Смог ли Питер Джексон стать властелином?

7 апреля 2002

Писать о «Властелине колец» очень трудно, вне зависимости от того, о книге или о фильме идет речь. Это самая культовая книга ХХ века в прямом значении этого слова. Последствия этого культа можно перечислять до бесконечности: это и огромное количество языков, на которые переведена книга (голландский, шведский, польский, итальянский, датский, немецкий, французский, японский, финский, норвежский, португальский, испанский, иврит, венгерский, сербо-хорватский, русский), и необозримый реестр работ, посвященных этому феномену культуры (от детских сочинений до диссертаций), и тысячи художников, создающих разножанровые графические воплощения толкиеновских сюжетов, и настоящие армии так называемых «толкиенутых» — людей, сделавших увлечение Толкиеном не просто хобби, а стержнем своей повседневной жизни. Представление о размахе толкиеновского движения хотя бы в нашей стране можно составить, посмотрев на центральный сайт объединения этих людей — «Арду на Куличках». Действительно впечатляет, особенно если учесть, что даже этот огромный информационный портал — капля в море по сравнению с англоязычными интернет-ресурсами! Назвать такое движение субкультурой даже язык не поворачивается — по объему и количеству задействованных в нем людей оно во много раз превышает все направления и ответвления, например, модернизма начала ХХ века.

Мне не хотелось бы сейчас вдаваться в размышления относительно культурных, социальных или интеллектуальных аспектов трилогии английского профессора; на эту тему есть достаточное количество работ, в которых многие темы разработаны поистине филигранно. Интереснее другое — в чем причина этого поистине феноменального воздействия одной книги на сознание и судьбы миллионов людей вне зависимости от их языковой, территориальной или ментальной принадлежности? Почему современные историки и социологи лишь разводят руками, признавая очевидный факт: ТАКОЙ популярностью в истории человечества пользовалась только Библия.

Не претендуя на глубокое знание и понимание сложнейшего толкиеновского мира, я все-таки позволю себе выделить несколько критериев, если так можно сказать, «китов», на которых держится феномен Толкиена.

Поэтика. Профессор Оксфорда, ученый-лингвист, знающий множество древних и новых языков, Джон Рональд Руэл Толкиен работал над своей трилогией в течение 18 лет. Как профессиональный филолог, он непонаслышке был знаком с особенностями сюжетного построения литературного произведения, вопросами композиции, мастерски владел языком повествования. Возможно, поэтому знаменитый чеховский принцип «повешенного на стену ружья, которое должно выстрелить в нужный момент» (иначе говоря, пристальное внимание к деталям) реализовывался Толкиеном фантастически точно.

Личность автора. По словам исследователя творчества Толкиена Алины Немировой, «разветвленное дерево книги выросло на почве научных интересов и увлечений автора. Как специалиста по истории литературы, прежде всего английской, Толкиена огорчало то, что мифологические и эпические предания древнейших обитателей Британии не сохранились. Как лингвист, он увлекался созданием собственных языков. Как филолог, восхищался красотой и сложностью староанглийской аллитерационной поэзии. С другой стороны, Толкиен любил и хорошо знал природу Англии и обычаи ее народа. Первыми ростками на этой почве, еще совершенно не предвещавшими будущий расцвет, были опыты по созданию „своего“ языка на основе финского, упражнения в аллитерационном стихосложении». Таким образом достигался не только прекрасный стиль изложения, но и сам фактический описываемый материал был синтезирован из такого бесчисленного количества источников, что текст автоматически провоцировал интеллектуалов на поиски прототипов и сюжетных аналогий. Немалую роль сыграла поистине энциклопедическая образованность Профессора (так его называют поклонники): поле различных исторических, литературных, языковых, философских, географических аллюзий и реминисценций было просто безграничным. Отсюда и глубина, рельефность, смысловая насыщенность текста.

Уникальность жанра. «Придумать зеленое солнце легко; трудно создать мир, в котором оно было бы естественным», — писал Толкиен. Действительно, разительным отличием созданного Толкиеном мира была «всамделишность» происходящего — перед читателем не просто разворачивалась сказка с введенными в ткань повествования вымышленными, абы как нареченными персонажами, поступающими в любой ситуации исключительно по собственному или авторскому усмотрению. Все в мире «Властелина колец» оказывалось крайне важно: самая незначительная деталь, изменяясь, вела к другому, не менее важному изменению; природа, обитатели мира, их поселения, культура, язык находились в жесткой логической связи друг с другом. (На ум приходит параллель с рассказом Брэдбери «И грянул гром», где судьба случайно раздавленной миллионы лет назад бабочки изменила весь характер жизни на Земле). Насколько мне известно, подобным «миротворчеством» занимался в то время (даже немного ранее) только Роберт Говард, создатель цикла романов о Конане-варваре, но при этом говардовский мир был несравненно проще, единственной соблюдаемой соотнесенностью являлась географическая, а сам мир существовал только в момент повествования о похождениях главного героя. У Толкиена же происходящее в Шире или Мордоре происходит параллельно с событиями в Изенгарде или Минас-Тирите — мир насыщен, полноцветен и многолик.

Возможно, по этой причине стало принято говорить о Толкиене как о родоначальнике такого литературного направления, как fantasy, хотя сами толкиенисты отрицают этот факт, называя книгу «фантастическим философским романом с элементами волшебной сказки и героической эпопеи».

«Добрая сказка». Наконец, последним немаловажным фактором этого феномена явилась исключительная ориентированность героев Толкиена на добро и созидание. Человек, родившийся еще в викторианской Англии, бывший очевидцем двух страшнейших в истории человечества войн, являвшийся уважаемым ученым мужем, стал писать в уже взрослом состоянии… сказки. Проявилось естественное человеческое стремление говорить о светлом и хорошем, которое не случайно мгновенно было подхвачено огромным количеством поклонников — для людей ХХ века доброта и свет были товаром штучным и подчас весьма дефицитным.

Не берусь утверждать, что перечисленные факторы оказались единственными, но то, что известность Толкиена возникла не без их участия, — несомненно. Но разговор наш все-таки не о книге, а о вышедшем недавно на экраны мира одноименном фильме. Если быть совсем точным, то об экранизации первой части трилогии, называемой «Братство кольца». Перед тем как приступить непосредственно анализу, необходимо определить, каковы вообще критерии хорошего фильма по хорошей книге.

Экранизация — вещь в принципе достаточно спорная по определению именно в силу размытости так называемых границ жанра. Что считать хорошим фильмом — близость к исходному тексту, оригинальное воплощение режиссерского видения или просто удачное актерское решение заведомо известного сюжета? Однозначный ответ на этот вопрос дать непросто. А с «Властелином Колец» ситуация усугубляется еще и тем, что трилогия малокинематографична, т. е. перенести ее с бумаги на экран невероятно сложно: огромный объем (около 1000 страниц), отсутствие незначительных сюжетный линий, толкиеновская неспешность повествования. Поэтому неслучайно то, что эта КНИГА, появившаяся около полувека назад, до сих пор не находила мастера, который бы отважился на киновоплощение. Я не случайно употребляю здесь глагол «отважиться», ибо взяться за такое дело значило бы совершить действительно мужественный поступок.

Давайте рассмотрим то положение, в котором оказался режиссер Питер Джексон, «покусившийся на святыню». На первый взгляд, все выглядит довольно радужно: за основу берется всем известная и всеми любимая книга; фильм до этого снимался в далеком 1978 году, но об этом уже мало кто вспоминает, то есть за счет картины, если она получится, можно прославиться; снимать сказку, аудиторией которой априори являются и дети, и взрослые — дело выгодное. Не работа, а сплошное удовольствие! Но присмотревшись в ситуации повнимательнее, начинаешь понимать, что не все так радужно, что краски и настроение здесь соответствуют скорее не милому и теплому Ширу, а зловещему Мордору.

Во-первых, нельзя сказать, что в кинематографической среде имя Питера Джексона было громким. У него за плечами 8 фильмов — не провалы, но и не шедевры; работа в рекламном кинобизнесе, несколько премий. С одной стороны, это достаточно неплохо, но до уровня Спилберга, Лукаса или Бессона он явно не дотягивал. И тут «Властелин колец»! Слишком уж это ответственный шаг, не побоюсь сказать, центральный в карьере: если удача — то цветы, аплодисменты, деньги, известность и т. д., а если провал? Все, на собственном творческом пути и имени можно ставить крест, ты навсегда останешься режиссером, «завалившим» Толкиена. Во-вторых, даже решившись поставить на зеро, Джексон оказался скован в средствах. Сумма, конечно, немаленькая, но для современного западного кинематографа бюджет фильма в 109 миллионов долларов (столько потрачено на первую часть трилогии) является весьма средним. (Для сравнения: «Титаник» стоил 200 млн., «Перл-Харбор» — 135, а в «Звездных войнах. Эпизод I» одни спецэффекты превысили 60-миллионную планку.) И с такими деньгами надо снимать не заурядный боевичок или мыльную оперу, а «Властелин Колец», где просто необходимо создать целый мир.

И, наконец, третья сложность, перед которой меркнут, как незначительные, две первые причины: снять «Властелин Колец» было практически невозможно. Необходимо было создать действительно толкиеновский фильм, который бы удовлетворил невероятно высокие запросы поклонников, весьма трепетно относящихся к подобным «посягательствам». При этом нельзя забыть о том, что современный кинематограф живет по принципу «хорошо то, что продается»: фильм должен быть массовым, адекватным обывательским вкусам, иначе окупить затраты будет невозможно (на нестриженых толкиенистах, бегающих с деревянными мечами по лесам, много не заработаешь). В большинстве случаев обыватель самого Толкиена не читал, но при этом хочет посмотреть хорошее кино, то есть напряженное, динамичное, захватывающее. А теперь вспомните, как определялся в начале жанр «Властелина Колец»: фантастический философский роман… То-то и оно, что сделать из неспешного и созерцательного Толкиена стремительный action с погонями, перестрелками и взрывами весьма проблематично. И все-таки Питер Джексон решается на этот шаг.

Все эти проблемы обсуждались еще в процессе съемок фильма, слышались как конструктивные мнения, так и просто восторженные или оскорбительные выкрики. Ситуация, естественно, обострилась с выходом фильма, дискуссия на форумах раскалилась до предела. Приведу хотя бы некоторые из высказываний:
ПРЕКРАСНО!!! Потрясающе! ОТПАД!!!
Отстой! Не хотел читать книжку, теперь точно не буду!
Лучший фильм в мире! Лучший!!! Книгу не читал, но фильм — супер!
Уроды! К стенке всех тварей толкинистов! Толкина и хоббитов расстрелять! Сняли полное дерьмо!
Лучшее кино я не видел никогда! Смотрю в 14-й раз…
Толкиен в гробу перевернулся от такого позора!!!
Люди! Послушайте меня! ОБЯЗАТЕЛЬНО идите на этот фильм! Вы даже не знаете, ЧТО…
Ходить не только не стоит, но стоит блокировать кинотеатры… чтобы не появлялись… новые люди… больные неизлечимой болезнью… Толкина!!!

И что это доказывает? Если бы экранизация потерпела однозначное фиаско, все бы закончилось через неделю после мировой премьеры 19 декабря прошлого года. Но показ фильма не только не остановил шквал мнений и откликов, но стал искрой, от которой разгорелось такое пламя, что груда сломанных вокруг «Властелина Колец» копий превышает все мыслимые пределы. На мой взгляд, это свидетельство если не успеха, то уж точно неоднозначности кинематографической интерпретации.

Если говорить о самом сюжете картины, то тут все действительно сложно. Высказывавшиеся мнения относительно соответствия киногероев литературным образам, на мой взгляд, совершенно неосновательны. Можно долго рассуждать о том, как на самом деле должны выглядеть Фродо и Гэндальф, Арагорн и Боромир, Леголас, Гимли или Саурон с Саруманом, но смысла в этих дебатах нет ни малейшего: во-первых, достоверность сказочных персонажей — вещь весьма относительная и спорить тут вообще не о чем, во-вторых, каждый видит героя по-своему и высказывать претензии типа «a я его вижу по-другому» просто глупо — очень отдает дешевой вкусовщиной. Главное, что грубых противоречий с книгой нет, и довольно об этом.

По-моему, смотреть фильм, не прочитав саму книгу, можно, но впечатление от него будет несколько превратным. Во-первых, оказывается достаточно трудно уследить за стремительно меняющимися событиями, не всегда понятен смысл поступков и сюжетных поворотов. Люди, которые отзывались о фильме как о скучном и затянутом, как правило, сами текст не читали — по сравнению с мерным, пластичным течением толкиеновского повествования киноверсия более чем динамична. Джексон выбрал и воплотил наиболее выигрышный аспект трилогии — батальный (не забудем про зрелищность!). Если бы был выбран отношенческий или, предположим, философский пласт «Властелина Колец», его перевод на язык киноискусства был бы просто невозможен. Да, целые сюжетные линии и интереснейшие герои (Том Бомбадил, Могильники, Глорфиндел) остались за рамками фильма, но чем-то жертвовать режиссер должен был, так как даже в три часа экранного времени все вместить было невозможно. Но если вдуматься, то создатель картины, снимая Толкиена в соответствии с собственным читательским восприятием, «убирал» только то, что казалось ему как читателю менее важным.

Специфика джексоновского прочтения заключается, на мой взгляд, в принципиально иной смысловой ориентации по сравнению с Толкиеном. У Профессора был рассказ о приключениях маленького хоббита, который в сопровождении команды друзей отправляется на край света, в Ородруин, дабы уничтожить Кольцо Тьмы, грозящее привести к гибели мир. Оставив основную событийную канву, Джексон снял фильм о человеческой возможности противления злу, о внутренней борьбе человека не только с внешними обстоятельствами, но и, что много труднее, с самим собой. Жаль, что это оказалось практически незамеченным (созвучное своему мнение я увидел лишь в одной рецензии), но главным героем картины оказался не Фродо, им стало само Кольцо. Всех героев в той или иной степени тянет к нему: иногда эта тяга становится непреодолимой, как у Боромира, иногда человек (Арагорн) оказывается в силах противостоять чарам Зла. Даже могущественный Гэндальф, сознавая сатанинскую мощь лежащего перед ним артефакта, со страхом отказывается от дара Фродо.

Кстати, о Фродо. На мой взгляд, перед нами редкий случай, когда главный герой картины оказался в конечно итоге самым великолепным актерским решением персонажа. Именно «чрезмерно грустные глаза» Элайджа Вуд заслужили такой шквал негатива со стороны зрителей. Не может, мол, герой, давший на Совете обещание выполнить свою миссию, постоянно рефлексировать, лить слезы, пугаться малейшего шороха! Что же это за герой? Джексоновский Фродо — вообще не герой в привычном смысле этого слова. Это просто человек, осознавший, что на его плечи возложена великая ответственность спасения мира, что от его предприятия зависит судьба всех и каждого, но который при всем этом остается человеком: он боится, он не верит в успех, он плачет и отчаивается, он постоянно борется с окружающим миром и самим собой, пересиливая ствой страх… и при этом он неуклонно идет вперед. Мне кажется, что именно в этом образе наиболее отчетливо сказывается режиссерское прочтение толкиеновского текста. Когда весь мир против тебя, а ты его должен спасать, когда шансы на успех практически равны нулю, когда Зло настолько могущественно, что жизнь становится борьбой, обреченной на поражение… ты все равно должен идти вперед. Не знаю, насколько обоснована такая параллель, но при просмотре всех этих мучений, страхов и сомнений Фродо я вспоминал эпизод из «Чумы» Альбера Камю, когда доктор Риэ, работавший на износ в борьбе с всепобеждавшей болезнью, разговаривал со своим сподвижником Тарру. Разговор шел о возможности сопротивления нашествию чумы.

…Но любые ваши победы, доктор, всегда были и будут только преходящими, вот в чем дело.

Риэ помрачнел. — Знаю, так всегда будет. Но это еще не повод, чтобы бросать борьбу. — Верно, не повод. Но представляю себе, что же в таком случае для вас эта чума. — Да, — сказал Риэ. — Нескончаемое поражение.

Точно так же, как и герои Камю, Фродо со спутниками вступают в бой с чумой Средиземья, сознают свое «нескончаемое поражение», но не идти они не могут. У каждого из них есть свой Ородруин.

Возвращаясь к теме Кольца, хочется сказать пару слов о кинематографических удачах, которые обнаружились именно в связанных с ним эпизодах. Мастерски исполнен ужас Гэндальфа перед Кольцом, страшно и безысходно помешательство Боромира, преследующего главного героя, сам Фродо видит по-настоящему ужасающие картины, надевая Кольцо на палец. Но действительным шедевром является момент внутреннего сопротивления Арагорна силе Кольца — снятая крупным планом бессильно протянутая ладонь уставшего до смерти Фродо, тянущиеся к зловещему предмету пальцы Арагорна в стремлении отобрать его у хоббита… Но вдруг пальцы выпрямляются, и наследник Исилдура закрывает своей рукой ладонь Фродо с Кольцом: «Я бы прошел с тобой до конца, до самого мордорского пламени». Кстати, удачными кинорешениями фильм действительно изобилует: и гоблины, и Балрог, и пещеры Мории, и ворота Гондора сделаны на редкость профессионально — перед нами яркий пример того, на какой качественно иной уровень может вывести впечатление зрителя использование технических и компьютерных средств. Удивительно проникновенно показан умирающий на коленях Боромир, мимо которого, не замечая, несутся толпы врагов, ибо его смерть предрешена, а прикончить героя никто не решается.

Я намеренно не указываю в этой статье ошибки и промахи «Властелина Колец» — каждый найдет их в фильме для себя сам. Их не могло не быть, но лично мне не слишком бросаются в глаза. Можно, например, долго и смачно вещать о том, что поединок Сарумана с Гэндальфом отдает явной голивудщиной, где Герой борется со Злодеем, или что Гимли излишне чудаковат и выглядит скорее комично, нежели воинственно. Можно, но не хочется. Напоминает лай моськи на слона. Итоговое резюме тоже вынести сложно, ибо перед нами только треть полного фильма, что будет дальше — покажет время. Пожалуй, наиболее определенным чувством после окончания просмотра «Братства кольца» для меня было искреннее уважение к Питеру Джексону, все-таки снявшему этот светлый фильм, после которого становится хорошо и тревожно; снявшему самобытно, ярко, с интересным и творческим подходом к материалу. В его Средиземье веришь, актеры по-настоящему проживают свои сказочные жизни, а голос Саурона, обращенный к Фродо, надевшему кольцо, заставляет вжиматься в кресло. Но и не это главное. Самое замечательное, что Толкиен в фильме действительно остался, этого не отрицают даже самые ярые приверженцы Профессора. Фильм не рассматривается в отрыве от книги, он как бы дополняет и расширяет ее пространство. Может быть, это и является главным критерием успешной экранизации?

P. S. Прихожу после мартовских каникул в школу, смотрю — больше половины пяти- и шестиклассников читает Толкиена. Периодически с трудом продираются сквозь этот непростой текст, спорят, что-то доказывают друг другу. Фильм заставляет обратиться к книге.