О Белом движении

Введение

Современный русский правый дискурс в Российской Федерации, да и на всем постсоветском пространстве, крутится вокруг сакрализованных деятелей и организаций времен Гражданской войны и России-в-изгнании (зеркальная ситуация наблюдается и в популярном левом дискурсе). Вся медиакультура русского инфополя, разумеется не исчерпывается красно-белым срачем, но значительная часть российской «медийки» так или иначе, подогреваемая активистами из числа русских деятелей и противостоящих им новиопов, в перерывах между противодействием многонационалочке, сборами на гуманитарку для наших мальчиков, созданием полезных и действенных насколько это вообще возможно в медиапространстве общественных диспутов, скатывается к вечной проблеме всего политдвижа - обсуждению исторических фигур XX века - атамана Краснова, генерала Деникина, адмирала Колчака, генерала Власова, наркома Троцкого, маршала Тухачевского или наркома Ворошилова. Если очень повезет, подчеркиваю, очень повезет, то срач будет идти не о красно-белых варлордах, а о до\послереволюционных государственных деятелях, вроде Столыпина, Витте или Милюкова или аналогичных им по функциям Ленина, Томского и, ну скажем, Калинина, что уже лучше, но все еще бессодержательно. И это не может не удручать.

И на этом этапе, вероятно, стоит уточнить что я не имею ничего против общественных дискуссий вокруг не только спорных исторических фигур, но и тех немногих фигур, вокруг которых был ранее установлен негласный общественный консенсус. А если подобные дискуссии проходят не в рамках публичных дебатов или обмена гневными постиками в твиттере\телеграмме, а с соблюдением должных формальностей в научной среде и основываются на принципе научной объективности, я даже готов принимать в них деятельное участие. В споре рождается если и не истина, то по крайней мере нечто, отдаленно ее напоминающее, что уже в разы лучше (с точки зрения познания, в первую очередь) мистификации исторических событий любой пропагандой.

Но когда этих срачей становится слишком много, и протекают они не в формате научных семинаров, или, хотя-бы формализованных публичных дебатов, а в форме бессодержательной политической пропаганды, засоренное «русское медиаполе экспериментов» становится невыносимым для любого человека, не способного сидеть в собственной квартире более 12 часов в день 7 дней в неделю. И в этом заключается критическая слабость любых право-левых контактов, выстроенных не на взаимоуважении, а сознательной провокации, да и к тому-же касающихся тем, неактуальных для современной русской политики уже почти столетие. На данном этапе, хорошо это или плохо, «Белое движение» как субкультура не имеет никакого политического влияния, и представляет, разве что, культурологический интерес, равно как и зеркальное «Красное движение».

Впрочем, в некотором смысле, левое движение «патриотов СССР» и современный истеблишмент КПРФ обладают в силу 70-летней специфики исторического процесса в России даже большим внутриполитическим влиянием, чем движение «Белых» (автор сознательно делает акцент на данной разновидности правого дискурса, поскольку другие движения, партии и объединения, исповедующие традиционные правые ценности – свободный рынок, сильное национальное государство, консервативные ценности и гражданское общество, включающие в себя системных правых и правоцентристов, интегрированных в вертикаль власти, пусть и ограничены условиями автократии, все же обладают большим реальным влиянием во власти, и способны не только рождать и поддерживать дискурсы, работая с молодежью и маловлиятельной частью электората, но и оказывать посильное влияние на проводимую государством внутреннюю и внешнюю политику, опираясь на инструментарий публичной политики).

«Белое движение» стоит переосмыслить, в первую очередь, представителям самой данной политизированной субкультуры. Подобно новым правым во Франции 70-80 годов, скинхедам в 90-ые и альтрайтам в США, «белое дело» обречено на политический провал и перманентную маргинализацию. Широкие массы не хотят ассоциировать себя с ультранасилием, идеей «четвертого пути» точно так же, как и с неведомой зверушкой, воевавшей то ли за «Единую, Великую и Неделимую», то ли за «Вольный Дон» с автономной Сибирью, которую потом и вовсе разгромили, и, мало того, объявили нацгоспредателем и агентом псов Антанты, затем расстреляли, сожгли, а прах развеяли на Красной Площади над мавзолеем Ленину. И не реабилитировали, как например, жертв Сталинских репрессий, должным образом ни в народной памяти, ни (практически, за очень редким исключением) в научных кругах.

История Русского Исхода

Белое движение зародилось как временное объединение всех антибольшевицких сил (партий, вождей и движений), и цель у белого движения была одна – насильственное свержение военной хунты большевиков, единолично захвативших власть в России. Первые два года войны белые укрепляли свои позиции, отчаянно и доблестно сражалась русская армия Вооруженных Сил Юга России, успешно держали фронт оснащенные немецкими винтовками казаки Всевеликого Войска Донского, с переменныи успехом бои протекали в Сибири и на Дальнем Востоке. Потом наступили тяжелые года, радость поражений и пощечины удач, и, спустя семь лет гражданского противостояния, большевики захватили контроль практически над всей территорией бывшей Российской республики, а до нее Империи. "Отравленный хмелем свобод себя обезглавил безумный народ" даже немотря на Советско-Польскую войну 1920 года и постоянные крестьянские восстания против беспеделов комиссаров на деревне. Белые в этой войне проиграли, и по результатам ГВ были практически полностью уничтожены, не только идеологически (как платформа антибольшевиков), но и физически – через этно- и стратоцид в Центральной России, на Юге (особенно жестоко в Крыму), в Сибири и Поволжье. Немногие уцелевшие белые генералы, министры непризнанных правительств, бывшие чиновники РИ и уцелевшие части рядовых, успевших на Крымскую эвакуацию и исход в Галлиполи , а затем и неугодные новому правительству русские деятели культуры, массово уезжающие из Советской России (Философский пароход) составили основу «Другой России» - России-в-изгнании.

России-в-изгнании, однако, было суждено прожить не так долго, всего два-три поколения русских в эмиграции размыли гражданскую и этническую идентичность, потомки белых русских стали уже не бывшими подданными матушки России, а французами, англичанами, немцами и американцами в первых поколениях. Их риторика порой сильно отличалась от риторики собственных отцов, дедов и прадедов – они мыслили интересами не России, но государств, их приютивших. И этому, стоит сказать, в немалой степени способствовали не столько объективные причины внутренней дезорганизации «Белого движения» по причинам объективным - невозможности продолжения борьбы против общего врага (Хотя, и это имело место, пусть и в меньшей степени. Вообще же, можно лишь удивляться сколь долго движение, никогда не имевшее ни единого лидера, ни единой политической платформы смогло сохранять какую-либо субъектность. И, если не связывать это свойство белых с удивительной твердостью русского духа даже в годину несчастий, то я не знаю с чем можно было бы это связать, ведь никакой практической, экономической или политической пользы это объединение русских не несло.) сколько активная подрывная деятельность ГРУ СССР.

В эмиграции аккурат после разгрома последних белых армий создаются основные политические платформы все еще пассионарного меньшинства белой эмиграции – РОВС, СРНМ, что позже будет преобразован НТСНП, и наконец в НТС(рс), Союз Младороссов, под предводительством Савицкого и Трубецкого возникает евразийское движение. В этот момент происходит сильнейший раскол в Белой эмиграции, впоследствии разделивший ее на сменовеховцев и непримиренцев. Сменовеховцы провозгласили собственной целью примирение русской эмиграции с новым советским руководством, и налаживали идеологические и политические связи с Совдепией, позже некоторые активисты и лидеры младороссов и евразийцев будут разоблачены как инфильтрованные агенты ГРУ-Коминтерна, и к концу 30-ых годов сменовеховство пойдет на спад, уступив эмигрантские симпатии непримиримости.

Саботируемые советскими дипломатами и агентами Коминтерна внутренние расколы в наиболее влиятельном в интеллектуальном пространстве белоэмигрантов РОВС (председателей РОВС и вовсе раз за разом похижали\убивали по прямому указанию из Москвы) стали причинами дальнейшего дробления непримиренцев на нейтрально-выжидательную позицию, ярчайшим представителем которой был генерал Деникин, и воинственную позицию в отношении с Советами, ярчайшими фигурами которого стали Шкуро, Туркул и Краснов. Воинственные непримиренцы создают с 1938 по 1942 год ряд наболее радикальных политических движений, вроде РНСУВ, НТС, участвуют в создании КОНР и РОА, и других движений, открыто декларирующих сотрудничество с Третьим Рейхом с целью формирования национальныхт воинских формирований из числа всей антибольшецкой эмиграции, готовой вооруженным пуем протиивостоять «красной чуме», и советских антибольшевицких военнопленных для «освобождения Родины от большевиков» (автор данной статьи всецело осуждает любые попытки сотрудничества с национал-социалистами, национал-социалистическую политику в отношении славянских народов, любые человеконенавистнические идеологии из XX века, и не несет цели реабилитации коллаборационистов во время ВМВ и ВОВ).

Оставшиеся нейтральными на всей протяжении ВОВ или вовсе примкнувшие к блоку Союзников белогвардейцы составили, при самых положительных оценках, лишь половину всей белой эмиграции. Справедливости ради, стоит заметить, что на общую статистку повлияло и то, что многие белые деятели, умерли еще до начала войны с Германией, а небольшая часть вернувшихся с войны эмигрантов пополнилась не идейными антибольшевиками из числа бывших белых, а коллаборационистами из числа бывших частей Красной Армии, воевавших в РОА. Так или иначе, к 50-ым годам политические проекты белого движения потеряли не только влияние и уважение у граждан страны советов, но и в среде русской эмиграции. Этому способствовала и десталинизация Хрущева после разочарования русским народом политикой послевоенного сталинизма, и время в неволе заграницы, не способствующее солидаризации белых. С вливанием в среду русских эмигрантов советских диссидентов (Солженицына, Бродского, Лимонова и иных), либо дискредитирующих антисоветское движение сомнительным активизмом, либо работающих в русле общего обеления советского проекта, Белое движение умирает уже окончательно, пока в 1980 году его не пытаются реанимировать через создание с санкции КГБ НПФ «Память», а потом и в 1989 году ЛДПСС. На этом этапе труп белого движения начинают очернять лощенным антисемитизмом и черносотенством, и доводить до абсурда национализм и патриотизм первой волны белой эмиграции. Что, стоит заметить, вполне естественно для любых политических движений, созданных под руководством КПСС и ее преемников в Союзе (а потом и СНГ), и выполнявших на практике преимущественно одну цель – абсолютный контроль власти над политической ситуацией в стране.

О русских и белых после 91 года. Вывод

И с этого момента речь начинает идти не о Белом движении как политической платформе антибольшевизма в России, а затем и за рубежом, а о «Белом движении» как субкультуре ревнивых защитников наследия прошлого, не прикладывающих никаких практических усилий, для трансформации настоящего. А если и прикладывающих какие усилия, то в форме участия в сомнительных политических проектах и организациях, не получающих никакого отклика у потенциального избирателя. Сейчас я сознательно буду избегать упоминания конкретных политических «тусовок», бравирующих наследием исторической России и на голубом глазу называющих себя наследниками Белого дела, но люди в этом вопросе сведущие, вероятно, поймут о ком идет речь. Разумеется, это вина и политической конъюктуры, но едва-ли одной коньюктурой можно оправдать политический инфантилизм подобной формы неореакции. Каковы бы не были перипетии жизни русского эмиграции, русская политическая мысль за границей умерла к середине 50-ых годов со смертью величайших русских интеллектуалов, пытавшихся осмыслить, все произошедшее с Россией за недолгие три десятилетия: Ивана Ильина и Ивана Солоневича. Их на поприще русской культурной жизни "России-за-границей" сменяли уже новые горячие головы, но первоначальный запал русской эмиграции был навсегда утрачен. Да к тому же, сменялась культурная эпоха, от модерна мир начинал переходить к чему-то совершенно новому и неизвестному (хотя и осмысляемому уже первыми франкфурцам, а позже и их преемниками), что станет позже выраженно в акционизме и перформансах национал-большевиков Лимонова (запрещены в РФ, осуждаем) и евразийцев Дугина (оба движения политически мертворожденны, но представляют высокий культурный интерес, поскольку выражают тоску мира технологий по архаике ревущего десятилетия 20-ых и предвоенного десятилетия 30-ых годов XX века, не только, впрочем, ее, но многие другие вещи, рефлексии и призывы, и об этом можно спокойно писать отдельную культурологическую статью или даже книгу, но пока отложим эту тему).

Посему мой финальный тезис относительно Белых субкультурщиков таков: ребята, не стоит пытаться выстраивать на исторической реконструкции собственный политический или жизненный путь. В данном случае аппеляция к отжившему - не только лишь откровенное ретроградство, но и признание собственной политической импотенции. Будущее русской политики лежит вне красно-белого дискурса, ХОТЯ и не вне дискурса право-левого. Просто стоит четко разделять эти два дискурса, соблюдать, так сказать, уровень культуры дискуссии в Восточной Европе.

Русский (да и не только русский) политически грамотный человек будет следовать не за конкретным историческим деятелем, со всеми его недостатками и перегибами, но стараться находить баланс между модерантизмом элит и крайним нигилизмом революционеров. Русский будет реформировать собственную Империю, создавая позитивный образ будущего, стараясь не уходить к отброшенным историей формам политической реакции как правого, так и левого толка. И только через такой, обновленный правый дискурс, очищенный от скверны красно-белого противостояния (и, заодно красно-коричневых союзов) мы Сделаем Россию Великой Вновь. Тогда же к нам вернется уважение предков, правды о которых мы непременно добьемся не если не словом, то делом.