«Если я скажу людям, что играю фри-джаз, они будут слушать музыку с этого ракурса, а если скажу, что делаю неоклассику, то с другого». Колин Стетсон пообщался с Fields накануне концерта

Накануне московского выступления в рамках нашей серии Leftfields Колин Стетсон нашел немного времени, чтобы пообщаться с нами по телефону. Сидя на площадке перед одним из концертов своего затяжного тура, Стетсон неспешно порассуждал о том, как не любит клеймить музыку жанрами, что означают животные на обложках его альбомов и как случилось его первое и единственное выступление с Матсом Густафссоном, ставшее альбомом.

– В вашей дискографии довольно пестрый набор альбомов, EP и снглов. У вас были джазовые альбомы, которые вы записывали с группой, потом довольно неожиданная коллаборация с Матсом Густафссоном, фриджазовым музыкантом, сольные авангардные эксперименты, дуэт с Сарой Нойфелд. Как происходили изменения в вашей музыке? И что на них повлияло?

– Моя музыка не то чтобы развивалась линейно и в какой-то определенной последовательности. Я начал заниматься музыкой в раннем детстве, а с 15-16 – играть импровизационную музыку, авангард, а также фолк, участвовал в группах. Я не то чтобы переключал одно и начинал другое: все эти опыты проходили через мои юные годы, через мои 20 и 30 лет. Я не переключал реальности, а эти рубежи скорее просто видны со стороны.

– А как бы вы определили свою музыку? В каких жанровых граница лежит ваше творчество? Я видела, что про вас пишут и говорят как про минималиста или неоклассика, называют вашу музыку авангардом. При этом, когда вы начинали делать музыку, термин «неоклассика» еще едва ли вошел в обиход. И поэтому интересно, как бы вы сами описали то, что делаете?

– Я не говорю на такие темы и не классифицирую музыку с помощью жанров. Это нужно тем, кто продает, — это маркетинг. Жанровые рамки особо не имеют значения для музыки, также как и для публики, которая слушает музыку и у которой рождается какие-то представления в голове. Если я скажу людям, что играю фри-джаз, они будут слушать ее с этого ракурса, а если скажу, что делаю неоклассику, то с другого. Маркировка накладывает отпечаток на прослушивание. А я бы не хотел этого, поэтому я не люблю говорить о таких вещах и классифицировать. Это просто моя музыка.

– А могли бы вы тогда назвать музыкантов, которые наибольшим образом повлияли на вас – когда вы начинали делать музыку и сейчас?

– Самым большим впечатлением детства для мены был Джимми Хендрикс. Потом слушал Джона Зорна, Питера Бретцмана. Еще в детстве я слушал много метала, в частности бенды в духе Metallica, а потом Meshuggah. Ну а также таких артистов, как Aphex Twin, Nobukazu Takemura.

– Разнообразно, также как и ваша собственная деятельность. Вы участвуете в разных-разных проектах – как сессионный музыкант Arcade Fire, Bon Iver, как уже я озвучила раньше, играете совместно с разными музыкантами. Скажите, насколько сложно переключаться между этими проектами?

– Нет, несложно. По сути вы просто работаете на конкретную песню или композитора, их видение, и стараетесь поддерживать это видение. Я смотрю, что нужно песне и что я могу предложить для реализации замысла автора с помощью своего инструмента. Присматриваюсь к ситуации и представляю, что могу сделать, здесь нет никакого насилия — это довольно свободный процесс. В разных проектах вы просто смотрите, что можете реализовать.

– А расскажите о вашей совместной работе с Матсом Густафссоном.

– Я люблю его музыку. Я слушал его с юных лет, и он безусловно оказал на меня влияние. А знакомство произошло на Ванкуверском джазовом фестивале. Там нам предложили сыграть вместе организаторы фестиваля. Они позвали нас в одну комнату и спросили, хотим ли мы сыграть, и мы решили, что да. А запись — это запись нашего единственного совместного выступления. И она была сделана спустя 20 минут после нашей первой встречи. Так все и произошло. Внезапно.

Фрагмент того самого выступления в Ванкувере — единственного совместного лайва Стетсона и Густафссона, ставшего впоследствии их альбомом

– Не сложно ли было начать музыкальное взаимодействие после всего 20 минут знакомства? Найти общую линию?

– Нет, нет. Мы оба импровизаторы, и есть так много способов выстроить коллаборацию в каждый момент времени. Я думаю, что если бы мы сыграли снова, мы бы иначе выстроили взаимодействие, получилось бы иное высказывание. Но в тот первый раз это было действительно весело, легко и свободно. Мы раскрылись друг перед другом, и это было прекрасно.

– А можете рассказать о создании своего последнего сингла «The Rain Like Curses», который вышел в этом году. Кажется, будто этот трек более брутален, он как будто ближе к танцевальной музыке, электронному звучанию. Расскажите, пожалуйста, использовали ли вы какие-то новые приемы, кроме вашего фирменного циркулярного пения и перкуссии пальцами? 

– Конечно, да, этот трек был вдохновлен музыкой такого плана. В нем больше перкуссии, ритма. Техника здесь примерно та же, и большое количество микрофонов. Но этот трек более агрессивный. Я его долго прорабатывал. Сейчас я трачу больше времени на треки, чем раньше, отрабатываю каждый отдельный звук, пытаюсь зафиксировать, что могу получить от каждого конкретно инструмента в каждом треке. На этапах записи своих ранних треков я мог писать по несколько композиций за день. Сейчас я записываю каждый трек на протяжении нескольких дней.

– А вы слушаете электронную музыку? Я спрашиваю, поскольку вижу в вашей музыке свойственную электронике повторяемость. 

– Да, это правда. В определенный период я испытал также сильное влияние таких музыкантов, как Aphex Twin, Squarepusher, Autechre. Они вдохновляли меня. И если проводить какие-то параллели, то я бы назвал эти имена.

– Еще хотела спросить вас про обложки ваших альбомов: я заметила, что на них довольно много животных. И на афише вашего прошлого московского концерта в КЦ ДОМ, например, был изображен осьминог. У меня тоже возникают в голове анималистичные образы. Расскажите, почему животные?

«New History Warfare Vol. 2» — один из классических альбомов Колина Стетсона, являющийся второй частью трилогии

– Мне нравятся образы животных. Для меня эти образы представляют собой некую загадку и аллегорию, я хочу выразить что-то близкое к анимизму, ранним понятиям духа, истории. Мне нравится использовать подобные иллюстрации и выражать свои идеи через эти образы, срывая слои современности и настоящего. Обнажая идею чего-то универсального.

– А вы могли бы рассказать про такую необычную работу как переосмысление Третьей симфонии Хенрика Гурецкого? Это наиболее приближенная к классической музыке ваша работа. Где вы впервые услышали эту симфонию? И почему вы решили сделать ее переосмысление? 

– Полагаю, я услышал ее примерно в 1995-м. Я иммигрировал в то время, и долго пытался собрать и свести ее, примерно до конца 90-х. Я потратил много лет на осмысление, и в итоге обстоятельства сошлись. У меня была идея вывести музыку за пределы оркестра. Я хотел посмотреть, что произойдет, если я вытащу композицию из тембрального и динамического диапазона и в некотором смысле сохраню его совершенно нетронутой с точки зрения ее богатой структуры. Я хотел изменить это произведение с учетом тех изменений, которые произошли в мире за последние 50 лет с момента ее написания.

Одна из сцен видеоигры Red Dead Redemption 2, озвученных Стетсоном

– За последний год очень многие разговоры о вас были связаны с Red Dead Redemption 2, для которой вы писали саундтрек. Какие именно части делали вы? И насколько сложно работать с таким материалом – все-таки это игра, и в ней происходят постоянные изменения. 

– Сложно сказать, я выполнял много разных миссий в рамках этой игры. Но что касается сложности – это не труднее создания музыки для фильма или телевидения. Музыку иллюстрирует историю. При этом игра не статична, и большая часть музыки в ней должна давать правильный фидбек и при этом сохранять форму. Кроме того, она должна закругляться ровно в тот момент, когда игрок заканчивает прохождение определенной сцены. Это путь создания мелодий и их развития. У игрока не должно появиться ощущения что он в бесконечном лупе, хотя так оно и есть.

– Ну и последний вопрос: а вы слышали трек, вышедший на лейбле Giegling, который можно, пожалуй, назвать мэш-апом на ваш «To See More Light»?

– Я не знаю, если честно, о чем вы. Никогда не слышал. Пришлите мне его.

Автор: Валерия Рясина