Гептамерон. Продолжение.

Естественно, что мы были ошарашены таким безрассудным поведением младшего лейтенанта, но вскоре подоспело объяснение. Оказывается, по дороге, ведущей в сторону Чарны-Ляса, частью сидя на подводах, а частью пешим строем, двигался рутенийский отряд, который тоже осуществлял преследование мазовейских партизан. Рутенийцы оказией захватили три крестьянские подводы, на которые они наткнулись по совершеннейшей случайности, когда прочесывали местность в рамках противопартизанской борьбы и поддержания порядка на вверенном им участке. Подводы были набиты доверху всякими съестными припасами, спрятанными под соломой: домашним хлебом, обернутым рушниками, картофелем, луком, вареными яйцами, жареными цыплятами в глиняных плошках, даже самогонкой в больших четвертинных бутылках. А в одной из подвод был спрятаны бутылочки с иодом, самодельные бинты, вязаные носки, портянки и свежестираное исподнее белье. При допросе подводчиков выяснилось, что направлялись они к перекрестку дорог, который располагался в пяти километрах от этого места. Отряд сопроводил подводы до места встречи, оставив их в качестве наживки, а сам устроил засаду в ближайшем перелеске. Возницам приставили стволы к головам и убедительно попросили, чтобы они ничем не выдавали присутствие отряда, вели себя естественно и не нервничали. Что они, возницы, должны встретиться с партизанами и поехать вместе с ними туда, куда те им укажут. И, само собой, возницам от души намяли бока, чтобы они душой и телом осознали всю серьезность ситуации. Возницы кряхтели, крестились, кланялись и уверяли командира рутенийского отряда: «Розумием, ваше-бродие. Не звольте турбуватися». Не прошло и получаса, как показались двое конных; они неторопливо подъехали к подводам, спешились, и, держа коней за уздцы, подошли к первой подводе. За плечами у них висели короткие карабины. Один из них был еще совершенно молодым парнем, второй же был намного старше своего напарника. Они о чем-то долго разговаривали с первым подводчиком, видимо, вызнавая последние новости, предложили ему закурить, но тот отказался, и чем дольше бандиты вели с ним беседу, тем больше напрягался возница. Он начал нервничать и оглядываться, теребя поводья и постоянно отвечая невпопад, затем положил поводья себе на колени, снял свой соломенный капелюх и рукавом вытер изрядно выступивший на лбу пот. Руки его заметно дрожали, поэтому трясся и капелюх, который он мял в левой руке. Мазовейские бандиты, естественно, заметили эту его напряженность и сами стали осторожно озираться и поглядывать в сторону леса. Один из них, тот, что был моложе, видимо, все-таки заметил что-то подозрительное и, крикнув вознице: «Курва!», мигом вскочил на своего коня. За ним поспешил забраться в седло и пожилой мазовеец. Но командир рутенийцев опередил его, громко рявкнув: «Огонь!» Началась стрельба. Молодой бандит, не успевший развернуть своего коня, повалился вместе с ним набок; они оба упали перед лошадью первой подводы, которая в ужасе отпрянула назад, словно желая выскочить из оглоблей, но опутанная подпругой, не смогла вырваться на свободу; старший товарищ молодого бандита, сраженный в спину пятью пулями, грузно рухнул на землю, видимо, он мало что успел понять перед своей смертью; к сожалению, огонь задел и его коня - ноги жеребца подломились, и он свалился рядом со своим хозяином.