Большая история Arctic Monkeys  

Arctic Monkeys выпустили седьмой альбом «The Car», и он расколол фанатов на два лагеря: одни категорически не приняли новый, протяжный саунд, предпочитая обкатанные годами хлесткие риффы, а другие зауважали группу за смелый шаг в новом направлении. Параллельно с этим песня «505» со второго альбома «Your Favorite Worst Nightmare» продолжает вируситься в тиктоке и приносить новых фанатов группе. Специально для The Village музыкальный критик Петр Полещук провел ревизию творчества британцев: как хедлайнеры инди-рока избежали участи остаться локальным культом, как выросли из городской шпаны в глэм-звезд и почему трансформация Arctic Monkeys — другим наука.

«Кто, черт подери, такие Arctic Monkeys?» — таким вопросом с обложки первого мини-альбома обратились к миру уроженцы Шеффилда в 2006 году. В действительности через вопрос сквозит кокетство: еще до EP группа успела выпустить дебютный альбом «Whatever People Say I Am, That’s What I’m Not», который по скорости продаж побил все рекорды, а парни из квартета стали помазанниками прессы — позже NME и вовсе раскритиковали за то, как часто журнал помещал их на главных страницах.

Вряд ли молодые ребята из Саут-Йоркшира пророчили себе такую судьбу. Вокалист Алекс Тёрнер, гитарист Джейми Кук, барабанщик Мэтт Хелдерс и бас-гитарист Энди Николсон (позже его сменил Ник О’Мэлли) собрались просто потому, что вдохновились гремевшими тогда The Strokes. Согласно мифу, Arctic Monkeys даже не умели играть на инструментах, а о каком-то сценическом имидже не шло и речи — словом, учились летать, уже прыгнув со скалы. Кто бы мог подумать, что через несколько лет толпы молодых англичан будут рвать глотки под песню «505» (а в 2020-х, благодаря тиктоку, подпевать примется уже поколение Z). Как говорил лидер группы Алекс Тёрнер c некогда свойственной ему скромностью: «Не верьте хайпу». Как бы не так — хайп был не на пустом месте.

Безусловно, если на момент выхода дебютного альбома вам было меньше 20 и вы были британцем, Arctic Monkeys имели все основания завладеть вашим сердцем: в меру бойкие, но романтичные — чем не идеальный общий знаменатель для влюбленных парочек? Девочек привлекало умеренное нахальство квартета, а мальчики убеждались, что раз эти дворовые пацаны могут быть романтичными, то им тоже чураться эмоций не стоит.

Если же британцем вы были только в душе, а на самом деле жили в России, от английских сердцеедов все равно было не скрыться: они быстро поселились в плейлистах фанаток и Placebo, и Thirty Seconds to Mars, и чуть более старших поклонников брит-попа, а в местных рок-шопах значков, напульсников и маек с Arctic Monkeys становилось больше, чем с Muse. Для модников их чествовал Юрий Сапрыкин, для школьных бунтарок их расхваливали «Ранетки», а Гай Германика дежурно вклинила музыку британцев в свой скандальный сериал. По итогу Arctic Monkeys стали одной из любимых групп отечественных хипстеров, что зафиксировало выступление группы на фестивале «Субботник» в 2013-м: визит почти символически стал кульминацией мечты о России как части Европы, прямо перед тем как баловное инди перестало озвучивать реальность.

Но верно и то, что Arctic Monkeys любят критиковать — споры вокруг этой, казалось бы, не самой конфликтообразующей группы ведутся не первый десяток лет. Причем споры самой разной природы: от банального фанючества типа «какой альбом лучше» или «какая прическа идет вокалисту больше» до столкновения вкусов разных поколений и культурологических баталий. Например, еще в 2006-м из-за молодого коллектива в дискуссии столкнулись культовые критики Саймон Рейнольдс и Марк Фишер. Для протокола: обычно обоих интеллектуалов замечали за обсуждением музыки снобской и авангардной.

Радикальный Фишер предсказуемо ругал сенсационных рокеров за потворство ностальгии, а также сетовал на взлет их популярности как на свидетельство эрозии поп-музыки, больше не способной провоцировать создание новых жанров. Более либеральный Рейнольдс оправдывал группу, отмечая, что у Arctic Monkeys лучшая ритм-секция в британской музыке со времен The Stone Roses.

На что действительно стоило обратить внимание в их профессиональных распрях, так это на негласное утверждение легитимности: с Arctic Monkeys считались явно больше, чем с их коллегами по сцене и жанру или c предшественниками, будь то The Coral или The Libertines. Даже если на примере Arctic Monkeys Марк Фишер критиковал экосистему поп-культуры, то справедливости ради в качестве козлов отпущения он выбрал не абы кого, а именно шеффилдских нарушителей спокойствия. Оно понятно: за кажущейся легкомысленностью группы скрывалась весьма богатая культурная традиция. И четверо шалопаев обращались с ней очень изящно (хотя и явно интуитивно).

Районы, кварталы, жилые массивы

Пусть на декаду раньше различные критики говорили про брит-поп и его светочей вроде Oasis и Blur как про апогей музыки Великобритании, тем не менее подобная лесть гораздо лучше подходит именно Arctic Monkeys. Oasis были подобны музыкальному автомату в районном пабе, то есть воспроизводили наследие преимущественно групп радийных, тогда как Arctic Monkeys походили на собранный по заветам ХХI века эклектичный плейлист в Сети (недаром львиную долю в их популярности сыграл интернет). На первых двух альбомах Arctic Monkeys аккумулировали гитарную резкость в духе пост-панка, ритмическое сумасшествие, напоминавшее о The Who, мелодическое чутье нью-йоркских англофилов The Strokes, диалект The Libertines и даже скоростной граймовский речитатив — на фоне музыкально-консервативного брит-попа координаты весьма разнообразные.

Если музыка Arctic Monkeys — квинтэссенция мелодий и ритмов Великобритании, то лирика Тёрнера — квинтэссенция ее главных поэтов-песенников. Отчеканивая строчку за строчкой, Тёрнер не давал угаснуть в недрах поп-фонотеки язвительности Джарвиса Кокера, меланхоличности Моррисси, причитаниям Йена Дьюри, колкости Джона Купера Кларка и даже сатире Майка Скиннера. Вот только лидер Arctic Monkeys рифмовал не жалкое стихотворное попурри на кумиров, а полноправно продолжал развивать драматургию кухонной мойки: движение в культуре, с пристальным вниманием к проблемам пролетариев и повседневной Великобритании. Конечно, Тёрнер строчил с поправкой на новый век: MySpace, первые мобильники и любовные эсэмэмки, чав-сериалы по типу Shameless и Skins, проникновение пэрис-хилтоновского гламура в рабочий класс, джинсы в стразах на низкой посадке — все эти приметы времени, может быть, уступают драмам из песен Pulp или The Smiths, но певцы реальность не выбирают, а только документируют и редактируют. Характерно, что в ныне популярном злостном брекзит-роке, родившемся в совершенно иных социальных условиях, слышны ритмические па ранних Arctic Monkeys только у Yard Act.

При всем сарказме Тёрнер не ставил себя выше городского жлобья, про которое с удовольствием сочинял изощренные опусы. Более того, он посмеивался над теми, кто забывал максиму, что уверенно стоять можно, только держась корней. В «Fake Tales of San Francisco» он нападал на группы, готовые отринуть свою региональную идентичность в угоду центральных мегаполисов: «Ты не из Нью-Йорка, ты из Ротерема», — насмехался 19-летний задира.

Но помимо града из топонимов Шеффилда и зарисовок жизни простых людей, Arctic Monkeys отличались выпирающим диалектом: в «Mardy Bum» можно наткнуться на фразу «it’s reight hard to remember» — типичная форма выражения для жителей Шеффилда, но едва ли часто встречающаяся в поп-музыке. В «From The Ritz to The Rubble» Тернер произносит «scary one» как «scary un», редуцирует «doesn’t» к «dun’t», а помимо этого, выдает вместо «nothing» странное для не английского уха «nowt». А как иначе адекватно писать о казусах родного городишки?

А что вообще в Шеффилде?

 Что интересно, прежде Шеффилд на музыкальной карте выглядел совершенно иначе: как и Манчестер, он был индустриальной столицей севера Англии, поэтому неслучайно заводская среда формировала пост-панк формации (вроде поэтов паранойи Cabaret Voltaire и глэмовых любителей фантастики The Human League). Позже честь воспевать город взяли на себя Pulp, сместив фокус с промышленной сферы на повседневность, но продолжая заигрывать с гендером и кичится художественным образованием. Что было неизменным, так это рокофобия. Тамошние молодые пижоны, даже во времена панка, предпочитали гитарам синтезаторы и прочие экзотические инструменты (вспомните скрипку у Pulp). Но все, чем жила сцена с 80-х, к середине 00-х закончилось: эстетика сталелитейных заводов, гендерная амбивалентность, кэмп и эксперименты с электроникой — все вышло из моды. Новые группы теперь орудовали стандартным рок-инструментарием и старались походить на пацанов, поющих с региональным акцентом о том, как их выбросили из ночного клуба. Очевидно, городская культура принялась равняться на группу Алекса Тернера, что только лишний раз доказывало, кто правит бал. И не устаревшей ли «новой волне» Arctic Monkeys выносили приговор в «I Bet You Look Good on the Dancefloor», ехидничая «танцуя под электро-поп, прям как робот из 1984»?

Хотя Arctic Monkeys выгодно отличались от ряда брит-поп-легенд, они были вполне близки молодняку вроде Kaiser Chiefs, Franz Ferdinand и Bloc Party. Те тоже не брезговали угловатым постпанком и ломаными ритмами. Все четверо прославились в Великобритании, все отлично годились для танцпола и не были обделены вкусом в уличной моде. Принципиальное отличие между главными любимцами прессы и остальными таилось в амбициях. Тёрнер явно не хотел оставлять коллектив в статусе инди-хедлайнеров. Он хотел превратить группу в хедлайнеров мировой сцены.

А казалось бы, на что может рассчитывать предельно британоцентричная команда, изъясняющаяся с жителями Йоркшира на одном наречии? История знала и более универсальные английские феномены, так и не убедившие Америку. Именно поэтому над третьим альбомом «Humbug» Arctic Monkeys корпели уже не в английских студиях, а на юго-западе США, в пустыне Мохаве, под руководством пионера стоунера — Джоша Хомми.

АМериканская мечта

Новый альбом сохранил почерк Arctic Monkeys, но все же явно был пробой пера: что будет, если замедлиться? Как мы зазвучим, если отдадим главную роль более прямолинейному року, а барабанные пируэты спрячем? Эксперимент оказался удачным, и группа продолжила американизировать саунд на следующем «Suck It and See». В знойной «Brick by Brick» можно было услышать отзвуки Игги Попа времен его альбома с аналогичным названием; «Don’t Sit Down Cause I’ve Moved Your Chair» напоминала о Queens of the Stone Age — детище их наставника, а «That’s Where You’re Wrong» орошала серфовым бризом. Чего в пластинке не было, так это песен, выдававших группу, что недавно славилась как главная надежда британской музыки.

Едва ли кого-то удивило, что критики, привыкшие петь дифирамбы Arctic Monkeys, принялись расхваливать меняющийся облик группы. И все же теплый прием и коммерческий успех не избавили от волны новых споров в среде старых фанатов: мол, а где же провинциальный патриотизм, где аудиокарта Шеффилда, где, в конце концов, выпячивающая британскость, что так пришлась ко двору в 2006-м? Но ни критики, ни фанаты еще не знали, что через пару-тройку лет, в 2013-м, появится в разы больше поводов как для защиты, так и для нападения.

Следующий альбом, одновременно скромно и величественно названный «AM», стал вехой: проданный тираж пластинки решительно обгонял все предыдущие релизы. Несмотря на номинальный статус инди-команды, цифры всегда были показателем успеха Arctic Monkeys, но даже самые прожженные математики не смогли бы предвидеть триумф, который ждал группу. На одном только ютьюбе у мегахита «Do I Wanna Know» 1,6 миллиарда просмотров. Альбом рвал чарты и в Англии, и в США, был обласкан критиками и одарен премиями. Успех также виден во внимании со стороны звезд за пределами инди: песню «Why’d You Only Call Me When You’re High?» перепела Майли Сайрус, а «Do I Wanna Know?» пришлась по душе Дуа Липе и Сэму Смиту.

С «AM» мечты Тёрнера о покорении Америки быстро перешли из разряда задач в разряд заслуг. Закономерно. Альбом оказался таким филигранным, словно был выверен в лабораториях с целью охмурить как можно больше американцев, соскучившихся по мачистскому року в эпоху лучезарных Imagine Dragons. Саунд стал настолько тягучим, что им можно заливать бензобак Harley-Davidson.

При этом «АМ» не звучал чересчур старомодно, что неудивительно, учитывая страсть Тёрнера к хип-хопу. Пулеметный флоу вокалиста и раньше сравнивали с рэпом, но только с британским — школой Майка Скиннера или Диззи Раскала. Но теперь скорее протягивающий, чем выплевывающий строчки, фронтмен ориентировался на американский рэп, во многом образца нового поколения: в интернете можно даже найти мэшапы, где инструментал «АМ» подставляют под хип-хоп и R&B в диапазоне от Доктора Дре до Игги Азалии. Аттракцион сегодня повсеместный, но в случае Arctic Monkeys создается впечатление, будто под эти треки группа и впрямь сочиняла новый материал. Да и сама группа говорила: «У [альбома] бит Доктора Дре, но мы добавили еще кое-что в стиле Айка Тернера и отправили все это галопом по пустыне верхом на „Стратокастере“».

В унисон минималистичному саунду звучал и дизайн альбома. Название — не только аббревиатура Arctic Monkeys, но и указание на ночное время суток, под стать сексуальной озабоченности нового лирического героя-эротомана. Обложка — имитация звуковых волн на черном фоне, ставшая, кажется, самым известным развитием эстетики культового арта «Unknown Pleasures» Joy Division.

Разительно изменился и внешний стиль самих участников: от хамоватых, но милых скромняг, скрывающих подростковые акне за деланной крутизной, не осталось и следа. Раньше группа с натяжкой походила на уличную банду, но теперь выглядела как полноценная семья мафиози, готовая ограбить первое попавшееся казино в Лас-Вегасе. Тёрнер начал щеголять с тедди-боевским коком, а расческой пользовался не реже, чем гитарой. Рок-н-ролльные пиджаки на манер 50-х, кожаные куртки, джинсовые безрукавки — Arctic Monkeys всем видом намекали, что за рок в Америке теперь отвечают они.

Глумливая Калифорния

Проблема была в том, что титанический успех великолепной четверки Саут-Йоркшира шел бок о бок с безвозвратной утратой уличного авторитета. Позже это приведет к появлению в Шеффилде граффити с надписью «Эй, Алекс, как там Калифорния?». Но ярче всего потерю доверия иллюстрирует кульминация бриолинового периода, а именно речь Алекса Тёрнера во время вручения награды за лучший альбом на Brits 2014: в ней напыщенный фронтмен рассказывал о живучести рок-н-ролла с такой помпой, будто в одиночку ответственен за его спасение, а по итогу бахвальства демонстративно кинул микрофон на пол. Простите, но подобного жеста не позволял себе даже Ноэль Галлахер.

Некоторые нашли речь глупой, другие — катастрофически идиотской. Конечно, были и те, кто утверждал, что речь зажгла давно погасший огонь рок-н-ролла, но таких насчитывались единицы. Чуть более проницательные наблюдатели разглядывали в происходящем умышленную карикатуру на корпоративный рок. Как бы то ни было, но эту патетическую браваду выдала уже не та группа, что очаровала «Ранеток» и редактора «Афиши», и не та, что получила известность на родине благодаря йоркширским откровениям.

Со времен спора Фишера и Рейнольдса миновало семь лет, но настоящая критика Arctic Monkeys только зарождалась. Многие стали обвинять рокеров в том, что, переехав в Калифорнию, они перестали быть аутентичными, а Тёрнер стал говорить со странноватым, наполовину английским, наполовину западным акцентом. Arctic Monkeys стали теми, на кого сами когда-то обрушивались с издевками. Более того, они могли бы вести за собой всех тех карикатурных британцев из глубинки, прикидывающихся жителями Нью-Йорка. Штука в том, что сама группа, осознанно или нет, решила подыграть сложившейся критике.

Своего рода ответный маневр группа предприняла следующим полноформатником, вышедшим аж через пять лет после «AM». В противоречивом «Tranquility Base Hotel & Casino» группа окончательно отбросила попытки породнить шеффилдские корни с калифорнийским загаром. Вместо этого Arctic Monkeys заварили постмодернистский коктейль, смешав Кубрика, Боуи, The Gap Band, Марвина Гэя, Mina, Ло Боржеса и The Kinks с научной фантастикой. Концепт пластинки сразу казался фигой, припасенной для критиков: коль шеффилдцев ругали за поворот от Англии к Америке, то логично сделать ход конем и довести эту логику до абсурда, символически двинувшись от Земли к Луне.

В первую очередь альбом ломал ожидания музыкально — да так, что вызвал негодование не только поклонников из родных кварталов, но и новобранцев эпохи «АМ». Привычка использовать гитару все больше воспринималась Arctic Monkeys как вредная: теперь настало время томности, и пианино подошло как нельзя лучше. Хуки, способные раскачать стадион, в «Tranquility Base Hotel & Casino» полностью уступили ретрофутуристическому спейс-джазу, что вызвало неоднозначную реакцию, в том числе Ноэля Галлахера, ожидавшего от группы чего угодно, но только не пренебрежения припевами. Ну и точно - это альбом вайба, а не сонграйтинга.

Arctic Monkeys задумывали альбом как лаундж-саундтрек воображаемого отеля на Луне. Оттого порой и возникает ощущение, будто группа заручилась поддержкой The Caretaker и Pink Floyd. Герой пластинки — скучающий постоялец одного из номеров, взирающий на дистопичную Землю, подобную той, которую описал Нил Постман в своем труде «Развлекаемся до смерти» (Тёрнер зачитывался этой книгой при написании песен). Лирика Тёрнера, написанная в эпоху фейк-ньюс и окончательной диджитализации, сочится разочарованием в массмедиа: «срочная новость: реальность превратили в чушь», «танцуй, будто наблюдает весь мир, ведь так оно и есть», «а вот и запасная батарея — как раз для ежедневного общения с Богом в видеочате» — слишком нарочито? Возможно. А это всего лишь несколько строк из напичканного нигилистической дерзостью альбома.

Поп-музыка — театр, а музыканты в ней — марионетки

Этот альбом, возможно, получился бы совсем иным, если бы не другая инициатива Тёрнера. Еще в 2007-м он решил собрать сайд-проект с Майлзом Кейном — одним из самых бесплодных музыкантов Англии, но отменным мастером репродукций. Вместе они сколотили The Last Shadow Puppets, группу — оммаж музыке прошлого. Принявшись косплеить дуэт Леннона и Маккартни еще буквальней, чем братья Галлахеры, TLSP переигрывали французский easy listening, барокко 60-х и чеймбер-поп, выбивая время из пазов забавы ради. Однако если альбом «The Age of the Understatement» казался разовой шуткой, вполне совпадающей с трендом ретромании, то возвращение группы в 2015-м как будто начертило траекторию проекта: TLSP отправились в вояж по эпохам популярной музыки, причем строго хронологически — от наивности 60-х к порочности, декадентству и пародии 70-х и дальше к софисти-попу 80-х. «Everything You’ve Come to Expect» воспринимался прямым сиквелом дебютника и стал самым кэмповым, что делали оба артиста. Там Тёрнер и Кейн уже разыгрывали пародию на пародию, реанимируя глэм-рок, который и сам был игривым комментированием к популярной музыке. Неслучайно именно в рамках поддержки выхода альбома TLSP феерично переиграли «Moonage Daydream» Боуи эпохи Зигги Стардаста.

Ретроспективно все выглядит так, что обращение к глэм-эстетике спасло Алекса Тёрнера от тягот локальной аутентичности. В пародийном глэме аутентичность не имеет никакого значения: ну кто, в самом деле, посмеет обвинить притворщика во лжи, если притворщик сам всячески подмигивает, мол, все его действия — игра. Так и TLSP нарочито отыгрывали все клише глэм-рока: сюжеты песен — чистая фикция, интонация певцов — гипертрофированная, демонстрация шмоток — павлинья, а поведение музыкантов — бесстыдный фансервис.

Отель из слоновой кости

Приступив к записи «Tranquility Base...», Алекс Тёрнер, очевидно, использовал опыт игры в TLSP, чье влияние сказалось и на пошиве новой музыкальной ткани, и на нехарактерном для Arctic Monkeys фантазировании — впервые группа концентрировалась на выдуманных историях. Обращаясь к научной фантастике, вплетая в альбом россыпь цитат, Тёрнер не столько снял необходимость дальнейшего поддержания образа уличного романтика с дебюта и крутого парня с «AM», сколько по-глэмовски сделал свою карьеру самореферентной. Можно сказать, он обнажал процесс отмирания разом всех старых имиджей, точь-в-точь как делал Боуи. История поп-музыки как бы становилась для Тёрнера музеем собственной биографии: больше никаких стычек с шеффилдской шпаной, а только Коэн, Генсбур и эхо других мэтров, что отражается от высоких потолков и стен отеля. «Я просто хотел быть одним из The Strokes», — открывающая альбом строчка сразу проводит параллель между прошлым Тёрнера и поп-музыкой, как если бы поп-музыка была всем, из чего составлена его жизнь.

Другое отличие альбома от предыдущих — в герое, непривычно рефлексирующем и предпочитающем самоизоляцию. Это, впрочем, симптоматично: став селебрити и будучи лицом группы, Тёрнер вполне мог столкнуться с давлением славы и сопутствующим ей одиночеством. Хотя многие журналисты разглядели в «Tranquility Base...» политический поворот Arctic Monkeys влево, тем не менее настроение песен скорее упадническое, чем призывающее к переменам. Декаданс, слава и одиночество — темы, часто идущие строем в поп-музыке, но впервые они заняли центральное место именно в глэме, где их метафорой выступил, как ни странно, космос. Вспомните боуивского астронавта майора Тома, известность которого сделала его жертвой газетчиков.

Образ отеля на Луне примерно о том же: это место, где можно остановиться только тем, кто достиг вершины. Характерно, что самую радикальную перемену в звуке Arctic Monkeys предприняли, уже став непоколебимыми звездами, имеющими возможность пренебречь вниманием слушателя, зная, что он все равно купит их музыку (а оттуда очередной виток обвинений в классовом предательстве). Но саунд альбома неспроста оставляет клаустрофобное впечатление, ведь отель на Луне — это еще и место настолько далекое от Земли, что в нем практически нет соседей по номеру (неудивительно, что изначально Тёрнер планировал делать из альбома свой сольник). Своего рода отель из слоновой кости, не факт, что реально существующий, ведь один из референсов — это База Спокойствия, место высадки «Аполлона-11» на Луну в 1969 году (реальность которой, как известно, ставится под сомнение). Это место для аудиенции, но только с самим собой. Только ты, призраки твоего прошлого и некий администратор по имени Марк Фишер.

Связка локации и трансформация в лаундж-поп-группу может напомнить и о The Kinks. А именно об их песне «Sitting in My Hotel», которая была написана на пианино, хотя обычно группа славилась хлесткими гаражными риффами. У обеих групп выбор, а точнее, смена привычного инструмента обуславливалась не только тягой к новым решениям, но и темой — отелем. В конце концов, как еще должна звучать подобная музыка? Отель — это место, где любой успешный музыкант находит время, чтобы расслабиться во время продолжительного турне. Но также это и цитадель одиночества — вдалеке от привычного мира повседневности и старых друзей. Это место, где у артиста может возникнуть вопрос: «А остались ли у меня еще старые друзья?» Песня The Kinks начинается со строк: «Если бы мои друзья могли видеть меня сейчас, разъезжающего а-ля кинозвезда c водителем в машине, они бы засмеялись, они бы все сказали, что это не настоящий я».

С этим рифмуется «The Ultracheese» Arctic Monkeys: «На стене все еще висят фотографии друзей. Я полагаю, мы больше и не друзья. Может, мне не стоило называть это дружбой вообще».

Что бы про них ни говорили, знайте: они не такие

Возможно, что под друзьями Тёрнер вполне мог понимать и слушателей. Прежде Arctic Monkeys не переживали такой сильный отток аудитории, что, правда, никак не повлияло на продажи «Tranquility Base...». Повторить успех «AM» этот альбом-энигма не смог, но ясно, что группа этого и не планировала: «АМ» был удовлетворением коммерческих (и даже мегаломанских) амбиций, тогда как «Tranquility Base...» создавался в первую очередь как художественная авантюра и метарефлексия.

Как тогда воспринимать свежий альбом «The Car» — каталог роскошных, почти по Генсбуру медитативных песен о любовных перипетиях? Однозначно как очередную главу в творчестве Arctic Monkeys и новую причину для раздора среди фанатов. Недовольные динамической аморфностью и звуковым клонированием предыдущего альбома уже иронизируют; Как остроумно заметил гитарист лайв-состава Parks, Squares and Alleys Роман Папуша: «Если правда, что „мартышки“ хотели записать музыку для тачки, то у них получилось. Для припаркованной». Лояльные к любым экспериментам уважают нежелание группы останавливаться. Скорее всего, «The Car» окажется в числе мало проданных альбомов в дискографии Arctic Monkeys, но стоит помнить, что их антирекорды могли бы стать для других самыми большими продажами.

Что там насчет корней? Ничего. Arctic Monkeys дальше гнут линию, начатую TLSP и «Tranquility Base Hotel & Casino». Да и глупо было бы ждать, что респектабельные мировые звезды будут продолжать петь об узких перекрестках родного города. Кому-то это может не нравиться, но Тёрнеру удалось сделать то, что не удалось многим его предшественникам и соперникам: он смог превратить инди-команду в одну из важнейших рок-групп ХХI века, а затем отрефлексировать груз славы, попутно отбросив необходимость следовать былому образу. Пожалуй, Arctic Monkeys — один из лучших примеров группы, сумевшей вырваться из пут чужих ожиданий. Прямо сейчас каждый может сколько угодно подпевать виральной «505», мечтая оказаться в этой таинственной комнате, но Arctic Monkeys все это не очень важно: они садятся в машину и едут дальше. А заодно напоминают, что комната 505, про которую спел Тёрнер, когда еще не порвал окончательно с Шеффилдом, — лишь один номер в огромном отеле на Луне.

Автор текста: Петр Полещук. Тг-канал: https://t.me/fieldofpikes