Гротески: Шизоанализ Акуджавы.
Однажды один местный консервативный революционер и демиург с Маяковки, написал памфлет, обесценивающий поэта-песенника Булата Окуджаву. В кураже автор решительно отказывал объекту Окуджава в собственной онтологии, представляя читателю его существование как гниение DAS MAN в образе советской пенсионной интеллигенции, собранной в фойе фабричного профилактория для следования строем на зарядку и клизмование. И мы некритично воспринимали топорные символы в его тексте, который был пошло-прямолинеен, и связывали их с героем песни "Про Акуджаву", хотя в названии Миша уже поставил камень, чтобы слушатель споткнулся и отошел от буквалистского понимания. Это осталось совсем незамеченным.
Лишь "тревожное подозрение" на присутствие "тайны бытия" не давало нам полностью обесценить творчество Окуджавы, которое вовсе не слабоумно, но лишь невесомо, ведь падающему в Бездну совсем не нужна тяжесть. Поэтому хеппенинг Окуджава-party реализованный бывшими членами Национал-Большевистской Party и их последом в виде евразийского партактива не был абюзным для объекта "Окуджава". И стал вторжением невидимого существа в русскую вещь как ответ на ее ритуальный зов из подвала многоэтажки на севере Москвы.
Траектория тайного прыжка Окуджавы в Бытие была расшифрована расовыми жидами в альбоме Bulat Blues.
След его неожиданного преступного побега особенно отчетливо виден в воспевании Трех Сестер - Секса, Наркотиков и Рок-н-ролла и матери их Писточки Софии.
Как известно, "все что приближается к истине - выворачивается наизнанку", и денотатом, на которого указывает текст Миши Елизарова оказался сам постаревший Саша по-прозвищу Гитарист. Хотя и считается, что денотата - нет! Но блуждания на край ночи по московским бульварам, околокремля и Курского вокзала, с визгом эякулирующей вебки декламирую "Убивать-убивать-убивать - In Hoc Signo Vinces" - весь этот мрак осветился вспышкой шизофренического распада его темных логосов и ноомахий, обесцененных одним махом, рассыпавшихся в квартире сталинского дома на Садовом кольце, ударив об стену горохом.
То были его яйца мира, которые сразу закатились под плинтус и забились в щели напольной доски, где их окончательно втоптали в первоматерию ноги друзей семьи и прочей сволочи, ходивших испражняться в профессорский засанный ватерклозет.
Профессор истерично прорычал под собственный аккомпанемент старую формулу: у меня болит нога и ррррукааааа! Яйца мира открывались, издавая звук лопающегося поп-корна, нагретого в забрызганной жиром камере микроволновой печи. Возникшая онтология объекта "микроволны" в проецируемой имажинером длительности внезапно мощно дала диурну, как реакцию на смерть и время. Запахло жареным.
Во рту мочепойца ощутил полузабытый вкус золотого дождя черного посвящения в Орден СС. Инициация Акуджавы открыла клопу дорогу к метафизической реализации существа в момент переворота мира. Это был акт воли к власти - торжества над православием.
Акуджава с детства был горбатым,
Согнутым в (!) ДУГУ, как эмбрион.
Акуджава бегал по Арбату,
На горбу таскал аккордеон.
По Арбату бегал он когда-то
И играл для публики шансон(!).
А за ним влачились виновато
Штрипки его стареньких кальсон.
Да-да-да, а за ним влачились виновато
Штрипки его стареньких кальсон.
Акуджава был антисемитом.
Не желая этого скрывать,
Говорил, что нужно динамитом
Всех евреев на хуй подорвать.
Да-да-да, этим тем же самым динамитом
Всех чеченцев надо подорвать.
В песнях клеветал он на державу,
Воспевал фашизм и Гитлера.
Вскоре повязали Акуджаву
На Арбате злые опера.
Да-да-да, вскоре повязали Акуджаву
На Арбате злые опера.
Десять лет он чалился на зоне
Пел про муравья и Колыму.
Мусора и все воры в законе
Сообща вздыхали по нему.
Он в бараке поживал приятно:
Жрал баланду, выпивал чифирь,
За стихи давал ему бесплатно
Пидарас по прозвищу Эсфирь.
Да-да-да, за стихи давал ему бесплатно
Пидарас по прозвищу Эсфирь.
Десять лет как муха пролетели.
На Арбате снова наш Булат:
На его сухом горбатом теле
Маечка и зековский бушлат.
Да-да-да, на его сухом горбатом теле
Маечка и зековский бушлат.
Снова он гуляет по Арбату,
Снова разливается шансон,
А за ним влачатся виновато
Штрипки его стареньких кальсон.
Да-да-да, а за ним влачатся виновато
Штрипки его стареньких кальсон.
Этот текст состоит из ассиметричных знаков, проявленных в судьбе Гитариста.
Донесение от гитариста-эзотерика. Внезапно подтверждает интуиции.
«Дугинские нары»
«Александр Дугин — одна из самых сильных и оголтелых фигур нашего времени. Вот и песня в жанре альтернативной истории. Сегодня парадоксальным образом евразийство отчасти победило и стало политическим мейнстримом, хотя все 90-е оно было на обочине. А если бы все повернулось иначе и либералы пришли к власти, то Дугин по-любому получил бы срок и умер на киче. В телеге моей героического эпоса и юмора примерно напополам, ловите свое».
Предостережение от Каждана: тот, кто убьет Хакамаду - сам становится Хакамадой.