ОТЕЦ ПОБЕД — ДЕД ПОРАЖЕНИЙ. КИТАЙСКИЙ РЕВИЗИОНИЗМ.
Содержание
Часть I. Китай в XX веке и роль Мао.
Вместо предисловия
По сей день в леворадикальной среде присутствуют люди, именующие себя маоистами, использующие стратегию ведения боевых действий Мао Цзэдуна в народно-освободительной борьбе. Эти маоисты сражаются в странах, похожих по экономическому и политическому положению на Китай ХХ века, то есть тех, где присутствует колониальная зависимость, преимущественно аграрная экономика и кустарное производство, для которых характерна бо́льшая или значительная доля сельских жителей по отношению к городским. Это, в первую очередь, Непал, Индия, Филиппины, Перу, Колумбия — информацию о роли маоистов в этих странах читатель сможет найти самостоятельно.
В то же время, не вполне ясна причина большого количества сторонников маоизма в промышленно развитых странах с прочным капитализмом. Возникает небезосновательное предположение, что движение таких «маоистов» попросту спонсируется заинтересованными восточными «социалистическими» друзьями, которые под красным знаменем ведут империалистическую политику. Им необходимо наращивание влияния там, куда простираются их интересы, чтобы в критический момент располагать средствами для действенного манёвра захватнического характера.
В целом же, маоизм является крайне противоречивым, отколовшимся от марксизма течением, представляющим собой скорее воплощение мелкобуржуазных чаяний меньшевиков и эсеров со вполне закономерным результатом, достигнутым ещё при жизни самого Мао. Далее мы кратко изучим некоторые из основных событий в Китае XX века и затем перейдём к вопросу о том, что такое Китай в нынешние дни.
Часть I. Китай в XX веке и роль Мао.
Начало прошлого века в Китае — это время народно-освободительной борьбы от колониального гнёта, буржуазно-демократическая, а затем социалистическая революция и последовавшая за ней отчаянная попытка строительства социализма Мао Цзэдуном. Китай в начале XX века был империей, управляемой династией Цинь. Раздираемый внутренними противоречиями, Китай в результате поражений в Опиумных войнах был вынужден подписывать невыгодные торговые сделки, фактически оказавшись в колониальной зависимости от Японии, Британии, Франции, России, Германии, США и др. Помимо этого, в Китае присутствовал и без того серьёзный внутренний кризис, проявлявшийся в чудовищном социальном неравенстве, перманентном голоде и технологической отсталости.
Все эти явления и закономерный подъём революционного движения стали причиной Синьхайской революции в 1911 г. Результатом её стало крушение Цинской династии, правившей с 1644 года, и основание Китайской Республики во главе с Сунь Ятсеном. Сунь Ятсен был революционером, основателем буржуазной партии Гоминьдан. Идеология партии имела фундамент, основывающийся на «Трёх народных принципах»: национализме (устранение иностранного влияния, восстановление китайского суверенитета), демократии (построение республики с народным участием в управлении) и народном благоденствии (экономические реформы для улучшения жизни крестьян и рабочих).
Следствием крушения монархии и провозглашением в одном из регионов республики стало обострение реакции — бывшая знать во главе с Юань Шикаем стремится вернуть свои привилегии, на долгие годы погружая Китай в перманентную гражданскую войну между милитаристскими кланами, поделившими между собой бóльшую часть территорий страны. Поскольку Китай всегда был лакомым кусочком для европейского и японского империализма, различные группировки подкармливались той или другой стороной.
Сунь Ятсен, понимая всю опасность возвращения экономической зависимости от европейских и азиатских хищников и превращения страны в раздробленные княжества вассалов мирового капитала, ищет союза с интернационалистами и СССР, для чего в 1923 году в Китай даже приезжает представитель Коминтерна для содействия проведению переговоров между Гоминьданом и КПК. Однако разрозненность китайских провинций, слабая концентрация капитала и рабочей силы не могли заложить основу перерастания буржуазной революции в революцию социалистическую — крестьяне и незначительные массы рабочих попросту не прочувствовали в полной мере капиталистической эксплуатации, КПК на начало 20-х годов не имела широкой поддержки в массах, а население предпочитало видеть причину своей нищеты в колониальном владычестве Японии и западных стран.
В общем, китайцы не видели причин для того, чтобы сознательно вести классовую борьбу. Не видел их и Сунь Ятсен, отвергнув установки Коминтерна на классовую борьбу и революционное решение аграрного вопроса, тем самым оставшись на позициях социального фразёрства и служения интересам отечественной буржуазии. После смерти Сунь Ятсена Гоминьдан фактически возглавил милитарист, ставленник германского империализма Чан Кайши и начал проводить жёсткую антикоммунистическую политику, приведшую к новой волне гражданской войны.
Мао Цзэдун в начале 20-х годов, как и многие интеллектуалы того времени, на фоне бесконечной гражданской войны и нищеты питал живой интерес к революционными событиями в России и Европе. Он принимал активное участие в студенческих движениях того времени, выступавших против монархии, колониального гнёта, будучи в поисках решений социальных и политических проблем страны. По некоторым сведениям, уже переехав в Пекин, Мао Цзэдун примыкает к марксистскому кружку Ли Дачжао, однако сам Мао нигде об этом не упоминает. В своих воспоминаниях, которые записывал американский журналист Эдгар Сноу, о том времени он говорит только следующее:
«Я читал тогда анархистские пропагандистские брошюры и находился под их сильным воздействием. Я часто обсуждал проблемы анархизма и возможность осуществления принципов этого учения в Китае со студентом Пекинского университета Чжу Цяньчжи [1]. Я тогда разделял многие положения анархизма».
«У меня прежде были различные немарксистские взгляды, марксизм я воспринял позже. Я немного изучил марксизм по книгам и сделал первые шаги в идеологическом перевоспитании, однако перевоспитание всё же главным образом происходило в ходе длительной классовой борьбы».
Официальные китайские источники утверждают, что Мао Цзэдун был основателем КПК, однако никаких документальных подтверждений или свидетельств этого не существует. В авторитетной книге Мао Мао «Мой отец Дэн Сяопин» указывается, что «Ли Дачжао, Чэнь Дусю и возглавляемые ими последователи идей коммунизма основали Коммунистическую партию Китая в июле 1921 года», никаких упоминаний Мао Цзэдуна там нет, зато по словам самого же Мао на II съезде КПК, проходившем в 1922 году, он отсутствовал, так как, по его словам, «позабыл название места, где должен был состояться съезд». На IV съезде он также отсутствовал, а в работе V участвовал, но без права голоса [2]. По другой информации [3], Мао Цзэдун всё-таки принимал участие в первом съезде КПК и, вернувшись оттуда в Чань Ша, возглавил Хунаньское отделение КПК, а от участия во втором съезде он был отстранён по причине крайней неэффективности организации рабочих и вербовки новых членов партии [4].
При всей противоречивости данных сведений и отсутствии каких-либо сохранившихся документов, возможности установить истину не представляется, однако можно сделать вывод, что на первых этапах становления КПК Мао Цзэдун не принимал в нём решающей роли. Однако доподлинно известно, что в 1923 году Мао Цзэдун опубликовал в журнале «Сяндао», органе ЦК КПК, свою статью «Переворот в Пекине и торговцы» [5], в которой есть следующий примечательный отрывок:
«Нынешние политические проблемы в Китае сводятся просто к одной проблеме национальной революции, а не к другим проблемам. Силами народа свергнуть милитаристов и иностранных империалистов, помогающих милитаристам совершать преступления, — такова историческая миссия китайского народа. Эта революция — дело всей нации, а составляющие нацию торговцы (т. е. буржуазия — прим. ред.), рабочие, крестьяне, учащиеся, преподаватели и служащие — все равным образом должны смело взять на себя определённую часть революционной работы. Но в силу исторической необходимости и в свете нынешних фактов особенно актуальна и важна та работа, которую торговцы должны взять на себя в национальной революции, по сравнению с той работой, которую должна взять на себя остальная нация».
В рамках курса на сближение с Гоминьданом и общего колониального положения Китая данная позиция не просто оправдана, но и в крайней степени верна, ведь находясь в колониальном положении, под сапогом мировой буржуазии и японских милитаристов, не может быть и речи о пролетарской революции, которая на следующий же день будет кровавым образом подавлена. СССР, занятый гражданской войной и восстановлением после неё, вряд ли смог бы оказать серьёзную военную помощь молодой пролетарской республике, к тому же после Первой империалистической войны на международную арену выходят уже новые сильные игроки — Соединённые Штаты и Япония. Борьбу с таким потенциальным союзом отсталый Китай и только начавший восстанавливаться СССР могли бы уже не вытянуть. Однако данную мысль Мао следует запомнить, в дальнейшем мы сможем удостовериться, что это был не грамотный тактический манёвр, а убеждённость, пример «идеологии» как ложного сознания. Вместе с тем Мао Цзэдун продолжает двигаться вверх в партийной иерархии, несмотря на ряд предшествовавших поражений. После исключения из ЦК бывшего лидера партии Ли Лисаня позиции Мао, делавшего ставку на крестьянство, мелкую буржуазию и интеллигенцию, усиливаются. В период 1930–1931 годов будущий председатель расправляется с остатками авторитетных коммунистов, которые могут составить ему конкуренцию, в рамках вымышленного заговора агентов так называемого общества «АБ-туаней» — якобы антикоммунистического подполья в КПК [6].
Также неоспоримо влияние на будущего китайского лидера идей Сунь Ятсена. Его «три народных принципа» (национализм, народовластие, народное благоденствие) получили развитие в «Политической основе антияпонского единого национального фронта» Мао Цзэдуна. Напомним, что Сунь Ятсен придавал решающее значение в осуществлении социальной революции постепенному, эволюционному переходу к полному «господству общественной собственности китайского народа на путях укрепления классовой гармонии и предотвращения классовой борьбы» [7]. И в данном случае изначально стоявший на позиции классового примирения с буржуазией Сунь Ятсен оказывается гораздо честнее «Великого кормчего», много рассуждавшего о классовой борьбе, о поддержке крестьян и рабочих [8]. Эта двойственность особенно проявляется к середине тридцатых годов, когда марксисты в партии уже отодвинуты на второй план. В своей речи «Наша экономическая политика» Мао говорит:
«…Мы не только не препятствуем частнохозяйственной деятельности, но поощряем и стимулируем её, если частные предприниматели не нарушают законов, изданных правительством. Ведь развитие частного хозяйства необходимо сейчас в интересах государства и народа…»
Данный реверанс в сторону мелкой буржуазии был бы понятен в рамках советского НЭПа, который проводился под чутким надзором государства диктатуры пролетариата и в рамках отношений общественной собственности на крупнейшие средства производства, но здесь этих условий нет, а отношение Мао Дзедуна к диктатуре пролетариата видно из этой (и не только) цитаты:
«Что же такое новодемократическое конституционное правление? Это — диктатура союза нескольких революционных классов, направленная против национальных предателей и реакционеров. Некогда было сказано: “Есть еда — пусть едят все”. Я думаю, что этими словами можно образно охарактеризовать и новую демократию. Если верно, что “есть должны все”, то и власть не должна присваиваться одной партией, одной группой, одним классом». [9]
В начале антияпонской войны в 1937 году Мао Дзедун выдвигает идею т. н. «новой демократии» для объединения вокруг КПК всех патриотических сил в борьбе за национальное освобождение страны и создание «государства союза рабочих, крестьян и буржуазии», названного им «новой демократической республикой». Этот совершенно неприкрытый соглашательский шаг многие страдающие левизной любят ставить в упрёк Мао, и можно было бы покритиковать их за откровенную глупость — в такой промышленно неразвитой, практически аграрной стране как Китай для удержания своего влияния коммунистам необходима была опора на мелкобуржуазные классы, такие как крестьянство и слой различных мелких хозяйчиков. Когда с одной стороны грозит оккупация, уничтожение национальной идентичности, концентрационные лагеря, официальный запрет марксизма и зверские расправы над коммунистами (на что был способен милитаризм японских императорских дикарей — всем давно известно), а с другой — потенциальная гражданская война с наёмниками буржуазии, на которую сил уже могло не хватить, — выбирать союзников особенно не приходится.
Куда интереснее то, чем это объяснялось. Если Ленин открыто говорил, что союзы с мелкими предпринимателями, антиправительственно настроенной интеллигенцией носят лишь тактический характер и ясно отдавал себе отчёт в том, что в дальнейшем пути рабочего класса с ними не просто разойдутся, но неминуемо приведут их к столкновению, то Мао Цзэдун объяснял эти шаги некоей «китайской спецификой», говорил о необходимости «китаизации» марксизма [10]. Насчёт этого позже верно высказался Сталин:
«Вы говорите о каком-то китаизированном социализме, такого нет в природе. Нет социализма русского, английского, французского, немецкого, итальянского, как нет и китайского социализма. Есть один социализм марксистско-ленинский. Другое дело, что при построении социализма необходимо обязательно учитывать специфические особенности той или иной страны. Но социализм — это наука, обязательно имеющая, как и всякая наука, общие закономерности, и стоит лишь отойти от них, как построение социализма обречено на неизбежную неудачу». [11]
Если в устах Ленина заявления про союз классов звучали как ясно очерченный план с понятными последствиями, то маоистский «марксизм с (подставить нужное) спецификой» — это обычная левацкая пустышка, фраза, кривляние.
А что же буржуазия? Национальная буржуазия, естественно, поддержала КПК на занятых ею территориях и занималась тем, чем позволяла ситуация — накапливала капитал, присваивала себе то, что было отнято у оккупантов. Если перед началом войны в целом почти половина экономики принадлежала японским бизнесменам, то на момент окончания народной революции китайская национальная буржуазия владела почти 70% всех капиталов. Причём оставшееся было частью американских инвестиций — когда Германия прекратила связи с Гоминьданом, то, несмотря на провозглашаемую изоляционистскую политику, крупные американские промышленники продавили через своих лоббистов разрешение на военные и прочие кредиты, всяческую помощь для антифашистского сопротивления, благодаря которой в Китае активно начала развиваться промышленность, в первую очередь, военная. Примечательно, что именно в этот период (1941–1943 гг.) на фоне сосредоточения всех сил СССР на отражении фашистского вторжения, Мао Цзэдун начинает проводить политику «чжэнфэн» (приведение к общему стилю), в рамках которой от руководства партией окончательно отстраняются сторонники линии Коминтерна. [12]
Несмотря на соглашательские шаги, превращение местных советских органов власти в органы «народной демократии», в которые начали вступать все желающие, руководство КПК соблюдало свои договорённости с Гоминьданом весьма избирательно: превращение частей Красной Армии в части Национально-освободительной армии, подчиняющиеся буржуазному правительству, происходило только по южную сторону фронта. Оставшиеся на севере части и партизанские отряды руководствовались тактикой создания освобождённых районов, которые они создавали, выгоняя не столько японских агрессоров, сколько занимая территории, на которых в результате войны была подорвана власть Гоминьдана. Открытых столкновений с превосходящими силами японцев партизаны старались избегать, оставляя возможность Гоминьдану и императорской армии бить друг друга. Период войны 1940–1941 годов характеризуется накоплением военных сил КПК и обострением отношений с Гоминьданом, за счёт которого КПК наращивала ресурсы, по-прежнему избегая прямых столкновений с японцами, за исключением участия в одной операции в северных районах, направленной против коммуникаций и опорных пунктов агрессоров.
В конечном счёте Мао Дзедун и руководство КПК сделали правильный прогноз относительно судьбы Японии и военного блока Токио-Берлин-Рим, и к 1945 году, когда Советский Союз разгромил гитлеровскую Германию и обратил свой взор на юго-восточные границы с целью изгнать императорскую армию из Манчжурии, КПК скопило достаточно крупную силу для дальнейшей борьбы за власть.
После победы над Японией и изгнания оккупантов со своей земли, Гоминьдан и КПК вновь поднимают оружие друг против друга. Казалось бы, вот он — момент истины. Мао Цзэдун, особенно в последние годы войны, ловко уклонялся от генеральных сражений, берёг армию, предпочитал бить японцев силами партизан и тем самым скопил огромную мощь: решительным ударом можно было покончить и с Гоминьданом, и с буржуазно-помещичьим строем. С Гоминьданом в итоге так и произошло — измотанная, погрязшая в коррупции и мелочных склоках правительственная армия, в которой полным ходом шло политическое разложение, а в тылу царили нищета и беспощадная эксплуатация, не могла и не хотела воевать с девятисоттысячной армией КПК, и после нескольких успехов, достигнутых ценой огромных потерь, начала отступать и в итоге прекратила своё существование. А вот с буржуазным строем всё оказалось куда сложнее.
«В развитии КПК в годы национально-освободительной войны все сильнее ощущались отрицательные тенденции, возникавшие вследствие усиления влияния на политику партии националистических элементов. Широкое распространение приобрели военно-административные методы работы. Массовые объединения трудящихся — крестьянские, женские, молодёжные и другие — создавались обычно политорганами 8-й и Новой 4-й армий. Как отмечалось руководителями КПК, “необходимо было применять административные методы, чтобы развивать массовое движение сверху вниз, так как крестьяне были очень инертны и их можно было поднять только с помощью внешней силы”». [13]
Взяв в начале войны курс на максимальное расширение рядов партии, руководство КПК, по существу, отодвинуло на задний план классовые критерии, вовлекая в партию практически всех сторонников антияпонского сопротивления. Этот курс привёл к тому, что численность КПК за 1937–1940 гг. выросла в 20 раз — с 40 тыс. до 800 тыс. членов. 80–90% членов партии составляли крестьяне, 5–6% — представители сельской интеллигенции (в основном шэньши — выходцы из торговых и помещичьих слоёв, обычно привлекавшихся Гоминданом для работы в местных административных органах) и 4–6% — рабочие, главным образом занятые в небольших ремесленных и кустарных мастерских.
Такое расширение партии вело фактически к растворению коммунистических элементов в крайне разнородной мелкобуржуазной массе. Подавляющее большинство членов КПК было неграмотным. Политический уровень членов партии был также очень низким. Многие не понимали разницы между КПК и Гоминданом, не знали, каковы их цели. Кадровые работники партии, руководители партийных органов, как правило, были выходцами из мелкобуржуазной интеллигенции, из буржуазных и помещичьих семей. Подавляющее большинство их имело лишь смутные представления о марксизме. Они принесли с собой в партию груз мелкобуржуазных и даже феодальных представлений и идей.
На развитии КПК отрицательно сказывались последствия ослабления работы партии в городах в первой половине 30-х годов в результате известного спада рабочего движения и сектантских ошибок КПК по вопросам рабочего и профсоюзного движения. Вместе с тем в период советского движения основные силы партии концентрировались в Красной армии и советских районах, оторванных от главных промышленных центров.
В это время был приобретён значительный опыт работы с крестьянством, который затем применялся в годы войны против японских захватчиков. Японский оккупационный режим ещё более затруднил деятельность партии в городах. В то же время пополнение КПК в эти годы главным образом за счёт непролетарских элементов было связано с тем, что руководство КПК игнорировало значение работы партии в рабочем классе.
Коминтерн и марксистско-ленинские силы в КПК подчёркивали необходимость правильного соотношения работы партии в деревне и в городе, с тем чтобы обеспечить приток в партию пролетарских кадров, способных осуществить руководство борьбой крестьянства со стороны рабочего класса. Но руководители КПК выдвинули по этому вопросу свои особые установки:
«Работа в деревне, — писал Мао Цзэдун в 1939 г., — должна играть главенствующую роль в китайском революционном движении, а работа в городе — вспомогательную».
«Необходимо, — подчёркивал он, — подчинить работу в городе работе в деревне».
Это положение отразило ограниченность мелкобуржуазных революционеров, приспосабливающих свои концепции к задачам и условиям ближайшего момента, текущего этапа революции, но неспособных в отличие от пролетарских революционеров строить свою тактику с учётом последующей перспективы развития. [14]
Ставка на реакционные классы и фактическое размежевание с марксизмом-ленинизмом в 41–43 годах дадут свои плоды в будущем. Далее остаётся только догадываться, породило ли послевоенную политику КПК изначально ошибочное восприятие марксизма Мао Цзэдуном, или же просто личные амбиции и тщеславие (в отсутствии которых Мао нельзя было упрекнуть) толкнули его на сближение с буржуазией ради удержания власти. Накануне завершения войны Мао заверяет её:
«Некоторые выражают сомнение: не создадут ли коммунисты, как только они одержат верх, диктатуру пролетариата и однопартийную систему по примеру России? Мы отвечаем на это, что между новодемократическим государством союза нескольких демократических классов и социалистическим государством пролетарской диктатуры существует принципиальное различие. Конечно, отстаиваемый нами новодемократический строй создаётся под руководством пролетариата, под руководством коммунистической партии. Однако в Китае в течение всего периода новой демократии невозможен, а потому и не должен иметь места режим диктатуры одного класса и монопольного положения одной партии в правительстве. Мы не имеем никакого основания отказываться от сотрудничества с какой бы то ни было партией, общественной группой или отдельными лицами, если только они стоят на позициях сотрудничества с коммунистической партией и не занимают враждебной к ней позиции. <…> Историческое развитие Китая на современном этапе породит и соответствующий строй. В течение длительного времени в Китае будет существовать своеобразная форма государства и своеобразная форма организации власти, совершенно необходимая и закономерная для нас и в то же время отличная от строя в России, а именно новая демократия». [15]
Основной задачей этой рыхлой мультиклассовой власти являлось… построение национального капитализма, который якобы должен будет играть положительную роль в развитии экономики Китая:
«Почему мы называем нынешнюю революцию революцией буржуазно-демократической по своему характеру? Потому, что данная революция направлена не против буржуазии вообще, а против чужеземного национального гнёта и феодального гнёта внутри страны. Мероприятия этой революции направлены не на отмену частной собственности вообще, а на её охрану. В результате этой революции рабочий класс получит возможность, накопив силы, направить Китай на путь социалистического развития; однако в течение относительно длительного периода всё же будет в нужной мере развиваться и капитализм». [16]
«…Некоторые думают, что китайские коммунисты против развития личной инициативы, против развития частного капитала, против охраны частной собственности. В действительности это не так. Чужеземный национальный гнёт и феодальный гнёт внутри страны жестоко сковывают развитие личной инициативы китайцев, сковывают развитие частного капитала и разрушают достояние широких слоёв населения. Задача же новодемократического строя, установления которого мы добиваемся, именно в том и состоит, чтобы устранить эти оковы, положить конец этим разрушениям и обеспечить широким кругам китайцев возможность свободно развивать личную инициативу в обществе, свободно развивать частнокапиталистическое хозяйство, которое, однако, не должно «держать в своих руках жизнь народа», а должно приносить ему пользу, а также в том, чтобы обеспечить охрану всей частной собственности, приобретённой законным путём…» [17]
«…Некоторые не понимают, почему коммунисты не только не боятся развития капитализма, но, наоборот, при определённых условиях ратуют за это развитие. Наш ответ очень прост. Когда на смену гнёту иностранного империализма и собственного феодализма приходит некоторое развитие капитализма, это явление не только прогрессивное, но и неизбежное. Это выгодно не только буржуазии, от этого выигрывает также и пролетариат и, пожалуй, даже в большей мере, чем буржуазия. Современный Китай страдает от избытка иностранного империализма и собственного феодализма, а вовсе не от избытка отечественного капитализма. Наоборот, капитализма у нас слишком мало…» [18]
«…Новодемократическая революция ставит себе целью уничтожить лишь феодализм и монополистический капитализм, класс помещиков и бюрократическую буржуазию (крупную буржуазию), а не уничтожить капитализм вообще и не ликвидировать верхние слои мелкой буржуазии и среднюю буржуазию. Вследствие отсталости экономики Китая в течение длительного времени после победы революции во всей стране всё ещё будет необходимо допустить существование капиталистического сектора, представляемого многочисленными верхними слоями мелкой буржуазии и средней буржуазией…» [19]
Заметим, что уверенность в благотворном влиянии капиталистического уклада на государство и народ возникла у Мао Цзэдуна ещё в середине 30-х годов, в эпоху существования «освобождённых районов». Уже тогда, в своей речи «Наша экономическая политика» (январь 1934 г.) Мао заявлял:
«…Мы не только не препятствуем частнохозяйственной деятельности, но поощряем и стимулируем её, если частные предприниматели не нарушают законов, изданных правительством. Ведь развитие частного хозяйства необходимо сейчас в интересах государства и народа…»
Отрицая возможность, при определённой помощи социалистических стран, построения социализма без прохождения капиталистической стадии (как это произошло, например, в Монголии), Мао Цзэдун ни словом не обмолвился о том, насколько долго должно продолжаться развитие капитализма. Утверждая, что «…общие положения нашей новодемократической программы остаются неизменными на протяжении десятков лет, на протяжении всего этапа буржуазно-демократической революции…» [20], великий председатель фактически прокладывал путь буржуазным сторонникам «бесконечного китайского НЭПа», который всё никак не переходит в социализм. [21]
Таким образом КПК идёт по пути не обострения классовых противоречий, установления государственного контроля со стороны партии рабочих и крестьян над эксплуататорскими классами, а по пути их затушевывания, идеи о «мирном врастании кулака в социализм» под громкую фразу о необходимости такого контроля.
В 1949 году многолетняя гражданская война увенчалась победой Коммунистической партии. Была провозглашена Китайская Народная Республика, сформировано «новодемократическое» правительство, куда вошли не только коммунисты, но и представители мелкобуржуазных и буржуазных партий, провозгласившее курс на восстановление страны. В этом процессе основная роль как раз-таки была отведена национальной буржуазии, получившей карт-бланш на предпринимательскую деятельность. Период 1949–52 гг. стал подлинным расцветом китайского капитала: частное промышленное производство за эти годы выросло более чем в два раза, чему способствовало низкое налогообложение, а также прямая государственная помощь частному сектору в виде заказов, сырья, транспорта и кредитов Национального Банка.
Несмотря на то, что в 1949 году на основе экспроприированной у наиболее оголтелых реакционеров собственности был сформирован государственный сектор экономики, никаких социалистических черт он не имел и не мог иметь, поскольку распределение товаров, произведённых здесь, оставалось в руках капиталистов, которые получили возможность присвоения прибыли, получаемой через разницу оптовых и розничных цен. Таким образом, уже с первых лет своего существования государственный сектор функционировал как придаток капиталистической экономики, содействуя развитию и укреплению буржуазных позиций в высших эшелонах государственной власти. [22]
В период восстановления после войны национальная буржуазия только укрепляла свои экономические позиции. Возможности для её развития увеличились в результате изгнания из страны иностранного капитала, протекционистской политики правительства «новой демократии», долгожданной аграрной реформы. Внутренний рынок стремительно рос под влиянием частного капитала, однако вместе с капитализмом пришли и его неизбежные спутники — анархия в производстве, коррупция, воровство, накопление капитала и усиление эксплуатации. На фоне бурного экономического роста капиталистической экономики население стремительно нищало, и для предотвращения попыток рабочих взять власть на предприятиях КПК вместо того, чтобы возглавить пролетарскую революцию, начало проводить соглашательскую кампанию «ву фан» (борьба с пятью поганцами). Кампания против пяти поганцев предусматривала наказание и изъятие в государственную собственность капиталов коррупционеров, неплательщиков налогов, расхитителей государственной собственности, недобросовестных бизнесменов, некачественно выполнявших государственные заказы. В остальном власти официально полагались на «патриотизм» буржуазии и посредством усиления пропаганды взывали к честности, защите национальных интересов и солидаризации с рабочим классом.
Подобные кампании были, с одной стороны, мягко говоря, смехотворными: с учётом того, что в коррупционных преступлениях было уличено 80% (!) представителей госаппарата (то есть примерно 8 миллионов человек), получили наказание в виде тюремных сроков 10 тысяч человек и 52 приговорены к расстрелу. Кроме того, было арестовано 1,5 тысячи предпринимателей [23]. С другой же стороны кампания ву фан дала толчок к усилению частно-государственного сектора экономики и это привело к интересным результатам.
Государство в лице КПК не экспроприировало капиталы, а шло по пути сделки с буржуазией, основной целью которой было заполучить её поддержку. Бывший владелец капитала, как правило, оставался на зарплате руководителя предприятия, которое выкупалось у него по полной стоимости [24]. Что же будет, если поместить такие средства в банк — понятно любому марксисту. Естественно, что такая политика также не могла не способствовать стремительному росту теневого ростовщического капитала, а также нового витка коррупции и проникновения буржуазии в государственные органы. Хотя ей в общем-то никто и не препятствовал в этом — на VIII съезде КПК была предложена формулировка о том, что государственное устройство КНР является «одной из форм диктатуры пролетариата» с КПК, исполняющей руководящую роль. Однако среди членов КПК на момент 1956 года рабочие составляли только 7%, а в партийном аппарате их насчитывалось примерно 0,5%, остальные — это буржуазия, интеллигенция и крестьянство, поэтому утверждение о «диктатуре пролетариата», пусть даже в лице его партии, — это, мягко говоря, лукавство.
Закономерно с этого момента формируется и начинает стремительно усиливаться буржуазная фракция в КПК во главе с заместителем председателя Лю Шаоци [25] и генеральным секретарём Дэн Сяопином, сформировавшими кабинет министров исключительно из радикальных рыночников во главе с премьер-министром Чжоу Эньлаем. Она же под лозунгом борьбы со спекуляцией и перегибами на местах, якобы за сосредоточение капиталов в руках государственно-капиталистического сектора, начала планомерно уничтожать мелкие хозяйства и фирмы, которые за бесценок скупали крупные «государственные» капиталистические предприятия. Ничего не напоминает? Развивая своё наступление на рабочий класс, государственная буржуазия берёт под контроль профсоюзы — к 1956 году они превращаются в бюрократизированные органы, изолированные от масс. По мнению руководства профсоюзов, которым были, естественно, партийные бюрократы, они должны были заниматься только экономическими, а не политическими задачами пролетариата. В их задачи категорически не входила борьба за диктатуру пролетариата, развитие рабочего контроля и экспроприации у буржуазии. На VII съезде Всекитайской федерации профсоюзов в 1953 было сказано:
«Профсоюзы в условиях народно-демократической диктатуры должны считать улучшение производства своей центральной задачей и на этой основе постепенно улучшать материальную и культурную жизнь трудящихся». [26]
Позже, в 1962 году, Лю Шаоци, понимая, что «Великий Председатель», оставаясь красивой народной иконой, утрачивает свои позиции в партии и в госаппарате, выступает с открытой критикой провалившегося «Большого скачка» [27] и издаёт свои «Три свободы и одна гарантия» (которые способствовали развитию частных земельных участков, свободных рынков, независимого бухгалтерского учёта на малых предприятиях и квот на производство продукции для домохозяйств) и «Четыре свободы» (которые позволяли жителям сельской местности арендовать землю, давать деньги взаймы, нанимать наёмных работников и заниматься торговлей). Помимо этого, правое крыло в целях спасения экономики начинает с удвоенной силой продвигать реформы, способствующие усилению государственного капитализма — эксплуатация рабочих достигает невиданных масштабов, сворачиваются всякие выборные органы власти (собрания народных представителей), партийная бюрократия превращается в закрытую касту, разбитую на отраслевые и местные кланы, среди неё распространяется презрительное отношение к рабочему классу и даже запрет именовать себя «товарищ». В стране складывается оппозиция к курсу продолжавшего заниматься социальным фразёрством Мао Цзэдуна, как со стороны буржуазии (клика Лю-Дена), так и со стороны оставшихся на низовых должностях марксистов. Характерно, что даже секретарь Пекинского горкома Дэн То публично стал высмеивать «великое пустословие», рассуждения Мао о «ветре с Востока» и «ветре с Запада», «хвастовство», «амнезию», при которой теряется способность держать слово и выполнять обещания, предаются забвению друзья (вероятно, здесь речь шла об СССР) и их помощь [28]. До «Большого скачка» подобное поведение в партии было немыслимо, по всем признакам в стране постепенно складывалась революционная ситуация.
Поскольку группировка Мао на тот момент уже окончательно утратила связь с рабочим классом, если когда-либо её и имела, то в качестве новой опоры она выбрала руководство НОА [29] и их представителя Лин Бяо. Стараниями последнего армия была превращена в пропагандистскую машину религиозного поклонения «Великому кормчему». В ней для командного состава стало обязательным заучивание речей и статей Мао, а в солдатской среде массово распространялась «Маленькая красная книжица», содержавшая вырванные из контекста фразы вождя. Так левое крыло во главе с Мао Цзэдуном постепенно начало восстанавливать свои утраченные после «Большого скачка» позиции, хотя борьба за доминирование в центральном аппарате с каждым годом только усиливалась. А все действия группировки Мао говорят именно о том, что основной их задачей были именно не преобразования в интересах трудящегося большинства, а узкоклановые интересы, желание остаться у руля.
С учётом ситуации в стране, левое и правое крыло КПК сходились в одном: необходимо было срочно принимать контрреволюционные меры. При поддержке Лю Шаоци и Лин Бяо, Мао Цзэдун в 1966 году инспирирует так называемую «Культурную революцию», которая основывалась на популизме и социальном фразёрстве, призывала покончить с «чёрными ревизионистами», реставрацией капитализма, потерявшей всякую совесть номенклатурой. Напомним, что любой контрреволюции, будь то контрреволюция фашистская или левацкая (а у читателя уже не должно вызывать сомнений то, что КПК — это партия именно левая, социал-демократическая, а никакая не большевистская), свойственны популизм, антикапиталистические лозунги, и она всегда носит характер погрома. Именно так и происходила маоистская «революция» — при том, что экономическая база буржуазии не затрагивалась совершенно, на своих местах даже остались 8 из 10 министров-рыночников, КПК на местах фактически прекратила своё существование, между кланами буржуазии и аппаратчиков началась война всех против всех.
Ударной силой в этой войне при материальной поддержке армии выступили студенты (хунвейбины, первый отряд которых был сформирован под руководством жены главы госбезопасности Кан Ши) и часть революционно настроенных молодых рабочих (дзаофани). Но поскольку, что свойственно левым, никакой чёткой идейной линии не было даже в рамках «Культурной революции» (был лишь набор абстрактных лозунгов Мао, его «Красная книжица» и лишённые конкретики напутствия «Группы по делам Культурной революции»), хунвейбины и дзаофани начали устраивать погромы партийных организаций и профсоюзов, чиновников, интеллигенции, просто отлавливали и избивали на улице людей, которые были «неправильно» одеты. Затем приступили к разрушению буддистских храмов, памятников и сжиганию «неправильной» литературы. Ну и поскольку, опять же, в данном мероприятии отсутствовал какой-либо идейный стержень, руководящая роль того или иного класса, а органы охраны правопорядка самоустранились, — очень быстро банды «революционной молодёжи, свободной от буржуазного влияния» стали попадать под влияние отдельных кланов государственной буржуазии и номенклатуры, сталкиваясь друг с другом уже с применением стрелкового вооружения и военной техники.
Видя, что в условиях буйства анархии и фактически разгоревшейся гражданской войны Китай стоит на пороге нового распада на удельные княжества номенклатуры, буржуазии и занятых хунвейбинами городов с полностью остановившейся социальной и промышленной инфраструктурой, Мао Цзэдун передал управление «революцией» военным. В кратчайшие сроки все банды хунвейбинов были разогнаны или арестованы, а в стране установлена временная военная диктатура.
Характерно то, что по окончании «Культурной революции» большинство разогнанных партаппаратчиков вернулось на свои должности. Даже разжалованный и изгнанный Дэн Сяопин был реабилитирован и вернулся на свой пост председателя Госсовета в 1972 году, ещё во время правления «банды четырёх» [30].
Окончательный срыв масок с ревизионистской группировки произошёл на IX съезде КПК в 1969 году, на котором отсутствовали выборные делегаты, а собралась только верхушка КПК. На этом, с позволения сказать, «съезде», помимо словесной шелухи об огромных «успехах» Культурной революции и «продолжении революции в условиях диктатуры пролетариата», произошли следующие знаменательные события:
1) Лин Бяо заявляет о главенстве «Мао Цзэдун сысян» (идей Мао Цзэдуна) в нарушение принятого на VIII съезде решения об исключении данного пункта из устава КПК и замены его формулировкой «главенство марксизма-ленинизма»;
2) В уставе КПК официально закрепляются «идеи Мао Цзэдуна» в качестве идеологической основы КПК;
3) В устав КПК вносится пункт о том, что Лин Бяо является преемником Мао Цзэдуна на посту председателя ЦК КПК;
4) Закрепляется положение о том, что вся полнота руководства партией, правительством и армией находится в руках Председателя ЦК, его заместителя и Постоянного комитета Политбюро ЦК.
5) Из устава убрано определение основных задач партии в области строительства социалистической экономики и культуры, неуклонного улучшения жизни народа, развития и совершенствования социалистической демократии, осуществления социалистической внешней политики КНР. Прежние развернутые положения о развитии внутрипартийной демократии, принципе коллективного руководства, недопустимости раскольнической, фракционной деятельности и действий, ставящих личность над коллективом, о необходимости борьбы против национализма и великодержавного шовинизма, против буржуазной и мелкобуржуазной идеологии были сняты. [31]
В целом, на этом можно было бы и закончить, поскольку лучшего приговора клике антимарксистов из КПК во главе с Мао Цзэдуном, пожалуй, не найти, однако картина будет неполной, если не показать, во что вылилась левая, социал-демократическая практика ревизионистов, доведённая до своего логического завершения.
Воинственные речи великодержавного шовиниста Лин Бяо, раскрывавшие его намерения о военной экспансии в СССР, Индию и в другие страны Азии, вооружённое противостояние с США — не увязывались с социал-демократической политикой Мао Цзэдуна по продолжению децентрализации экономики вплоть до передачи отдельных крупных предприятий в ведомство местных органов власти со ставкой на самое мелкое, едва ли не кустарное производство. Правая буржуазная группа Дэн Сяопина, напротив, настаивала на необходимости развития крупной промышленности и, как следствие, возникновении крупных государственных монополий, поглощающих все мелкие предприятия. В это же время, в 1970 году теплеют отношения между Мао Цзэдуном и США, между ними заключается направленное против СССР Шанхайское соглашение, кроме групповых политических трюков включившее в себя открытие китайской экономики для масштабных американских инвестиций и льготных условий для бизнеса и американских банков. В этой ситуации Лин Бяо готовит вооружённый захват власти, однако заговор раскрывается и при попытке к бегству из страны его самолёт оказывается сбит и «преемник» погибает.
Дальнейшее время, вплоть до смерти Мао в 1976 году, характеризуется кабинетной чехардой, вызванной противостоянием правой и левой группировки КПК (почти как в последние годы в СССР), новой попыткой слабеющей маоистской группировки устроить очередную «Культурную революцию», вызвавшей, однако, массовый протест среди населения, уставшего от бесконечного хозяйственно-экономического хаоса. Правое крыло в лице Дэн Сяопина, чувствуя близость своей победы, ещё при жизни Мао открыто заявляет о необходимости перехода на капиталистический путь развития. Затем происходят первые трагические события на площади Тяньаньмэнь: в связи со смертью почитаемого в народе Чжоу Эньлая власти пытались запретить траурные мероприятия, проводимые Независимым союзом студентов Пекина и Независимой ассоциацией пекинских рабочих; однако шествие началось стихийно и вылилось в антимаоистское выступление, по разным данным собравшее от ста тысяч до одного миллиона человек. Выступление закончилось резнёй, поскольку был отдан приказ о применении оружия. Затем Дэн Сяопин был обвинён в подстрекательстве демонстрантов и подготовке мятежа и снова снят со всех постов, однако не был арестован.
Окончательное поражение левой группировки и возвышение Дэн Сяопина наступило со смертью Мао Цзэдуна. Поскольку левое крыло не имело на тот момент уже никакой массовой поддержки какого-либо класса, а опиралось на партийные группировки и авторитет Мао, после его смерти оставшиеся верными его линии четыре соратника [32] были арестованы. Трое из них были приговорены к пожизненному заключению, один — к 20 годам тюрьмы.
Часть II. Современный Китай.
Книга нашего вождя и учителя Владимира Ильича Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма» проливает свет на экономическую основу того строя, к которому привели амбиции и левацкий авантюризм Мао Цзэдуна.
С конца 70-х годов Дэн Сяопин проводит либеральные реформы, направленные на создание условий развития частного капитала. В частности, проводится деколлективизация деревни, предпринимателям разрешается открытие бизнеса, страна полностью открывается для иностранных инвестиций. Однако значительная доля, особенно в крупной промышленности, остаётся за государственно-капиталистическим сектором. В период с 1980 по 1990 год проводится постепенная приватизация крупных предприятий.
Поскольку с государственным планированием было покончено, но оставались предприятия, находящиеся в ведении государства, для них пришлось замораживать цены. А так как расходы и доходы предприятия были фиксированными, разницу они могли использовать для социального обеспечения своих работников. Но когда доходы и расходы начали считать по рыночным ценам, эти предприятия оказались убыточными. До 2000 года их пытались поддерживать при помощи дотаций и кредитов, однако это породило только рост долгов предприятий. В 2000 году государственные заводы и фабрики начали массово закрываться и миллионы человек были выброшены на улицу.
При всём этом банда ренегатов во главе с Дэн Сяопином продолжала настаивать на том, что в Китае развитый социализм с некоторыми рыночными элементами. Однажды, когда новому вождю указали на это противоречие, он заявил: «Не важно какого цвета кошка, если она ловит мышей». Вот только вся разница заключается в том, в чьих интересах она этих мышей ловит — в интересах пролетариата или буржуазии. Само собой, рост числа миллионеров и растущий разрыв в доходах между капиталистами и рабочими был стремительным. К 2009 году, несмотря на мировой финансовый кризис, в Китае по официальным данным насчитывалось 130 долларовых миллиардеров, однако другие источники говорят, что это число могло быть вдвое больше, поскольку в Китае далеко не все бизнесмены публикуют свои доходы [33]. Для сравнения: на 2009 год в США было 359 миллиардеров. На сегодняшний день, по данным Центра исследования китайского общества при Пекинском университете, доход тысячи самых богатых жителей КНР в 234 раза больше дохода самых бедных. 1% самых богатых жителей владеет 33% всей собственности в стране, а 25% самых бедных — 1%.
Но это лишь верхушка айсберга. Как же устроена экономика Китая? Доля Китая в мировом экспорте товаров менялась следующим образом (%): 1983 г. — 1,0; 1993 г. — 2,5; 2003 г. — 5,9; 2017 г. — 13,2. Позиции США в эти годы постепенно ослабевали (%): 1983 г. — 11,2; 1993 г. — 12,6; 2003 г. — 9,5; 2017 г. — 9,0. Уже в 2009 году Китай вышел на первое место в мире по объёму товарного экспорта, обойдя Соединённые Штаты. В 2012 году Китай занял первое место по оборотам всей внешней торговли. Экспорт товаров предполагает захват рынков, экспорт капитала — захват экономик других стран. Первые решения по стимулированию экспорта капитала были приняты в КНР в начале 2000-х годов. Динамика экспорта капитала из Китая в виде прямых инвестиций выглядела следующим образом (млрд. долл.): 2002 г. — 2,7; 2005 г. — 12,3; 2010 г. — 68,8; 2012 г. — 87,8; 2013 г. — 107,8; 2014 г. — 123,1; 2015 г. — 145,7; 2016 г. — 196,2; 2017 г. — 124,6; 2018 г. — 129,8 (предварительная оценка). А вот как выглядит картина накопленных прямых инвестиций Китая за рубежом (на конец года, млрд. долл.): 2000 г. — 27,8; 2002 г. — 29,9; 2005 г. — 57,2; 2010 г. — 317,2; 2017 г. — 1.482,0; 2020 г. — 2.580,0. Как видим, в период 2002–2016 гг. наблюдался непрерывный и очень быстрый рост вывоза китайского капитала из страны. За 14 лет он увеличился в 72,7 раза; за это же время товарный экспорт вырос с 325,6 млрд. до 2.097 млрд. долл., т. е. в 6,44 раза. [34]
Основные признаки империализма — это торговая экспансия и вывоз капитала, концентрация капитала в руках монополий. В Китае есть и крупные частные монополии, и сильные государственные, фактически принадлежащие номенклатуре.
Но в своей работе Владимир Ильич подчёркивает — именно сращивание промышленного и банковского капитала, то есть возникновение финансового капитала и его вывоз характеризует империализм.
В Китае находятся 4 из 5 самых крупных в мире банков. Сумма активов банков на конец 2020 года составила 312,67 трлн. юаней, это 47,8 трлн. долларов (по курсу на тот же год). Из этой суммы на коммерческие банки приходилось 259 трлн. юаней. Фактически в Китае экономикой командует не компартия, а частные и государственные банки, к которым примыкают более мелкие. В руках четырёх самых крупных государственных банков находятся активы на 130 трлн. юаней, а это треть всей экономики, при том, что их собственный капитал не насчитывает и 10 трлн. Если они государственные, то вполне вероятно, что разделение это формальное, а на деле мы имеем контролирующего всё и вся финансового монополиста. Доля китайского капитала в странах Африки составляет примерно 1 трлн. долларов, в ОАЭ — 8,2 млрд. долларов, Гонконге — 7,9 млрд., Пакистане — 7,3 млрд., Индонезии — 7,1 млрд., Малайзии — 6,9 млрд., Саудовской Аравии — 6,2 млрд., Бангладеше — 5,5 млрд., Алжире — 4,7 млрд., России — 4,3 млрд., Австралии — 3,9 млрд., Лаосе — 3,8 млрд., Камбодже — 3,5 млрд., Нигерии — 3,5 млрд., Ираке — 3,3 млрд., Вьетнаме — 2,9 млрд., Филиппинах — 2,8 млрд., Таиланде — 2,6 млрд., Сингапуре — 2,4 млрд., Кувейте — 2 млрд., Мьянме — 1,9 млрд., Индии — 1,8 млрд., Гвинее — 1,8 млрд., Бразилии — 1,6 млрд., Казахстане — 1,5 млрд., Израиле — 1,5 млрд., Сербии — 1,5 млрд., Анголе — 1,5 млрд., Танзании — 1,5 млрд., Франции — 1,5 млрд., Макао — 1,3 млрд., Шри-Ланке — 1,3 млрд., Мексике — 1,3 млрд., США — 1,2 млрд., Уганде — 1,2 млрд., Гане — 1,1 млрд., Аргентине — 1,1 млрд., Белоруси — 1 млрд. [35]
Фактически китайские банки контролируют промышленность и торговлю не только в Китае, но и далеко за его пределами. Превращение сросшихся с властью банков и финансовой олигархии в диктаторов на рынке — это и есть государственно-монополистический капитализм или империализм в его чистом, законченном виде.
В 2013 году властями КНР начата кампания «Один пояс, один путь», представляющая собой всеобъемлющую стратегию финансовой экспансии, которая составляет основу внешней политики Китая. В результате её деятельности в программу вошли 134 страны и международные организации, она подразумевала широкие инвестиции в строительство таких объектов как железные дороги, порты, автомагистрали, аэропорты и т. д. При этом китайские банки требовали в качестве предварительного условия финансирования, чтобы строительные компании из КНР (преимущественно государственные) были основными подрядчиками в проектах. В рамках инициативы также было создано несколько организаций: Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, университетский Альянс нового Шёлкового пути, Стратегический союз высших учебных заведений «Одного пояса и одного пути» и Туристический союз городов. Читатель догадывается, кому принадлежат основные активы этих структур? Также Китай увеличил объём предоставления кредитов странам, богатым природными ресурсами. Эти ссуды обеспечиваются будущими поступлениями от экспорта сырьевых товаров и имеют относительно высокие процентные ставки (около 6%). В конечном счёте деятельность программы принесла следующие промежуточные результаты: в общей сложности сумма долгов по ней составляет 385 миллиардов долларов, при этом у 42-х стран объём долга перед китайскими банками превышает 10% от их ВВП. Самым крупным должником является Российская Федерация — 169,3 млрд. долларов.
Здесь представлены все экономические признаки империализма в КНР, но есть ещё одна характеристика — наличие особой политической организации буржуазии с присущими ей свойствами, такими как политический террор, вооружённое подавление оппозиции, физическое уничтожение людей по какому-либо признаку (социальному, религиозному, этническому). Сюда очень хорошо подходит проводимая долгие годы политика «одна семья — один ребёнок», при которой за рождение каждого следующего ребёнка семья обязана была платить штраф, а также присутствовали все сопутствующие явления, такие как принудительные аборты, стерилизация и прочее. Результатом такой политики стал геноцид китайского народа буржуазией — рождаемость в среде рабочего класса катастрофически упала (на 14% только с 2015 по 2018 год), в то время как новоиспечённая буржуазия спокойно откупалась от закона и плодилась. Сюда же относится система социального рейтинга, которая пока только обкатывается, но задачи её предельно ясны — не позволять рабочему классу пользоваться кредитами, без которых жизнь в Китае возможна только в условиях крайней бедности, граничащей с голодной смертью на улице.
Чудовищным проявлением внутреннего империализма является геноцид уйгуров, который проводит китайская буржуазия с целью освободить интересующие её земли от непокорного населения. Им устроили почти что концлагерь: в регионе ввели систему социального рейтинга, которая при помощи десятков тысяч камер с распознанием лиц и приборов для сканирования отпечатков пальцев отслеживает поведение и передвижение уйгуров. Чтобы выполнить любое привычное для человека действие бытового характера (к примеру, зайти в подъезд дома, припарковать автомобиль или посетить магазин), уйгуру нужно отсканировать отпечаток пальца и лицо. Все его перемещения будут занесены в общую базу данных, на основе которой система начисляет или снимает очки социального рейтинга жителя. Их обязали сдавать биометрию, отпечатки пальцев, запретили размножаться без специального разрешения, также практикуются принудительные аборты и стерилизации, изъятие детей из семей. Рождаемость у уйгуров с 2015 по 2018 год снизилась на 60%.
И вишенкой на торте является официальное признание непогрешимости фюрера — Резолюция XIX съезда КПК по внесению изменений в устав:
«Идеи Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой новой эпохи являют собой продолжение и развитие марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэдуна, теории Дэн Сяопина, важных идей тройного представительства и научной концепции развития, новейшее достижение китаизации марксизма, квинтэссенцию практического опыта и коллективной мудрости партии и народа, важную составляющую теоретической системы социализма с китайской спецификой, а также руководство к действию при осуществлении партией и народом великого возрождения китайской нации. В долгосрочной перспективе необходимо руководствоваться этими идеями и непрерывно их развивать… Съезд единогласно одобряет признание в Уставе идей Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой новой эпохи руководством к действиям партии наравне с марксизмом-ленинизмом, идеями Мао Цзэдуна, теорией Дэн Сяопина, важными идеями тройного представительства и научной концепцией развития. Съезд обязывает всех партийных товарищей добиваться единства взглядов и действий на базе идей Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой новой эпохи, повышать сознательность и решительность в их изучении и реализации, внедрять идеи Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой новой эпохи во весь процесс социалистической модернизации и во все аспекты партийного строительства.
Съезд одобряет внесение в Устав партии следующих дополнений: обеспечивать единство взглядов и действий на базе идей Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой новой эпохи; надёжно укреплять политическое сознание, сознание интересов целого, сознание ядра и сознание равнения, неуклонно защищать авторитет ЦК КПК, ядром которого является товарищ Си Цзиньпин, и поддерживать его единое централизованное руководство.
Съезд считает, что руководство со стороны Коммунистической партии Китая — самая сущностная особенность социализма с китайской спецификой, а также наиважнейшее преимущество социалистического строя с китайской спецификой. Во всех уголках страны партийными, правительственными, военными, гражданскими кругами и интеллигенцией — партия руководит всем. Съезд одобряет включение этого важного политического принципа в Устав партии, что способствует укреплению у всех членов партии партийного сознания, осуществлению идеологического единства, политической сплочённости и согласованности действий внутри партии…»
Итоги
После всего сказанного нам остаётся только констатировать, что Мао Цзэдун является весьма талантливым полководцем, сумевшим выйти победителем из военного конфликта сразу трёх сторон при условии, что его сторона была самой технически слабой. Грамотно оценив силы своей армии, состоящей преимущественно из крестьян и сельской бедноты, комбинируя партизанскую и общевойсковую тактику, он избегал боёв и отступал там, где его могло ждать поражение и, наоборот, стремительно шёл в атаку тогда, когда это должно было принести победу. Выработанная им тактика, а также свод морально-этических правил для солдат, прекрасно подходила и подходит для экономически отсталых стран, находящихся в полуколониальном положении и борющихся за независимость. В данном случае остаётся только поучиться у него искусству управления армией. Также он был весьма ярким пропагандистом, ловким функционером, которому даже после ряда катастрофических провалов удавалось усидеть на своём месте и умереть своей смертью.
Это однозначно свидетельствует о недюжинном интеллекте, но весь вопрос в том, как этот интеллект применялся. Если Мао Цзэдун когда-либо и был марксистом, то примерно с середины 20-х годов начал дрейфовать от него в сторону классической социал-демократии, которую в России Ленину удалось победить в ходе ожесточённой внутриполитической борьбы в РСДРП, а затем и с оружием в руках на поле боя. Марксист на словах, авантюрист на деле, — Мао последовательно готовил почву для буржуазного переворота. Боясь решительно выбрать сторону в классовой борьбе, порвать с буржуазными предрассудками, он действовал исключительно из соображений выгоды в складывающейся ситуации, из соображений как бы не лишиться опоры и обеспечить собственное дальнейшее возвышение.
И, как и любая социал-демократия, — по словам товарища Сталина, «левое крыло фашизма», — скатывается в самые озверелые формы реакции, так и Китайская республика ещё при жизни Мао превратилась в диктатуру буржуазии и номенклатуры, а затем приобрела те черты, которые мы наблюдаем сегодня. Тот, кто утверждает, что в Китае успешно развивается социализм и нам необходимо перенять его методы, — либо идиот, дискредитирующий саму идею социализма, либо завербованный агент, чья задача — подготовить почву для прямого вторжения в страну китайских империалистов. Разоблачайте их и гоните прочь! Если же вы увидите, что кто-то рассуждает о Мао Цзэдуне как продолжателе дела Маркса, что кто-то верует в «марксизм с китайской спецификой», знайте – перед вами либо нахватавшийся поверхностных знаний невежда, либо сознательный ревизионист, потенциальный ренегат. Нам же такого наследства и даром не надо.
Сноски
[1] Чжу Цяньчжи (1899–1972) — китайский философ, историк философии и переводчик, известный своей теорией стимулирующего влияния китайской цивилизации на европейскую. До 1921 года анархист, радикальный «неонигилист», отвергавший старые традиции, считал немецкий материализм и марксизм развитием конфуцианства, ярый противник большевизма.
[2] А. А. Жемчугов, «Китайская головоломка», 2004 г.
[3] А. В. Панцов, «Мао Цзэдун», из цикла «Жизнь замечательных людей», 2007 г.
[4] Юн Чжан, Холлидей Дж., «Неизвестный Мао», 2005 г.
[5] «Сяндао», № 31–32, 11 июля 1923 г.
[6] «АБ-туани» — организация, известная как «Антибольшевистская лига» (буквы «А» и «Б» означали соответственно высший и низший уровень членства, наподобие степеней посвящения у масонов), состояла из представителей крайне правого крыла Гоминьдана. О группе мало точных сведений, её численность, влияние — также под сомнением. Борьба с «аб-туанями» включала в себя репрессии местных руководителей, бывших помещиков и крестьян. Чистки продолжались до конца 1931 года, ещё осенью один из инспекторов ЦК КПК сообщал: «девяносто пять процентов ответственных работников парткомов и Лиги молодёжи юго-западных районов Цзянси признались в связях с АБ-туанями». Десятки тысяч человек были исключены из партии, часть из них — приговорены к заключению или к смерти. Доподлинно неизвестно, были ли эти меры для Мао вынужденными, с целью избавления от агентов Чан Кайши, или представляли собой часть внутрипартийной борьбы под надуманным поводом. Скорее всего, имели место оба этих фактора. Источники: С. В. Суханов, «До и после Победы. Книга 3. Перелом. Часть 4», 2018–2019 гг., с. 39; Филип Шорт, «Мао Цзэдун», 2001 г., с. 229–232 (с долей скепсиса)
[7] Сунь Чжуншань, т. 1, 1956 г., с. 438–439
[8] «Мао Цзэдун», 1944 г., с. 40–42, 44
[9] «За новодемократическое конституционное правление», февраль 1940 г.
[10] VI пленум ЦК в октябре 1938 года, доклад «Место Коммунистической партии в национальной войне»
[11] Из беседы с делегацией от КПК в Москве 11 июля 1949 года. Далее Сталин приводит эти закономерности.
[12] П. В. Парфенович, «Особый район Китая», 1942–1945 гг.
[13] «История Китая с древнейших времен до наших дней», Москва, Главная редакция восточной литературы, 1974 г.
[14] «История Китая с древнейших времен до наших дней», Москва, Главная редакция восточной литературы, 1974 г.
[15] «О коалиционном правительстве», апрель 1945 г.
[16] Там же
[17] Там же
[18] Там же
[19] «Современная ситуация и наши задачи», декабрь 1947 г.
[20] «О коалиционном правительстве», апрель 1945 г.
[21] Интернет-газета «Политштурм», опубликовано 24 марта 2019 г.
[22] Интернет-газета «Политштурм», опубликовано 24 марта 2019 г.
[23] «Чжунхуа жэньминь гунхэго цзяныни», Шанхай, 1999; Усов В. Н., «История КНР. 1949-1965 гг.», 2006. Т.1
[24] Доклад «Процесс капиталистического развития китайской экономики», доцент, профессор экономического факультета Тиранского университета Томор Церова, февраль, 1980 г.
[25] Лю Шаоци (1898–1969) – главный идеолог рыночного социализма, с 1954 по 1959 год председатель Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей, с 1956 по 1966 год первый заместитель председателя КПК, и председатель КНР с 1959 по 1968 год. Считался основным преемником Мао Цзэдуна. В 1966 году снят со всех должностей, арестован, умер в тюрьме. В феврале 1980 года, через два года после прихода к власти Дэн Сяопина, V пленум 11-го ЦК КПК принял «Постановление о реабилитации товарища Лю Шаоци».
[26] Издательство на иностранных языках; 7-й Всекитайский съезд профсоюзов, 1953 г.
[27] «Большой скачок», включающий в себя кампанию «Трёх Красных Знамён» — ревизионистская, ультралевая экономическая программа Мао Цзэдуна, начатая в 1958 году, основой которой было провозглашено «революционное сознание масс», «митинги борьбы», обряды «критики и самокритики», роспись стен революционными лозунгами, заучивание наизусть речей Мао и создание сельскохозяйственных коммун. На деле же это был отказ от пятилетнего плана развития, подготовленного совместно с СССР и уже показавшего свои высокие результаты, пропаганда вреда централизации экономики («О десяти основных отношениях», Мао Цзэдун) и отказ от неё. Фактически осуществлялись реформы, идентичные тем, что проводил в СССР в 1965 году ренегат Косыгин. Программа привела к закономерному падению производства, массовым увольнениям рабочих (при сохранении должностей за партийными бюрократами и управленцами), стремительному росту нищеты, гигантскому разрыву в заработных платах управленцев и простых рабочих. Сельхоз-коммуны, руководимые напрямую партийным аппаратом, в рамках децентрализации экономики и выдвижения критерия прибыльности на первый план, превратили крестьян в бесправных рабов номенклатуры. Результатом «Большого скачка» в совокупности с плохими погодными условиями явился голод, унесший жизни порядка 20 млн. человек.
[28] «История Китая с древнейших времен до наших дней», Москва, Главная редакция восточной литературы, 1974 г.
[29] НОА — Народно-освободительная армия
[30] «Банда четырёх» — группировка ближайших соратников Мао, выдвинутых им в ходе Культурной революции: Цзян Цин — последняя жена Мао; Ван Хунвэнь — один из пяти заместителей Председателя ЦК КПК, член Политбюро ЦК КПК и Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, член Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей; Чжан Чуньцяо — мэр Шанхая и секретарь Шанхайского горкома КПК и Яо Вэньюань — член Политбюро, ответственный за идеологическую работу. Все были арестованы после окончания похорон Мао Цзэдуна.
[31] http://russian.china.org.cn/china/archive/shiqida/2007-06/17/content_8950972.htm
[32] См. сноску 30
[33] По мнению шанхайского издания Hurun Report, Руперт Хугеверф, 2009 г.
[34] Информация скомпилирована из открытых источников
[35] Информация скомпилирована из открытых источников