Среда: битмейкер-космополит Bad Zu о разбитых лампочках, Максиме Ильяхове и первых альбомах Portishead

«В какой-то момент я понял, что не хочу быть фронтменом»

В еженедельной рубрике «Среда» команда Fields вместе с фотографом Дашей Почерк отправляется в гости к своим музыкальным героям, чтобы запечатлеть их в естественном окружении, поговорить о музыке и быте, а также всем, что между. На этот раз в центре внимания оказался Bad Zu — многоликий битмейкер с богатым бэкграундом, скрещивающий танцевальную электронику с ритмами и мелодиями разных народов мира, а также записавший одну из лучших танцевальных пластинок года — «Varvar».

Полная фотосессия — сразу после прямой речи артиста, приведенной ниже. А также — в нашем инстаграме.

Про первые два альбома Portishead и упущенный дабстеп

Стили в моей музыке — это вечный поиск. Я много чего пробовал: с 16 до 18 делал рокешник, потом друг показал Garage Band и мы начали группу Kubrick’s Cube, поставили вертушку у него. Мы тогда просто прикалывались по Portishead — первых двух альбомов мне хватало долго, они казались мне гораздо свежее всего того, что слушали мои сверстники. Хотя, на самом деле, это было совсем не так. Просто я общался с гребанными гуманитариями, которые слушали эпик метал — а в то время уже была и драм-н-бейс-тусовка, и, как я позже узнал, мимо меня прогремела эпоха дабстепа.

Про Mad Scissors, Максима Ильяхова и супер-стол

Между Kubrick’s Cube и Bad Zu был проект Mad Scissors. Это был проект с двумя семплерами Akai и Roland, дико заебищный. Я играл с Максом Тао, который недавно выпустил книжку «Пиши, сокращай!» (прим. автора: реальное имя — Максим Ильяхов). Мы с ним, кстати, и Kubrick’s Cube делали тоже. Специально для Mad Scissors был куплен вот этот стол. У нас было 40 килограммов оборудования, и я каждый раз таскал это говно на рейвы. Особенность стола в том, что он разбирается и собирается в кейс. Оп-Оп! — и такой гроб получается, и в него помещается все: вот этот пульт, семплеры, коммутация. Плюс был в том, что я подключался за секунду, выдавал стерео-тюльпан — и все! А минус в том, что... да ну его!

Про переоценку музыкальных ценностей

Два инструментальных альбома Kubrick’s Cube сыграли для меня важную роль. Больше всего меня увлекал именно музон: биты, синты, софт — но при этом у меня просто времени не хватало во всем этом разобраться, так как я работал в офисе. Я понимал, что мне просто не нравятся тексты в том виде, в каком они были. И в какой-то момент я понял, что не хочу быть фронтменом. Я понял, что для того, чтобы читать классно, нужно быть очень специфическим человеком — ни хорошим, ни плохим, а именно специфическим. А я слишком заебищный, и поэтому у меня всегда были просто тонны текста — я прям вываливал и вываливал их на бумагу.

Так вот, второй инструментальный альбом Kubrick’s Cube «Kick» я записал сам. И там, среди прочего, был трек «Africa», на котором я как раз попытался смешать африканский звук и драм-н-бейс, и результат мне очень понравился. Но потом произошло следующее: я этот альбом презентовал на каком-то классном рейве, но люди разошлись. Тогда я понял одну простую хуйню: я годы обламываюсь от того, что у меня нет аудитории — но я никогда о ней и не думал. До этого я думал только о самовыражении:как переложить свое событие из жизни на музыку и на слова, но никогда при этом не думал над структурой. Во многом мое отношение к этому изменила музыка для рекламы, которой я в какой-то момент занялся.

Про открытие студии и начало Bad Zu

Я ушел с поста креативного директора, и мы год строили эту студию: тут кирпичные стены сделаны с нуля, пол выкопан на полметра и залит бетоном. Теперь я продаю музыку всем, кто за нее платит.

Проект Bad Zu я придумал в первый день, как только студия открылась. Я подумал, что мне теперь нужен проект, который мне позволит не сойти с ума от чужой музыки — то есть что-нибудь, где я буду экспериментировать спокойно, ставить какие-то задачи перед собой и решать их. И первый у меня был вопрос: как представить свою аудиторию? И я очень быстро понял, что достаточно выбрать нескольких людей, чье мнение для тебя важно. И уже скоро ты начинаешь понимать, что и как они ответят, когда ты им что-то покажешь.

Работая с чужой музыкой, я начал ее много анализировать. Я быстро осознал, что большинство треков, которые мне нравятся — пиздец какие простые вещи. При том, что я сам всегда имел сложный подхох — 9/8, там, и все такое — в моем плейлисте всегда была простая танцевальная музыка, да хоть тот же Burial. Первый трек Bad Zu состоял из пяти-шести дорожек, при том, что в треках Kubrick’s Cube в среднем их было 70!

«Когда я закончил сводить «Varvar», я комп перевернул — так заебался!»

Про выступления

Bad Zu — в первую очередь это диджейский проект. Я всегда сочетал в живых выступлениях свои треки и чужие — за час обычно миксовал по 50-60 штук. Мне очень нравится момент, когда твои и чужие треки смешиваются, и ты ощущаешь себя в едином потоке музыкальном. Это дает гораздо больше пластики при подготовке лайва, потому что тебя твои треки заебывают уже к моменту, когда ты их выпускаешь. Когда я закончил сводить «Varvar», я комп перевернул — так заебался! Ты по секундам полгода слушаешь каждый трек — и все равно остается дохуя ошибок! Вот сейчас я готовлю лайв, и, слушая альбом, думаю, что за накуренное чмо это сделало!

Про альбом «Varvar», депрессию и внезапный успех

Когда я готовил «Varvar», где-то в середине работы у меня появилось ощущение: блин, это может быть действительно классный альбом. У меня всю дорогу было желание сделать музон, который будет звучать на вечеринках, который чуваки будут слушать по дороге с работы. Бытовой музон, который просто будет приносить какую-то пользу людям.

Но где-то в середине появилось ощущение, что можно еще больше качнуть, что можно добавить больше культур, что будет если арабскую традицию смешать с южноамериканской традицией — ведь так никто еще не делал. Но когда я его зарелизил, у меня было ощущение провала, мне стало казаться, что это очень вторично и я не осилил задачу.

В первую неделю после релиза я пребывал в коме эмоциональной. Мне казалось, что я подвел своих слушателей. Стало казаться, что и название говно, и маркетинг пошел пиздой — люди не заметили релиз. На примере этого альбома я заметил, сколько классной музыки выходит в России. Открываешь музыкальное издание и видишь, что с утра висит твой альбом, а через три часа еще пять релизов, а потом еще и еще...

Но в итоге нас поддержали многие СМИ и даже паблики в ВК — при том, что мы не платили за это никому. И было круто, что люди все время постили в сторис и отмечали нас. С «Zupreme» такого не было. Сейчас, когда я это рассказываю, я даже не очень понимаю, почему я впал в такое состояние после релиза. Может, из-за погоды.

Про барабанщика, звучащий холодильник и разбитые лампочки

Какие-то треки были записаны с живой перкуссией. Правда, мой ударник Саша, к сожалению, не так много участвует, как мне хотелось бы — я все время ебу мозги ему за это. Но тем не менее есть треки, в которых он играет активную роль — например в «Hypno» и «Burka Mania». Мы ездили прописывать их на студию — мне не очень нравится, как они звучат, но это полностью живая его партия, которую он придумал от начала до конца. А в треке «Chocolate Milkshake» он сделал дроп вот этот: «па па па па…».

Для записи семплов мы специально куда-нибудь ездим. Это началось с того, что мы пытались скопировать «трэш-драмс»: знаешь, часто в бедных странах сидят чуваки и на мусорках играют что-то — и бывает, что звук ну очень крутой получается. И вот ты приходишь на завод, у тебя неограниченное количество времени и ты просто ходишь и слушаешь, как что звучит. Мы приносили всякие штуки, чтобы там реверберацию записывать. Заходишь в туннель, ставишь рекордер куда-нибудь и лампочки начинаешь кидать — ну не то чтобы прям звукоинженерия, но фан.

Плюс у меня все время включен этот вот маленький саунд-дизайнер: как только за окном что-нить происходит, я ставлю микрофон и записываю. Или, например, мне очень нравился звук холодильника с мороженым в «Магнолии» на Сущевском: когда открываешь там мороженое в таких упаковках, они шелестят, хрустят, когда тепло туда врывается. Я год ходил в «Магнолию» на Сущевском — и вот через год записал.

Про бабки

Студию я использую по-разному, но никогда никому не сдаю ее — вот это важно. У меня есть два варианта, как я работаю с другими артистами. Первый вариант — это фит: не «beats by долбоеб», а именно «feat. Bad Zu». В этом случае мы договариваемся на проценты. Мне такие истории приносят больше стрит-кредабилити: типа я не просто профессор ебнутый со своими арабскими хуйнями, а я и хип-хоп могу ебнуть. А второй вариант, когда я пишу анонимно: и тогда у меня прайс от 50 до 100 тысяч за один бит, и столько же за текст. Но честно скажу, тексты очень редко заказывают.

С большинством чуваков, которые здесь работают, это не про деньги разговор вообще — мы просто делаем музон. Я недавно посчитал, стриминг даже с охуевшего альбома не сравнится с кэшем от рекламы. Если человек хочет от меня бит, то он знает, чего хочет — он хочет именно от меня бит и он готов за это заплатить.

Текст: Андрей Морозов. Фото: Даша Почерк.