Senyawa: «Любая музыка, не написанная на Западе, категоризируется как «world music» – и в этом есть что-то от постколониальной риторики»

В рамках фестиваля Fields состоялось дебютное российское выступление Senyawa — индонезийского дуэта, который стирает границы между фольклором и авангардом. В достижении этой цели участникам помогает элементарный набор средств: лишь голос и струнные. По этому описанию можно представить себе незатейливый фолк-проект с любовной лирикой и гитарой — но это не так.

Вокальный диапазон Рулли Шабары, одного из участников дуэта, стремится к экстремумам: от вкрадчивого шепота и почти что балладных распевов до пронзительного горлового пения, сотрясающего землю, и едва ли не гроулинга. В свою очередь струнный инструмент Вукира Суряди — это массивная самодельная конструкция, собранная из бамбука и переработанной сельскохозяйственной техники. Вместе этот скромный набор звучит удивительно цельно, образуя на выходе удивительные музыкальные метаморфозы: ритуальный дроун, авант-панк, ноувейв, дарк фолк и многое другое.

Несмотря на экзотический характер музыки Senyawa, группа находится в фокусе меломанов самого разного порядка. The Quietus и The Wire занесли пластинку дуэта «Sujud» в список лучших альбомов 2018 года, а другой альбом проекта «Menjadi» выпустил на своем лейбле Morphine электронный гуру Раби Бини. Популярная культура также близка дуэту — не так давно Vice снял о них документальный мини-фильм, а поклонники Red Dead Redemption 2 услышали композиции дуэта в игре.

По случаю визита Senyawa в Москву, Fields решил познакомиться с группой поближе. А чтобы интервью получилось глубже и увлекательней, мы привлекли к его подготовке Булата Халилова — основателя кавказского этнографического лейбла Ored Recordings, шоукейс которого также состоялся на фестивале Fields. Булат побеседовал с Рулли Шабарой о музыкальной идентичности, неточности понятия «world music» и богатой индонезийской культуре.

— Многие музыкальные журналисты описывают вашу музыку как этно-экспериментальную или же этно-дрон. Вы воспринимаете это лишь как клише? Каким образом ваша музыка соотносится с традиционной музыкой Индонезии?
— Мы никогда не пытались точно определить себя в каких-либо жанровых рамках, нас также мало беспокоит, каким образом её определяют музыкальные журналисты. Для нас жанр — это то, что ограничивает возможности музыки для развития. Само понятие жанра в современной музыке уже утратило свою значимость за последнее десятилетие. Различные музыкальные традиции начали переплетаться, поэтому определить нашу музыку в рамках определённой школы было бы сложно.

Будучи индонезийцами, Вукир и я не можем отделить себя от наших корней и культуры. Они стали частью нас, поэтому при создании музыки на нас неосознанно влияет культурный опыт, будь то выбор ритма, мелодии, настроения и ощущения в целом. Основной задачей для нас становится не опираться на них полностью. Мы молоды, и на нас повлияли хеви-металл и западная рок-музыка в целом. Это невозможно отрицать или же полностью стереть из нашей памяти.

— Очень хорошо, что вы даете столь развернутые ответы с разных точек зрения.
– Мы определенно можем сказать, что нам не нравится понятие «world music». Западные средства массовой информации могли бы быть более точными в определении происхождения музыки, так как сейчас любая музыка, не написанная на Западе, категоризируется как «world music», и в этом есть что-то от постколониальной риторики. Мы определенно против этого, поэтому наша музыка старается ввести слушателя в некоторое замешательство, которое бы не позволяло навешивать на нее определённые ярлыки. Музыка должна отражать определённый человеческий культурный опыт, а не определённый жанр.

– На ваш взгляд, дело только в западных СМИ? У индонезийских СМИ и слушателей другой взгляд на вашу музыку? Даже здесь на Кавказе, например, музыкальные журналисты и слушатели определяют нашу музыку как «world music».
– Это лишь одно из доказательств того, что колониальное мышление все еще остается в умах людей, и мы должны от этого избавиться. До тех пор, пока люди будут использовать этот термин и нормализовать его, всегда будет существовать превосходство и неполноценность. Нормализация западного взгляда на музыку в качестве нормы не позволить ей дальше развиваться.

– Даже в этом интервью я вижу, что ваш проект и многие другие проекты используют музыку также для обмена идеями о деколонизации, идентичности и т.д. Как вы думаете, ваш слушатель должен обращать на это внимание или музыка должна быть более аполитичной?
— Я не пытаюсь сказать, что Senyawa — это политический проект, но это некое политическое послание во многих очень художественных проектах. Слушатель может интерпретировать все как захочет. Конечно, можно выразить свои собственные идеалы и взгляды на мир в своих произведениях, музыкант имеет право на это. Некоторые музыканты предпочитают делать это очевидно, некоторые предпочитают делать это более загадочно и шифровать свое послание слушателю. Политические заявления не обязательно должны быть критическими или даже осуждающими. Оставаться верным идеалам — уже является политическим заявлением, особенно для музыкантов из Юго-Восточной Азии, которые делают экспериментальную музыку.
Стирание границ между западной и восточной музыкой уже является политическим заявлением.

— И Senyawa, действительно, интересный пример незападной музыки, потому что от вас не возникает ощущения изозированности. Достаточно принять во внимание тот факт, что Senyawa активно работает с западными деятелями культуры и соответствующими институциями: от Винсента Муна до Morphine Records. Можете ли вы рассказать, как началось это сотрудничество и что оно значит для истории Senyawa?
— Мы познакомились с Винсентом в Джакарте в 2011 году, через год после образования Senyawa. Затем он решил присоединиться к нам на пробежке, чтобы снимать нас на камеру весь день от заката до рассвета. Мы не понимали, насколько сильно этот фильм покажет нас широкой публике.

Когда мы выступали на музыкальном фестивале в Дании в 2013 году, мы встретились с Раби Бини. После шоу он поделился с нами своим видением того, как познакомить Senyawa с техно и электронной сценой в целом. В то время это была чуждая территория для нас. В то время, даже трижды побывав в Европе, мы никогда не играли в Берлине — эталонном городе для европейской экспериментальной музыкальной сцены. Год спустя, во время нашего европейского турне 2014 года, Раби помог нам организовать выступление. Даже сейчас я встречаю людей, которые следят за нами с тех пор, как увидели нас на концерте. В основном успех этого концерта обеспечил нам поддержку поклонников, СМИ и экспериментальной музыки в Европе ко времени выхода нашего следующего альбома: «Menjadi». После этого релиза мы наконец поняли, что наша музыка была очень похожа на техно-музыку, и для нас это был глоток свежего воздуха. Именно этот альбом позволил открыть новую сцену, которая раньше была для нас немыслима.

— Ваш следующий альбом вышел на Sublime Frequencies — одном из крупнейших и наиболее известных лейблов, работающих с музыкой не западных исполнителей. Было ли это новой вершиной для вас, и как этот лейбл повлиял на вашу музыку?
— Мы любим Bishop Brothers и разделяем их подход к музыке. Тот факт, что они хотят подписать контракт с Senyawa, на самом деле, очень смелый. Мы уважаем это. Они хотят представить другой вид современной незападной музыки. На наш взгляд, слушатели Sublime Frequencies либо воспримут нашу музыку как что-то новое, либо доверятся выбору Sublime Frequencies нас в качестве подписантов лейбла. Самым важным для нас является то, что Senyawa нащупывают новое направление в музыке, которое сильно отличается от предыдущего.

— Неожиданностью стало для меня ваше появление в саундтреках к игре Red Dead Redemption 2. Как это произошло?
— Rockstar Games связались с Morphine, нашим лейблом, после нашего выступления в Берлине. Если честно, мы с Вукиром не знали о Rockstar Games и о том, насколько это был крупный проект. Раби помог нам записать нужный материал, и Rockstar Games выпустят музыку на виниле в этом месяце. Там будет музыка от нас, Колина Стетсона и Джона Теодора.

— Это то, что подводит нас к началу интервью: границы исчезли — в прошлом существовали субкультуры и закрытые общества, сегодня поп-культура привносит авангардное искусство в поп-пространство, игры и кино. Как вы думаете, потому что люди стали более непредвзятыми или просто компании пытаются все коммерциализировать?
— Я думаю, что мы часто недооцениваем широкую публику или людей, которые обычно не слушают экспериментальную/авангардную музыку. Инклюзивность гораздо сильнее, чем эксклюзивность или закрытое общество. Все зависит от метода, от того, как мы преподносим свое искусство. Именно мы, художники или музыканты, должны быть более открытыми. Воспитывать, не судить и не ставить себя лучше, чем так называемая «поп-аудитория», не теряя себя и то, во что мы верим. Это мое личное мнение.

— Один общий вопрос о современной индонезийской музыке: можно увидеть так много удивительных проектов: от хип-хопа (Jogja Hip-Hop Foundation) до экспериментального (Tarawangsawelas) и даже оперы (Nursalim Yadi Anugerah) и другие. Почему ваша страна настолько успешна в создании уникальной современной музыки, как вы думаете? Есть что-то вроде сцены, где художники поддерживают друг друга или дело в географии?
– Индонезия состоит из очень богатых и разнообразных культур, языка, традиционной музыки и истории. Представьте, если вся Европа — одна страна. Поэтому всякий раз, когда музыкант находит правильную формулу, связывающую современную музыку со своими корнями, она будет звучать неповторимо. Альтернативная сцена в Индонезии по-прежнему сосредоточена вокруг крупных городов на Яве. Но теперь и другие острова начали быстро развивать свою музыкальную сцену.

— Какие у вас ощущения от концерта на фестивале Fields? И визита в Россию в целом?
— Я давно хотел приехать в Россию и выступить здесь, поэтому я был сильно взволнован. Я знаю, что команда фестиваля очень много работала, чтобы все прошло хорошо, и я лично благодарен и польщен, что фестиваль решил пригласить нас на самый первый концерт в России. Настроение на Fields было отличное — у каждый сцены свой собственный вайб. Наш концерт принес мне много приятных эмоций, а еще мне очень понравился звук. Я думаю, что людям также понравилось наше выступление. И, кстати, отдельное спасибо Куку и Тиму, которые много помогали нам.

Интервью: Булат Халилов. Текст: Валерия Рясина, Андрей Морозов