Жегловщина
«Место встречи изменить нельзя» я считаю одним из самых потрясающих фильмов советского кино. Может быть, даже самым удивительным. Я могу его пересматривать сотни раз, и каждый раз не то чтобы открываю что-то новое, чего раньше не видел, нет. Просто эмоции от каждого последующего просмотра не ослабевают, ощущаешь какое-то очень приятное ощущение тепла и силы, исходящих от этой картины.
Хотя это, надо признать, странно. По всем видимым параметрам фильм не несет в себе ничего особенного. В кино его не покажешь (пять серий — исключительно для телеэкрана), сюжет о послевоенной борьбе милиции с бандой преступников тоже не отличается оригинальностью. Плеяда прекрасных актеров — Куравлев, Джигарханян, Садальский, Фатеева и др.? Так советский кинематограф вообще не был обижен талантливыми именами. В чем секрет? Можно спорить и рассуждать, но у меня ответ один — ВЫСОЦКИЙ.
По отношению к этому Актеру, Поэту, Человеку я испытываю глубочайшее преклонение и пиетет. Это чувство такой глубины, что в полной мере мне вряд ли удастся это выразить словами. Не замечая за собой умения обожествлять кого-то, свое отношение к Высоцкому я, наверное, мог бы отразить чем-то близким к этому ощущению. Понятно, что это был живой человек, не кумир, не идол — это ничего не меняет. Глубокое преклонение и беспредельное уважение к тому подвигу, который он прожил. Ибо иначе, чем подвиг, его жизнь мне не назвать.
Но речь сейчас не об этом, о самом Владимире Высоцком я напишу как-нибудь позже. Вернемся к «Месту встречи…»
Из вышеперечисленных актеров, хороших и не очень, нет ни одного, кто мог бы составить хоть какую-то «конкуренцию» Глебу Жеглова в исполнении Высоцкого. Шарапов (Конкин) рядом смотрится как нашкодивший щенок (хотя, отдадим должное, пятая серия, когда он расколол банду, — это его серия. Неплохой актер, но не рядом с Высоцким). Любая сцена с Высоцким становится много шире и значительнее, чем просто один из эпизодов фильма. Изгнание муровца после предательства — моральное уничтожение ненавистного труса, размышления о трехглавом драконе на кухне — философская притча, взятие Фокса в ресторане — голливудский боевик может отдыхать, а общение с Манькой Облигацией (или Аблигацией? : -) — просто шедевр криминалистики. Высоцкий в этом фильме поднял смысл фильма на изначально не предполагавшуюся высоту: от рядового детектива к драме о человеческих взаимоотношениях. Поднял по сути в одиночку.
Но я не собирался писать рецензию на «Место встречи…» Это шедевр, классика, и точка. В один из последних, не помню уже каких по счету просмотров, неожиданно бросилась в глаза сцена, когда Шарапов отпускает из тюрьмы оказавшегося невиновным после поимки настоящего преступника Груздева (Юрский). Между ним и Шараповым происходит такой диалог:
— Шарапов, я хочу тебе сказать… Ты извини меня за прямоту, но плохой человек твой Жеглов. Ты не подумай, он не потому, что он меня… Для него люди — мусор.
— Зря вы так, Иван Сергеевич.
— Ты послушай меня. Я благодарен тебе. И я старше. Он через кого хочешь перешагнет, доведется — и через тебя тоже.
— Вот и вы уходите с ожесточенным сердцем, Иван Сергеевич. Вот и вы пытаетесь осудить. А ведь даже не знаете: чтобы вам сейчас уйти отсюда, два часа назад Жеглов рисковал жизнью под пулями.
Груздев, естественно, не находит, что ответить Шарапову на это. Ограничившись скупым «Ну, прощай», он выходит прочь.
И другой эпизод. Жеглов с Шараповым берут в трамвае Кирпича (Садальский) с поличным — Жеглов просто незаметно засовывает тому кошелек в карман. Арест преступника хоть и великолепен, но сейчас мне больше интересен последовавший за этим разговор Жеглова и Шарапова в автомобиле.
— Что с тобой, Володя, эй!
— Мне кажется, это подлость.
— Что ты сказал?
— Я считаю, что мы, работники МУРа, не имеем права шельмовать.
— Да ты что, Шарапов, белены объелся?
— Ничего я не объелся.
— А о чем же ты говоришь?
— Я о кошельке, который ты засунул Кирпичу в карман.
— А, об этом… Это ты верно заметил, имеешь право… Это ведь ты с нами, работниками МУРа, вытаскивал из петли женщину, мать троих детей, у которой такой вот кирпич вынул последние деньги, да? Это ведь ты находил у них во время обысков масло, икру, когда страна последнюю краюху фронту отдавала, да? Это ведь тебе они стреляли в спину по ночам?
— Я, между прочим, в это время не на продуктовой базе подъедался. Я четыре года… И стреляли в меня, и ножи совали не меньше, чем в тебя. Если оперативной смекалки у меня напрочь нет, то что такое честь офицера, я хорошо знаю, на фронте этому быстро учились.
— Что ж я, по-твоему, честь офицера замарал? Чем? Ну говори, говори при ребятах, у меня от них секретов нет.
— Ты не должен был совать Кирпичу кошелек в карман.
— Ах вот… Ну сейчас еще не поздно, давай вернемся в отделение и скажем, что Кирпич никакого кошелька не резал. Ну что, ошибка вышла? А потом извинимся все вместе, вернее, я один извинюсь перед милейшим парнем Костей Сапрыкиным, и отпустим его на все четыре стороны, а?
— Что он кошелек украл — я разве спорю, но не можем мы до вранья опускаться. Пускай оно формально, пускай ничего не меняет…
— Меняет!!! Все меняет! Потому что если б не мое вранье, то вор-рецидивист Сапрыкин сидел бы сейчас в малине, а не в тюрьме. Правильно я засунул ему в карман кошелек, но для кого я это сделал: для себя, для свата, для брата???
— Да погоди ты, Глеб…
— Нет, это ты подожди! Если Кирпич — вор, он должен сидеть в тюрьме. И людей не беспокоит, каким образом я его туда упрячу. Вор должен сидеть в тюрьме, верно? Вот что людей интересует…
Интерпретировать эту ситуацию я не буду, и так понятно, что здесь принципиально нерешаемое противостояние двух правд. Каждый выберет свое, но не в этом дело. Я действительно восхищаюсь поистине гениальной (говорю без тени сомнения) игрой Высоцкого, но за ней обычно герой Высоцкого — Глеб Жеглов — остается как-то в тени. А ведь человек-то по сути своей страшный! Посмотрите, какие люди для него важны. Любимая женщина? Да, кто-то спускается с ним под ручку по лестнице, но как-то фрагментарно это изображено. Слышим мы упоминание о том, что Жеглов живет в общежитие на окраине, видим, что он ночует у Шарапова, врываясь туда со своим уставом, т. е. настоящего дома для него нет. Он работоголик. Понятно, что для него преступники — не люди, с ними поступать можно как угодно (знаменитое «Вор должен сидеть в тюрьме! Будет сидеть!!! Я сказал») Значит, если не женщина, то друзья, близкие? Но ведь и Шарапова он очень своеобразно «учит» — уносит папку с оперативным делом к себе в кабинет, не сказав ни слова. Заметьте, Шарапов, какой бы в сыскном плане он ни был, — это прошедший войну офицер, не понаслышке знающий, что такое трибунал, под который он бы неминуемо попал, будь все всерьез. Время повествования тоже несладкое — 46-47 год, комментарии, как говорится, излишни. Жеглов обманывает Кирпича, играет в бильярд на деньги с Копченым, а потом за это же его и арестовывает. Наконец, именно он убил Левченко, однополчанина Шарапова, который вывел к милиции всю банду.
Для него в мире два цвета: черный и белый. Оттенков нет. Кто белый — будет жить, кто черный — умрет. И это он берется решать самостоятельно, без оглядки на любые «но». И самое страшное, что Груздев прав: такие, ставящие при любых ситуациях дело выше человека, действительно через кого хочешь перешагнут, люди для них — мусор. И вред от них переоценить сложно.
А на самом деле это весьма серьезная и дискуссионная проблема. В чем приоритет: близкий человек, с которым ты не сделаешь (а, может, и завалишь) все дело, или дело, путь к выполнению которого возможен зачастую вверх по трупам?
