The Cure и Роберта Смита иногда называют “Битлз” от пост-панка. Но гораздо больше им бы подошло звание Oasis от пост-панка (ну или Oasis можно было бы назвать The Cure от брит-попа). И дело не только в удивительном мелодическом таланте групп, но и в их происхождении. Если манчестерские пост-панк группы прыгали с обрыва экзистенциальной литературы (Камю, Сартр, Баллард, Ницше), шеффилдские футуристы старались нащупать новый звук, а студенты лидса скрещивали панк и неомарксизм, то The Cure попросту старались сделать жить более выносимой. А именно — жизнь в пригороде.
Почти странно, что третий альбом главной канадской группы XXI века открыл 10-е. Кто бы мог подумать, когда Arcade Fire вручали Грэмми за пропитанный идеализмом «The Suburbs», что к середине десятилетия поп-музыка будет пропитана циничным трэпом?
Arctic Monkeys выпустили седьмой альбом «The Car», и он расколол фанатов на два лагеря: одни категорически не приняли новый, протяжный саунд, предпочитая обкатанные годами хлесткие риффы, а другие зауважали группу за смелый шаг в новом направлении. Параллельно с этим песня «505» со второго альбома «Your Favorite Worst Nightmare» продолжает вируситься в тиктоке и приносить новых фанатов группе. Специально для The Village музыкальный критик Петр Полещук провел ревизию творчества британцев: как хедлайнеры инди-рока избежали участи остаться локальным культом, как выросли из городской шпаны в глэм-звезд и почему трансформация Arctic Monkeys — другим наука.