные места, тем самым ограничивая собственнические притязания на них конкретных лиц или структур. В случае парков партизаны стараются донести, что эти места должны быть общественными и у государственных институций нет права на их присвоение (и уничтожение). В случае обретения определенной независимости от государства и бизнеса, уход активистов за пространством поддерживает и закрепляет автономность участка, подчеркивая коммунальную форму (не)владения местом.
Вот почему практики земледелия стали популярны на засквотированных территориях и в автономных зонах. Активисты выращивали цветы в Зуккоти-парке в рамках движения Occupy Wall Street! («Захвати Уолл-стрит!»); сады создавались в Автономной зоне Капитолийского холма (CHAZ) в Сиэттле летом 2020 [8], на территории старейшего лагерного сопротивления во Франции ZAD, давно живущего собственной экономической жизнью. Хотя такое садоводство (как и любые активистские практики) не всегда приносит положительный результат, это яркая форма сопротивления джентрификации, которая может привлечь больше внимания к протесту и сплотить активистов, занятых общим делом.
В моменты эскалации социально-экономических кризисов огородничество поощряется даже государством, как это было в 1942-ом году в Ленинграде [9]. Радикальные возможности партизанского садоводства в городе ограничены устройством пространства, но в него вполне вписываются практики сельского хозяйства и дач, как в некоторых районах Испании, Италии и Греции, Восточной Европы, а также общественных садов, как в Секторе Газа и берлинском «Химмельбеете». Мы можем заново открыть город как полноценную экосистему –– место гармоничной жизни человека вместе с другими нечеловеческими существами со своим социумом. Анархистская политика помогает использовать городские территории для создания внутри них земледельческих проектов как сети автономных зон.
Любые практики защиты окружающей среды или заботы о ней несут потенциал социальной реконструкции на основаниях низовой солидарности и протеста, пределы которого неисчерпаемы. Успешность протестной кампании покоится в прошлом ее социальной аккумуляции, заданной инициативами плюралистического просвещения и педагогики, децентрализованным накоплением и распределением социального капитала, цифровыми формами солидарности. Конфронтация гражданского общества с иерархическим порядком государственного регулирования природных территорий абсорбируют производственные и экономические противоречия, предлагая альтернативные формы организации через призму экологической борьбы.
К экологическим горизонтам социальной реконструкции
В контексте экологической борьбы перепоручение функций по защите «островков первобытной природы» более компетентным или вовлеченным органам кажется очевидной проблемой для тех, кто стремится к их полному освобождению. Потому необходимо освобождать и защищать не только природные, но и городские территории. Более того, следует осознать, что город больше не исключительно человеческое пространство: многие животные бегут из наводненной пестицидами, объятой пожарами и раздробленной дорожными покрытиями местности в складки города. Мы рискуем остаться с концепцией «охраны природы», как с чем-то далеким и вытесненным из повседневности, если не бросим вызов индустриальной корпоративной машине и не примем свою включенность в природный ландшафт. Даже наши кости, наравне с выбросами, обезлесением и монокультурным сельским хозяйством влияют на почвы. Нельзя останавливаться на рассуждениях о том, что среда может быть полезна и хороша для человека (или нет). Поставить здесь точку значит ограничиться лишь проблемами утилизации мусора и проведением границ, в которых не останется общественных амбиций и практик для экономического роста и общего благосостояния.
Пример локализации сопротивления в России — снова лагерное прошлое «Хранителей радуги». Их выездные акции были направлены на подрыв рентабельности частных предприятий и целых индустрий и одновременно с этим на создание пространства, где люди пересматривают опыт социальных взаимоотношений. По мнению деятеля российского анархистского движения Влада Тупикина, в Германии именно 30-летняя история саботажа транспортировки ядерных отходов к месту их «временного» захоронения в итоге привела к инфраструктурному отказу от атомной энергетики [10]. Следовательно, экологические лагеря протеста чаще всего оказываются близки к тому, чтобы перейти в состояние Временной Автономной Зоны, какой ее видел американский постанархист Хаким Бей: зоной тактической герильи, возникающей из настоящего бунта и призванной к практической манифестации альтернативных форм социальной организации и борьбе против существующего порядка [11].
Для достижения автономии необходима деколонизация. Еще один пример — освободительная борьба в Черане (штат Микоачан, Мексика) — образец формирования автономного общинного правительства, в котором политическая власть находится в руках сообщества. Черан — муниципалитет с более чем 20 000 жителей, расположенный на нагорье Пурепеча. Поводами для восстания в Черане с 15 апреля 2011 года стали вырубка 70% окружающего леса и усталость от многолетних злоупотреблений властью (похищений, изнасилований, вымогательств и нападений) со стороны нелегальных лесорубов, связанных с картелями, муниципальными властями и полицией. Политические партии и полицию в результате народного восстания и давления на Верховный суд Мексики заменили ассамблеи и народное ополчение [12]. Но деколонизировать целое государство невозможно.
Однако переход от Временных Автономных Зон Хаким Бея к Постоянным требует создания более эффективных с точки зрения природопользования институтов коллективной деятельности. Это демонстрировала ученая-экономистка Элинор Остром на эмпирическом материале в своем opus magnum «Управляя общим: эволюция институтов коллективной деятельности» [13]. Анархистские формы экологической борьбы требуют инвестирования в горизонтальные коммуникационные стратегии, на основании которых создание на освобождаемых территориях инициатив взаимопомощи происходит в перспективе развертывания полноценных структур народных ассамблей, параллельных централизованному государственному регулированию (что теоретик анархизма Мюррей Букчин в рамках либертарного муниципализма определял как «двоевластие»). Это позволит сообществам самостоятельно принимать решения по экологическим, экономическим, правозащитным и другим вопросам. Такого рода конфедерация автономных зон, палаточных лагерей и, в конечном счете, муниципальных коммун является одновременно и средством, и целью построения демократического и эгалитарного общества. Конфедеративная структура будет действовать благодаря праву отзыва, императивным мандатам, подотчетности, постоянному контролю со стороны избирательного округа и местной автономии — и таким образом предложит способ организации демократических ассамблей в масштабе всей страны. Масштабирование этих ассамблей через конфедерацию необходимо для создания силы, способной бросить вызов государству и, наконец, стать ему альтернативой [14].
[1] Нацпарки получили неприкосновенность [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/2KQbnf4
[2] Состояние водных ресурсов республики Калмыкия как важнейший фактор здоровья населения [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/3pm95Df
[3] «Хранители Радуги» и другие. Анархисты в России в 1992–2000 годах. [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/3aHX332
[4] Гниющая земля [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/3hhA3cm
[5] Экологическая платформа [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/3oF5C3n
[6] Бюрге А. «Пермакультура и экологический образ жизни – ограниченный радикализм?» [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/3equJ5n
[7] Gelderloos P. The Failure of Nonviolence: From the Arab spring to occupy. – Left Bank Books, 2013
[8] In Seattle’s CHAZ, a community garden takes root [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/3jHPwlT
[9] Огороды на улицах Ленинграда в дни блокады [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/3jJKAwH
[10] Тупикин В. «Хранители радуги»: 20 лет лагерей [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/35QZ9d0
[11] Хаким-Бей. Автономные зоны: временные и постоянные. 2020, Chaosss/Press –– 102 с.
[12] Rebellion, Autonomy, and Communal Self-Government in the Indigenous Municipality of Cherán, Michoacán [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/383mDyb
[13] Остром Э. Управляя общим: эволюция институтов коллективной деятельности //М.: Ирисэн, Мысль. – 2010. – Глава 5. П 5.6
[14] Букчин Д., ван Отрив, С. Конфедерация как община коммун. [Электронный ресурс] URL: https://bit.ly/2HPz9Gw