Новичкам везёт
В тот день Петр пытался устроиться в бомжатник у Дыбенко, но тот был забит под завязку, и все, чем ему там смогли помочь – плошкой горячей каши; крышу же пришлось искать самостоятельно. Бродил он довольно долго; можно было забраться в какой-нибудь подъезд и постараться перекантоваться там, но практика показывала, что это чревато нарядом и отбитыми боками. С каждой минутой, казалось, становилось только холоднее; легкая куртка все хуже защищала от ветра, и, когда он уже был готов сдаться и поехать в кутузку – лишь бы в тепло – ему попался этот дом.
Старый, трехэтажный, весь в лесах и зеленой сетке, он стоял прямо на набережной и был абсолютно безлюден. Что-то из старого фонда, что медленно разваливалось добрую сотню лет, а потом было окончательно заброшено и забыто; даже сторожа там не было. Не лучший вариант, но и далеко не худший; от ветра, дождя и снега можно укрыться, а это уже немало. Подойдя ко входной двери, Петр без особой надежды толкнул ее – и, на удивление, она открылась. Даже не заперто.
Дом действительно был из старого фонда; видимо, когда-то тут жил кто-то довольно богатый и обеспеченный – даже в тусклом свете фонарика было довольно хорошо видно лепнину и небольшие статуи – или барельефы? – на стенах, красивые кованые перила на лестницах и витиеватые портики дверей. Тем не менее, было заметно, что за всей этой красотой очень давно никто не ухаживал – краска на стенах облупилась, здоровенное зеркало справа от входа было разбито, в потолке зияли дыры.
Для ночлега он выбрал одну из комнат на втором этаже, с еще целыми дверьми и окнами. Устроив из нарванной строительной сетки лежанку, он свернулся калачиком и попытался заснуть. Получилось не сразу – как из-за холода, так и из-за всякой фигни, что лезла в голову – о том, что этот дом похож на него; когда-то ухоженный и красивый, а сейчас – полная развалина, которая никому не нужна; о том, как ему хотелось бы хоть ненадолго вернуться на пару лет назад, в родную квартиру к матери, когда все еще было нормально; о том, почему именно ему так не повезло и стоит ли вообще тянуть лямку дальше или все же решиться…
Когда Петр проснулся, было еще темно; что же его разбудило? Ответ на вопрос оказался неприятным – откуда-то издалека раздался глухой крик, а затем – грохот. Звук точно шел из дома, в этом он был уверен; что же его издавало? Возможно, какой-то другой бедолага тоже забрел сюда, и его повязали охранники или менты?
Шум, который он сначала принял за стук крови в ушах, становился громче и вскоре оформился в шаги, приближавшиеся к его комнате; гулкие, тяжелые, отдававшиеся в голове и пугавшие его до полуобморочного состояния. Нет, это точно не полиция и не охрана; такой звук мог бы издавать слон или сваебойная машина, если бы не одно но – им неоткуда было взяться в этом заброшенном доме. Затаив дыхание, он слушал, как Шаги остановились аккурат напротив двери; почему-то ему казалось, что по ту сторону стоит какой-нибудь Минотавр и ждет, чтобы Петр издал какой-нибудь звук. Хоть малейший. Тогда он нарушит какое-то неписаное правило, и монстр ворвется, чтобы разорвать его на части, разгрызть его кости и сожрать его плоть.
Спустя долгие несколько минут – а может, и несколько мгновений, сложно было сказать точно – Шаги двинулись дальше, прочь от лестницы. Дождавшись, пока они станут практически не слышны, Петр, стараясь не издавать ни единого звука, встал и наощупь пошел к двери. Открывая ее, он больше всего боялся, что та заскрипит, и Шаги вернутся – но нет, отворилась она беззвучно. Стараясь ни во что не врезаться, он направился к лестнице; в темноте было очень трудно и очень страшно идти, но включенный фонарик бы очень явно показал его присутствие, и тогда его схватят.
Нащупав перила, он стал аккуратно спускаться вниз; первый пролет, второй…третий? Ведь он ложился спать на втором этаже, откуда? Впрочем, когда он нащупал четвертый, пятый, а потом и шестой, и седьмой, стало понятно, что все будет не так просто. Впрочем, выход пока не так важен; главное – дотянуть до утра и не попасться Шагам, тогда, при свете дня, он сможет сориентироваться и прикинуть, куда ему идти; в крайнем случае и в окно выпрыгнуть можно, если не слишком высоко будет.
Шаги, будь они неладны, зазвучали громче, и, похоже, вышли на лестницу; их хозяин, похоже, начал спускаться, будто почуяв несчастного бомжа.
Всего на секунду Петр поддался панике и рванулся вперед – и тут же влетел во что-то, с грохотом растянувшись на полу. Шаги ускорились и стали еще громче; вскочив, он побежал вперед, не разбирая дороги. Он пробегал через двери, сворачивал, нередко влетая в стены, и старался ни на секунду не останавливаться – и все равно Шаги становились все громче и ближе. Казалось, что они уже совсем за спиной; еще немного, и его схватят.
Врезавшись в очередную дверь, он запнулся об порог и растянулся на полу во весь рост; яркий свет ослепил его, и он зажмурился и заорал.
Прошла минута, но когти монстра не торопились разрывать его, а зубы не впивались в его шею; в нерешительности он открыл глаза и обнаружил, что находится в неплохо обставленной комнате, вовсе не несущей в себе следы долгого запустения и разрушения, как остальной дом. В дальней от него части горел камин; возле него были расставлены четыре широкие кресла, чуть поодаль стояли обеденный стол и небольшой комод. Неподалеку от него мирно гудел холодильник.
Первой же мыслью было пододвинуть холодильник к двери, чтобы Шаги его не достали, но тут его ждал очередной сюрприз – только сейчас Петр осознал, что не имеет ни малейшего представления, в какую из множества дверей он зашел. Все они выглядели одинаково- плоские, без ручек, встроенные в здоровенные дубовые панели до самого потолка двери были по всей комнате; подойдя поближе и потрогав их руками, он понял, что это – просто искусное их изображение. Очень странная декорация.
- Не волнуйся, он сюда не пролезет.
Петр резко обернулся и увидел стоящего рядом мужчину среднего роста в синем банном халате с бокалом в одной руке и зажженной сигарой в другой. Помимо него, в креслах сидели еще двое, на удивление похожие на первого – буквально как близнецы. Возможно, какой-то социальный эксперимент, и ему просто дурят башку?
- Не знаю. Да это и неважно – сюда ему ходу нет, это мы точно знаем.
- Давай поговорим за обедом, хорошо? Пока сходи в ванную, - вход вон там, слева от камина, -приведи себя в порядок, - ножницы, бритва и душ там есть, а по одежде…
Незнакомец подошел к комоду, поставил на него бокал, открыл верхний ящик и достал синий халат – точной такой же, какой был на нем.
- Должно подойти. Как закончишь, приходи, а за столом уже все и обсудим. Договорились?
Петр с опаской взял халат. Какие-то сумасшедшие; впрочем, Шаги были страшнее, эти же…просто странные. И будто знакомые – как иногда бывает, у него в подсознании крутилась мысль о том, кто же это мог быть, но он никак не мог ее поймать. Может, какие-то звезды, а это все – реалити-шоу?
Не желая провоцировать новых знакомых, он направился прямиком в ванную, приводить себя в порядок. Помывшись, он переоделся, кое-как обкорнал волосы и бороду ножницами, после чего приступил к бритью; у них была только опасная бритва – раньше ему доводилось видеть такие только на картинках, и, прежде чем он разобрался, как ей пользоваться, Петр получил несколько ощутимых порезов. Умыв лицо, он окинул свое отражение взглядом; с неверием присмотрелся и, наконец, понял, где он их видел – из зеркала на него смотрело точно такое же лицо, какое было у его новых знакомых. Наверное, он должен был испугаться, но свой лимит на сегодня Петр уже выработал; надев халат, он аккуратно опустил бритву в карман и вышел обратно в комнату.
Компания уже приступила к еде; один из них, видимо, тот, что встретил его на входе, отложил вилку в сторону и указал на свободный стул.
- Присаживайся. И, если ты прихватил из ванной бритву – верни ее потом на место, хорошо? Она у нас одна.
Петр пошел к столу, отодвинул стул и уселся. Про бритву, наверное, просто догадка – не ножницы же ему в качестве оружия брать, верно? Взяв вилку и нож, он приступил к еде; мясо было действительно вкусным, в меру пряным и соленым – за время своей бродячей жизни он уже и забыл, каким вкусным может быть жаркое. Отправляя в рот кусочек за кусочком, он украдкой осматривал новых знакомых – сомнений быть не могло; все они выглядели точь-в-точь как он, будто в какой-то сцене из бразильского сериала, где четверо потерянных братьев встретились после долгих лет разлуки.
- Так вот; как ты уже, наверное, заметил, все мы тут, так сказать, на одно лицо. Вот тебе еще одно откровение – тебя зовут Петр Тимофеевич Скупцов, возраст – тридцать три года, в бродягах полтора года, как мать умерла. Вчера вечером пришел переночевать в заброшенный особняк на набережной, ночью проснулся от шума, стал убегать от чьих-то очень тяжелых и страшных шагов и прибежал сюда.
- Вроде того. У нас у всех одна история, понимаешь? Мы все были в этом особняке, все убегали, все прибежали сюда; ну и до прихода все мы были Петрами Тимофеевичами Скупцовыми. Разница, как правило, только в поведении во время побега от Шагов; кто-то на другой этаж драпал, кто-то – по коридорам убегал, кто-то вообще через одну только дверь прошел и сразу тут оказался.
- И давно вы тут? И почему…зачем мы тут? Где мы?
- Ну, Петр – говоривший кивнул в сторону одного из других его – где-то сто двадцать циклов, я – сорок два цикла, а Петька – всего семь. Зачем мы тут? Хороший вопрос. Сами не знаем. Впрочем, за небольшими исключениями жаловаться нам не на что; в холодильнике – безлимитный запас виски, в комоде – сигар, халатов тоже – хоть каждый день меняй. Из развлечений, правда, только карты – с болтовней у нас как-то не складывается; самому с собой скучно говорить, сам знаешь. И где мы - тоже не скажу. Наверное, в том же особняке, просто в какой-то его экстрамерной части. Помнишь, как у Доктора – внутри больше, чем снаружи, так и здесь.
Положив последний кусочек мяса в рот, новоприбывший Петр тщательно его прожевал, обдумывая услышанное. Да, он в подростковом возрасте фанател от фантастики, но это всегда было какой-то сказкой, - никогда ему не приходило в голову, что можно столкнуться с чем-то подобным вот так вот, обыденно.
- А циклы? Что это значит? Дни?
Рассказывавший отложил вилку и нож в сторону, отпил немного виски и отставил бокал в сторону.
- Не совсем. Ты меня сейчас не перебивай и поспешных выводов не делай, хорошо? Знаю, что сделаешь, но хотя бы дослушай, а там решай, как быть. Хорошо?
Сжав в кармане бритву, Петр отщелкнул лезвие и покрепче вцепился в рукоять. Он и сам не знал, почему, но явно чувствовал, что рассказанное ему не понравится.
- Цикл обычно длится три, максимум – четыре дня. В конце цикла приходит новый мы, прямо как ты сейчас. Собственно, в течении цикла нас четверо; чтобы не путаться, мы называем друг друга по-разному. Тот, кто тут больше всего циклов, зовется Петр, на втором месте – Петя, на третьем – Петька, а на четвертом – Новичок. В конце цикла мы садимся играть в покер, проигравший… умирает. Ему на замену приходит другой мы, и все повторяется.
Петя – а, видимо, это был именно он, - вроде как немного замялся.
- Понимаешь, у нас тут много чего есть – бесконечные виски, сигары, одежда и вода; камин никогда не тухнет, лампочки – не перегорают, мебель не портится; но вот еда…
Новичку резко поплохело – мясо в желудке завертелось и подступило к горлу, но все же не вышло наружу; изголодавшийся организм бомжа не хотел отказываться от обеда.
- Так, я же просил – не перебивать. Пойми, пока нас четверо, цикл не закончится и новый – не начнется. Мы можем пухнуть с голоду и ждать, пока кто-нибудь из нас не подохнет, а потом – все равно придет новый мы. Получается, любой из нас так и так умрет – либо в результате игры, либо от голода. И на замену ему придет другой. Такой же. Ты же помнишь дилемму молотка, да? И дилемму вагонетки в довесок. Ты же приходил к их решению, вспомни – молоток – тот же, и лучше убить одного, чтобы спасти пятерых. Простая математика, нет? Если выберется один из нас, выберемся, по сути, мы все.
На несколько минут они затихли; Петр поднялся из-за стола и ушел к камину, а Петька собрал посуду и понес ее в ванную – видимо, мыть. Почему они не участвовали в разговоре?
- Это все равно пиздец. Я не хочу в этом участвовать.
- Пожалуйста, мы не заставляем. Видишь двери? Хочешь уйти – подходи к любой, открывай и на выход. Не смотри, что нарисованные: решишься открыть – откроешь. Одно но – по ту сторону – бездонная яма; иногда новые мы уходят, и мы даже успеваем услышать их удаляющийся вниз крик, прежде чем дверь захлопнется. А минут через десять появляется новый Новичок.
- То есть, выхода нет? Либо ждать, пока умрешь из-за игры, либо самому на выход?
- Не совсем. Это не просто игра; наверное, даже не покер – мы просто играем по тем правилам, что использовали в «Огоньке»; берем по пять карт, один раз можем заменить две из них, потом - вскрываемся или пас. Этакий детский вариант, без всяких блайндов, холдов и прочего. Но иногда – редко, но иногда – какие-то комбинации что-то меняют. Например, однажды – Петр не даст соврать – у всех выпали красные пары, и виски на один цикл сменился сидром. В другой раз в каждом раунде кому-то выпадал пиковый туз, и у нас почти весь свет погас – до новой игры. Ну и, если кто-то пытается жульничать или напасть на одного из нас – он мгновенно умирает; видимо, «судья», кем бы он ни был, признает его проигравшим. В общем, мы уверены, что есть какая-то комбинация карт, которая может открыть выход тому, кому она выпадет. И, чтобы ее открыть – надо продолжать играть.
Дальше разговор как-то не заладился.
Первую ночь Новичок очень плохо спал, сжимая в кармане бритву и ожидая, что в любой момент его могут задушить, зарезать, пробить ему голову или убить любым иным способам. Троица же других заснула абсолютно спокойно; разве что Петька какое-то время косился на него, но потом заснул и он. Весь следующий день Новичок размышлял, стоит ли ему оставаться; с одной стороны, каждый день бояться собственной смерти, но с другой – уход – гарантированное самоубийство. В бездонности ямы он убедился, когда Петька выбрасывал туда мусор – за дверью действительно простиралась бесконечная тьма, в которой не было абсолютно ничего.
На второй день он смог заставить себя поесть. Да, это была человечина, мало того – по сути, его собственная, но, раз уж он остался, пухнуть с голоду было бы попросту глупо. Осознание происхождения мяса сильно испортило его вкус, но ему все же удалось съесть приготовленный кусок целиком. Вечером он вернул бритву в ванную.
На третий день он донимал Петю вопросами о характере и правилах игры – раз уж придется в ней участвовать, нужно знать все нюансы. Тот отвечал ему неохотно, но достаточно полно; в конце концов Новичок решил, что утаивание какой-либо информации по такой логике тоже может считаться жульничеством, потому волей-неволей ему вынуждены давать правильные ответы. Петр и Петька же будто не обращали на него внимания и даже не говорили с ним; впрочем, его это абсолютно не угнетало – хватало и одного собеседника, звучавшего, словно внутренний голос.
В день игры они приготовили последнюю порцию мяса на завтрак. В этот раз Новичок ел его, уже не стесняясь; его и самого удивило, как быстро он принял факт потребления собственной плоти как нечто приемлимое. Возможно, причина была в том, что сегодня предстояло в первый раз взять карты в руки; ему не хотелось, чтобы голодный желудок отвлекал и мешал играть.
Петька быстро закончил уборку, и, помыв посуду, убрал ее в комод, после чего вернулся за стол. Петр же достал колоду и протянул ее Новичку.
- Тасуй, и получше. Как я закончу говорить, клади колоду на стол рубашкам вверх.
- Потому что это – работа Новичка. Тасовать колоду. Всегда.
Он принял колоду и принялся ее тасовать – так, как умел. Получалось не очень; карты норовили вывалиться из рук и рассыпаться по столу.
- Итак, напоминаю правила. Каждый берет по пять карт; порядок – Петр-Петя-Петька-Новичок. После этого в той же последовательности каждый игрок может заменить до двух карт – старые кладутся на стол рубашкой вверх, новые берутся сверху колоды. Затем игроки определяются, вскрывают ли они свой расклад или пасуют. Комбинации ранжируются следующим образом, от худшей к лучшей – старшая карта, пара, тройка, две пары, каре, фулл-хаус, флеш, стрит, стрит-флеш. Лучшая комбинация выигрывает, худшая – проигрывает, остальные равноценны пасу. Если у двух игроков одинаковая комбинация, лучшая выбирается по старшинству; если они полностью равноценны, получаемые очки делятся поровну. Победа – одно очко, проигрыш – минус одно очко, пас – ноль очков. Игра идет двадцать раундов; проигрывает игрок с наименьшим количеством очков. Если у двух или более игроков одинаковое минимальное количество очков, игра продолжается до тех пор, пока не определится явный проигравший. Любое жульничество приводит к автоматическому проигрышу жульничающего. Вопросы?
Новичок был доволен – не зря он докапывался до Пети по поводу правил; Петр оттарабанил их так быстро, что, узнай Новичок о них впервые – ни в жизнь бы не запомнил. Положив колоду на стол, он стал ждать своей очереди.
Первый же раунд принес ему победу; затем все пошло несколько хуже. К пятнадцатому Новичок начал паниковать – у него было меньше всего очков; на втором снизу месте был Петр, на третьем – Петька. К девятнадцатому у него и у Петра было равное количество очков – минус семь. Двадцатый должен был решить дело.
Новичка прямо лихорадило, когда он тянул свои карты – наверное, сейчас он был ближе к смерти, чем когда-бы то ни было. Полный мусор; тройка крестей, пятерка бубей, шестерка пик, восьмерка бубей и десятка червей.
Петька и Петя спасовали сразу; видимо, чтобы не мешать игре и поскорее все закончить. Проиграй кто из них – пришлось бы тянуть еще один раунд; сейчас у них было достаточно очков, чтобы не волноваться о своей судьбе.
Пошел этап замены карт; у него было два варианта. Можно было попробовать собрать стрит, но для этого ему должно было очень повезти; второй вариант был чуточку надежнее; сбросить тройку и пятерку и надеяться, что выпадет хотя бы валет или выше; возможно, он хотя бы не останется в дураках.
Вытащив две карты, он аккуратно положил их на стол и взял две новых. Десятка пик и девятка крестей. Теперь у него на руках была пара; мелочь, конечно, но уже хотя бы что-то. Возможно, Петру выпало хуже; с другой стороны, можно пасовать – он не уйдет в больший минус; но тогда, если Пётр выиграет, ему конец, а если тоже спасует – будет еще один раунд. Нет, к черту. Что есть, то есть.
Петр пожал плечами. Похоже, его эта ситуация нисколько не напрягала; Новичок не мог понять, потому ли это, что ему было просто плевать на собственную судьбу, или из-за того, что он был уверен в собственной победе.
Зажмурившись, Новичок положил свои карты на стол.
- Ну что же…поздравляю. Буду в ванной.
Новичок открыл глаза. Пара пятерок. У него была пара пятерок. Петр же тем временем поднялся из-за стола, достал из холодильника бутылку виски и направился в сторону ванной; Петя аккуратно собрал колоду и отложил ее на журнальный столик, после чего повернулся к Новичку.
- Да. И я тебя поздравляю, Новичок. Сегодня ты станешь Петькой. Это будет означать, что на тебе будет уборка помещения, в том числе – ванной после разделки. Не филонь, работай быстро и без напоминаний, мой тебе совет. Петька, ты, в свою очередь, становишься Петей; на тебе – инструктаж Новичков. Ты должен отвечать на любые их вопросы максимально подробно, ничего не скрывая, даже если тебя посреди ночи разбудят или на сортире сидеть будешь. Также ты должен помогать мне с разделкой. Я же, по праву старшинства, становлюсь Петром; на мне – разделка и готовка еды и контроль соблюдения правил. Вопросы?
Новичок, еще не до конца веря в то, что он не отправился на мясо, робко протянул руку вверх, будто на уроке.
- Завернешь кое-как, дотащишь до ближайшей двери, потянешь руку к ручке. Она откроется; сбросишь все в яму. Только аккуратно, чтобы самому не вывалиться наружу.
Новичок кивнул. Еще с полчаса они молча сидели за столом; затем Петя и Петька встали, взяли из комода новые халаты и направились к ванной – к тому времени Петр уже, наверное, отключился в пьяном угаре, и теперь им предстояли забой и разделка.
Вернулись они часа через четыре, и тут же стали загружать холодильник мясом. Ему же вручили губку – на удивление чистую – и отправили драить ватерклозет.
Кровью была залита добрая половина помещения; в самой ванной же лежали останки тела Петра. Его голову не тронули; остальное же тело было обтесано, как хреново почищенная картошка. Видимо, особого опыта Петя еще не набрался; на вид можно было настругать еще пару-тройку килограммов вполне съедобного продукта. На полу валялись залитые кровью халаты и та самая бритва, с которой он провел первую ночь; видимо, других инструментов для разделки предусмотрено не было.
Только сейчас Новичок понял, насколько спокойно он воспринял собственный труп. Да, Петр пробыл здесь какое-то время; сколько – сотню циклов? Сто на три…меньше года. Совсем ничего. И на вид он не отличался от него самого практически ничем; тем не менее, никаких эмоций страха, ужаса или отвращения он не испытывал. Возможно, эйфория из-за победы в игре гасит плохие эмоции, а может, он уже просто перегорел?
Уборка заняла очень много времени; первым делом он завернул труп в грязные халаты и кое-как дотащил его до ближайшей двери в стене; выбрасывая тело, он действительно чуть не полетел следом, едва удержавшись в последнюю секунду. Затем он приступил к отмыванию крови; к счастью, кафель ванной и ламинат комнаты очищались довольно легко. Закончив, он был вынужден переодеться; выбросив последнюю кипу мусора, он вернулся к столу. К этому времени обед уже подан; Новичок набросился на мясо с энтузиазмом и сожрал свою порцию меньше чем за две минуты.
После еды Петя пошел в ванную и вернулся оттуда с бритвой. Задрав правый рукав, он приложил бритву к руке – чуть повыше запястья, где уже виднелись два шрама – и нанес себе довольно глубокий порез, после чего протянул бритву Петьке. Тот поступил аналогично – правда, у него был всего один шрам, и тот – едва заживший. Затем настала очередь Новичка.
- Церемония у нас такая. У Петра всегда три пореза, у Пети – два, у Петьки – один, а у Новичка – ни одного. Зачем – не знаю; так было, когда я пришел, и нарушать правила я не хочу. И тебе не советую.
Взяв бритву, Новичок в нерешительности покрутил ее в руках, после чего задрал правый рукав и нанес себе поперечный порез. Теперь он официально стал Петькой.
Новичок появился к ужину; Петька даже не успел понять, как это произошло. Вот его не было, и вот он кубарем выкатывается аккурат к камину. Новоявленный Петя отправился инструктировать новоявленного Новичка, а Петр и Петька просто продолжили есть – Новичок был не их работой.
Следующие несколько игр он нервничал, но ему везло; чаще всего на мясо отправлялись Новички – кто-то из них решал сжульничать, кто-то пытался напасть на остальных, кому-то просто не шла карта. В общем-то, голодать не приходилось. Со временем ушло и волнение; пришла определенная апатия. Свободное время он стал проводить у камина, куря сигары и распивая виски; видимо, похмелья здесь не было, и он пользовался этим в полной мере.
В двенадцатом цикле он стал Петей, а в сорок третьем – Петром. Постепенно он выстроил собственную философию происходящего; возможно, некая высшая сила или некое их обобщенное сознание ищет подходящего его, который будет достаточно везуч, чтобы прожить энное количество циклов – и тогда выживший, со своим везением и поглощенными им неудачниками сможет выйти.
К пятьдесят второму циклу он решил попробовать готовить бульоны и холодцы; импровизированный суп из мяса в мясном же бульоне, конечно, был блюдом своеобразным, но составил неплохую альтернативу вечному жаркому. Где-то в то же время он понял, что, по-хорошему, они – ну, как минимум, он – должны давно страдать от авитаминоза, цинги и прочих неприятных последствий сугубо мясной диеты; при этом никаких негативных симптомов за собой – и другими себя - он не наблюдал. Тогда он дополнил свою теорию мыслью, что еда носит скорее символический характер, и с мясом они получали некую абстрактную жизненную силу, которая поддерживала их.
В какой-то момент он осознал, что может условно предугадывать расклады карт у других игроков. Нет, не буквально, но по косвенным признакам он мог с большой вероятностью предсказать, пасует ли игрок или нет, и хорошая ли у него комбинация или нет. Первое время он боялся применять эту тактику, но, пару раз оказавшись на грани проигрыша, рисковал – и наказание не наступало. Следовательно, нарушением правил это не было – и он стал развивать методику. Постепенно он улучшил ее настолько, что смог в ограниченной степени манипулировать игроками, добиваясь того, чтобы проигрывал или выигрывал тот, кто был ему нужен. Делать это было необходимо; протяни кто-нибудь из них достаточно долго, он бы тоже научился подобному, и тогда Петр потерял бы свое преимущество. Он разработал определенную систему, и сменяемость других стала происходить не реже, чем в двадцать пять циклов. Иногда он устраивал быструю чистку, и в течении трех циклов подряд сливал Петь; в итоге все трое заменялись неопытными Новичками, и риск «засвета» снижался – в конце концов, он уже и сам забыл, сколько циклов тут провел, и просто озвучивал «около сотни».
Иногда он пытался отследить появление Новичков; больше из праздного интереса – будет ли там, за их дверью, тот же особняк или нет? Тем не менее, слежка результатов не дала – Новички всегда появлялись внезапно и вне поля зрения; видимо, именно для этого двери были по всему периметру комнаты. Петр даже не был уверен, открываются ли они при этом или просто забрасывают новую жертву внутрь, как порталы.
За все время им попались некоторые влияющие на них комбинации, но все они были бесполезны или почти бесполезны – включали музыку, меняли сорта алкоголя или сигар, меняли рубашку карт, тушили камин на сутки и так далее. Намеренно экспериментировать с этим он боялся; иногда он подбрасывал другим мысль о том, чтобы попробовать собрать нечто новое, но такие попытки заканчивались либо безрезультатно, либо проигрышем испытателя с его последующим кулинарным дебютом.
В общем-то, все чаще Петр начал скучать и размышлять о том, что будет делать когда – и если – выберется. Иногда он целыми днями проводил в мечтах, планируя свою будущую жизнь и ее исправление. Да, если он вернется, он все еще будет бомжом, но теперь…теперь он будет действовать по-другому. Агрессивнее, активнее; регулярное общение с самим собой, пусть и ограниченное, позволило ему понять свои собственные недостатки и подавить их, а значит, выйдя наружу, он сможет учесть их и преодолеть, сделать все правильно. В первую очередь можно будет свалить куда-нибудь за город, устроиться в фермерское хозяйство – в конце концов, определенный опыт разделки мяса у него есть, может, и примут куда. Там можно и деньжат подкопить, приодеться получше, найти нормальную работу и вернуться в колею. А это все… наверное, лучше будет забыть и поменять имя. Если он выберется, все возможные вариации «Петра» будут попросту бесить и напоминать о произошедшем. Лучше взять вообще какое-нибудь нерусское имя, чтобы все эти уменьшительно-ласкательные и сокращения были абсолютно неприменимы.
Он уверенно сливал Петьку; тот совсем недавно получил первую насечку и очень нервничал, так что раскрутить его было несложно. Шел шестнадцатый раунд, а у него уже было минус три; следом за ним шел Новичок с минус единицей. У Петра же было плюс пять; иногда он позволял себе проиграть и пасовал, но ниже тройки не спускался в принципе.
На этот раз ему выпала пара тузов – пики и крести, дама треф, тройка червей и двойка бубей. Сделав глоток, он сбросил тройку и двойку и взял две на замену – выпали две черных восьмерки. Две пары.
Стоило ему увидеть свою комбинацию, как одна из дверей- совсем неподалеку от стола – замерцала и исчезла. А за ней… за ней виднелся знакомый особняк, залитый дневным светом. Все четверо замерли, смотря на открывшийся проем; каждый понимал, что он – для Петра, потому что именно он последним тянул карты. Внезапно Петька вскочил и рванулся к выходу, но сделал лишь два шага и упал на пол уже мертвым; жульничать было нельзя.
Петр медленно положил карты на стол, разложил их так, чтобы двоим оставшимся была видна комбинация, после чего допил виски и встал.
- Господа, спасибо за проведенное время. Прощайте и удачи.
Ни Петя, ни Новичок не проронили ни слова.
Петр подошел к открытому порталу и осторожно засунул внутрь руку. Ничего страшного не произошло – она спокойно вышла наружу и вернулась внутрь без малейших повреждений. Поглубже вдохнув и едва сдерживая приступ ликования, он шагнул вперед – и оказался в той самой комнате, в которой ночевал в ту злополучную ночь. Даже скомканная в углу сетка осталась нетронутой; наверное, здесь прошло от силы часов двенадцать.
Некоторое время он недоверчиво ощупывал стены, прикладывался к ним щекой, ощущая их влажность и шершавость; все это было так непривычно и странно. Он даже забыл, каково это – мерзнуть, но этот холод был ему роднее тепла от злосчастного камина, в котором Петр просидел…сколько? Год? Два? Десять? Впрочем, разве это важно?
Спускаясь по лестнице, он вспомнил про Шаги – и рассмеялся во весь голос. Он выбрался, чего ему бояться каких-то шагов? Да сейчас он, не задумываясь, прыгнет в окно солдатиком – плевать, что сломает себе руку или ногу, он делал это уже сотни раз.
Спустившись на первый этаж – на этот раз пролетов было всего два, как и полагается – он подошел ко входной двери. Снаружи, на набережной, ревели проносящиеся машины. Все же выбрался. Выбрался!
Схватившись за ручку, он рванул дверь на себя и зажмурился от ударившего в глаза яркого света. А открыв глаза, увидел знакомую как свои пять пальцев комнату, долбаный камин, четыре кресла, стол…он опять был там. Снова. Еще раз. Почему? Он же выбрался. Справился. Выхода нет?
- Не волнуйся, он сюда не пролезет.
Петр задрожал, и в его глазах помутнело. Нет. Еще раз он не выдержит. Хватит. К черту. Нечестно! Он упал на колени ; в ушах стремительно нарастал шум – похожий на шум улицы, шум машин, шум свободы – но в то же время на фоне раздавались гулкие, тяжелые удары. Шаги. Все громче и громче, все чаще и чаще. Совсем рядом.
Труп уже погрузили, и машина поехала прочь со двора. Полицейские проводили ее взглядом и направились к своему верному бобику.
- Как меня эти бомжи задолбали, мочи нет. Дохли бы на другом участке, так нет, надо обязательно на нашем. В итоге наряд на какое-нибудь реальное преступление не успеет, потому что будет очередного жмурика проверять, ну и на кой нам это?
Второй полицейский пожал плечами.
- Не знаю, а мне их жалко – все же тоже люди. Ну не свезло им по жизни, что они, второй сорт, что ли? Все же человек умер. Живая душа.
- Да, знаешь, черт с ним, если не свезло. Но ведь большинство даже ничего сделать с этим не пытается. Возьми вот этого ханурика – весь заросший, грязный, в рваной одежде – мог помыться хотя бы, блин! А он вместо этого деньги на бухло тратит – вон как от него перегаром пасло, сам чуть не окосел. К тому же, видимо, резался уже раза три, – сам пытался на тот свет свалить, вот и свалил в итоге. Потому, как по мне, жалеть их – дело тухлое; кто захочет выбраться – выберется, а кто нет – так и будет бомжевать, пока не сдохнет. Про естественный отбор слышал?
- Слышал, слышал. И все же – жалко его.
Бросив бычок на землю, полицейский растоптал его.
- Жалостливый ты наш, ты лучше мне скажи, пойдешь с нами вечером в покер рубать?
- Да не умею я почти. И вообще неохота вечером куда-то тащиться.
- Так, сержант Скупцов, слушай мой приказ! В двадцать часов нуль-нуль минут сего дня явиться по адресу улица Шепетовская, дом четырнадцать, литер А. При себе иметь один литр алкогольного напитка крепостью сорок градусов или выше, а также – в обязательном порядке – хорошее настроение. Приказ ясен?
- Отставить «но», приказы не обсуждаются! И вообще, чего ты паришься, не на деньги же играем, а на интерес. Да и вообще, новичкам везет.
Заведя патрульную машину, сержант выехал на набережную, бросил последний взгляд на особняк в зеркало заднего вида и улыбнулся. Что же, идти так идти; надо будет только за бутылкой заскочить; какой-нибудь дешевый виски вполне подойдет.
Источник (Мракопедия)
КРИПОТА – Первый Страшный канал в Telegram