Беда, вина и ответственность: разговор со школьниками о социальных науках

Выступление в школе «Летово» на Форуме социальных наук «Одним словом» для школьников и студентов первых курсов.
26 февраля 2022 г.

АУДИО

Наша гостья, которую мы все с нетерпением ждали. Я уже вам утром, наверное, говорила, что мы волновались, что Екатерина Михайловна вдруг, по каким-то объективным обстоятельствам, не сможет приехать. Екатерина Михайловна, если я правильно поняла своих коллег, волновалась, что у нас форум вдруг, по каким-то объективным обстоятельствам, не сможет состояться. Вот так мы вместе волновались до вчерашнего вечера и потом Александр Борисович мне сказал: «Екатерина Михайловна едет». Мы выдохнули, сказали фух! и я с радостью (не теряем время, у нас его не так много) готова вам представить кандидата политических наук Екатерину Михайловну Шульман, которая сегодня с нами поговорит о науках об обществе и общественной пользе. В чем ценность социального знания. Итак, вам слово, Екатерина Михайловна.

[аплодисменты]

Ценности социальных знаний, человеческий конформизм и политология как наука

Большое спасибо. Действительно, были у обеих сторон сомнения в том, что это мероприятие состоится. Я чрезвычайно счастлива, что оно все-таки состоялось. Бог знает, приведется ли нам увидеться еще раз. Тем ценнее те возможности, которыми мы можем пользоваться прямо сейчас. Давайте ими пользоваться.
Когда мы с вами задумывали это мое выступление, это было очень заранее (хочу теперь задним числом похвалить организаторов, когда я была у вас в прошлый раз, мне уже сказали что весной будет такой форум и вот не хочу ли я в нем поучаствовать?). «Так вот замечательно», подумала я, есть люди, которые владеют искусством планирования». Видите, как важно, зря вы смеетесь, дорогие дети, на самом деле как важно иметь планы заранее. Даже самые чрезвычайные исторические цунами сметут их не сразу. Некоторое время у нас еще будет.

Тема формулировалась тоже в значительной степени заранее. Мы постараемся частично ее придерживаться. Но есть вещи, о которых я хотела бы вам сказать прежде всего. И, кроме того, мне хотелось бы оставить максимальное время на то, чтобы ответить на ваши вопросы.Поэтому мы распорядимся своим таймингом вот таким образом, но и основную нашу тему тоже затронем. Она не делается менее актуальной. Когда я выступала у вас в прошлый раз, мне казалось, что главным препятствием для каких-то следующих возможных выступлений, будет закон о просветительской деятельности. Вот, ха-ха-ха! Да, такая страшная штука, знаете ли? Закон примут, положение!

Итак, его кстати до сих пор не приняли. Это тоже неплохо. Мне показывали под большим секретом новый вариант, который они там разработали. Но он такой, без рук без ног, ворота закрывает. Но не очень закрывает, такой, чахленький. Тот, первый, предыдущий, был совершенно чудовищен. Я, несмотря на всё последующее, все-таки рада, что мы совместными усилиями гражданского и академического сообществ, сумели его как-то затоптать. Потому что на этом новом варианте явно видны следы некоторого опасения того, что, а вдруг? Ну что, хотите чтобы было как в прошлый раз? Что будет как в прошлый раз. Но, сейчас немножко не об этом.
Дорогие слушатели! Мы с вами находимся в начале событий, которые, видимо, определят лицо по крайней мере первой половины XXI века. Они определят все завершение нашей жизни и все начало вашей. Теперь, задним числом, будущие историки будут описывать все наши предыдущие тридцать лет как ведущие именно к этому. Это такое рассуждение постфактум. Все мы горазды быть аналитиками этим самым задним числом.

Что мне хочется в этот момент сказать? Несколько вещей: во-первых, хочется сказать об ответственности и вине и об их распределение, и об их различиях. Во-вторых, хочется сказать о собственно ценности социального знания и о его прогностических возможностях и ограничениях. И, так же, хотелось бы сказать о возможных тактиках действия или бездействия в таких обстоятельствах.

Начнем, пожалуй, с ответственности и с вины. Потому что это имеет непосредственное отношение к напрашивающемуся тезису, что всё к этому шло, всё это было неизбежно, всё это нужно было заранее предвидеть. И вообще, все кто этого не видел и этому не противодействовал, они в этом виноваты.
Каковы общие принципы известные социальным наукам? Социальные науки, наша наука политология, социология, социальная и политическая антропология, криминология, собственно, право и экономика — это тоже науки частично социальные, поскольку они имеют дело с людьми и с взаимодействием людей между собой: с социальными группами, с социальной динамикой, с социальными нормами и их изменением. Так вот, эти науки имеют почему-то репутацию наук обо всем хорошем. Тех, которые рассказывают о том как мир неизбежно идет по пути гуманизации, как жизнь людей улучшается и как им нужно еще плотнее, еще на более равноправных основах взаимодействовать друг с другом.

На самом деле, если вы вдумаетесь в то, чем, собственно, они занимаются, каков их предмет изучения, то вы поймете, что он совсем не способствует развитию в исследователе прекраснодушия. Даже если не брать криминологию или демографию, которая тоже частично может быть отнесена к социально-гуманитарным наукам. Чем мы занимаемся? Мы, social scientists, мы изучаем человека и его поведение по отношению к другим людям. Политология вообще изучает довольно кровожадные субъекты и довольно жестокие их отношения между собой. Политическая история не так много дает нам оснований считать человека существом гуманным (разумным дает основание считать, а вот каким-то особенно гуманным не дает).

Социальные науки знают о том, что эта общественная природа человека, о который нам сказал еще Аристотель и так с тех пор на этой платформе мы и стоим: «Человек общественное существо, человек политическое животное». Так вот эта его социальная природа чрезвычайно многогранна. Социальные науки знают о неистребимом и, в общем, необходимом человеческом конформизме. О том, что человеческая природа не диктует нам ничего: ни какой-то особенной кровожадности, ни, наоборот, любви к ближнему. Она диктует нам только необходимость выживать, приспосабливаясь. Человек адаптируется к обстоятельствам и, что отличает его все-таки от других живых существ, адаптирует эти обстоятельства под себя. Но, мы знаем как происходит это самое приспособление. Мы знаем насколько элементом нашей психической нормы является необходимость, потребность принадлежать к большинству, присоединение к большинству.

Мы знаем как происходит процесс расчеловечивания. Мы знаем их поэтапность. Пожалуй, главное их свойство — это происходит постепенно, это происходит незаметно.

Человек будет оправдывать и свои действия, и действия тех, с кем он себя ассоциирует. Человек способен вести себя как угодно, пожалуй, это один из главных выводов о человеческой природе, который делают социальные науки. Он может вести себя наилучшим образом. Он может вести себя чудовищно. И то и другое будет происходить под влиянием социальной нормы.
Понимаете? Существуют отдельные маньяки и существуют отдельные святые, но большинство людей относятся к этой психической норме. Они соблюдают правила, они выполняют распоряжения. Это звучит не очень возвышенно, но, если вдуматься, это как раз тот набор качеств, тот набор навыков, который обеспечивает нам нашу относительно мирную совместную жизнь. Но он же может оборачиваться своей чудовищной темной стороной.

Об ответственности граждан: железный закон олигархии

Так вот, вглядевшись с трудом и отвращением в эту темную сторону, давайте вернёмся к нашему вопросу об ответственности и вине. В человеческой природе, в этой материи нашей социальности, есть встроенное понимание иерархий. Люди с одной стороны стремятся к тому, чтобы их интересы были учитываемы. Это — базовый демократический инстинкт. Люди хотят участвовать в принятии решений, которые их касаются. С другой стороны существует то, что Роберт Михельс назвал железным законом олигархии: «Свойство власти, самой материи власти, концентрироваться в руках немногих». Это — базовый авторитарный инстинкт. Они действуют одновременно, они действуют в тот или иной исторический момент, в той или иной социальной общности в разных пропорциях. Так вот, человек — существо иерархическое. С точки зрения малых социальных групп он существо парное, не стадное. Мы, как биологические организмы, имеем склонность жить своей семьей, но человек выстраивает иерархии и встраивается в эти иерархии.

Многочисленные социальные эксперименты вроде стэнфордского тюремного эксперимента или эксперимента Зимбардо довольно часто интерпретируются как свидетельства кровожадности и садизма, заложенные в человеческой природе. Вот смотрите, дайте человеку возможность, он будет мучить себе подобных и отлично себя чувствует при этом.

На самом деле, даже оставляя сейчас в стороне вопрос о научной добросовестности этих экспериментов (а в стэнфордском тюремном эксперименте как выяснилось участников действительно подзуживали как-то вести себя пожестче, для того чтобы групповая динамика исследователю была более видна; благословенные шестидесятые годы, когда можно было ставить эксперименты на живых людях, с тех пор социальные науки не имеют такой возможности, на кроликах то уже нельзя, а на людях тем более). Но, правда, жизнь ставит эксперименты за нас на очень больших массах. Так вот, оба эти эксперимента показывают на самом деле не то, что в человеке есть заложенное природой стремление к какой-то особенной жестокости. Они показывают ровно то, что человек, почти любой человек, будет делать то что ему говорят. Да, до определенного предела. Да, существует процент людей, которые отказываются выполнять преступный приказ.

А, напомню, эксперименты Зимбардо с подопытным, который думает что он проверяет как другой человек выполняет задание и бьет его током, если он ошибается. Человек находится за занавеской и дальше высчитывается какое количество людей готовы дойти до того, чтобы бить током человека, которого они никогда не видели, который ничего им не сделал, вплоть до таких величин, когда он (там сидел актер, как вы понимаете, все-таки даже в шестидесятые годы совсем бить людей током не рекомендовалось, по-крайней мере в рамках легальной научной деятельности) кричать начинает: «Не надо«». Достаточно высокий процент людей действительно идут до конца, если им говорят это делать. В этом эксперименте были интересные детали: например, если указание даются по телефону, процент исполнений ниже. Если тот, кто дает распоряжение стоит рядом, процент послушания будет выше. Если тот, кто дает распоряжение, надевает белый халат, процент подскакивает.

Мужчины и женщины ведут себя одинаково, никто не лучше никого и не хуже никого, каких-то гендерных различий здесь не наблюдалось. Действительно, в разных социумах процент конформистов «до конца», так сказать конформистов-убийц, более-менее схож. Так что нельзя сказать что это чьё-то историческое наследие или эта чья-то там какая-то колея. Или у кого-то демократия, у кого-то авторитаризм, поэтому люди ведут себя таким образом. Люди все таковы.
Для чего я вам это рассказываю? Для того, чтобы не пропустить следующий чрезвычайно важный вывод, который нужно сделать из этой цепочки рассуждений. Вместо того чтобы разочаровываться в человеческой природе (хотя, надо сказать, что когда читаешь более подробные описания этого эксперимента с током, сцены, когда один из подопытных, один из участников эксперимента, был обеспеченный бизнесмен, взрослый человек, он через 15 минут после начала этого действа начал плакать, руки у него затряслись, он говорил: «Нет-нет, давайте не будем», ему говорили, что нет, как же, надо эксперимент довести до конца. Опять же это — эксперимент, их никто не бил, не платили даже денег, но ради науки, тут стоит человек в халате, нет, давайте. И он, бедный, продолжал жать на кнопку пока совсем у него нервный срыв не случился). Вот на что люди способны, причем даже те люди, которые казалось бы не солдаты, не крестьяне, а люди образованные, привыкшие принимать сами за себя решения.

О вине

Социальность — великая сила. Так вот, нельзя останавливаться на этом и говорить, что такой человек грешное существо. Мы должны подняться еще на одну ступеньку в нашей работе обобщений. Исходя из того, что мы знаем об этой социальной сущности человека, ответственность и, соответственно, вина, лежит на том кто отдает распоряжения. Тот, кто стоит на верхней иерархической позиции, должен знать какова его власть. Не только буквальная, что он может дать денег или отобрать деньги, побить кого-то, посадить в тюрьму, а сама власть вот этого человека в белом халате, в мундире, с табличкой, на которой написана его должность, чудовищно велика.

Да, мы можем говорить людям о том, что они, кем бы они ни были, все равно автономные человеческие существа и должны принимать свои решения. Но, размазывание вины по всем ведет к одному единственному: к истончению этого уровня вины для тех кто на самом деле принимал решение. Поэтому, когда мы говорим: «Все мы тут виноваты в чем-то», в чем бы то ни было, это звучит как морально выигрышная позиция, такое самообвинение альтруистическое.
Но, давайте помнить базовый принцип: чем больше ресурса — тем больше ответственности, чем меньше ресурса — тем меньше ответственности. Малый ресурс не обозначает полный отказ от ответственности, но эту пропорцию необходимо помнить. Иначе возникает следующий оборот той же сомнительной риторики, когда про условного начальника говорят: «А чем он виноват? От него этого все хотели. А что он, один такой? Что он, с неба что ли свалился? Нет, он тоже дитя этого общества, сын своего века, плод сложившихся социальных отношений». Это, как это называется, жене дома расскажешь или на суде расскажешь. Это не аргумент. Социальные науки не подтверждают такой закономерности.
Обладание властью накладывает ответственность. Mishandling, так сказать, злоупотребление этой ответственностью, влечет за собой вину. Это к вопросу об иерархиях.

Далее, к вопросу об ответственности и вине, об их различии. Это нас должно подвести к той части нашего разговора, в котором хочется поговорить о тактиках, возможных поведенческих тактиках. Ответственность и вина не одно и то же. Более того, с точки зрения психологического переживания, это вещи почти противоположные, очень отличающиеся друг от друга. Ответственность — это осознание своих возможностей. Ответственность — это то, что нельзя возложить на человека насильно. Знаете, есть такой популярный тезис: «Не бывает свободы без ответственности». Или: «Свобода — это не безответственность».
Кстати, слово безответственность одно из набора тех слов, которые такие слова-маркеры. Есть специфические слова, которые употребляют специфическим образом мыслящие люди. Каждый из нас, наслушавшись разных официальных речей (и неофициальных), через некоторое время имеет свой внутренний словарик. (Обратите внимание), если человек активно пользуется этим словом то, что называется, отметьте его галочкой в своем списке.

Слово «вседозволенность» и «безответственность» (тоже из этого) — это маркеры авторитарной личности. Активное употребление слова «предательство», в особенности по отношению к своим личным отношениям и к тому что с вами случилось в ходе вашей биографии с девушками и юношами, родственниками и коллегами — это маркер человека, который осознает себя не просто частным лицом, а прямо целым крейсером. Потому что предательство, как вы понимаете, это предательство родины. А все что происходит между людьми — это отношения между людьми. Пожалуй, на уровне частных коммуникаций только ложный донос можно счесть предательством. Все остальное, если вас разлюбили, от вас ушли или не полюбили, или что-то еще в этом роде, это может объясняться тысячью причин, но если человек сам о себе говорит: «Меня предали!», — опять же запишите его куда-нибудь в какие-нибудь списки.

Также, раз уж мы продолжаем этот сомнительный словарь, хазарский словарь, очень нехорошо когда человек употребляет относительно поведения других людей слово «истерика». Вроде бы ничего такого, не самое страшное слово на свете. Но, сейчас это не наша тема, но потом погуглите, что это такое, что это за термин, какова его медицинская история, какой кровавый след за ним тянется. Сейчас медицина не признаёт такого заболевания — истерия. Да? А, например, в викторианское время это был очень распространенный диагноз, который применяли к женщинам, которые почему-то чем-то недовольны. Ну, наверное с головой у них плохо, наверно надо их лечить. Каким способом это лечилось я предоставлю вам выяснить самостоятельно, я вам об этом рассказывать не буду. Но когда вы об этом узнаете, опять же те люди, которые говорят об истерике кого-то, они естественно, этого не знают, но память воды, говорят, миф, а память слов это, видимо, правда.
Слова несут шлейф того откуда они произошли, своей этимологии, своего былого словоупотребления. Точно также как взрослый может о ребенке сказать что он капризничает, а о другом взрослом так все-таки не принято говорить, сильный говорит о слабых, что у них истерика. Истерика — это протест бессильных. Так вот, если вы или кто-то, кого вы слышите, таким образом, сверху вниз, мгновенно выстраивая может быть несуществующую иерархию, маркирует недовольство тех кем он может пренебречь, как истерику — это нехороший знак. Итак, это было наше краткое, но надеюсь полезное лингвистическое отступление.

А мы с вами возвращаемся к вопросу об ответственности и вине. Мы начали с тезиса о том, что не бывает свободы без ответственности. Так вот на самом деле верно противоположное: не бывает ответственности без свободы. Ответственность это не мешок, который можно возложить на человека и сказать: «Неси!«» Ответственность это то, что мы берём на себя сами, это груз взрослого человека. Он заводит семью, он приходит на работу, он берет на себя обязанности. Это его ответственность. Когда вам говорят, что вы что-то должны, вы можете это принять. Но можете и не принять. Поэтому, если у вас нет свободы выбора, то у вас нет ответственности. Вы можете выполнять чьи-то поручения, но на самом деле сферой вашей ответственности они не становятся. Кстати говоря, известный вам по учебникам античной истории слоган: «Рабский труд неэффективен», — основан ровно на этом. У кого нет свободы, у кого нет субъектности, тот и не может нести ответственность. А если он не может нести ответственность, то он не может ничего делать кроме как выполнять приказ пока над ним с палкой стоят. Но как только отошли, он уже делать ничего не будет.

Итак, условие ответственности — свободный выбор. Вина — это эмоция. Ответственность — это состояние и поведение. Вина, как говорят наши братья психологи, эмоция довольно токсичная. Основная разница между ответственностью и виной состоит в том, что вина парализует, ответственность побуждает к действию. Опять же, возвращаясь к нашему описанию разных здоровых и менее здоровых публичных дискурсов. Опасайтесь навязывания вам чувства вины со стороны. Вы можете испытывать это чувство, вы можете сказать: «Я виноват». Но ваша вина должна находиться в кругу вашей ответственности. Почему это так важно? Потому что по наблюдениям, довольно многолетним, ровно те люди, которые декларируют, что они ощущают вселенскую вину за то, что на самом деле вне их зоны ответственности, имеют очень большую склонность снимать с себя обязанности те, которые на самом деле им принадлежат.

То есть, если вы говорите: «Вот я такой несчастный, член преступного сообщества, гражданин ужасной страны», то что за этим следует? За этим следует, что парализованные этим всеобъемлющим чувством вы дальше уже ничего не делаете, потому что сделать ничего нельзя. Поэтому ограничение, но и четкое очерчивание своего круга ответственности — это лекарство от бездействия, это средство от этого самого паралича воли. Не всегда можно понять, что именно в нашей сфере ответственности, а что вовне. Что мы можем и чего мы не можем. В особенности в молодые годы трудно бывает это понять. С одной стороны кажется, что ты такой маленький, ты такой один. С другой стороны кажется, что может быть ты способен свернуть горы, свергнуть режим и вообще все изменить в одночасье. Помните, кстати, что успешные социальные тактики (сейчас перейдем с вами к социальным тактикам) — это почти никогда не тактики индивидуальные. Даже в тех случаях когда кажется, что само деяние, которое вершит, завершает какой-то замысел, это деяние одиночки, все равно и за этим одиночкой стоит обычно какая-то группа единомышленников.

Посттравматический синдром. Как не впасть в отчаяние и оставаться в здравом состояний в такое тяжелое время

Итак, переходя к возможным социальным тактикам. Что, как мне кажется, должно вытекать из предыдущего, из этого самого круга ответственности, которые надо обвести вокруг себя как Хома Брут против панночки, иначе они увидят вас и съедят. Поэтому очертите круг, стойте внутри него, но внутри него своих обязанностей с себя не снимайте. Под предлогом того что мир рухнул, война началась, она и правда началась, теперь уже поздно, жизнь кончена, ничего не сделать, ничто не имеет значения. Опять же, я не занимаюсь тут психологическим консультированием, но поверьте, то о чем я говорю, я говорю не только исходя из наблюдений, но исходя из своего собственного опыта.

Дайте панике время, дайте бессилию время, вы не сможете сразу после контузии вставать и бежать. Какое-то время это займет. Я не знаю какое. Когда-то, десять лет тому назад, я по просьбе ныне уже покойного журнала «Cosmopolitan психология» (довольно неожиданно, журнал для того чтоб я в нем печаталась), писала им статью про посттравматический синдром, основанный на личном опыте. Мы сейчас не будем уходить в детали этого опыта, но тогда я сказала, что после вот такой большой беды, большой травмы, имейте ввиду что год у вас пропадет, год выпадет. Он будет потрачен на восстановление. Но там речь шла опять же о личных обстоятельствах. Я думаю, что наши с вами обстоятельства одновременно кажутся гораздо более всеохватывающими и поэтому такими ужасающими. С другой стороны, все же, они оставляют нам, пока оставляют нам, вот это нетронутое наше персональное пространство, которое касается нас как частных лиц.

Я это говорю вам не для того, чтобы призвать вас замкнуться в этом частном пространстве. Оно сожмется, а для того, чтобы вы смогли найти опору в этой вашей незатронутой травмой части. Она должна быть. Что-то в вас, что не касается внешней политики, внутренней политики и даже, что не касается ваших социальных взаимоотношений, о которых мы так много говорим. Что-то должно остаться незатронутым, на это вы можете опереться. Ну и кроме того, к сожалению, а может и не к сожалению, мы не можем дать друг другу год или даже полгода или даже месяц на то чтобы каким-то образом переживать, понимаете ли, происходящее. Нам надо будет прикидывать свой план действий гораздо быстрее. Поэтому когда я говорю, дайте панике и бессилию время, я имею ввиду то время, которое вам нужно для того чтобы начать нормально функционировать так сказать физиологически. Это тоже я знаю (опять же залезаю не на свою площадку совершенно, это уже даже не социальные науки, но я знаю что с многими происходит), вы должны внимательно следить за тем, чтобы все ваши циклы сна и еды соблюдались, без этого нельзя работать, а работать нужно.

Итак, после этого краткого курса экстренной медицинской помощи, что хочется сказать собственно про социальную часть? Смотрите, социальные науки изучают социальные группы и социальную динамику взаимоотношений между людьми, а также такую вещь как социальные интересы. Первый закон общественного действия — это осознание общности интересов. Эмиль Дюркгейм, один из отцов социологии, различал механическую и органическую солидарность. Сейчас объясню что это такое, но сразу скажу, что как со всеми, почти со всеми дефинициями в наших науках, речь не идет о том что одна плохая другая хорошая, одна отсталая, а другая прогрессивная. И опять же, как почти всегда происходит с социальными материями, одно другое никогда не вытесняет, все сосуществует. Итак, механическая солидарность — это солидарность по сходству: солидарность между людьми, живущими в одной деревне, родственниками, людьми которые принадлежат к одному этносу, вот — это механическая солидарность. Опять же, она не плохая, она очень хорошая, благо тем у кого она есть. Это очень большая сеть поддержки, в особенности в условиях распада цивилизованных социально-политических институтов люди, которые могут опереться на механическую солидарность, получают очень большой бонус.

Вообще умение совместно действовать с другими людьми — это такое конкурентное преимущество, которое сразу вас ставит в преимущественное положение по сравнению с другими: умение налаживать связи, умение поддерживать связи. Что касается механической солидарности и ее преимуществ: самое простое — это то, чем обладают национальные группы, малые народы, в особенности, живущие среди больших. Когда государственные механизмы, например, поддержание закона не функционирует, то, что можно назвать этническими мафиями, начинают давать очень большие бонусы тем кто в них состоит. На самом деле, если мы вспомним, мафия первоначально это всего лишь органы судебные и консультативные для тех людей, которые были иммигрантами и которые не могли или не хотели обращаться к защите закона.

В их кварталы полиции не приходила, суд им был непонятен, язык какой-то другой, к ним плохо относились потому что они приезжие, неизвестно кто. Поэтому у них образовались такие свои структуры, в рамках которых можно было обсудить свои конфликты, разрешить их, был арбитр — этот самый главной мафиози, который мог с одной стороны вынести решение, с другой стороны проследить чтобы оно выполнялось. Это такая примитивная, но довольно действенная правоохранительная система. Это начало, генезис, разного рода мафиозных структур. Я это не для того говорю, чтобы призывать вас тут образовывать мафиозные структуры, но для того чтобы, хотя, хотя…. Ну хорошо, об этом мы подумаем чуть позже. А для того чтобы показать до какой степени даже вот такие, казалось бы отсталые, казалось бы примитивные формы солидарности, делают жизнь людей, скажем так, лучше. Хотя еще лучше их жизнь делает, конечно, власть закона и равенство перед законом, но эту роскошь могут позволить себе не все. Так вот, это механическая солидарность по Дюркгейму.

Органическая солидарность по нему же — это солидарность на основании общности интересов. Дюркгейм считал, что органическая солидарность появляется с урбанизацией (как почти все наши современные социальные явления). То есть, люди живущие в городах, уже не живут в своей деревне, на которой все родственники и у всех более или менее одна фамилия, все выглядят одинаково. Они начинают оказываться, обнаруживают себя на очень ограниченном пространстве вместе с людьми совершенно на них не похожими.

При этом надо как коммуницировать чтобы не поубивать друг друга. Период массового переезда из деревень в города, период очень дискомфортный, период высокой преступности и, в общем, вот этой самой аномии. Старые нормы распадаются, деревенские нормы поведения не работают, а городские еще не выучены как следует. Но, если мы через этот период прошли, если наши с вами вчерашние крестьяне урбанизировались и стали горожанами, пришло следующее поколение уже рожденное в городах, то начинает возникать эта самая органическая солидарность.

Я действую с человеком вместе, потому что я понимаю что у нас общие интересы: не потому что он такого же цвета, не потому что я его знаю с детства, не потому что он мой двоюродный племянник, а потому что нам обоим нужно, например, нужно чтобы кто-нибудь позвонил бы в ОВД, если нас там задержат и приехал туда адвокат. Это наш общий интерес. Более высокий уровень органической солидарности — это солидарность социальных групп, обозначающих и осознающих эти самые свои интересы. Это довольно непростое дело, но это, пожалуй, самое выгодное инвестирование своих усилий, какое только можно себе представить. Различают две стадии этого самого выражения интересов. От Дюркгейма мы переходим к Элмонду, тоже одному из таких фундаментальных людей для наших наук, в частности для политической науки. Так вот, Элмонд различал артикуляцию интересов и агрегацию интересов.

Смотрите, что это такое? Артикуляция интересов — это их выражение, это тоже важно. Если есть какая-то группа, которой что-то надо, кто-то должен от ее имени это сказать. Артикуляция выражается в разных формах: посты в социальных сетях это тоже артикуляция, но, лучше, когда это происходит коллективно и от имени каких-то коллективных сущностей. Поэтому когда мы с вами всякие петиции подписываем и когда мы смотрим на открытые письма, то мы говорим о том, что наиболее ценны, наиболее действенны те, которые написаны не просто от имени подписантов, даже если их много (это тоже хорошо), а от имени каких-то структур: Союз театральных деятелей, общество филателистов, пчеловоды Хамовников знаменитые заявляют то-то и то-то. Почему это важно? Потому что это уже политическая единица.

Организация — это политический субъект. Она может быть маленькая, ее могут особенно не слушать, но она по крайней мере существует, она в состоянии организовать чего-то. По этой причине, кстати, автократии нашего века до такой степени не любят гражданскую самоорганизацию и не допускают ее даже на лоялистском крыле. Либо они подменяют их псевдо-структурами, так называемыми ГОНГО (также GONGO) — от «Государством организованные негосударственные организации» (англ. Government-Organized (или Operated) Non-Governmental Organization), аббревиатура для обозначения номинально неправительственных общественных объединений, созданных по инициативе и/или участии властей, и работающих на интересы государства). Такой прекрасный термин. Кто его может быстро произнести того в дикторы на радио берут без конкурса, потренируйтесь дома.

Так вот, негосударственные организации организованные государством, имитационные псевдо-структуры. Либо они их уничтожают прямыми репрессиями либо косвенными. Когда речь идет о собраниях лоялистов или потенциальных лоялистов, то, если понаблюдать, что с ним происходит, какая там динамика, то их тоже кушают. Они тоже не нужны. Они тоже опасны. Почему? Казалось бы, где огромная государственной машина, а где какой-то кружок читающих Маркса? Но советская власть боролась и с этим. И правильно делала в своих собственных интересах. Ей нужен был атомизированный одинокий гражданин (на самом деле не гражданин никакой, потому что гражданина, как говорил отец наш, Аристотель, образует участие). А в чем можно участвовать в тоталитарном государстве кроме как в партсобрании и майской демонстрации? И то и другое не организованы людьми, не происходит по их инициативе. Так вот, тем не менее, действительно любая структура дает своим членам, во-первых, ощущение общности. Во-вторых, ощущения правоты. Это не всегда бывает хорошо. Секта тоже хороший пример такого рода самоорганизующихся структур. Во-вторых, возможности для действия у организации, у группы несравнимы с одним человеком. Помните, что вам надеюсь рассказывали на уроках экономической истории? Да? Когда начался у человечества экономический рост?

С разделением труда. Когда производительность труда выросла? С разделением труда. Когда первобытный человек все делал сам: сам он был и жнец, и на дуде игрец, и кузнец, он делала это так себе. Когда появилось разделение труда, появились излишки, товарный обмен, деньги. Но это опять же не тема нашего сегодняшнего рассуждения. Так вот, с общественным действием то же самое. Если вы один человек, который думает: «Сейчас я тут выйду или я не выйду, или я выйду, а меня заметут, как же быть?» И вот в этих мучительных сомнениях вы либо ничего не делаете, либо делаете, при всем уважении, мало что. Если вы — группа, вы распределяетесь: кто-то выходит, а кто-то сторожит, кто-то догоняет, а кто-то убегает, кто-то патроны подносит, а кто-то бутерброды режет.

Эффективность ваша выдающимся совершенно образом вырастает. Кроме того, нахождение среди своих лечит беспомощности, которое, конечно, парализует сильнее всего. Чувство что ты один на всем белом свете и все окружающие тебя ненавидят и, вообще, думают не так как ты, если бы они знали, что у тебя там в голове, они бы тебя распяли на этом самом месте. Ничто так не нужно и не является такой насущной целью авторитарной и тоталитарной пропаганды, как создание вот этого ощущения.

Как работает пропаганда в этом отношении? Сначала она создает ложное большинство, воображаемое большинство. Потом, исходя из известного принципа спирали молчания, из этого самого нашего человеческого конформизма к этому фантастическому, несуществующему сначала большинству, начинают присоединятся живые люди. Простой пример: зачем боты по комментам ходят? Чтобы испортить настроение автору поста? Тоже, конечно, цель. Но главное-то не в этом. Понимаете в чем дело? Опять же, к вопросу о конформизме.

Большинство людей не имеют никаких устойчивых мнений почти ни по какому вопросу. И это совершенно нормально. Это абсолютно нормально. Нельзя обязывать человека иметь сложившуюся устойчивую систему взглядов, в особенности по тем предметам, которые его на самом деле не затрагивают напрямую: по вопросам политическим, по вопросам правовым. Хотя казалось бы, как это может тебя не затрагивать, что же ты за человек такой, если у тебя нет мнения о том кто кого убил правильно или неправильно? Это все хорошо для публицистики, но природа человеческая не такова. Человек хочет быть хорошим, он хочет быть со всеми. Поэтому когда ему задают почти любой вопрос, в особенности вопрос политический, а в десятикратном размере вопрос внешнеполитический, это та сфера, в которой вообще никто ничего не понимает, которой никто в обычное время не интересуется и которая автоматически делегируется воображаемому же руководству.

Опять же, это может показаться вам возмутительным или глупым, но изучайте социальные науки, они отучат вас осуждать ближнего. Это, между прочим, очень полезно, потому что все горазды, во-первых, себя обвинять во всех смертных грехах, а во-вторых, всех окружающих. Это настолько полезно, это прям вот жутко полезно. Это и действие стимулирует, и отношения улучшает, и коммуникацию налаживает. Прямо красота! Поэтому, если вы будете знать каковы люди и каковы человеческие группы, вы будете много терпимее и к себе и к ближнему своему, а это первый шаг для того, чтобы что-то совместно с этим ближним сорганизовать.
Мы сказали, что человек хочет быть хорошим, хочет быть как все. Поэтому когда его спрашивают: «Что ты думаешь?», — он следует таким этапом. Он себе внутри говорит: «А как я, как я думаю? А я как все. А как все думают?»

И дальше у него всплывает последнее, что он слышал на эту тему. «Что ему книга последняя скажет, то на душе его сверху и ляжет» —, писал поэт Н.А.Некрасов. Тогда люди еще книги читали. Хочется быстро и правильно ответить на вопрос, на который у тебя нет внятного ответа для того, чтобы быть хорошим в глазах опрашивающего. Хотя, казалось бы, кто тебя опрашивает, что он тебе сделает? Но, помним эксперименты Зимбардо. Люди с ума сходят для того чтобы понравиться какому-то первому попавшемуся хрену с горы, прошу прощения, в халате. Ну вот, таковы мы, что же делать? Таким образом происходит присоединение к большинству, человек вспоминает какую-то удобную готовую формулировку, которую он слышал где? По телевизору, ему наверное рассказали, или прочитал. Читает он свою ленту, видит общее мнение примерно такое: написал человек пост, смотрит комментарий, а там первые пять пишут одно и то же. Он думает: «Вот оно как, наверное, вот как значит у нас все думают? Все так думают, а я чего? как дурак, думаю не так.»
Еще одна темная и светлая сторона социальности нашей — это боязнь одиночества. Человек помнит своим первобытным мозгом, что он один не выживет никогда. Поэтому изгнание, маргинализация, всякого рода формы социального бойкота — это ощущается как смертельная угроза. Поэтому противопоставить себя тому, что кажется большинством, чрезвычайно трудно.

Опять же, это может быть героическое поведение, это может быть психопатическое поведение, но оно не является нормой к добру или к худу. Вот почему наши боты ходят по комментам? Для того чтобы создавать вот это самое псевдо общее мнение, к которому потом действительно будут присоединяться живые люди. Пропаганда создает удобные нарративы: маленькие, гладенькие, легко проглатываемые. В сложной, пугающей ситуации очень хочется прислониться к какому-то понятному мнению, каким бы оно ни было. Поэтому простая формулировочка любая, она будет людьми проглочена. Осуждать их за это не надо, а вот кого надо осуждать? Я надеюсь на этой минуте моей замечательной лекции, вы уже прониклись этой мыслью, кто виноват? У кого ресурс, у кого в руках мегафон.
Вот я сейчас вещаю вам несмотря на то, что я стою внизу, а вы сидите выше меня, я вещаю с неизбежной верхней иерархической позиции. Ситуация обучения, ситуация публичного говорения — это ситуации неравенства. Я говорю — вы молчите, вы слушаете — я рассказываю. Поэтому ответственность на мне. Если я вам несу какую-то вредную ересь, то я буду виновата. Если вы наслушавшись моих слов, сейчас я как закричу: «Пожар!» — все ломанутся и подавят друг друга. Вот, кстати, тоже пример, а дальше там вот, на выходе, встанет какой-нибудь моралист и скажет: «Что же вы как стадо побежали? Зачем вы друг потоптали? Только что сидели такие приличные дети, а теперь бегаете по головам, вот они люди то каковы»! Нет, люди не таковы. Виноват будет тот, кто крикнул, потому что микрофон у него, ответственность у него, инициатива его. Вот что такое адекватное распределение вины и ответственности.

Концепция «Спирали молчания»

В связи с этим еще хочешь сказать несколько слов о такой концепции, которая часто упоминается, в том числе публично, но не совсем ее правильно понимают, потому что она тоже относится к области социальных наук. Это спираль молчания. Часто полагают, что спираль молчания описывает ту ситуацию, когда человек думает одно, а говорит другое из страха. Но это не объясняет почему она спираль. Спираль молчания обозначает не совсем это. Каждый следующий говорящий имеет склонность присоединяться к ранее высказанному мнению. На этот счет тоже есть всякие грустные эксперименты: сидят в комнате десять человек, показывают им две палочки она длиннее, другая короче. Скажите какая длиннее, какая короче? Восемь подсадных, двое настоящих. Восемь подсадных говорят: короткое — это длинное, белое — это черное. Двое оставшихся колеблются. Действительно тяжело находиться в ситуации когда вся рота идет не в ногу, ты один идешь в ногу. Человек будет сомневаться в себе в таком положении.

Что нужно для того, чтобы в такой ситуации хотя бы в себе не сомневаться? Опять же или некоторые элементы социопатии, или опора на устойчивое представление о себе: я не могу тут быть не прав, потому что я знаю. У меня есть опыт, у меня есть знания, у меня есть представление о себе как о личности, у меня есть мнение. Я его и буду высказывать. У всех остальных свое мнение, это их дело. Я вообще не обязан соизмерять свои высказывания с их, они за себя отвечают, я за себя. Но это очень взрослая позиция, к ней надо стремиться, но опять же нельзя обязательно требовать от людей чтобы они ею обладали. Так вот, это объясняет, почему спираль расширяется, почему воронка расширяется. Первый сказал, второй повторил, третий повторил уже за этими двумя и дальше она идет шире, шире и шире. Задача пропаганды всего лишь начать. Дальше к ней уже присоединятся, в особенности потому, что ее мегафон самый большой и она вещает, высказывается от имени власти.
Итак, мы с вами постарались вспомнить и обобщить, что нам говорят социальные науки о человеческом взаимодействии и о его принципах. Завершая эту обзорную часть хотелось бы сказать еще вот что. Мы с вами тут находимся в том месте в то время какое нам досталось. Досталось оно нам, конечно, своеобразное. XXI век многим представлялся не таким. Но, я сказала в самом начале, что теперь каждый кто будет рассуждать о новейшей истории, будет подводить ее ко вчерашнему дню.

Но то, что мы говорили и писали, и делали в эти прошедшие 20 лет, не было ни бесплодным, ни бесследным. Гуманизация общества — это тоже правда, это объективный факт. Трансформация нравов — это объективный факт. Просвещение, всеобщая грамотность, обмен информацией и, как это ни покажется сейчас дико звучащим, глобальный объединенный мир — это тоже реалия, такая же реалия как и все остальное. Она свое возьмет. Печальная сторона прогресса состоит в том, что он, во-первых, нелинеен, во-вторых, не универсален. В нем образуются дыры. Провалиться в такую дыру обидно. Весь остальной мир пойдет себе дальше куда шел, а ты будешь статистической погрешностью и, что самое обидное, твои несчастье даже не очень повлияют на финальную статистику. Потому что ну вот да, есть какие-то странные люди, они живут иначе. А есть все остальные люди, они живут так как живут, как жили так и продолжают жить, улучшая свой быт и нравы постепенно. Это очень обидно осознавать. Настолько обидно, что даже соблазнительнее сказать, что вот он пришел ragnarök (Рагнарёк, или Рагнаро́к (древн.-скандин. Ragnarök, Ragnarøkkr — букв. «Судьба богов», «Сумерки богов»), в германско-скандинавской мифологии — гибель богов и всего мира, следующая за последней битвой между богами и хтоническими чудовищами. Рагнарёк — Википедия).

Теперь он всем пришел. Увы, увы, не всем. Опять же ответственность на тех, кто принимает решения, которые могут иметь и будут иметь такого рода последствия. Я не буду вам давать практических рекомендаций. Меня спрашивают часто: «Делать жизнь с кого? Уезжать — не уезжать? Где работать? Как можно и насколько можно сотрудничать с государством?» Но, если спросите, я что-то постараюсь ответить, но, в виде совета я вам ничего такого говорить не буду. Я вам могу сказать только вот что: жизнь длинная, а исторический процесс вообще бесконечный. В этом еще одна прелесть социальных наук, то что мы изучаем оно никогда никуда не девается, оно будет всегда. Как писал Бальзак: «Народы не умирают: они либо порабощены, либо свободны». Вот и все. Вот и все, хорошо ему, писателю. Но, действительно, народы не умирают. Даже политические нации в общем живут довольно долго, особенно в наше время, когда продолжительность жизни так увеличилась. И у этого, такого позитивного процесса, тоже как и у всего остального в социальном пространстве есть и своя темная сторона. Люди живут долго-долго, чувствуют себя отлично, но при этом успехи медицины физиологической еще не сравнились с ее успехами в сфере ну, скажем, ментальной помощи. Поэтому всем нам, всем нам, дорогие товарищи, (вам сейчас кажется это отдаленной проблемой), всем нам надо думать как убежать от Альцгеймера вовремя. Потому что жить мы тоже будем долго, а голова к этому моменту может сгнить.

Раньше это все происходило одновременно, человек дряхлел и отправлялся себе на печку. А сейчас это разнонаправленные, я бы сказала, процессы с разными скоростями. Есть такой вызов, я бы сказала, наступившего столетия. Так вот, совсем уже завершая. Говоря о том, что мы находимся в том месте в той временной точке, которая нам выпала. Вы имеете преимущество учиться здесь, вы здесь уже некоторое время проучились и, бог даст, ещё сколько-то поучитесь. Помните, мы с вами говорили об органической солидарности, о социальных группах, которые обладают силой и наделяют силой своих членов? Держитесь друг друга. Если раньше вам казалось что вся эта байда с одноклассниками — это какая-то сентиментальность старших поколений, помните, что школьные и студенческие товарищества, полковые общества, соседские сообщества, церковные общины — это все социальные группы. Может быть было время, когда этим можно было пренебречь. У меня их еще знаете сколько будет, социальных групп, к которым я буду принадлежать? Наступают времена более скудные в смысле социальной коммуникации. Поэтому ярче выступает ценность того чем мы обладаем. Не теряйте контактов. Вы действительно товарищи друг другу, у вас много общего. Ваши преподаватели тоже имеют с вами социальную общность и общность интересов. В мирное время можно было думать, что сейчас я выпорхну с порога школы, а там меня ждет светлая взрослая жизнь, полная возможностей.

Как вам сказать, дети? Есть некоторые нюансы. Это я не к тому, чтобы вы тут срочно все остались на второй год, хотя может быть и в этой тактике будет своя польза. Но, опять же раньше все эти рассуждения о школьном пороге казались какими-то цитатами из песен: «Ничего уже не будет лучше, чем школьные годы чудесные», — я сейчас не о том. Я надеюсь это понятно, я не о том, чтобы в вас развить ностальгию и сентиментальность. А о том, что вы получили опыт коммуницирования с другими людьми, которые вам не родные, но при этом вам близки. Вы получили опыт того, как люди ведут себя по отношению друг другу. Помните, вот то как здесь и как вы между собой — это норма. А много чего другого — это дикость и извращение. По окончании школы вам предстоит то, что Карл Мангейм, немецкий социолог, называл свежий контакт и что он считал личностно формирующим опытом. Свежий контакт — это попадание человека в иную социальную ситуацию чем та, в которой он до этого был. Ребенок из семьи идет в школу, школьник идет в институт, студент становится работником, одинокий человек образует свою семью — это все свежий контакт. На этапе свежего контакта формируется представление о социальной норме. Хочется надеяться, что оно у вас сформировалась и вы будете за него держаться.

Бывают ситуации, когда хочется как-то присоединиться к происходящему и сказать, что так и надо. Нет, так не надо, но это трудно сказать человеку, у которого нет никакого другого опыта. У вас есть этот другой опыт, помните его, держитесь за него. Те люди, которые выросли в благополучных условиях, обладают запасом прочности. Обычно думают наоборот: кого не били в детстве, тот не вырастет крепким человеком. Нет, кого били в детстве, вырастет ужасным и приспособленцем больше чем надо, опять же по природе нашей человеческой. У кого есть на что опереться, тот будет на это опираться. Люди интеллектуального труда вообще люди стойкие. У них есть внутренние опоры, которые не зависят от того покормили их сегодня или не покормили, как ведет себя сосед и что им рассказали по телевизору. У вас в этом смысле есть преимущество, его можно назвать нравственным. Я сейчас не об этом. Я его назову социальным преимуществом, большая социальная фора. Тот опыт, который вы успели получить и который, я надеюсь, вы еще успеете получить. Запомните как это было, в дальнейшем опирайтесь и ориентируйтесь на это. А не на многое из того, что вам при следующем свежем контакте, возможно, предстоит увидеть. Спасибо.

----------------------

Подписывайтесь на другие соцcети Екатерины Шульман:

Telegram: https://tlgrm.ru/channels/@eschulmann

Twitter: https://twitter.com/eschulmannnn