Страшный порок
В своих прогулках по Москве мы не преминули зайти на шемякинский ансамбль скульптур «Детям — жертвам порокам взрослых». По воле судьбы он установлен на Болотной площади, и само ее название действительно подходит к ощущению увиденного. Как будто из болота, грязи, вязкой тины обыденной жизни эти уроды вылезли, тянут свои скрюченные руки к зрителю, пытаются уволочь на дно…
Зимой все это смотрится совершенно по-иному, впечатление какое-то более серое, хмурое. В июньском солнце и зеленом парке они не так страшны, в этот раз их холодное мрачное одиночество подчеркивалось серым маревом холодного, вьюжного январского дня. Страшные скульптуры. Оживший театр Карла Гоцци, перенесенный в XXI век.
В прошлый раз мое внимание привлекали отдельные изображения — Наркомания, Проституция, Пьянство. Потрясал своей зверской обыденностью Садизм. Сейчас же я попытался осмыслить эту совокупность фигур как единое целое. А после ухода оттуда надолго задумался.
В центре композиции воздушные дети с завязанными глазами, заблудившиеся в этом жестоком мире, который грозит им 13 персонифицированными пороками. Налево от центра — 6 статуй, направо — 6 других. А что в центре? Посмотрите на эту фигуру, смотрящую одновременно в две стороны и заткнувшую в нежелании слушать и слышать уши. Стоящую надо всеми остальными.
Это самый страшный из пороков современности, в первую очередь из-за него в мире ежесекундно множится количество горя, страданий, смертей, катастроф. И этот грех мы плодим каждым своим шагом, нередко даже не замечая этого. Кто он?
Но сперва о другом. Интересно, что считалось самым страшным прегрешением в прошлом. В «Божественной комедии» на последнем круге Ада, по пояс в ледяное озеро Коцит вмурован Люцифер. В руках у него — Кассий, Брут и Иуда — предатели. Понятно, что Данте, чудесным образом совместивший в себе средневековое и ренессансное мировидение, не мог пройти мимо этого преступления, на котором основана история христианства.
В 30-е годы прошлого столетия в «Мастере и Маргарите» Воланд называет самым страшным человеческим пороком трусость. Именно она, как нам теперь известно из истории, повлекла за собой сотни тысяч человеческих жертв. Трусость встать, трусость признаться, трусость отвечать, трусость говорить… И на этом зиждется ответ на хрестоматийный вопрос о Мастере, заслужившем «покой», а не «свет». Предательство из-за трусости и малодушия, потеря великого таланта оборачивается невозможностью попасть после смерти «в свет», обрекая его на «вечный приют», где ничто не происходит, ничто не движется и не живет.
Интересно, что люди со временем совсем по-другому расставляют акценты в окружающей жизни. Сегодня главный порок другой. И прозорливость Михаила Шемякина, точность его «попадания в точку» сегодня трудно переоценить. Наряду с карикатурными (в высоком смысле!) ужасами, в центр он ставит самый страшный порок современности — Равнодушие. Оно слепо, оно глухо, мира вокруг него нет.
«Хата с краю», «дело сторона», «без меня разберутся», «пройти мимо», «думать о себе» — эти словосочетания сегодня регламентируют все поведение людей. «Следи за собой, будь осторожен…» Занятие, не приносящее денег, смешно. Поступок А. Д. Сахарова, в одиночку выступившего когда-то против начала афганской войны — поступок чудака. (Да, черт побери, он знал, что его голос никто не услышит, что это бесполезно, но поднять лицемерную руку «за» было выше его сил). Мы не можем что-то сделать просто так, сделать доброе дело, не рассчитывая на отдачу, на дивиденд — это нелогично, непривычно, не принято, не… Мы, не задумываясь, говорим: «Все нормально», забывая, что синонимы «нормальности» — это никак, обыденно, серо, стандартно, безлико. Общество нормальных людей — это страшно.
Толпой угрюмою и скоро позабытой,
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Все можно остановить: Войну, Проституцию, Эксплуатацию детского труда, Лжеученость, Наркоманию…
Равнодушие — это не диагноз перед начинающимся лечением. Это заключение патологоанатома.