«Люди классифицируют других, чтобы помочь себе»: о самоанализе и любительской психологии

Осознание своих психологических проблем и работа над ними — сложный процесс, тем более в России, где многие люди до сих пор боятся признать, что с ними что-то не так. С другой стороны, есть психоипохондрики и любители ставить диагнозы ближним, — и тут важно разобраться, где реальная проблема, а где навешенный ярлык. Поговорили с психотерапевтом и психиатром Натальей Стилсон о том, как понять себя и преодолеть иррациональные страхи, о стремлении ставить диагнозы окружающим и шансах «вылечить» запутанные отношения.

— Из рассказов психотерапевтов создается впечатление, что в России люди не очень склонны к продуктивному самоанализу. «Копаться в себе», проявлять большое внимание к своему внутреннему миру многим кажется лишней тратой времени или неоправданным вниманием к собственным слабостям. Почему так сложилось?

— С продуктивным самоанализом достаточно сложно у всех. Мы видим себя изнутри и знаем о себе какие-то вещи, но существуют особенности и проблемы, которые можно увидеть только со стороны. Есть такое популярное мнение, что человек осознает себя где-то на 10%. На самом деле, конечно, никто не знает, насколько именно мы себя осознаем, но, скорее всего, дела примерно так и обстоят. Мы часто судим о том, каковы мы, на основании наблюдения реакции на нас окружающих. И в то же время ждем от других тех реакций, которые сами считаем «нормальными». Нам кажется, что мы знаем не только содержание мыслей других людей, но и то, что они чувствуют. Можно сказать человеку какую-то грубость, не думая, что она его заденет, — если сам не считаешь ее обидной. Мы ожидаем от других того, что, по нашему внутреннему убеждению, «все нормальные люди делают». Некоторые личности часто не могут адаптироваться в обществе, потому что их ожидания неадекватны действиям их окружения. И наоборот: окружающие ждут совсем других действий от них. И между этими позициями может быть пропасть. Поэтому так популярна концепция эмоционального интеллекта — если мы будем понимать, что мы чувствуем сами, нам будет легче понять, что чувствуют другие. Но дело не только в чувствах. Тут есть и когнитивный компонент, осознанное понимание, потому что нам нужно встать на какую-то другую точку наблюдения, чтобы понять чуждую нам логику. Поэтому так полезен психотерапевт, который может дать этот новый ракурс наблюдения.

— В маленьких странах с большей плотностью населения люди лучше адаптируются к окружению?

— В некоторых странах, особенно с плотным населением, люди живут не столько за счет эмоционального взаимодействия, сколько за счет ритуалов и правил. Но в этом случае с ними сложно коммуницировать, потому что они никогда не говорят, если им что-то нравится. «Нас слишком много, мы слишком близко живем, чтобы выплескивать негативные эмоции», — такой логикой они руководствуются и многое в себе подавляют. Я общалась с некоторыми женщинами, состоявшими в браке с японцами. Они утверждают, что их супруги слишком тяжело переносят депрессию, вызванную неодобрением со стороны общества. Если японцам кажется, что они неодобряемы обществом, являются «сломанным винтиком», то дело может дойти вплоть до суицидальных намерений — настолько им становится эмоционально тяжело.

— Если разматывать вместе с терапевтом клубки скрытых страхов и мотиваций, полученный ответ иногда кажется очень очевидным. Почему же нам так сложно сразу увидеть и принять реальное положение дел?

— У нас существует два уровня понимания проблем. Один интеллектуальный, а другой — эмоциональный. И то и другое важно для понимания того, что с нами происходит. Многие люди прекрасно об этом осведомлены, но нельзя сказать, что знания об этих процессах заметно улучшают эмоциональную ситуацию в мире. Все знают о том, из-за чего возникает прокрастинация, об этом написаны тысячи книг. Однако эта проблема не только не сходит на нет, но количество случаев растет. Согласно статистике, из-за прокрастинации экономика США по-прежнему терпит миллиардные убытки. Человек может прекрасно все осознавать, но страх или другая проблема не перестает существовать от того, что вы знаете, что она есть.

«Способность понимать себя зависит от того, насколько человек готов и может терпеть негативные эмоции и душевную боль».

— Но хорошо, если человек вообще осознает проблему, — многие ведь не доходят даже до этого.

— Это не всегда так. В основном люди достаточно быстро и конструктивно принимают теории насчет того, почему все происходит не так, как им хотелось. Но дело с решением проблем не сдвигается с мертвой точки. Необходимо протолкнуть это интеллектуальное понимание до эмоционального уровня, чтобы знания заработали на практике.

— От чего зависит способность человека понимать самого себя, какой набор качеств для этого необходим?

— Как ни парадоксально, это зависит от того, насколько человек готов и может терпеть негативные эмоции и душевную боль. Если говорить о самых успешных моих клиентах, успешных в плане прохождения терапии или консультирования, — они обладают способностью идти вперед несмотря на то, что какие-то «раскопки» в прошлом могут причинить достаточно много боли. Но весь процесс начинает буксовать, если человек начинает избегать минимального дискомфорта. Большую роль играет зрелость личности, готовность принять свое несовершенство. Какие-то неприятные вещи о себе мы узнаем каждый день, и человек зрелый в таких ситуациях признает: я неправ, а инфантильный будет это отрицать.

— Как работать с болью?

Мы объясняем клиентам, что будут неприятные переживания, и главное — не нужно делать резких движений. Мы будем идти небольшими шагами вперед. Если проблема серьезная, нужно подходить к разматыванию эмоционального клубка потихоньку, постепенно, слой за слоем убирать страхи. С другой стороны, психика нас бережет, редко дает нам возможность раскопать что-то до самого дна, произвести настоящий взрыв, чтобы все наружу выворотило. О большинстве своих проблем мы даже не подозреваем.

— Из вашего опыта — пациентам с какими проблемами сложнее всего осознать свое состояние и начать работать над собой?

— Это очень сильно зависит от человека, от того, насколько для него болезненно и важно принять открытия в процессе работы. Бывает так, что проблема очень серьезная, но человек может решить ее за несколько недель. А бывает какая-то несложная рутина, но клиента на ней может застопорить. Есть, конечно, объективно тяжелые проблемы — насилие в детстве, жизнь с родителем-нарциссом и так далее.

— А если я вижу, что мой знакомый/близкий проявляет признаки, например, пограничного расстройства или нарциссизма, как мне грамотно поделиться с ним своими подозрениями, чтобы не обидеть, но при этом обратить внимание? В каких случаях стоит держать свое мнение при себе?

— Здесь зависит от того, какие у вас отношения с этим человеком.

— Например, он хороший знакомый или друг.

— Тогда стоит подумать, как вас судьба привела к дружбе с таким человеком.

— То есть в первую очередь нужно понять, почему у меня такое окружение?

— Вопросы, как спасти нарцисса, обычно задают люди, созависимые с нарциссом. Но нарцисс может спасти только сам себя. Нарциссические личности испытывают кучу всяких проблем, но редко считают, что проблемы действительно у них, хотя некоторые все же определяют, что что-то не то с их личностью. Что касается пограничных расстройств, тут можно дать человеку что-то почитать по теме, но быть готовым, что вначале он может негативно и деже агрессивно отреагировать на это. Тут много эмоциональных нюансов, и поэтому пограничное расстройство относят к состояниям сложной диагностики. Но часто бывает, что люди, особенно женщины, потом очень благодарны тому, кто показал им нужное направление и дал возможность собрать распадающиеся кусочки своей жизни.

«Когда кто-то в паре начинает работать с собственной зависимостью, люди обычно расстаются».

— А если люди состоят в сложных отношениях (например, созависимый плюс контрзависимый), и один из них вдруг проявляет осознанность и начинает разбираться в проблеме, — как ему убедить партнера искать решение вместе?

— Проинформировать партнера о том, что именно вы хотите изменить в отношениях, и предложить ему присоединиться. Но если это человек, от которого эмоционально зависят, то вероятность того, что он пойдет разбираться с собой, весьма небольшая. И когда кто-то в паре начинает работать с собственной зависимостью, люди обычно расстаются. Обратные случаи — чтобы контрзависимый человек проявил инициативу, — встречаются крайне редко.

— Где вообще проходит граница между нормальной заботой и начитанностью в области психологии/психиатрии и любительским стремлением ставить всем диагнозы?

— Норма — довольно сложное и неоднозначное понятие. Многим хочется определиться, как действуют окружающие, правильно это или неправильно и почему так происходит. Диагноз — это ярлык, который многое объясняет. Навешивание ярлыков — это защитная тактика. Люди часто увлекаются психологией не профессионально, а любительски, чтобы так ранжировать людей. Они в этом случае помогают не другим, а себе — снимают тревогу от взаимодействия с другими людьми.

— Эти же люди обычно любят соционику.

— С соционикой до сих пор такая ситуация — нет ни одного научного труда, который показал бы, что эта классификация соответствует реальному положению дел. Но она достаточно легка для непрофессионалов, и есть люди, которые уверяют, что она работает. Встречаются такие любители, для которых соционика становится сверхценной идей. Им просто необходимо немедленно отнести собеседника к какому-то психотипу, и только тогда они начинают чувствовать себя спокойнее в общении. Но это беда не только любителей соционики. Профессионалы многих областей точно так же классифицируют окружающих. Есть психологи, которые разделяют всех встречных по типу патологий личности, или милиционеры, которые ищут у человека какие-то нарушения в бытовом плане, чтобы сориентироваться, что это за личность.

— Но при этом часто возникают когнитивные искажения.

— Чем сложнее предмет и смысл явления, тем больше шансов что-то исказить. А психика крайне сложна для нашего восприятия. Людям хочется ясности. Если классификация четкой не выходит, то неподходящие качества можно подгонять под идеал. Сейчас в России идет активная политическая жизнь, и легко уловить эти процессы: человек с помощью несложных вопросов классифицирует кого-то как своего политического противника и сразу же выдает определенный пакет ожиданий. «Крым наш» или «не наш» — и сразу все понятно.

— Западные журналисты часто жалуются на увлеченность классификациями в профессиональной психиатрии. Там не редкость заголовки вроде «Вышел DSM-V (американский справочник психических расстройств. — Прим. ред.) — остался ли среди нас хоть кто-то нормальный?»

— Дело в том, что существует европейская система психиатрии (к которой тяготеет российская психиатрия) и американская, где есть справочники DSM и ученые несколько по-другому смотрят на все. Например, в Штатах есть тенденция к гипердиагностике биполярных расстройств, а в Европе подобные случаи могут классифицироваться как шизофрения. И тут, конечно, могут быть дискуссии. В США очень любят писать пропсихиатрическую и антипсихиатрическую беллетристику. Некоторые авторы с этим очень сильно заигрываются. Когда Обама вступил в свою должность, появился один журналист, который регулярно выискивал у нового президента признаки нарциссизма и регулярно публиковал что-то на эту тему в СМИ. Несмотря на явный непрофессионализм его статей, его прищучили только месяцев шесть назад.

— У Путина вон Аспергера недавно «нашли».

— Да, похожий случай. С другой стороны, если вы поинтересуетесь президентами, которые уже ушли от власти, вы найдете хорошие психиатрические и психологические работы, где анализируется их семейный бэкграунд. Например «Дислексикон Буша» — после прочтения бывшего президента даже немного жалко становится. Есть хорошая книга про Клинтона и его семью, несколько книг про Хиллари Клинтон. Но в России, к сожалению, не пишут про лидеров в таком ключе, хотя в политическом плане это было бы очень полезно, потому что было бы понятно, как проблемы отдельной личности влияют на судьбы стран.

«Вот совет: если вы себя поругали, то теперь себя за это же похвалите. Крайне редко бывает так, что абсолютно все плохо».

— Многие люди балансируют между самооправданием и самообвинением — то включают внутреннего критика по любому поводу, то не замечают у себя тараканов и все валят на ближних. Как пройти между двух огней? Есть ли какая-то условная шкала объективности, по которой можно сверяться?

— Шкалу, конечно, любую можно выработать, но наше поведение и личность очень сложны, и мы не можем по каждому поводу применять одну и ту же шкалу. Вот совет: если вы себя поругали, то теперь себя за это же похвалите. Крайне редко бывает так, что абсолютно все плохо. После этого у вас будет, по крайней мере, два противоположных мнения, которые легче сопоставить и понять, что на самом деле произошло и что с этим можно сделать. Как говорят, нельзя назначать виновных, надо назначать ответственных.

— Еще один спорный вопрос — стоит ли докапываться до всех своих детских травм или достаточно остановиться на решении конкретной проблемы?

— Австрийский психолог Альфред Адлер в свое время говорил, что детские психологические проблемы и фрустрации являются инструментом развития. Некоторые травмы и печальные случаи приносят не только негативные переживания, но и полезный опыт, и многие из них реально интегрируются в психику без особых трудностей. Те, что не интегрируются, и становятся нашими проблемами. Но бывают неоднозначные случаи подобных раскопок. В свое время в англоязычной литературе обсуждалась история — успешная женщина-адвокат решила походить к психотерапевту по совету подруги, даже не столько по совету, сколько заразившись ее примером. Все ходят, почему бы и ей не сходить. И она очень активно взялась копаться в своем прошлом, и они с доктором года три перекапывали все. В итоге дама бросила работу, детей, занялась искусством, путешествиями и тому подобным. Неоднозначный результат — с одной стороны, люди говорили, что, возможно, адвокатство было не ее, и вряд ли она решила бы заняться психотерапией, не будь там каких-нибудь проблем. С другой стороны, многие отмечали, что беседы с психотерапевтом привели к разрушению семьи плюс героиня потеряла свои финансовые позиции. Стоило ли ей идти на терапию? Вопрос философский.

Варламова Дарья