Безумные выходные. Мятеж не может кончиться удачей
Е.ШУЛЬМАН: 26 июня, понедельник. Пока еще у нас практически первая половина дня. В городе Москве внеплановый выходной. Но не в городе Ростове. У них выходного не случилось. Всегда москвичам привилегии. В Ростове чинят, как сообщают городские власти, порушенное дорожное покрытие, по которому каталась разная тяжелая военная техника. Обещают починить его в течение двух дней.
В Москве собралось заседание правительства. Все очень плохо выглядят, совершенно опухшие и несчастные, но рассказывают, как они замечательным образом справились с ситуацией. То есть, видимо, идея состоит в том, чтобы делать вид, что ничего не произошло. На этих дрожжах уже довольно давно едет наша государственная машина, чахло едет, но, как может. Поэтому, видимо, будут имитировать не чрезвычайность, а, наоборот, деэскалацию. В рамках той же нормальности или имитации нормальности уголовное дело против вождя мятежников не закрыли, но типа пока расследуют. Они же не могут так быстро его закрыть, должен быть процессуальный порядок. Никто его, как принято выражаться в этих кругах, не отменял.
В общем, я прилетела вчера вечером довольно поздно в Берлин из счастливой Черногории, где не было никакой связи, то есть была, но такая, спорадическая. И поэтому сегодня большой рабочий день и завтра будет большой рабочий день, и послезавтра тоже. Успела съездить в студию, выйти в эфир Bloomberg ТВ. Спрашивали меня, что же там такое у вас происходит. Постаралась объяснить максимально уважительно по отношению ко всем участникам. В частности, сказала, что популярная фраза о том, что Россия — это бензоколонка, которая притворяется страной, — это несправедливо. Страна-то, в общем, настоящая, но то, что у нас кооператив каких-то мутных бизнесов маскируется в качестве политического руководства, это правда. Они как-то обрадовались там, в студии, потому что они же финансовое телевидение, поэтому им эта бизнес-оптика чрезвычайно близка.
Что хочется сказать такого, чего я не скажу завтра в «Статусе». Завтра выйдет «Статус» — анонсирую. Без рубрик, но с вопросами. Потому что не до рубрик нам тут, у нас происходит черти что.
Логическая цепочка произошедшего мятежа
На самом деле наше черти что, которое происходит, есть логическое следствие того, что до этого происходило. Опять же никто экспертов не слушает, потому что они скучные. А они, тем не менее, предупреждали, что нельзя государственную монополию на легальное насилие раздавать, кому ни попадя.
В принципе, конечно, система наша, загнавши себя в то положение, в котором она не может нормально функционировать, пытается в свойственном ей модусе схематоза как-то из этого выйти. То есть начали воевать — оказалось, что это не то, что себе представляли первоначально. Планировали спецоперацию — оказалась долгая война. Впали в панику, видимо, на этапе прошлого лета-осени — и тут подвернулся эмиссар сатаны, который говорит: «Отдай мне то, чего ты у себя дома не знаешь». Дай мне ключи от тюрем — я подниму тебе армию ада.
Согласились. Оно вроде как первый раз сработало, второй раз сработало, на третий раз обычно этот самый сатанинский посланник обманывает своего доверителя. В общем, вышло нехорошо. Сейчас много всяких сравнений в воздухе плавает. Все люди культурные, много читали, поэтому у кого Голем, у кого Франкенштейн, у кого много чего. Карикатуристы карикатуры рисуют. Позор! Всесветский позор, горюшко, безобразие.
В нормальных странах, как я уже успела в сердцах сказать, кажется, Deutsche Welle, такого не происходит. Комментаторы, склонные к политическому расизму, говорят, что это африканская какая-то политика. На самом деле неэффективное государство может случиться на любых широтах. Ничего специфически латиноамериканского или африканского в этом нету. Никто не застрахован от того, чтобы не понапринимать идиотских решений. Корень этого — это авторитарное правление. Оно стремится к сохранению власти и в этом своем всепоглощающем стремлении довольно часто ее теряет.
На что бы я смотрела дальше. Потому что хорошо, мы провели увлекательный уик-энд, покатались на покатушках туда — обратно. Обнаружили, что, как мы и говорили многократно, гражданам абсолютно все равно. Ни одна живая душа на защиту законной власти ручкой не пошевелила. От госуправленцев максимум, что удалось снискать в смысле поддержки, это нейтралитет. То есть не побежали присоединяться. И посты в Телеграме в лучшем случае.
Насчет того, кто там разлетался на бизнес-джетах в Дубай, я не буду рассказывать, потому что на самом деле какой-то внятной информации на этот счет у нас нет. Вроде этот “борт номер один” летел куда-то в Питер, а вроде не летел. Вроде члены правительства собрались все в ОАЭ, а может, и не собрались, это неважно. Не важна геолокация — важно направление, вектор. А вектор довольно-таки понятный.
Сколько мы бились, бедные эксперты, пытаясь объяснить западной публике, что такое поддержка при авторитарном режиме. Нам говорили — особенно американские граждане любят это говорить, они люди простые, позитивисты по своей природе, — поэтому говорят: «Вот же Путин популярен. Видите, он популярен: рейтинг высокий, протестов нет». Мы говорили им: «Понимаете, это не та популярность, как у вас, это не демократическое общество, это не свободный рынок идей и политических предложений. Поэтому да, пока он начальник, то все соглашаются с тем, что он начальник. Этот рейтинг выражает именно это. Но как только с ним что-нибудь случится, все о нем немедленно забудут. Нет у него поддержки в том смысле, в каком… ну ладно, даже если недалеко ходить по белу светушку, то даже у нашего брата-автократа Реджепа Эрдогана какая-то собственная поддержка есть. Поэтому когда он в 2016-м году столкнулся с попыткой переворота военного как раз в Турции (армия довольно мощная, поэтому там военные перевороты происходят; у нас не военный переворот — у нас был бунт незаконных вооруженных формирований, отдельное удивительное явление), — так вот, когда он с этим столкнулся, то первое, что он сделал, он обратился к гражданам чуть ли не по FaceTime и сказал: «Дорогие граждане, выходите за своего любимого президента, меня супостаты хотят со свету сжить». И какие-то люди вышли во вполне осязаемых количествах. Как мы видим, он даже и в 2023-м году ухитрился более-менее не то чтобы честно, но, скажем так, процедурно прозрачно выиграть выборы. Честности там особенной не было, потому что он не допустил своих основных конкурентов к участию, потому что он автократ все-таки, а не кто-нибудь. По крайней мере, у него есть какие-то собственные поклонники, а не просто люди, которые полагают, что статус-кво лучше неведомо чего. Вот это максимум любви, который наш президент может снискать.
В общем, рассказывали мы это рассказывали, описывали-описывали, руками в воздухе какие-то схемы рисовали — все слушали, видимо, не до конца понимая. Теперь, я надеюсь, станет понятнее.
Вообще всю эту историю будут, конечно, рассказывать во многих поколениях аудиторий, многим поколениям студентов. Вот вам, пожалуйста, авторитарный процесс принятия решений. Вот вам государственная монополия на легальное насилие — почему важна, почему надо ее беречь, держаться за нее (монополию), почему нельзя расставаться с ней. И как вообще неправильно пытаться управлять государством, как какой-то мутной фирмой путем выстраивания каких-то бесконечных схем.
Какие автократии сталкиваются с мятежом в своей стране
Что дальше? Помянувши Эрдогана, надо сказать вот еще о чем. Много какие автократы (в демократиях такого не происходит) сталкиваются с такими попытками переворота от своих же, естественно, не от чужих. Это понятно, кто еще близко. Но сразу понятно, кто на каких условиях в этом конфликте победил. Когда против Эрдогана взбунтовалась часть его военных, то эта оппозиция была разгромлена. С ней не торговались, ее уничтожили. После этого он развернул выдающиеся репрессии в 2016 году. Действительно, очень мощные и масштабные.
Если, например, российские события 2011-2012-го годов тоже рассматривать как некую попытку внутриэлитного бунта, поддержанного массами, поддержанного публичными протестами, то этот протест был разгромлен. Не куплен, никакого договорняка там не случилось, несмотря на многочисленные разговоры о том, кто с кем водку пил или, что они там пили, это не важно. Важно, что тут же образовалось «Болотное дело», то есть показательные точечные репрессии. Выдавливание активистов за границу, изменение законодательства. Это разгром бунта, это подавление мятежа.
То, что у нас с вами произошло в самые длинные дни и самые короткие ночи в году — это именно, что схематоз. Кому-то денег заплатили, с кем-то о чем-то договорились. Вообще Лукашенко, понимаете ли, президент третьей страны вступил во все эти разговоры. Дальше можно рассуждать, является ли он витриной для условного Кремля, хотя что такое этот условный Кремль уже совершенно непонятно, или действует самостоятельно, но выглядит это именно так.
Опять же другое популярное сравнение — события в Казахстане. Январская трагедия, как это у них называется. Президент Казахстана был вынужден просить помощи у международной организации, в которой, впрочем, он сам и состоит. Но бунт был именно подавлен. После этого начались опять же точечные, показательные репрессии против отдельных представителей старого клана. Никто не торговался с ними, никто не говорил: «А вы уедете в Узбекистан. А ваши люди, которые на улицы вышли и сожгли мэрию Алма-Аты, они подпишут контракты, либо домой пойдут, к ним никаких претензий нет, что сегодня, как я понимаю, заявляет председатель думского Комитета по обороне, кстати. Следим за этим спикером, он давно мой любимец — депутат Картаполов. Потому что он, с одной стороны, военный, с другой стороны, депутат. Разговорчив как депутат, а знает, как генерал, поэтому много чего рассказывает. Кроме того теперь этот комитет из основных двигателей законотворческого процесса, через них много чего проходит.
Так вот, у нас имеет место торговля, откуп, выкуп и какие-то странные публичные и полупубличные межевания. Уголовное дело обещали закрыть, но может, пока не закрыли. Может, завтра закроют. То есть всё непонятно. К чему я клоню — подавления бунта нет.
Из этого следует, что, во-первых, та же группа акторов может попробовать еще раз уже как-то более надежно. Любая другая группа акторов может увидеть, насколько открыта дорога на Москву и почему бы и нет? Как в «Капитанской дочке»: «Гришка Отрепьев царствовал же на Москве».
А вообще, когда мы будем смотреть на это все из какого-нибудь 2024-го года, то мы скажем, что это были первые предвестники чего-нибудь. Это, кстати, довольно часто бывает. Если мы посмотрим на историю переворотов удавшихся, то мы увидим, что довольно часто им предшествуют какие-то предварительные попытки. Например, путч в Чили — откуда, собственно, советские люди узнали слово «путч» — свержение президента Альенде, ему предшествовал тоже какой-то довольно одиночный пикет на танке со стороны группы недовольных военных, которые, увидев безнадежность своей попытки, сами сдались.
Признаки "нездоровья" системы
О’кей. Еще через несколько месяцев пришли другие, которые уже не сдались, а власть взяли и удерживали ее, как известно, довольно долго. Поэтому не так важно выяснение конкретных обстоятельств случившегося. Важно впечатление. Впечатление абсолютно однозначное. В здоровых, эффективных, функциональных политических системах не случается такой штуки. Нехорошую вещь скажу: теракты лучше этого. Что значит, лучше? Лучше в том смысле, что менее являются показателем системного нездоровья. Теракты совершаются аутсайдерами, заведомыми маргиналами. Теракты приносят жертвы человеческие, горе и разруху. Но они не могут быть предотвращены никакой системой. То есть при том, что каждый раз после этого начинаются разборки, почему спецслужбы не предотвратили, все знают, что, например, смертник может делать, что захочет. И группа смертников может делать, чего захочет. К сожалению, тут нет никакого стопроцентного средства. Поэтому вот это как раз случай, когда, как в «Мастере и Маргарите», кровь засыпали песком, убрали разбитое стекло — и жизнь пошла дальше. Как ни бесчеловечно это звучит, это можно.
Но такого рода мятежи совершаются членами элиты, не центральной, какой-то более-менее периферийной, но элитой, то есть своими же, теми, у кого есть ресурсы. Теракт — это жест отчаяния. Там у человека нет ресурсов, у него есть пластиковые ножики, билет на самолет, сколько-то взрывчатки, бомба, собранная на дому. Это все не политические инструменты.
А вот своя собственная армия — это политический инструмент. Свои собственные СМИ — это политический инструмент. Своя бизнес-империя — давайте не забудем, чем богат наш мятежник — это тоже бизнес-инструмент.
Дальше мы смотрим на следующую вещь: что на самом деле будет происходить с митинговавшими на танках, будут ли все-таки какие-то репрессии — явные, тайные, правоохранительными ли инструментами, либо путем выпадения из окон. Что будет происходить? Мы довольно быстро это увидим. Тут даже дело не в выпадении из окон, а в том, что сразу видно, происходит отъем собственности или нет. Это, действительно, больше всего похоже на бизнес-разборку военными инструментами, чем на что-то другое.
Недаром Рамзан Ахматович Кадыров вышел и сказал, что бывший брат Пригожин обиделся, что его дочери не дали земельный надел. Сколько подробностей сразу вылезает: дочь какая-то, наделы какие-то. Чем они там заняты? И эти люди пытаются у нас изображать политическое руководство. Редко когда такая большая страна имела дело с таким дурным, никуда не годным человеческим материалом. Ладно, это все бессмысленные жалобы.
Что будет с бизнес-активами, что будет с медиаактивами? В субботу начали торопливо рекламу убирать вагнеровскую и товары с их маркировкой, мерч убирать с OZON и Wildberries. Репрессии постиндустриального общества выглядят так: ваши товары исчезают с онлайн-маркетплейсов. Это страшная такая репрессия. Так вот, что будет в этом направлении? Это первое. Все будут смотреть на самого Евгения Викторовича, но его индивидуальная судьба пусть его самого тревожит. Он, кажется, этим очень сильно обеспокоен. Всем остальным можно не волноваться до такой степени.
И второе: объявится ли какая-то группа спасителей Отечества, то есть каких-то людей, которые возьмут на себя заслугу остановки колонны за 200 километров от столицы и спасения президента?
Много разговоров про нашего тульского губернатора Алексея Дюмина, бывшего путинского охранника. Так вот говорят, что он особенную любовь своего патрона завоевал операцией по спасению драгоценной жизни Виктора Януковича, которого он в своих объятиях или на своих плечах, как Эней Анхиса вынес из горящей Трои. Так вот проделает ли он это с другим президентом тоже? Вынесет ли он его на своих плечах из шатающегося Кремля? Это мы увидим через некоторое время по кадровым назначениям.
Пока инстинкт системы состоит в том, чтобы показывать, насколько ничего не изменилось: министр обороны на месте, начальник Генштаба на месте, правительство все собралось и, хлопая затекшими глазками, пытается произносить какие-то слова. Тем не менее, все на местах, все демонстрируют лояльность и пытаются выполнять как-то свои обязанности.
Что будет в ближайшие несколько недель, посмотрим. Про ситуацию на линии боестолкновения я ничего говорить не буду, потому что это не моего ума дела. А вот про внутреннюю политику могу сказать.
Также, завершая обзор внутренней политики, разговорчивый депутат Картаполов сказал, что давно пора легализовать ЧВК. Это очень интересный сюжет. В нашем российском законодательстве никаких частных военных компаний нету ни в каком виде. Есть только две статьи Уголовного кодекса: наемничество и организация и участие в незаконном вооруженном формировании. Обе статьи тяжкие.
Попытки принять закон о ЧВК делались с самого начала войны. Каждый раз они останавливались силами МО, которое не хотело такой легализации. В результате эти все люди действуют абсолютно вне закона, что, естественно, привязывает их лояльность только к командиру. Потому что в глазах российской властной вертикали, в глазах российской правовой системы они все преступники и больше никто.
Если теперь МО передумало (или его не спрашивают) и ЧВК будет легализовано, посмотрим, как это будет оформлено, в каком виде это будет сделано. Потому что преддверием этого конфликта, собственно, стало что? — стала попытка МО абсорбировать всех кондотьеров. Им сказали, что они до 1 июля должны подписать контракт с МО, либо разойтись. Собственно, это и запустило острую фразу конфликта. Потому что «Вагнер» сказал, что он ничего подписывать не будет, как они поэтически выразились: «Мы не пойдем путем позора». Надо же, какие. Люди чести, «дворянство шпаги», прости господи.
Да, это сходство было отмечено уже всеми, не могу не отметить. Это просто один в один. Как их зовут, этих, с ушами? Мангалоры? В общем, помятые такие существа с ушками, которым Зорг продает оружие. И они нажимают на красную кнопочку именно тогда, когда не надо нажимать на красную кнопочку. «За честь нашего рода!» Сходство поражает воображение. Прекрасный фильм, вообще чудный. Все бросить и пойти пересматривать «Пятый элемент» еще раз. Помните, там есть момент, как один из этих деятелей пытается улететь на космическом корабле под видом Корбена Далласа, и он документ показывает на стойке регистрации, а у него такие волны по лицу идут, потому что его истинная морда просится наружу. В общем, так все примерно и выглядело.
Не пойдут они путем позора, лучше они будут нажимать на красную кнопку, что, собственно говоря, и произошло. То есть они абсорбироваться не хотят, а МО хочет. С точки зрения высокой политологии, это, в общем, правильное направление действий. Потому что потеряли монополию — надо ее теперь как-то восстанавливать. Надо теперь собирать все эти осколки воедино, фарш назад проворачивать, пасту в тюбик упихивать. Это, как мы видим, непростое занятие, но необходимое, ежели эти ребята хотят сохранить какое-то подобие государственности и своей власти в ней. Пока не очень получается.
Хороший сценарий для Минобороны
Может быть, в результате всей этой лабуды, оно и получится. Давайте нарисуем сценарий хороший для Минобороны. «Таперича, когда этого надоедалу сплавили, давайте откроем дамский магазин».
Надоедалу сплавили, он куда-то, предположим, девается, его бойцы либо подписывают контракт, либо расходятся под гарантии того, что их не будут преследовать. А дальше их дома жена зарежет, как только недавно случилось с одним таким товарищем, вернувшимся с фронтов империалистической войны. Это будет для МО хороший вариант: решили проблему, президентом пожертвовали, перед всем миром показали… всем ежам вселенной показали свой обширный тыл. Но зато проблему решили. Это будет для них вариант хороший. При таком варианте еще можно поковылять сколько-то времени, если украинцы не будут нарушать это хрупкое равновесие и оставят их, наконец, в покое. Потому что, может быть, с этой задачей они справятся, а вот воевать у них не особенно получается.
Еще хотела рассказать, как я в ПАСЕ ездила, тоже было интересно. Но теперь как-то не до того. Ладно, про ПАСЕ потом отдельно расскажем, там любопытно было. Двух вещей мне не хватало после изгнания — это преподавания и парламентаризма. Раньше все это концентрировалось у меня в одном городе, а теперь приходится распределять. Преподавание в Астане, парламентаризм в Страсбурге и в Брюсселе. Здесь тоже, кстати, в Берлине ходила в бундестаг, тоже было интересно.
Авторитарная хрупкость
Подводя итоги, одна из самых труднообъяснимых концепций у нас — это авторитарная хрупкость, поскольку автократия ничем так не озабочена, как произведением впечатления максимальной брутальности, устойчивости, даже жестокости и кровожадности, маскулинности токсичной и всякой этой байды. Насколько они на самом деле хрупкие, мало кто знает. Пока они не разваливаются, никто не может об этом догадаться, потому что они столько били себя кулаками по груди и кричали: «Держите меня семеро!»
На самом деле демократии, которые всегда выглядят снаружи неряшливо, потому что там все ругаются друг с другом, потому что каждый выходит на публику, заламывает руки и говорит: «Эта страна катится ко всем чертям. Не сегодня-завтра все будет очень плохо». Поэтому людям со стороны, особенно людям, не привыкшим к свободному разговору, им кажется, что, действительно, страна та или иная катится ко всем чертям.
При этом демократии переживают кризисы, как политические, так и экономические, передают власть мирным путем, абсорбируют радикалов, время от времени выделяют из себя, когда народ становится недоволен, какую-нибудь партию, которую обзывают страшно праворадикальной, почти фашистской, и дальше она берет сколько-то штук мандатов. Все очень плачут и пугаются, и говорят: «Как же так? Это же Гитлер. Не сегодня-завтра он придет к власти». После этого какой-нибудь очередной Ле Пен разбивается на машине или на следующих выборах граждане, мобилизовавшись против фашистской угрозы, голосуют за кого-нибудь другого. И вся эта таратайка едет дальше.
Демократии устойчивы. Автократии хрупки. Но с виду все ровно наоборот. Поэтому, чтобы разобраться в сущности, нужна наука политология. На этом, пожалуй, и завершим наши поверхностные впечатления от происходящего.