Пост 28.04.2025
Я — бывший молодой учёный, мне 30 лет. Ушёл из научной организации, в которой, несмотря на выполнение всех требований, я не смог защитить докторскую диссертацию.
В этой организации мне хорошо платили, и я ценю это. Однако возникла системная проблема — отсутствие внятной поддержки научной деятельности и неприемлемые условия труда.
Слышал намёки, что моя активность воспринимается слишком амбициозно для молодого специалиста.
Меня не раз ставили в пример, что «за мной не стоит сообщества» («вот, за ним, за тем, ведь три академика стояли, а за тобой ведь – никого!»), что мне нужно «научиться общаться».
В течение нескольких лет моя диссертация оставалась без движения, что тормозило мой профессиональный рост. Понимание того, что продолжение работы в таких условиях приведёт к застою, стало решающим фактором в моём уходе. Несмотря на трудности, я принял на себя ответственность за своё развитие и сделал шаг вперёд. Этот опыт укрепил мою убеждённость в важности системной поддержки в науке и научного руководства, которое действительно ведёт, а не блокирует.
Я был стобалльником ЕГЭ по химии, потомственный химик в третьем поколении, закончил химический лицей. Золотой медалист Всероссийской и Международной Менделеевской олимпиад школьников. Получал благодарности за победы от Мэра Москвы, Префекта округа, Министра образования и науки РФ и Республики Казахстан (где проходила олимпиада), декана химфака МГУ.
Я закончил университет-«Менделавку», кандидат химических наук, защитился экстерном в возрасте 24 лет, и выиграл научный грант на сумму 1 миллион рублей, успешно выполнив его. Больше ни разу после этого гранты не выигрывал, за пять лет, практически.
Любопытно было читать рецензии анонимных экспертов: одни утверждали, что работа хорошая и статьи солидные, другие – наоборот.
Так где же истина? "Истина – где-то там..."
Да, я понимаю. Вот я её и искал, эту истину, но не среди инопланетян, а пол-жизни работая в лабораториях, скорее напоминающих чуланы, с громкими названиями.
В заключениях на мои грантовые заявки указывалось, что мне не хватило «нескольких баллов», что работы и коллектив в целом хорошие, но из-за высокой конкуренции вынуждены отказать в пользу других. Это отражает проблему недостаточной объективности в оценке, где иногда решающую роль играет не столько объективные критерии, сколько мнение авторитетных личностей, которое может не всегда быть подкреплено реальными данными.
Нет, вы меня своим авторитетом не задавите.
Занимаясь наукой, я самостоятельно организовывал своё время: ставил эксперименты в лаборатории и оформлял результаты в научные статьи дома. Мой научный руководитель либо отсутствовал, либо выполнял лишь формальные функции. Консультировала меня по химии моя бабушка. Она была профессором, доктор химических наук.
Моя бабушка – это великий и стойкий человек, слишком рано ушедший из жизни. Она же и передала мне знания и подкинула идеи для тематики работы. В моей семье учёных готовили и занимались со мной химией с самого детства.
Рецензентов на статьи подбирали издательства, а я сам определял цели и задачи исследований, лишь изредка советуясь с назначенным формальным руководителем.
Моё научное сообщество включает десятки соавторов, с рядом которых мы проводили совместные исследования. В целом, я с ними написал и опубликовал порядка сотни научных работ, включая более сорока оригинальных научных статей, опубликованных как в отечественных, так и международных издательствах, а также обзоры и монографии, включая единоличные работы на английском языке, опубликованные в Оксфорде. Одна из работ выбрана издательством и опубликована на обложке номера научного журнала, безвозмездно.
Это крупнейшие, известные, высокоцитируемые издания, входящие в отечественные и международные библиотеки и базы данных, а не какие-то «однодневки». Названия этих журналов и издательств известны всем уважающим себя химикам-органикам. И даже чисто функционерам, тоже известны.
Как я выбирал, где опубликоваться, куда направить очередную свою работу? Я выбирал не исходя из критериев «моды и трендов», а смотря из тех книг и проверенных источников, по которым я учился с самых школьных лет, и которые, я уверен, заслуживали искреннего уважения. Я читал учебники и монографии по химии, потом выборочно статьи из списка литературы. Вот в эти-то журналы я и направлял свои работы.
По своему содержанию, мои работы – это неплохие фундаментальные исследования, некоторые из которых носят и прикладной характер. Они новые и актуальные. Там нет плагиата, вранья, или никому не нужных результатов. Может, это не всегда «кричащая попса», но это, несомненно, серьёзный вклад в дисциплину.
Я горжусь своими работами – это действительно ценный вклад в ту область знаний, специалистом в которой я являюсь. Вполне признанным и состоявшимся, реализовавшимся как современный учёный.
И работы мои, несмотря на упрёки руководства в недостаточном уровне цитирований и якобы «чрезмерное самоцитирование», всё же цитируются другими учёными.
Я также получил патент за одно из своих изобретений.
Мой научный вклад открыто представлен большим количеством тезисов конференций, а также регулярной публикацией статей — по одной или более в месяц в течение нескольких лет подряд.
Каждая из этих работ была написана лично мной, и это серьёзная продуктивность. Моё время в лаборатории часто проходило без перерывов на обед, с утра до вечера, в режиме настоящей трудоголии. В выходные дни я занимался оформлением и доводкой своих исследований до идеала. Я был напряжён, как натянутая струна. Это был сложный процесс с химическими веществами, с которыми нужно обращаться очень осторожно!
Порядка десятка моих работ выполнены полностью самостоятельно и единолично, без соавторства. Все они были опубликованы, а некоторые из них содержат благодарности. Одну из работ успешно продают за значительную сумму (14+ тысяч долларов, напечатано в Оксфорде) в составе многотомного издания, одного крупного издательства, где также указана моя краткая биография. Это солидная и известная работа, которую, будьте уверены покупают, а не просто «стоит на полке».
Поэтому, будьте уверены, я ни в коем случае не «купил себе золотую медаль в пешеходном переходе». Я заслужил то, что имею. И конечно, и того, чего не достиг, тоже. И в этом и моя ответственность.
Диссертация и проблемы с документами.
Моя докторская диссертация и заявления на выдачу заключения "терялись" на протяжении полутора лет — и не единожды, несмотря на поданные обращения: электронные, официальные бумажные и даже публичные.
Я неоднократно направлял свою работу и авторефераты по электронным адресам и в разные институты, с надеждой на конструктивное рассмотрение. Однако мне не раз намекали, что работы учёных, не достигших 30 лет, не рассматриваются, несмотря на отсутствие официальных правил, ограничивающих возрастную планку.
Это заставило меня задуматься, что «негласные» правила играют свою роль. Я был уверен, что с ростом в должности, если мне удастся дослужиться до позиции директора, ситуация изменится. Однако на практике оказалось, что изменения возможны только в случае готовности самой системы и людей к трансформациям.
После этого я понял, что не хочу продолжать работать в такой среде.
Во время заседания учёного совета я официально докладывал свою работу около часа, с визуальной презентацией. Слыша смешки, доносящиеся из зала, положил распечатанные толстенную диссертацию и заявление с просьбой о выдаче письменного заключения по этой работе на стол в центре зала, чтобы подчеркнуть значимость этого шага. В ответ прозвучало замечание академика о недостаточной структуре работы. Однако, когда я попросил оформить замечание письменно, мне было отказано с формулировкой: «Мы такими вопросами не занимаемся».
Видимо, занимаются только такими ответами. Этот опыт отражает более широкую проблему, которую я наблюдаю в академической среде, где зачастую присутствует давление и подавление инициатив. Проблемы, с которыми сталкивался я, имеют исторические корни — например, известный случай с Менделеевым, который не был принят в Академию наук, несмотря на его достижения и желание, а Ломоносов, как известно, часто вступал в жёсткие споры с академиками и критиковал их, что влекло за собой наказания.
Согласно закону, заключение должно быть выдано в течение трёх месяцев. Однако мои заявления не были зарегистрированы в канцелярии, что лишает меня возможности подать жалобу в прокуратуру. Ответственность растворяется в бюрократических процедурах, и реальное воздействие на процесс сводится к минимуму. Нет подписи - нет номера - нет ответственности.
Бюрократия — это не просто бумажная волокита. Это искусство создания препятствий там, где нужна помощь. Бюрократия улыбается и говорит: "Мы вас защитим". И тут же ставит перед вами стену согласований, актов, проверок и ожиданий.
"Ваши права не нарушены," — скажут они, — "Только вы больше не можете действовать."
Бюрократия умеет превращать реальную жизнь в имитацию.
Она защищает формы — но не людей.
Она охраняет отчёты — но не смыслы.
Я консультировался с юристами и потратил значительные средства, чтобы разобраться в своей ситуации, обращался даже в приёмную Президента. Однако, когда я уволился, мне ответили с места работы, что «не получали вашу работу официально, поэтому не могли дать заключение». И это после почти полутора лет обращений, перепечатывания и предоставления повторных экземпляров диссертации и заявлений в электронном и печатном виде большому количеству лиц, и даже публично.
Позже я получил отрицательное заключение с явными нарушениями, после чего подал в суд. Отмечу, что в заключении по диссертации не был явно указан вклад моих научных статей, несмотря на требования законодательства, а о работе в целом было написано, что «она не несёт существенной новизны и носит рутинный характер».
Интересно, а как же тогда у меня приняли в печать такое множество разных, оригинальных работ, причём в достаточно известных, цитируемых, отечественных, международных журналах? У меня есть и вышедшие обзоры, и монографии, в которых обобщены и мои разработки, и работы коллег. Я выступал на множестве конференций.
Практически вся диссертация, так или иначе, уже была опубликована по частям, а целостная работа – это просто компиляция того, что уже напечатано. Критика касалась также и прикладного значения моих разработок, несмотря на наличие действующего патента. Я не увидел и печати.
Суд не принял дело в производство, несмотря на то что все документы были подготовлены совместно с юристами. Оказавшись в этой ситуации, я столкнулся с дополнительными трудностями, так как, к примеру, видеонаблюдение в организации в основном отсутствовало, и любые попытки собрать доказательства могли быть восприняты как нарушение законов о персональных данных.
Я осознал, что борьба за правду в данной ситуации скорее превращается в борьбу за документы, где сама суть истины постепенно теряется.
После увольнения я столкнулся с проблемами со здоровьем, что побудило меня переосмыслить свой опыт работы в этом учреждении.
Противоречия в трудовом договоре.
Размер моей заработной платы варьировался от 400 тысяч рублей за публикацию статьи до 6 тысяч в следующий месяц. Несмотря на официальное оформление выплат, такие колебания создавали серьёзные финансовые трудности. Мой трудовой договор был оформлен на низкую зарплату да ещё и на полставки, ниже прожиточного минимума, что создаёт возможности для контроля подчинённых.
Накидывание премий сверху стало нормой. Конечно, кто бы жаловался – я неплохо зарабатывал – мне платили за факт вышедшей публикации, и я ценю это. Отмечу, что за публикации в нашей стране мне и всем остальным платили меньше, чем за западные.
Многие мои друзья уехали за границу. Некоторые из них работали в закрытых тематиках — и мне до сих пор непонятно, как их вообще выпустили. Я остался. Моя тематика не была закрытой.
Меня назначили материально ответственным за рабочее место, которое представляло собой фактически небольшое складское помещение. За одиннадцать лет работы перевод на другое место так и не был оформлен, несмотря на все мои официальные запросы. Именно там и были поставлены все эксперименты, подготовлены все научные статьи.
11 лет... Все эти годы я работал в научной среде, где условия часто не соответствовали минимальным стандартам безопасности и гигиены: тараканы в лабораториях, битая посуда, арматура и разлитая ртуть на полу, которая осталась не убранной с формулировкой «сами заберите», а также поврежденные, дырявые двери. Мои «родственные связи химика в третьем поколении» не помогли мне получить комфортные условия для работы. Я не был «мажором» или «золотым мальчиком» в этом контексте, и на собственном опыте столкнулся с множеством сложностей.
Почему я оставался работать в таких условиях? Потому что считал, что это правильный выбор. Мне платили, а без работы, без карьеры - думал, как остаться? На все мои запросы руководство отвечало: «Все так работают, посмотрите на коллег».
Казалось, это должно было объяснить ситуацию, но так ли это на самом деле?
Приходилось заниматься ремонтом своими силами: красил стены, из которых выпадали кирпичи, устанавливал жалюзи. Слесари, которые должны были делать это бесплатно, взимали плату за простое сверление дыр в стенах. Я убирал устаревшее оборудование, битую плитку, чинил вытяжку, разбирался с неподписанными реактивами, что, конечно, не входило в мои обязанности. Вместо того чтобы сосредоточиться на научной работе, я решал проблемы, связанные с безопасностью в лаборатории.
Инфраструктура требовала срочной модернизации, но бюрократические согласования постоянно затягивали процессы.
Проблемы с канализацией случались регулярно, их решение тормозилось административными согласованиями. В одном из эпизодов после серьёзного потопа именно мне были направлены вопросы ответственности. А один раз, наоборот, на мою тягу сверху полилась вода от соседей - хорошо, успел убрать реактивы, иначе возможен печальный исход. Поднялся к ним, вижу, всё залито, убирают как могут - та же проблема, что и у меня: ветхая канализация.
И ведь стены трескаются не от старости. Они трескаются вместе с моралью, которая больше никого не держит.
Материалы, которые я закупал за собственные средства (отдельные приборы стоили до 250 тысяч), в итоге поставили на баланс учреждения, ещё до моего ухода.
Для доступа к необходимому оборудованию мне часто приходилось платить из своего кармана. Всё было официально: приборное время стоило денег. Молодым ученым зачастую не хватало необходимых реактивов, или же предлагались старые, советские образцы (и за это ещё нужно было благодарить).
Мы с коллегами неоднократно обращались в другие институты, платили за услуги и просили, чтобы они сделали необходимые аналитические анализы, работая в условиях, которые порой казались абсурдными. Иногда мне казалось, что вся эта система работает по принципу «вынь пальчик из...», и ответ, который ты получаешь, мало что решает.
Публикационная политика тоже вызывала вопросы. Администрация настаивала на публикациях в зарубежных журналах — что с одной стороны соответствовало мировым стандартам, а с другой — никак не учитывало реальное положение отечественной науки.
За зарубежные статьи платили больше, чем за отечественные, порой в многократном размере. Массовый отток специалистов за границу становился закономерностью, а не случайностью.
Я принимал решение остаться, но с каждым годом осознавал, что меня оттягивает не только система, но и собственные ожидания.
Самая незаметная потеря — это годы, украденные ожиданием, согласованиями, верой в победу истины и борьбой за право делать свою работу. А ещё, я облысел😀 Это те самые годы, которые я, возможно, потратил бы на настоящее научное творчество, если бы не был занят борьбой с бюрократией, системными барьерами и ложными надеждами.
Публикация открытых отчётов о распределении грантов, обеспечение равного доступа к оборудованию и реактивам.
Оптимизация бюрократических процессов.
Упрощение процедур публикаций, защиты диссертаций, доступа к научным ресурсам.
Регулярные ремонты, улучшение работы технических служб, создание нормальных рабочих мест.
Защита интеллектуальной собственности.
Чёткие механизмы оформления авторства, чтобы сотрудники сохраняли права на свои разработки.
Прозрачная система наставничества, грантов и возможностей карьерного роста внутри страны.
Наука остаётся важнейшей опорой будущего. Но без реформ талантливые люди либо уезжают, либо уходят из профессии.
В системе много говорится о «свободе», но на практике всё сводится к имитации свободы. Нет культуры диалога, нет уважения к человеку. Такая среда не развивает — она поощряет страх, зависимость и выгорание.
Там, где ответственность становится имитацией, рушится всё — от стен до смыслов.
Когда закон работает выборочно, он перестаёт быть защитой.
Процитирую Роберта Шекли, «Статус-Цивилизация»:
«Мы проследим, чтобы ваши права были соблюдены — живым вы будете или мёртвым. Мы защищаем права жертв. Но мы защищаем права, а не самих жертв. Ваши права не нарушены».
У меня зрелая самооценка и ясные границы.
Ясное понимание своей ответственности — и чужой тоже.
Я не сотрудничаю с организациями, где руководство или члены нарушают базовые этические и правовые нормы. Где стены… стены трескаются вместе с принципами. С кем поведёшься — от того и наберёшься. Но я не борюсь с ними. Я просто больше не трачу на них свою жизнь. Без них мне живётся свободнее.
После описанных событий у меня был тяжёлый период депрессии.
Я искренне усомнился в реальности происходящего и даже начал сомневаться в собственном восприятии. Газлайтинг, бюрократия и манипуляции в этом театре абсурда били через край – думал, неужели всё это не привиделось.
В моей оранжерее живут лавр, корица шести сортов, кардамон, ладан, моринга, грейпфруты, лаймы, чай, кофе, пачули, шалфей и острые перцы.
Растения научили меня жить: видеть, как жизнь медленно развивается, меняется, уходит и возвращается.
Мне нравится наблюдать, как пробуждаются почки весной.
Весна и даже лето пройдут. Но мудрость – плод осени.
Я понял ценность времени, пространства и выбора.
Это и есть настоящее: жить так, как выбираешь сам, а не так, как диктуют другие.
Можно жить среди руин, но строить внутри себя сад.
Там, где трескаются стены, трескается и доверие.
Но вера — не в стены. Вера — в себя.
Я выбрал жить как дерево: медленно, упрямо и без спроса.
Текст написан подписчиком телеграм-канала "Тишина лабораторий" Сергеем Максимовичем Ивановым. Опубликовано в авторской редакции.
Если тоже хотите поделиться такой историей с читателями нашего канала, то пишите вот сюда: http://t.me/thevoprosybot?start=b7dz9
Всё полностью анонимно!