В Греции акул нет
Таможня в зоне прилета существовала формально: товары беспошлинной торговли люди покупали, уже выезжая из Греции. Что касается паспортного контроля, его осуществляла парочка скучающих волосатых типов — смуглых, в обтягивающей запятнанной форме и островерхих шлемах. В обязанности первого входило взять паспорт, найти нужную страницу, сличить внешний вид предъявителя с фотографией в документе — что он делал долгим безразличным взглядом, в котором не читалось абсолютно ничего, если вы случайно не оказывались особой женского пола с пышными формами (в этом случае во взгляде читалось все и даже больше), и затем передать паспорт дальше. «Наверное, поэтому его и называют „пасс-порт“ — буквально „пропускное отверстие“», — подумал Джеф Хаммонд. Второй взял у первого черную книжицу, пришлепнул ее печатью, продавив сразу несколько страниц, потом вернул документ владельцу — но как-то неохотно, будто сомневаясь, что тот заслуживает доверия.
У этого второго, с печатью, имелся брат. Скорее всего, они были близнецы. Одинакового роста — чуть меньше шести футов, — годами где-то к тридцати, оба широкоплечие и узкобедрые; их черные как вороново крыло, лоснящиеся волосы вились такими тугими кольцами, будто были закручены специально, а карие глаза казались совершенно безжизненными. Различить их можно было только по одежде: тот из братьев, что находился вне зоны паспортного контроля, был без формы. Вальяжно опершись об ограждение, он вертел в руках дешевые, в желтой оправе, очки с темными стеклами и с любопытством разглядывал вновь прибывших. На нем были очень узкие шорты, изрядно затертые во всех выпирающих местах и едва достигавшие той длины, которая могла еще считаться приличной. «Вот наглый самец, выставил свои причиндалы!» — подумал Джеф. Даже смотреть на него было неловко. Очевидно, старался таким образом привлечь внимание приехавших порезвиться свободных девушек. Надеялся, что те запомнят его и будут иметь в виду на будущее. Да, шансов у него могло быть больше, будь он на пару дюймов повыше и имей хоть слегка осмысленное выражение лица. Однако лицо казалось таким же безжизненным, как и его глаза.
Джеф разглядел, что именно было не так с глазами: типчик во вспученных шортах по ту сторону ограждения был с бельмом. Так же, как и его брат-близнец, штамповавший паспорта. Зрачки правых глаз у обоих были белые, как у дохлой рыбы. Тот, который штамповал паспорта в будке, был в очках с затемненными стеклами, поэтому бельма не было заметно, пока он не поднимал взгляд и не смотрел прямо на вас. В случае с Джефом ему, разумеется, рассматривать в упор было нечего, но он не преминул внимательно изучить Гвен. Затем кинул взгляд на Джефа, терпеливо ожидавшего своей очереди, и спросил:
— Вместе? Вы, оба? — Вопрос прозвучал чуть резче, чем следовало, с почти обличающей интонацией.
А, обратил внимание на разные фамилии в паспортах! Но Джеф не собирался стоять здесь и объяснять, что они только что поженились, и у Гвен не было времени произвести необходимые исправления в документах. Это на самом деле могло сбить с толку! По сути (и если вдуматься), это могло быть даже незаконно! Наверное, ей следовало сменить фамилию сразу, но их свадебное путешествие было одним из горящих туров, которые приобретаешь в последнюю минуту за полцены, а дареному коню, как известно… В общем, время поджимало. Но какого черта — на календаре 1987 год или нет?
— Да, — наконец ответил Джеф. — Вместе.
— Ага. — Его собеседник удовлетворенно кивнул, ухмыльнулся, снова оценивающе оглядел Гвен и только потом поставил штамп в ее паспорт.
«Бельмоглазый ублюдок!» — подумал Джеф.
Когда они прошли через шлюз в ограждении, второй бельмоглазый ублюдок уже испарился…
Открывание автоматических стеклянных дверей, отделяющих прохладное помещение аэропорта от раскаленной стоянки туристских автобусов, было равносильно открыванию горнила печи, уже второму за день: в первый раз пассажиров обдало жаром, когда они из салона самолета высыпали на летное поле. Выходишь свежим и бодрым, а пока докатишь свой багаж до обочины и снимешь с тележки, подмышки уже взмокли. Час дня, и температура, должно быть, держалась около восьмидесяти пяти уже в течение долгого времени. Сверху — палящее солнце, снизу — раскаленный бетон. Убийственная жара.
Тут же подлетела суетливая взмыленная барышня — представитель встречающей стороны. Бело-голубая изысканная шляпка могла бы претендовать на английскую элегантность, если бы не дополнялась откровенной мини-юбкой и промокшей от пота блузкой. В руках барышня тискала картонку, к которой была прищепкой прижата тонкая пачка сменных табличек.
— Мистер Хаммонд и мисс… — она сверилась со своими записями, — Пинтер?
— Мистер и миссис Хаммонд, — поправил ее Джеф. Он понизил голос и доверительно продолжил: — Мы добродетельные граждане и состоим в законном браке. Только наши фамилии в списке изменены, чтобы соответствовать тем, что в паспортах.
— Хм…
«Слишком сложно для нее», — подумал Джеф со вздохом.
— Да, — сладко защебетала Гвен, — мы Хаммонды.
— О! — Барышня выглядела слегка смущенной. — А это…
— Я не успела сменить паспорт, — сказала Гвен с улыбкой.
— А-а… — Наконец забрезжило понимание. Сопровождающая нервно улыбнулась Джефу и снова повернулась к Гвен. — Поздравлять уже поздно?
— Четыре дня, — ответила Гвен.
— Ну в любом случае мои поздравления.
Джефу не терпелось поскорее убраться с солнцепека.
— Который тут наш автобус? — поинтересовался он. — И очень надеюсь, он с кондиционером?
Неподалеку у обочины виднелось беспорядочное скопление автобусов.
Барышня снова смутилась, и тень замешательства промелькнула в ее ярких голубых глазах.
— Вы ведь едете в Ахлади?
Джеф снова вздохнул, на этот раз громко. Вообще-то, это ее работа — знать, куда они едут. Начало было жизнеутверждающее.
— Да-да, в Ахлади, — затарахтела она прежде, чем Джеф или Гвен успели прокомментировать вопрос. — В Ахлади — но не на автобусе! Видите ли, ваш самолет прилетел на час позже, и автобус до Ахлади не мог так долго ждать двух пассажиров. Но это ничего — вы сможете доехать на такси, и разумеется, компания «СкайМед» возьмет расходы на себя.
Она ушла вызывать такси, Джеф и Гвен переглянулись, пожав плечами, и присели на свои чемоданы. Но сопровождающая вернулась через минуту, следом за ней подкатило такси и остановилось у обочины. Выскочил таксист — молодой грек, — засуетился, открывая двери и багажник, и стал торопливо закидывать в багажник чемоданы, пока Джеф и Гвен устраивались на заднем сиденье машины. Потом он влез на водительское место, захлопнул дверцу, бросил рядом с собой соломенную шляпу, оглянулся на своих пассажиров и улыбнулся. В белом ряду сверкнул единственный золотой зуб. Но улыбка вышла совершенно жуткая, как оскал акулы перед нападением…
— Ахлади, да? — И голос прозвучал так безжизненно, будто булыжники в грязи глухо стукнулись друг о друга.
— Д… — начал Джеф и запнулся, потом закончил: — Да! Э-э… Ахлади, верно! — Их водителем был бельмоглазый брат бельмоглазого штамповщика паспортов.
— Я — Сперос, — объявил тот, выруливая с территории аэропорта. — А вас как звать?
Что-то подсказывало Джефу — с этим типом не стоит фамильярничать.
Чувство было такое, будто его взмокший от жары затылок обдало холодом.
— Я — мистер Хаммонд, — ответил он сдержанно. — А это — моя жена.
Гвен слегка повернула голову и хмуро посмотрела на него.
— Я… — начала она.
— Моя жена! — повторил Джеф.
Она удивленно взглянула на него, но промолчала.
Сперос следовал всем поворотам и сужениям дороги. Выехав за пределы аэропорта, он обогнул по краю главный город острова и помчался к предгорьям, откуда дорога постепенно уходила вверх, к наполовину одетому лесом хребту. Ахлади был, может быть, в получасе езды, по другую сторону центральной гряды. Дорога вскоре стала неровной, изобилующий выбоинами и грубыми заплатами асфальт был покрыт толстым слоем пыли; короче говоря, типичная для Греции дорога. В деревне, где по обе стороны от дороги выстроились белые домики с видневшимися в глубине дворов лимонными деревьями, они немного сбросили скорость. И когда Сперос снова прибавил газу, ощущение от ярких вспышек бугенвиллей, оплетавших балконы проносившихся мимо жилищ, все еще оставалось на сетчатке глаз.
За автомобилем поднималось густое облако пыли, взбитой колесами. Джеф мельком взглянул в засиженное мухами заднее стекло. В том, как быстро это несущееся за ними бурое облако заслонило собой только что увиденные пейзажи, он увидел что-то зловещее. Снова повернувшись вперед, Джеф заметил, что Сперос своим странным глазом в основном смотрел на дорогу впереди, взгляд же нормального глаза был прикован к зеркалу заднего вида. Что он там высматривал? Пыль?
Нет, он смотрел на…
На Гвен! Зеркало заднего вида было направлено так, что в нем отражалась ложбинка между ее грудей.
Они были женаты еще очень недолго. День, когда Джеф станет испытывать удовольствие, сознавая, что другие самцы похотливо поглядывают на его жену, был еще в далеком будущем. Однако и тогда он никому не позволит прикоснуться к ней и пальцем. Но сейчас жену нагло разглядывали в его присутствии, и на девяносто девять и девять десятых процента в этом не было ничего противозаконного. Что же касается оставшейся одной десятой процента — он никак не мог повлиять на то, о чем там фантазировал какой-нибудь развратный ублюдок!
Джеф взял Гвен за локоть, притянул ее ближе и прошептал:
— Ты заметила, как резко он входит в повороты? Тормозит так, что мы вот-вот стукнемся. И при этом пялится, как у тебя подпрыгивают сиськи!
Она любовалась пейзажем, не замечая ни Спероса, ни его глаз, ни еще чего-нибудь. Для красивой девчонки двадцати трех лет она была замечательно наивна, и, самое главное, она ничуть не притворялась. Это была одна из черт, которые Джеф любил в ней больше всего. Будучи всего лишь на восемнадцать месяцев ее старше, он едва ли мог считать себя умудренным опытом, но доверял своей интуиции, когда чуял недоброе. В случае со Сперосом он чуял недоброе очень сильно.
— Он… что? — громко переспросила Гвен, посмотрев вниз. Блузка была расстегнута слишком глубоко, открывая верхний край лифчика. Ее зеленые глаза расширились, она подняла взгляд и наткнулась на глаза Спероса в зеркале заднего вида. Тот осклабился, глядя на нее, и непреднамеренно облизнул губы. Он тоже был наивен, но по-своему. Совсем иначе.
— Пересядь, — громко сказал Джеф, когда она застегнула соблазняющую пуговку и еще одну над ней. — С этой стороны вид намного лучше.
Он привстал, пропуская ее позади себя. Теперь Сперос смотрел на дорогу обоими глазами.
Через десять минут они въехали на дорогу, пролегавшую между поросшими сосной склонами, такими крутыми, что они казались почти отвесными. Местами сквозь растительность проглядывали щебнистые осыпи или вышедшая на поверхность скальная порода.
— Горы, — пробубнил Сперос, не оборачиваясь.
— У тебя зоркий глаз, — похвалил его Джеф.
Гвен слегка ущипнула его за руку, и он знал, что она хотела сказать: «Сарказм — низшая форма остроумия и тебе не идет!» Как и жестокость, по всей видимости. Джеф не подразумевал ничего особенного своим замечанием про глаз, однако Сперос оказался впечатлительным. Он нащупал в «бардачке» свои темные очки в желтой оправе и надел их. Дальше он вел машину в гробовой тишине и, похоже, намеревался молчать до конца поездки.
Они перебрались через горы, и вот впереди, как гигантский туристический буклет, открылось западное побережье острова. Горы, казалось, спускались к самому морю, где скалы сливались с немыслимой, невыносимой синевой. И по обе стороны хребта, будто ослепительный мираж, плавно сбегала к морю деревня Ахлади.
— Какая красота! — выдохнула Гвен.
— Да, — кивнул Сперос. — Красота, эта деревня. — Как многие греки, он говорил по-английски с характерным присюсюкиванием. — Рыбалка, плавать, — красота.
Дальше начался склон — извилистый, временами крутой, но вид отовсюду открывался просто изумительный. В памяти Джефа всколыхнулись воспоминания о Кипре. В большинстве своем это были хорошие воспоминания; только одно было тяжелым, от него у Джефа всегда перехватывало дыхание и сжимались кулаки. В нем была главная причина, по которой он не особенно стремился к Средиземноморью. Он закрыл глаза, пытаясь изгнать воспоминание из памяти, но от этого стало только хуже, возникшая перед глазами картинка стала еще отчетливее.
Он снова был ребенком — ему исполнилось пять в конце лета шестьдесят седьмого. Отец был штаб-сержантом медицинской службы, а мать работала в QARANC; обе организации располагались в Декелии — на территории британской базы, прямо на побережье недалеко от Ларнаки, где их семье выделили жилье. Родители встретились и поженились в Берлине, где прожили три года, потом их вместе отправили на Кипр. После двух лет на Кипре отцу Джефа оставалось служить еще год до окончания двадцатидвухлетнего срока. По окончании этого последнего года под солнцем его ожидало место в службе «скорой помощи» одного их крупных госпиталей Лондона. Мать Джефа рассчитывала получить место медсестры в штате того же госпиталя. Но перед тем, как всему этому случиться…
В Декелии Джеф ходил в школу, а в те редкие выходные, когда оба родителя были не на дежурстве, они все вместе выбирались на пляж. И это было его самое любимое место на свете: пляж с золотистым песком и кристально чистой, безопасной водой. Но иногда в поисках уединения они могли собрать корзину для пикника и отправиться вдоль побережья, и ехать до тех пор, пока дорога не превратится в колею, потом отыскать тропинку вниз по крутым отвесным утесам и купаться среди скал возле мыса Греко. Вот там все и случилось…
— Джеф! — Гвен подергала его за руку, прервав наваждение. Он был рад вернуться к действительности. — Ты что, заснул?
— Сладкие грезы, — улыбнулся он.
— Ой, и у меня! — подхватила она. — Я все думаю, что мне это, наверное, снится. В смысле, так наяву не бывает!
Дорога лентой извивалась по крутому склону, прямо под ними раскинулась деревня. Навстречу поднимался битком набитый туристический автобус. В окнах виднелись загорелые, пресытившиеся физиономии: туристы ехали в аэропорт. Их отпуска закончились, но у Джефа с Гвен отпуск только начинался, и деревня, в которую они приехали, была по-настоящему прелестна. Особую прелесть ей придавало то, что она была едва тронута цивилизацией. Это был только второй туристический сезон в Ахлади; до того, как построили аэропорт, сюда можно было добраться лишь по воде. И очень немногие брали на себя такой труд.
Кипрское наваждение быстро отпустило Джефа. Хотя он и не считал себя романтичной натурой, подобно Гвен, тем не менее и он признал очарование Ахлади. И теперь, он полагал, ему придется признать, что они сделали правильный выбор.
Сады за белыми стенами; красная черепица, окошки с зелеными рамами, одни крыши совсем плоские, другие с отлогими скатами; бугенвиллея, льющаяся каскадом по белым полукруглым балконам; белая церквушка на уступе горы, с которого скалы крутым обрывом выходили к морю; огромные древние оливы на огороженных кусочках земли при каждом пересечении улиц и виноградные лозы на шпалерах, дающих легкую тень, которой пестрел каждый садик и патио. Вот так на первый взгляд выглядела деревушка Ахлади. Вход в бухту преграждал высокий волнорез. Море не представляло сколько-нибудь реальной угрозы для деревни, ибо основная ее часть лежала по берегам гавани, припертым клешнями молов с обеих сторон. Для входа в воду повсюду в скалах были выдолблены ступеньки; все более или менее горизонтальные поверхности на берегу были застелены полотенцами, а из воды то и дело выныривало с полдюжины голов с трубками и масками. Здесь было довольно глубоко, но на четверть мили южнее, за молом, ограничивающим гавань, как перепонка между пальцами огромного зверя, где-то на сотню ярдов простирался галечный пляж — туда, где спускался с гор второй клешнеобразный выступ. Что до остальной части береговой линии, Джефу она виделась одинаковой в обоих направлениях: на юге и на севере насколько мог видеть глаз — только небо, скалы и море. Бесконечное повторение мыса Греко. Но прежде чем он успел снова погрузиться в воспоминания, прозвучал булькающий голос Спероса:
— Вилла «Элени», так? Нету дороги. Ехать не можно. Я нести багаж.
Дорога спускалась по краю уступа прямо к церквушке. На полпути ее пересекала под прямым углом другая автомобильная дорога, на которой располагалось несколько лавчонок. Остальные улицы были слишком узкие или слишком крутые для того, чтобы по ним можно было проехать на машине. Неподалеку пыжилось несколько древних мотороллеров, да ослы цокали копытами там и сям — вот и весь деревенский транспорт. Сперос развернул свое транспортное средство на главном (по сути единственном) перекрестке и припарковался в тени гигантской оливы. Потом вышел за багажом. Багаж составляли два больших чемодана и два маленьких. Джеф хотел было разделить ношу пополам, но не успел: Сперос взялся нести слоновью долю, а Джефу оставил мелочевку. Он не стал возражать, хотя было понятно, что грек просто пользуется возможностью порисоваться, демонстрируя силу.
Сперос вел их по крутому склону мощеной улицы, обрезанные по самое не хочу вытертые джинсы едва не лопались на его мускулистой заднице. И поскольку они шли позади, Джеф осознавал, что Гвен тоже смотрит на эти загорелые, блестящие мускулы. Смотреть было больше особо не на что.
— Он — Тарзан, а ты Джейн, — решил он пошутить, но вышло как-то нерадостно.
— А ты тогда кто? — закипая, парировала она. — Чита, что ли?
— Ух, ух! — поддразнил Джеф.
— В любом случае, — смягчилась она, — у тебя задница лучше. Более компактная.
Он воздержался от дальнейших комментариев, чтобы не сбивать дыхание. Даже легкие чемоданы уже казались тяжелыми. Если он Чита, тогда Сперос пусть будет Кинг-Конг! Грек один раз оглянулся, ухмыльнулся в своей жуткой манере и продолжал идти. Тяжело дыша, Джеф и Гвен попытались догнать его, но безуспешно. Завершая восхождение, Сперос свернул направо в арочную нишу в стене, преодолел три каменные ступеньки, поставил чемоданы и остановился у полированной сосновой двери. Он дернул шнурок, открывая щеколду, толкнул дверь и снова поднял чемоданы. Когда из-за угла показались англичане, он шагнул внутрь.
— Вилла «Элени», — объявил он, когда они проследовали за ним.
За дверью оказался внутренний двор, обнесенный высокой стеной и вымощенный черной и белой галькой в виде дельфинов и осьминогов. Разноуровненевый дворик-патио располагался перед собственно «виллой» — квадратной коробкой, единственным достоинством которой, пожалуй, был выдвижной тент, затеняющий окна и большую часть патио. Кроме того, тент создавал превосходное убежище от разлитой вокруг слепящей белизны.
На второй этаж «виллы» по ее внешней стене вели выбеленные бетонные ступени, которые заканчивались площадкой, выходящей на балкон с деревянными перилами и собственным полосатым тентом. На перилах сушились пляжные полотенца и очень большого размера женский купальник, все окна были открыты. Может быть, жильцы были дома. А может быть, сидели в тени какой-нибудь таверны, потягивая ледяные напитки. В решетчатой, с москитной сеткой двери нижнего этажа торчал ключ с биркой. Джеф прочел надпись на бирке, где было написано просто «Мистер Хаммонд». Бронирование было на его фамилию.
— Это наш, — сказал он Гвен, поворачивая ключ.
Они вошли в дом, Сперос с большими чемоданами последовал за ними. Прохладный воздух казался блаженством. Теперь им хотелось осмотреться самостоятельно, но не тут-то было: грек твердо вознамерился им помочь. И он хорошо здесь ориентировался. Он поставил чемоданы и обвел руками гостиную:
— Эта для сидеть, говорить, отдых. — Потом указал на облицованный плиткой уголок с холодильником, раковиной и двумя конфорками электроплиты. — Для тосты, кофе, для рыба, для картошка, а? — Дальше толкнул дверь маленькой комнаты, выложенной кафелем от пола до потолка, где располагались душ, умывальник и унитаз. — И эта, — сказал он без дальнейших пояснений. Потом сделал пять шагов обратно через всю гостиную и подошел к другой комнате, с низким потолком, декорированным сосновыми балками, с английской двуспальной кроватью, встроенной под решетчатыми окнами. Он склонил голову набок. — И кровать — всего один…
— Замечательно. Это все, что нам может понадобиться, — сказал Джеф, постепенно закипая.
— Да, — сказала Гвен, — Хорошо, спасибо, вам, э… Сперос, вы очень добры. Дальше мы сами разберемся.
Сперос поскреб подбородок, вернулся обратно в большую комнату и развалился в свободном кресле.
— На улице жарко, — сказал он. — Тут прохладно — крио — понимаешь?
Джеф подошел к нему.
— Очень жарко, — согласился он, — и мы взмокли. Сейчас мы хотим принять душ, разложить свои вещи и осмотреться. Спасибо за помощь. Теперь ты можешь идти.
Сперос поднялся с поникшим видом, и его лицо приняло еще более тупое выражение, чем прежде. Увечный глаз выглядел странно через затемненные стекла очков.
— Идти? — повторил он.
Джеф вздохнул.
— Да, иди!
Угол рта Спероса задергался, губы слегка раздвинулись, обнажая золотой зуб.
— Я приехать из аэропорт, нести чемоданы.
— А-а! — сказал Джеф, доставая бумажник. — Сколько я должен? — Он купил драхмы еще в Лондоне, в банке.
Сперос засопел, презрительно отворачиваясь.
— Один тысяча, — наконец ответил он напрямик.
— Это около четырех фунтов пятидесяти пенсов, — сказала Гвен из спальни. — Звучит разумно.
— Да, только поездка предполагалась за счет «СкайМед», — нахмурился Джеф.
Как бы то ни было, он заплатил и проводил Спероса до двери. Тот вышел, неторопливо и безразлично профланировал через патио, остановился в арке и оглянулся через двор. Гвен подошла и встала в дверях дома рядом с Джефом.
Грек посмотрел прямо на нее и облизал свои мясистые губы. Снова на его лице появилась эта жуткая ухмылка.
— Увидимся, — кивнул он, будто что-то медленно обдумывая.
Когда он закрыл за собой дверь, Гвен пробормотала:
— Вряд ли, если я увижу тебя первой! Брр!
— М-да, действительно гнусный тип, — согласился Джеф. — Не самый привлекательный местный типаж!
— Сперос — сперопс, — произнесла она. — Да, имечко подходит ему как нельзя лучше. Очень на «скорпенопс» похоже. И сам такой же мерзкий.
Они приняли душ и без сил завалились на кровать, но не настолько без сил, чтобы просто лежать там и не заняться любовью.
Позже, когда, разобрав чемоданы, убрав с глаз мелкие ценности и развесив и разложив вещи, они переоделись в легкую, свободную одежду, сандалии и солнцезащитные очки, пришло время обследовать деревню.
— А потом, — настаивала Гвен, — пойдем купаться!
Она положила полотенца и купальные костюмы в пластиковую пляжную сумку. Гвен любила плавать, и Джеф тоже мог бы любить, если бы не…
Но как только они закрыли свои апартаменты и вышли во двор, полированная дверь в стене открылась, впуская их верхних соседей, и на следующий час все мысли об исследовании деревни и купании в море были сметены ураганом. Пожилая пара, с которой они тут же познакомились, просто фонтанировала энергией, другими словами это описать трудно. Его звали Джордж, а ее Петула.
— Моя дорогая, — галантно произнес Джордж, поднося к губам руку Гвен, — вы такая восхитительная юная леди, как печально, что у меня осталось только два дня, чтобы наслаждаться вашим обществом!
Ему было лет, может быть, шестьдесят пять или около того, он еще сохранял следы былой привлекательности, хотя сейчас, конечно, кожа на лице немного обвисла, он был высокий и стройный, только слегка ссутулившийся, и загорелый, как островитянин. С седыми усиками и чуть выцветшими голубыми глазами, он выглядел так, будто он был — а по всей вероятности, он и был на самом деле — пилотом спитфайра во Вторую мировую. Увы и ах, на нем были самые яркие шорты и рубашка, какие Гвен когда-либо видела.
Петула была очень крупная, почти такая же высокая, как Джордж, но в два раза его толще. Такая же загорелая (она явно не стремилась скрывать это, а наоборот) и, похоже, такая же, если не более энергичная, и уж точно она не испытывала недостатка в словах. Это была странная, даже удивительная пара: очень аристократичные, но в то же время очень простые. У Петулы было характерное для высшего общества произношение, она говорила, что называется, «со сливой во рту».
— Он захвалит тебя до смерти, детка, — говорила она Гвен, сопровождая новых жильцов по боковой лестнице на свой высокий балкон. — Но смотри не спускай глаз с его рук! Цирковым фокусникам далеко до Джорджа. Сорок лет назад он магическим образом материализовался в моей спальне и с тех пор там и обитает!
— Это она соблазнила меня! — запротестовал Джордж из глубины комнат.
— Я?! Каков нахал! — Петула была оскорблена до глубины души. — Да он просто волк в овечьей шкуре!
— В овечьей? — повторил Джордж. Он вернулся на балкон с лимонным бренди в заиндевелом кувшине, звенящим лотком с кубиками льда, ломтиками лимона, посыпанными сахаром, и подставкой для яйца, наполненной солью, — для бренди. Все это он поставил на пластиковый стол, воскликнул: — Рюмки забыл! — и убежал обратно.
— Да-а, — протянула ему вслед жена, кивая на его бермуды и гавайскую рубашку. — Какой ты у меня праздничный!
Все это было очень забавно, Джеф и Гвен просто наслаждались. Они сидели у стола в пластиковых креслах, а Джордж и Петула развлекали их. Действительно, деревня Ахлади встречала их очень радушно.
— Конечно, — рассказывал Джордж через некоторое время, когда они немного привыкли друг к другу, — впервые мы приехали сюда восемь лет назад, сюда еще не летали самолеты и добраться можно было только на лодке. Теперь сюда летают… — Он с сожалением пожал плечами. — Через пару сезонов тут появятся турецкие танцовщицы и лоточники с хот-догами! Но пока это просто безупречное место. Только взгляните, какой отсюда вид!
Вид с балкона открывался очень заманчивый.
— Отсюда вся деревня как на ладони, — сказала Гвен. — Вы непременно должны показать нам лучшие магазины, банк или обменный пункт, или что там еще — все места, о которых нам необходимо знать.
Джордж и Петула переглянулись, понимающее улыбаясь.
— Что? Что-нибудь не так? — удивленно спросила Гвен.
Джеф заметил выражение их лиц и понимающе кивнул:
— Здесь нет мест, о которых нам необходимо знать.
— Ну, на самом деле пара-тройка наберется, — сказала Петула. — Если считать таверну Дими, то даже четыре. Конечно, есть другие места, где можно поесть, но таверна Дими — это особое место. Вот только теперь я чувствую, что лишила вас радости первооткрывания. Я имею в виду, здесь действительно есть кое-что, что вам следует открыть для себя. Ведь найти место, где вкусно кормят, — половина удовольствия!
— А что об остальных трех местах? — не унималась Гвен. — Или мы должны отыскать их сами, чтобы получить удовольствие первооткрывателей?
— Бог мой, разумеется нет! — покачал головой Джордж. — Это жизненно важные знания, юная леди!
— Булочник, — сказала Петула. — Чтобы покупать свежие булочки каждый день. — Она указала туда, где над скоплением труб вился голубой дымок. — Также лавка, где торгуют выпивкой, потому что выпивку…
— …нужно тоже покупать каждый день, — закончил за нее Джордж. — Во-он там, на том углу, где бутылки блестят. Знаете, у них есть по-настоящему старая «Метакса», и так дешево, что…
— И наконец, — продолжала Петула, — дорожка к пляжу. Которая… вон там.
— Но расскажите нам теперь, — спросил Джордж, меняя тему, — вы женаты? Или это слишком личное?
— Ах, ну конечно, они женаты! — воскликнула Петула. — Но очень недавно, потому что все еще сидят слишком близко друг к другу. Касаясь. Видишь?
— А-а! — сказал Джордж. — Значит, у нас тут не случится еще одного тайного бегства.
Джеф и Гвен подняли брови.
— Тайное бегство? — удивленно спросила Гвен. — Здесь? И когда это случилось?
— Да прямо здесь, — сказала Петула. — Десять дней назад. Когда мы только приехали сюда, здесь внизу жил молодой человек, Гордон. Он был один. Вообще, предполагалось, что он будет здесь отдыхать со своей невестой, но она бросила его. В первый же вечер мы вместе ужинали у Дими, он слегка перебрал и все нам рассказал. А одна девушка из Швеции — очень красивая, белокурая такая — тоже была без пары. Она помогла привести Гордона сюда и, я полагаю, уложила его в постель. Но, заметьте, не осталась ночевать у него, ушла к себе.
— Но на следующую ночь осталась! — с энтузиазмом добавил Джордж.
— А потом они вдвоем сбежали, — радостно сообщила Петула. — Тайно сбежали! Все очень просто. Мы видели их один раз, на пляже, на следующее утро. После чего они…
— …исчезли! — договорил за нее Джордж.
— Может быть, у них закончились отпуска и они просто уехали домой, — рассудительно заметила Гвен.
— Нет, — покачал головой Джордж. — Гордон прилетел тем же рейсом, что и мы, его отпуск только начинался. Она же была здесь около десяти дней и должна была улететь через день после того, как они улизнули.
— Они оплатили проживание, а потом бросили все и сбежали? — Джеф нахмурился. — Не вижу никакого смысла.
— Разве люди думают о смысле, когда влюблены? — вздохнула Петула.
— Как мне кажется, — сказал Джордж, — они влюбились друг в друга, влюбились в Грецию и отправились набираться разнообразных впечатлений.
— Он влюбился? — В голосе Гвен звучало сомнение. — Сразу после пережитого разочарования?
— Если бы она была серой мышкой, я бы согласилась, — сказала Петула. — Но она была по-настоящему красивой девушкой.
— Да и он славный парень, — сказал Джордж. — Немного рассеянный, но неиспорченный и внешне приятный.
— Действительно, они были похожи на вас, — добавила его жена. — Я имею в виду не внешнее сходство, а некое подобие характеров.
— Спасибо, — криво ухмыльнулся Джеф. — Я имею в виду, я в курсе, что я не мистер Вселенная, но…
— Зато имею крепкую задницу! — закончила за него Петула. — А это как раз то, что сегодня так нравится девчонкам. Значит, с тобой можно иметь дело.
— Слышал? — ввернула Гвен, слегка подталкивая его локтем. — Я же тебе говорила!
Но Джеф все еще хмурился.
— Разве их никто не искал? Что если они попали в аварию или с ними еще что-нибудь случилось?
— Нет, — сказала Петула. — Видели, как они садились на паром в городе. Действительно, один из местных таксистов отвозил их туда, Сперос.
Гвен и Джеф переглянулись.
— Странный тип этот Сперос, — сказал Джеф.
Джордж пожал плечами:
— Ну, я не знаю. Вы с ним знакомы разве? Это из-за своего глаза он выглядит немного зловеще…
«Может быть, он и прав», — подумал Джеф.
Вскоре после этого их рюмки опустели, и они вышли, чтобы начать свои исследования…
Деревня была лабиринтом вымощенных булыжником, выбеленных узких улочек. Несмотря на то что она казалась совсем крошечной, в ней можно было заблудиться, хотя и не надолго. Если пойти вниз по склону, не важно, в каком направлении, всегда можно было выйти к морю. А если подниматься в гору, можно выйти к главной дороге, если же не удалось, то стоит повернуть за угол и продолжить подъем, тогда наверняка выйдешь. Наиболее исхоженной, с самыми истертыми булыжниками была улочка, которая вела к сильно утрамбованной тропе, а та, в свою очередь, тянулась к пляжу. Дважды пройдя мимо угла, на котором располагалась лавка с выпивкой, вы навсегда запомните, где она находится. Витрина оказалась сплошь оклеена этикетками, некоторые были узнаваемы, о значении других оставалось только догадываться; внутри стальные стеллажи от пола до потолка заполняли все мыслимые бренды; здесь были представлены даже экзотические и дико дорогие (на родине) марки в смехотворно дешевых трехлитровых бутылках из магазина беспошлинной торговли с собственными хромовыми пробками.
— «Курвуазье»! — тоном ценителя произнесла Гвен.
— «Гран Марнье»! — запротестовал Джеф, — Что, пять пинт «Гран Марнье»? За такую цену? Ты можешь поверить в это? Это надо купить домой. А что возьмем сейчас?
— Кокосовый ликер, — сказала она. — Или мятный шоколадный — добавлять в наш полуночный кофе.
Также они обнаружили несколько маленьких симпатичных таверн, где люди сидели прямо на улице за столиками под виноградными лозами. Порции цыпленка и куски ягненка, шипящие на шампурах; маленькие рыбки, жарящиеся на углях; мусака, исходящая паром в длинных противнях…
Таверна Дими была внизу, в гавани, где широкая, низкая стена защищала посетителей от падения в море. Они заказали греческий салат, который разделили на двоих, блюдо из кусочков ягненка, запеченного на древесной щепе, и полбутылки местного вина, которое стоило очень дешево. За едой, потягивая вино, они слегка разомлели; еле уловимый легкий ветерок с моря приносил желанную свежесть в жаркий день.
— Ты действительно чувствуешь еще в себе силы? Черт возьми, я совсем нет, — заныл Джеф.
Она, конечно, не испытывала прилива безграничной энергии, однако не хотела сдаваться без борьбы.
— Была бы твоя воля, — с сарказмом сказала она, — мы бы сидели здесь и любовались, как сушатся рыболовные сети, правда?
— Нет ничего плохого в том, чтобы просто отдыхать, — ответил он. — Мы же в отпуске, ты помнишь?
— В твоем понимании «просто отдыхать» означает превратиться в овощи и лежать без движения! — парировала она. — Я говорю, мы сейчас пойдем искупаемся, потом на время сиесты вернемся на виллу и еще кое-чем займемся, и…
— А мы можем заняться этим «кое-чем» перед сиестой? — Он сохранял на лице непосредственное выражение.
— И тогда мы будем уже отдохнувшие после дороги и готовые к сегодняшнему вечеру. Ненасытный самец!
— О'кей. — Он пожал плечами. — Как скажешь. Но купаться будем с пляжа, не со скал.
Гвен посмотрела на него с подозрением. Это было бы слишком легко.
Теперь он усмехнулся.
— Это была мысль, ну, в общем, знаешь… — Он замялся.
Обсыхая на солнце после заплыва, еще тяжело дыша, Гвен сказала:
— Я не понимаю.
— Хм…
— Ты очень хорошо плаваешь. Откуда тогда в тебе эта водобоязнь, на которую ты жалуешься?
— Во-первых, — ответил Джеф, — я плаваю не очень хорошо. Да, сотню ярдов я проплыву, как дельфин, но больше этого — уже как кирпич! Я совсем не умею держаться на воде. Как только я останавливаюсь, я тону.
— Так не останавливайся.
— Когда устаешь, то останавливаешься.
— Что же тебя так напугало, что ты стал бояться воды?
Он рассказал:
— Это было на Кипре. Я был ребенком. Совсем маленьким. Я смотрел, как отец ныряет в море со скалы, может быть, двадцати или тридцати футов высотой. Я решил, что тоже смогу. И вот однажды, когда мои предки не видели, я попытался это сделать. Должно быть, я стукнулся головой обо что-то, пока летел вниз. Или просто ударился о воду. Отец вытащил меня. Он был медиком — искусственное дыхание и все такое… Поэтому я теперь и плавать люблю не особо, и совершенно не люблю нырять! Я могу поплавать — поплескаться на мелководье, как сегодня, — но это мой предел. И только с берега. Ненавижу скалы, высоту. Все очень просто. Ты вышла замуж за труса. Вот так.
— Неправда, — сказала она. — Я вышла замуж за человека с замечательной задницей. Почему ты не рассказал мне все это раньше?
— Ты не спрашивала. Я не люблю говорить об этом, потому что не очень хочу это вспоминать. Я был еще ребенком и все же понимал, что чуть не погиб. И знал, что ничего приятного в этом нет. Я до сих пор еще не справился со всем этим до конца. Так что чем меньше вспоминать, тем лучше.
Неподалеку приземлился пляжный мяч, покатился и замер около бедра Гвен. Они посмотрели наверх. Большими шагами приближалась смуглая, крепкая фигура. Они узнали истрепанные, вспученные шорты. Сперос.
— Привет, — сказал он, присаживаясь рядом на корточки и свободно складывая руки на коленях. — Пляж. Мяч. Я плавать, играть. Ты плавать? — (Это обращаясь к Джефу.) — Ты приходил плавать, бросай мячик?
Джеф приподнялся и сел. На пляже было полдюжины других пар; почему этот болван липнет не к ним? Джеф подумал: «Еще немного, и я получу от него песком в лицо!»
— Нет, — сказал он вслух, качая головой. — Я не очень хорошо плаваю.
— Не плавать? Ты боялся большой рыба? Акул?
— Акулы? — Теперь и Гвен села. Она кожей ощущала, как Сперос шарит по ней взглядом, прикрываясь темными очками.
Джеф снова покачал головой.
— В Греции нет акул, — сказал он.
— Его прав. — Сперос рассмеялся высоким, как у женщины, голосом, без своего обычного бульканья. Жуткий звук. — Нету акул. Я шутить! — Он перестал смеяться и посмотрел прямо на Гвен. Она не могла понять, он смотрел на ее лицо или на грудь. Эти его проклятые темные очки! — Леди, ты пойдешь плавать со Сперосом? Поиграть в воде?
— О боже мой! — взмолилась Гвен, сердито глядя на него.
Она натянула платье на все еще влажный, очень откровенный купальник, убрала в сумку полотенце и подобрала сандалии. Когда она злилась, она злилась по-настоящему.
Она пошла прочь, а Джеф встал и повернулся к Сперосу.
— А теперь послушай… — начал он.
— А, вы уже уходить! О'кей. Увидимся.
Он подобрал свой мяч, помчался по пляжу и с силой забросил его в море. Прежде чем мяч упал в воду, он нырнул, низко и ровно, рассекая воду, как нож. В отличие от Джефа, он плавал действительно очень и очень хорошо…
Когда Джеф догнал жену, ее все еще трясло от злости. Главным образом она сердилась на себя.
— Это было так грубо с моей стороны! — воскликнула она.
— Нет, не грубо, — сказал он. — Я чувствую то же самое, что и ты.
— Но он такой чертовски… надоедливый! Я имею в виду, он знает, что мы вместе, муж и жена… «кровать — всего один». Как он смеет лезть к нам?
Джеф попытался обратить все в шутку.
— Ты придумываешь себе, — сказал он.
— А ты? Разве тебе он не действует на нервы?
— Может быть, я придумываю тоже. Слушай, он грек — и не особенно привлекательный экземпляр. Посмотри на ситуацию с его точки зрения. Вдруг на пляже появляется толпа красоток, одетых в такие шмотки, которые его сестра и под платье бы не надела! Вот он и пытается быть поближе — чтобы рассмотреть получше, так сказать, — у него же бельмо на глазу. Он ничем не отличается от других парней. Может быть, немного менее льстивый, только и всего.
— Льстивый! — Она почти выплюнула это слово. — Да он почти такой же льстивый, как барсучья…
— Задница, — сказал Джеф. — Да, я знаю. Если бы я заранее знал, что ты такая любительница задниц, я, возможно, не женился бы на тебе.
Наконец она неуверенно рассмеялась.
Они остановились у лавки с выпивкой, купили бренди и большую бутылку кока-колы. И мятно-шоколадный ликер, конечно, для добавки в ночной кофе…
В тот вечер Гвен надела синее с белым платье — очень по-гречески, если бы вырез спереди был чуть поглубже, — и серебристые сандалии. Засовывая носовой платок в нагрудный карман своего белого пиджака, Джеф с восхищением подумал: «Как она хороша!» С ее сердцевидным лицом и стрижкой «паж», которая очень шла к ее блестящим черным с отливом волосам, с зелеными-презелеными глазами она, по его мнению, была очень похожа на француженку. Но сегодня она определенно была гречанкой. И он был рад, что она при этом все же англичанка и что она его жена.
У Дими было оживленно и шумно. Джордж и Петула сидели за столиком в углу, глядя на море. Они расположились с размахом, чтобы занять все четыре места, но, когда появились Джеф и Гвен, они замахали руками, приглашая их за свой столик.
— Мы так и думали, что вы зайдете, — сказал Джордж, когда они уселись. И продолжил, обращаясь к Гвен: — Вы выглядите очаровательно, дорогая.
— Теперь я чувствую, что я по-настоящему на отдыхе, — улыбнулась Гвен.
— Медовый месяц, конечно, — сказала Петула.
— Шшш, — предостерег ее Джордж. — В Англии в этом случае кидают конфетти, а здесь одни тарелки!
— Отдых, медовый месяц, что бы ни было, — сказала Гвен. — Комплименты от красивых мужчин; звезды, отражающиеся в море; всходящая полная луна и музыка бузуки, плывущая в воздухе. И…
— Дразнящие запахи греческой еды! — вмешался Джеф. — Вы уже заказали? — Он посмотрел на Джорджа и Петулу.
— Минуту назад, — ответила Петула. — Если ты пройдешь в кухню, вон туда, Дими покажет тебе свое меню — вживую, так сказать. Скажи ему, что вы с нами, и он попытается обслужить нас вместе. Закуску, горячее, десерт — все, что хочешь.
— Хорошо! — сказал Джеф, поднимаясь. — Сейчас я бы отгрыз седло у какого-нибудь осла!
— Съешь лучше его целиком, — посоветовал Джордж. — Того, который собирается разбудить тебя своим ревом завтра в половине седьмого.
— Вы не знаете Джефа, — сказала Гвен. — Он может спать на концерте «Роллинг Стоунз».
— А вы не знаете ахладских ослов! — сказала Петула.
В кухне здоровенный бородатый хозяин присматривал за своими замученными поварами. Когда появился Джеф, он подошел к нему.
— Добрый вечер, сэр. Впервые в Ахлади?
— Да, только сегодня приехали, — улыбнулся Джеф. — Мы приходили сюда на ланч, но разминулись с вами.
— Ах! — выдохнул Димитрос, сконфуженно пожимая плечами. — Я спал! Я сплю днем по два часа. Где вы остановились?
— На вилле «Элени».
— «Элени»? Это я! — Димитрос просиял. — Я — вилла «Элени». Я имею в виду, что она принадлежит мне. Элени — так зовут мою жену.
— Прекрасное имя, — сказал Джеф, начиная понимать, что беседа может затянуться. — Э-э… мы здесь вместе с Джорджем и Петулой.
— Вы ужинаете? Хорошо, хорошо. Я покажу вам мою кухню.
И Джеф получил обстоятельную экскурсию между духовками и тележками со сладостями. Он сделал заказ, стараясь учесть вкусовые пристрастия Гвен.
— А это, — сказал Димитрос, — для вашей леди! — и преподнес ажурную серебряную брошку в форме бабочки с надписью «Дими», выгравированной на металле.
Гвен бы она не особо понравилась, но благоразумнее было не отказываться от подарка. Джеф уже заметил нескольких женщин — явно из числа постоянных клиентов заведения, — на которых были такие же броши, к ним относилась и Петула.
— Очень мило с вашей стороны, — поблагодарил он.
Возвращаясь к столику, он заметил, что Сперос был уже там.
Ну и откуда он взялся, черт побери! И что за дьявольскую игру он затеял на этот раз?
На Сперосе были тесные голубые джинсы и белая футболка, испачканная на животе. Он стоял около столика, опираясь рукой на стену, которая служила ограждением, выходящим на море. И тем не менее его пошатывало. Он буквально нависал над Гвен. Джордж и Петула, с застывшими улыбками на лицах, выглядели искренне удивленными. Джефу не было видно всю Гвен, потому что ее закрывала фигура Спероса. Но то, что он увидел, когда подошел ближе, живо впечаталось ему в мозг. Мозг ответил резким выбросом адреналина в кровь, и Джеф задышал чаще. Он едва заметил, как Джордж поднялся и выскользнул из-за стола. Потом, когда закончилась мелодия бузуки и низкий гул таверны, казалось, стал намного громче, над всем внезапно зазвучал негодующий голос Гвен.
— Убери свои грязные лапы! — закричала она.
Джеф был уже у цели. Петула отодвинулась как можно дальше; она прижала руку к горлу и уже не улыбалась, а растерянно глядела на Спероса. А он тем временем ухватил левой рукой V-образный вырез платья Гвен. Ладонь была внутри платья, а большой палец снаружи. В правой руке он сжимал украшение, похожее на то, которое Димитрос презентовал Джефу. Он возражал:
— Но я даю ее! Я прикалываю ее на твое платье! Она красивая. Мы друзья. Почему кричишь? Тебе не нравится Сперос? — Он издавал нечленораздельные звуки своим гортанным булькающим голосом: от него разило парами узо, как тухлятиной от дохлой рыбы. Джеф подскочил к Сперосу и врезал ему по локтю, которым тот опирался о парапет. Чтобы удержать равновесие, Сперосу пришлось отпустить Гвен. Он и отпустил ее, но все равно прилично треснулся о стену. Джеф подумал было, что он совсем через нее перемахнет, прямо в море. Но нет, он повис на ней, тряся головой, потом наконец обернулся и взглянул на Джефа. Это был взгляд, который Джеф не смог бы точно описать. Может быть, пьяная настырность, медленно переходящая в ярость. Потом он оттолкнулся, выпрямился и встал, покачиваясь, у стены, сжав кулаки и напрягая бицепсы.
«Ударь его сейчас, — говорил Джефу внутренний голос. — Ударь, и он отправится через стену, в море. Здесь невысоко, всего семь или восемь футов. Это протрезвит ублюдка, и после он уже не будет тебе надоедать.
Но что если он не в состоянии сейчас удержаться на поверхности? Хотя ты знаешь, он плавает, как рыба, как чертова акула!»
— Думаешь, ты лучше, чем Сперос, а? — Грек опасно накренился, но удержал равновесие и шагнул к Джефу.
— Нет! — Голос бородатого Димитроса взорвался у Джефа в ушах. Всей своей массой он встал между ними, схватил Спероса за волосы и наполовину вытащил, наполовину вытолкал к выходу. — Нет, каждый думает, что он лучше! Потому что каждый лучше! Вон! — И вышвырнул вопящего Спероса в темноту гавани. — Я предупреждал тебя, Сперос: выпей хоть все узо в Ахлади. Это твое дело. Но не мешай моему бизнесу. Иначе у тебя будут настоящие проблемы!
Естественно, Гвен расстроилась. Но к тому времени, как они закончили есть, все почти вернулось к норме. В любом случае никто, кроме Джорджа и Петулы, казалось, не проявил интереса к инциденту.
Где-то к одиннадцати, когда таверна слегка опустела, появилась известная барышня из «СкайМед». Она подошла к их столику.
— Привет, Джулия! — сказал Джордж, пододвигая ей стул. Будучи завзятым льстецом, он тут же добавил: — Как прекрасно вы выглядите сегодня — впрочем, вы всегда прекрасно выглядите.
— Ай-ай-ай, Джордж, уверена, если бы ты меня не встретил в свое время, к сегодняшнему дню ты стал бы настоящим жиголо! — пожурила его Петула.
— Мистер Хаммонд, — сказала Джулия. — Мне ужасно жаль. Мне следовало объяснить Сперосу, чтобы он от моего имени вернул вам плату за проезд. На самом деле я полагала, что он понял это, но оказалось, нет. Я только что видела его в одном из баров и спросила, сколько я ему должна. Он был немного расстроен, не хотел брать деньги и сказал, что мне надо встретиться с вами.
— Он уже протрезвел? — кисло спросил Джеф.
— Э-э… боюсь, не совсем. Он был невыносим?
Джеф кашлянул.
— Немного.
— Тысячу драхм, — сказала Гвен.
Сопровождающая выглядела слегка обескураженной:
— Но это должно было стоить семьсот.
— Он ведь еще поднес наши чемоданы, — объяснил Джеф.
— А-а! Может быть, дело в этом. В любом случае я уполномочена заплатить вам семьсот.
— Любые субсидии приветствуются, — сказала Гвен, открывая кошелек и беря деньги. — Но на вашем месте в будущем я воспользовалась бы услугами кого-нибудь другого. Этот Сперос не особенно приятный парень.
— Да, кажется, у него проблема с узо, — ответила Джулия. — С другой стороны…
— У него несколько проблем!
Замечание Джефа прозвучало резче, чем он того хотел. В конце концов, это была не ее вина.
— …у него самый лучший пляж, — закончила Джулия.
— Пляж? — Джеф удивленно поднял бровь. — У него есть собственный пляж?
— Разве мы вам не говорили? — громко спросила Петула. — Двое или трое местных парней держат в гавани маленькие моторные лодки. За несколько сотен драхм они отвезут вас на какой-нибудь из уединенных пляжей. Они уединенные, потому что там никто не живет и туда никак не добраться, кроме как на лодке. Лодочники их ревностно охраняют и называют своими, чтобы другие на них не посягали. Они отвезут вас утром или в любое время, когда захотите, и заедут за вами вечером. Абсолютно конфиденциально, идеально для пикника, романтично! — Она вздохнула.
— Чудесная идея, — сказала Гвен. — Целый день на пляже одни!
— Что касается меня, — заявил Джеф, — пусть Сперос подавится своим пляжем.
— О! — сказал Джордж, — Помяни черта…
Сперос вернулся. Он отворачивался и двигался прямиком в кухню. Теперь он был значительно устойчивее. Димитрос вышел ему навстречу, и они тихо перебросились несколькими фразами. Их беседа быстро становилась все более экспрессивной, временами они тараторили по-гречески с пулеметной скоростью. Сперос, по-видимому, умолял поддержать его. Наконец Димитрос пожал плечами и тяжело протопал к их столику, Сперос тащился следом.
— Сперос, он сожалеет, — сказал Димитрос, — о том, что случилось сегодня. Слишком много узо. Он только хочет дружить.
— Так, да, — подтвердил Сперос, поднимая голову. Он беспомощно развел руками. — Это узо.
Джеф кивнул.
— Ладно, забыли, — сказал он, однако без особого радушия.
— Эта… о'кей? — Сперос поднял голову повыше. Он посмотрел на Гвен.
Гвен заставила себя кивнуть:
— О'кей.
Теперь Сперос просиял или приблизился к этому состоянию, насколько это было возможно для него. Но у Джефа все же оставалось такое чувство, будто было что-то холодное и расчетливое в поведении Спероса.
— Я все исправить! — объявил Сперос, кивая. — В один день я возить вас на лучший пляж! Пикник. Очень отдельно. Двое людей, никого больше. Я не беру деньги, ничего. Это хорошо?
— Прекрасно, — сказал Джеф. — Это будет прекрасно.
— О'кей. — Сперос улыбнулся своей улыбкой, не похожей на улыбку, кивнул и повернулся, чтобы уйти. Выходя, он оглянулся. — Я жалеть, — сказал он и опять развел руками. — Это узо…
— Не очень убедительно, — заметила Петула, когда он исчез.
— Но лучше, чем ничего, — сказал Джордж.
— Дела налаживаются! — Гвен выглядела теперь значительно веселее.
Джеф пока еще не мог понять, что он чувствует. Он ничего не сказал…
— С нас завтрак, — провозгласил Джордж на следующее утро.
Он улыбнулся сверху Джефу и Гвен, когда они пили кофе под лучами раннего утреннего солнца за садовым столиком на патио. Они были в халатах, с заспанными глазами и взлохмаченными волосами.
Джеф взглянул наверх, прищурившись, — смотреть на яркую синеву неба было больно глазам, и сказал:
— Я понял, что вы имели в виду насчет осла! Который теперь час, черт возьми?
— Четверть девятого, — ответил Джордж. — Вам повезло. Обычно он начинает э-э… на час раньше! — Откуда-то снизу, из лабиринта переулков, как будто вызванный их разговором, эхом отозвался отвратительный рев, потом снова и снова, по мере того как деревня постепенно просыпалась.
К девяти они вышли из дома, на этот раз Джордж и Петула повели их к заведению с намалеванной краской вывеской: «Завтрик бар».
Они поднялись по крутым ступенькам на огражденное сосновыми перилами патио, заставленное сосновыми столиками и стульями, под полированным каркасом, поддерживающим навес из расщепленного бамбука. Обслуживание было хорошее; горячий, вкусный и очень дешевый английский завтрак, но кофе поистине ужасный!
— Фу! Отвратительно! — прокомментировала Гвен, понимая, почему Джордж и Петула заказали чай. — Запишите, мистер Хаммонд, — сказала она. — Завтра — никакого кофе. Только фруктовый сок.
— А мы думали, что это мы такие привередливые, — оправдывалась Петула. — Иначе бы мы предупредили вас.
— Обязательно, — вздохнул Джордж. — А теперь мы вынуждены вас оставить, потому что завтра улетаем. Так что сегодня мы делаем покупки, пакуем свои беспошлинные товары, подарки, открытки, которые мы так и не послали, греческие сигареты.
— Но, если вы захотите, мы увидимся вечером! — пообещала Петула.
— С удовольствием! — ответил Джеф. — Ну что вы, танец Зорбы, мусака да пара-тройка порций «Метаксы», что подают у Дими? Кто же откажется?
— Не говоря уж о компании, — сказала Гвен.
— Тогда встречаемся где-то в половине девятого, — уточнила Петула.
И они ушли.
— Я буду скучать по ним, — сказала Гвен.
— Но будет славно на этот раз остаться вдвоем. — Джеф наклонился поцеловать ее.
— Привет! — прозвучал уже знакомый булькающий голос снизу.
Сперос стоял на улице за перилами, глядя на них, на стеклах его очков играли солнечные блики. Их лица вытянулись, и он не мог этого не заметить.
— Эта о'кей. — Он торопливо поднял руку. — Я не остаюсь. Я занят. Сегодня я делаю такси. Потом лодка.
Гвен облегченно вздохнула и сжала руку Джефа.
— Отдельный пляж! — напомнила она. — Вот то, что я назвала бы остаться вдвоем! — И она обратилась к Сперосу: — Если мы будем готовы к часу дня, ты отвезешь нас на свой пляж?
— Конечно! — ответил он. — В час я около Дими. Моя лодка, ее зовут «Сперос», как меня. Вы увидеть ее.
— Тогда до встречи, — кивнула Гвен.
— Хорошо! — кивнул Сперос.
Он смотрел вверх на них еще мгновение, и Джеф пожалел, что не может понять, куда тот смотрит. Возможно, под платье Гвен. Но потом грек повернулся и пошел своей дорогой.
— А теперь в лавку! — скомандовала Гвен.
Они купили для пикника все необходимое: ломтики салями, твердый сыр, два больших мясистых помидора, свежий хлеб, бутылку легкого белого вина, немного феты, яйца, литр кристально чистой воды в бутылке, маленький горшочек меда, острый нож и пачку бумажных салфеток. Плетеную корзинку покупать не стали; небольшой пластиковый термопакет вполне сгодится. И один из рюкзачков, чтобы уложить одеяло, полотенца и купальные принадлежности. Джеф не любил вникать в мелочи. Гвен, напротив, такое занятие радовало. Он предоставил ей полную свободу в деле закупок, оставив за собой лишь функции носильщика. Хотя фактически таскать было нечего. Пока Гвен выбирала продукты, Джеф проводил время, сравнивая цены спиртных напитков с теми, которые они уже взяли на заметку в лавке. Так прошло утро.
В половине двенадцатого они вернулись на виллу «Элени», чтобы заняться кое-чем и принять душ, а потом Гвен собирала продукты, пока Джеф бездельничал под тентом.
Джорджа и Петулы не было видно; пока они тащились вниз к гавани, термометр поднялся до восьмидесяти четырех; деревня закрылась, готовясь переждать самое жаркое время дня, и они не встретили по пути никого из знакомых. Лодка Спероса покачивалась на волнах, как зеркальное пятно на неподвижной глади моря, и Джеф подумал: «Надеюсь, на этом проклятом пляже найдется хоть какая-ни-будь тень!»
Из-за спутанных рыболовных сетей появился Сперос. Он остановился, зевнул, приспосабливая на голове соломенную шляпу на манер навеса от солнца.
— Лодка, — сказал он в своей манере, помогая им взобраться на борт.
Лодка «Сперос» была пригодна для плавания с большой натяжкой, Джеф заметил это сразу. Фактически в любом другом море ее бы приговорили. Но это было Средиземное море в июле.
Едва достаточная, чтобы вместить троих взрослых людей, лодка слегка покачнулась, когда Сперос безрезультатно дернул стартер. Вода сочилась сквозь борта, прогнившие, потрескавшиеся, черные от постоянной сырости и плохо просмоленные. Сперос заметил выражение лица Джефа, с каким тот смотрел на воду, на полдюйма залившую его сандалии, и только пожал плечами.
— Эта ничего, — проговорил он.
Наконец мотор чихнул, ожил, заурчал, и они отправились. Сперос держал румпель; Джеф и Гвен сидели лицом к нему на носу лодки, который немного поднялся, когда они вышли из гавани и направились в открытое море. Тогда в первый раз Джеф отметил, что Сперос ведет себя как-то воровато: он то и дело оглядывается на деревню, будто опасаясь, что его кто-нибудь увидит. Хотя едва ли его кто-нибудь заметил бы, потому что деревня казалась крепко спящей. Или, возможно, он просто сверял ориентиры, избегая скал, рифов или еще чего-нибудь. Джеф посмотрел за борт. Вода казалась чересчур глубокой для него. Но в ней по крайней мере не было акул…
Выйдя в море, Сперос повернул лодку на юг и следовал вдоль береговой линии две с половиной или три мили. К тому времени, как он снова повернул к суше и стал высматривать бухту в, казалось бы, непрерывной линии утесов, самые высокие из домов Ахлади совсем исчезли из виду. Место было с ориентиром: зубец скалы, стоящей обособленно, торчал из воды, образуя узкий проход между собой и собственно утесами. В прежние времена другой, еще больший столб обрушился в море и теперь лежал, как риф, сразу под водой, протянувшись через всю причальную линию. По существу, это делало место лагуной: песчаный пляж на мелководье и груда разрушенных, густо покрытых мягкими водорослями скал, о которые разбивались маленькие волны.
Войти туда можно было только с одной стороны. Сперос сбавил скорость, аккуратно направляя лодку в глубоководную зону между корявой обнаженной породой и нависающим утесом. Пройдя по каналу, лодка уткнулась носом в берег, и Сперос заглушил мотор. Как только киль заскрежетал по песку, Сперос расторопно шагнул между пассажирами, спрыгнул на берег и затащил лодку на песчаный берег на несколько дюймов. Джеф передал ему вещи для пикника, потом придерживал лодку, пока Гвен снимала сандалии и собиралась шагнуть через борт туда, где посуше, за линию прибоя. Но Сперос оказался проворнее.
Он шагнул вперед, подхватил ее — левой рукой под бедра, правой — под спину, — пронес два шага по песку и поставил. Но, поставив, тотчас же правой рукой прихватил ее за грудь, которую неторопливо сжал.
Гвен открыла рот, задохнувшись от гнева. Джеф уже сошел с лодки и собирал вещи, чтобы отнести их дальше на берег. Сперос похлопал его по спине, потом обошел, оттолкнул лодку от берега, несколько шагов прошлепал по мелководью и ловко запрыгнул в нее. Гвен, сдерживаясь, молчала. Она чувствовала, как кровь прилила к лицу, но надеялась, что Джеф ничего не заметил. Только не здесь, за несколько миль от кого бы то ни было. Не в этом пустынном месте. Нет, здесь не должно быть никаких неприятностей. Потому что она вдруг осознала, насколько здесь пустынно. Прекрасная, нетронутая идиллия для влюбленных, но, боже, как далеко от людей…
— Ты в порядке, любимая? — спросил Джеф, беря ее за локоть.
Она смотрела на Спероса, молча стоявшего в лодке. Их взгляды, казалось, встретились, будто она могла читать его мысли, скрытые за очками, за разными, холодными глазами. Между ними что-то пронеслось. Джеф почувствовал это, но не мог понять, что это было. Казалось, он почти услышал, как Сперос сказал «да», а Гвен ответила «нет».
— Гвен? — спросил он снова.
— Увидимся! — прокричал Сперос, ухмыляясь.
Это разбило чары.
Гвен отвела взгляд, и Джеф выкрикнул:
— В половине седьмого, хорошо?
Сперос покачал кистью ладонью вниз, что могло означать «приблизительно».
— Шесть-полседьмого, где-то так, — ответил он.
Он завел мотор, взмахнул один раз и попыхтел к выходу из бухты между торчащей сигнальной скалой и грядой утесов. Когда он исчез из виду, они услышали, как мотор взревел на полных оборотах, а потом хриплый его рев быстро затих в отдалении…
Гвен ничего не сказала об инциденте; она была уверена, что, если бы сделала это, Джеф бы этого так не оставил. И весь день был бы для них обоих испорчен. Достаточно, что для нее этот день уже загублен. Поэтому она решила сохранять спокойствие и, возможно, немного перестаралась. Когда Джеф снова спросил ее, что не так, она сказала, что у нее болит голова. Потом, чувствуя себя запачканной, она разделась донага и плавала, пока он исследовал пляж.
Не то чтобы там было много что исследовать. Он прошел по сырому песку по кромке воды до южного конца пляжа и поднялся около утесов, где они подходили к воде. Они были совершенно неприступные, вздымаясь зубчатыми вершинами на восемьдесят или девяносто футов. Пройдя около сотни ярдов обратно, Джеф вдруг представил, что Сперос может не вернуться за ними — если что-нибудь с ним случится, — и тогда им придется сидеть тут, пока их не найдут. А поскольку Сперос был единственным, кто знал, куда они отправились, поиски могли занять много времени. Подумав так, Джеф попытался отогнать тревожную мысль, но она не уходила. Это место было настоящей ловушкой. Даже хорошему пловцу пришлось бы десять раз подумать, прежде чем решиться выбираться отсюда вплавь.
Однажды поселившись у Джефа в голове, мысль быстро укоренилась. До этого момента он смотрел на бледно-желтые и костяного цвета утесы на фоне невозможно синего неба с восхищением; пляж был мечтой о покое и уединении, Эдеме со своей собственной Евой; ласково плескавшееся море казалось теплой, успокаивающей ванной, простирающейся до горизонта. Но теперь место стало так похоже на мыс Греко. За исключением того, что в Греко был путь к морю по суше, а здесь…
Северный конец пляжа был во многом похож на южный, единственная разница была в том, что здесь из воды торчал огромный зубец скалы. Джеф разделся, доплыл до него, осознавая, что здесь намного глубже, чем в лагуне вдоль пляжа. Но расстояние было всего лишь тридцать футов или около того, так что беспокоиться было не о чем. И здесь в основании вздымающейся скалы было множество выступов, на которые можно легко опереться руками и ногами. Он вылез из воды на крошечный уступ, вскарабкался чуть выше (но не слишком высоко), сел на другой уступ, болтая ногами, и позвал Гвен. Собственный голос удивил его, потому что показался странно слабым и запыхавшимся. Однако скалы подхватили его, усилили и передали дальше. Его крик долетел до Гвен, где та плескалась на мелководье; она определила, откуда доносился голос, и встала. Она помахала ему, и он залюбовался ее телом, задорно торчащими грудками, она стояла, не стыдясь наготы, как прелестная средиземноморская нимфа. «Афродита, выходящая из пучины волн».
Он взглянул вниз на воду и тотчас ощутил головокружение от одного ее вида: она накатывала на скалу и спокойно стекала вниз по намытым каменным впадинам, вся как непрерывное течение и сверкающее движение; желудок Джефа тотчас решил последовать ее примеру и, казалось, готов был уже свободно захлюпать у него внутри. Проклятие этому страху! В кого он превратился, поднявшись всего на восемь-девять футов над водой? Эдак дойдет до того, что его затошнит, когда он встанет на ковер потолще!
Он встал, ухнул и прыгнул в воду.
Погрузившись в прохладную жидкую синеву, он вынырнул на поверхность и яростно поплыл к берегу. Доплыв, он лег в полосе прибоя, сердце гулко ухало, мощными толчками прогоняя кровь по телу. Это была малость, которая по силам десятилетнему ребенку, но ему она стоила огромных усилий. И это была победа!
Ликуя, он встал, бросился бежать по пляжу, упал в теплую мелкую воду, как раз когда Гвен выходила из моря. Когда он нес ее обратно, она смеялась, брызгала на него и наконец покорилась его объятиям. Ее ноги обвились вокруг него; и там, где волны накатывали на песок, они были нежными, потом неистово страстными, а когда все закончилось, море успокоило их жар и мягко укачивало, медленно растворяя их страсть…
Около четырех часов они поели, совсем немного. Есть не хотелось; солнце слишком припекало; тишина, чарующая вначале, теперь обернулась тягучей, выжженной солнцем монотонностью, что била по ушам еще сильнее, чем городской шум. И запах. Когда легкий бриз с моря поворачивал в определенном направлении, он приносил с собой отвратительную вонь.
Чтобы обеспечить тень, Джеф соорудил тент между ломких, отшлифованных ветвей старого дерева, наполовину вымытого из толщи песка, натянув на раму из стеблей прибившегося к берегу бамбука свою рубашку, брюки и большое пляжное полотенце. В этом импровизированном вигваме они расстелили одеяло и спрятались от беспощадного солнца. Но как только запах принесло снова, Джеф выполз из скудной тени, встал и, заслонив глаза от солнца, посмотрел вдоль линии утесов.
— Он идет оттуда, — констатировал он, указывая на них.
Гвен встала рядом.
— Я думала, ты уже разведал, — сказала она.
— Я ходил вдоль воды, — ответил он, медленно кивая. — Не вдоль подножия скал. Они на самом-то деле не выглядят слишком безопасными, в некоторых местах прилично нависают. Но если ты посмотришь туда, куда я показываю, — там, где утесы пониже, — видишь, вода поблескивает?
— Источник? — Она посмотрела на него. — Водопад?
— Водопад вряд ли, — возразил он. — Вода скорее сочится, чем падает. Но что это течет? Я полагаю, родники не воняют, а?
Гвен наморщила нос.
— Думаешь, канализация?
— Фу! — сказал он. — Но по крайней мере это объяснило бы, почему здесь больше никого нет. Пойду-ка взгляну.
Она последовала за ним до места, где в цепи утесов была расщелина. Разогретые на солнце, здесь, в тени, они слегка дрожали. Они надели купальные костюмы просто из соображений приличия, на случай, если мимо будет проходить лодка, но теперь они обхватили себя за плечи, поскольку холод сырого камня вытягивал из них накопленный на солнце жар и вызывал мурашки. Там, под нависающей скалой, в галечнике они обнаружили озерцо, образовавшееся из жидкости, что постоянно стекала сверху. Вне всякого сомнения, озерцо и было источником смрада. Его вода была темной, мутной, абсолютно непрозрачной. Если в ней и скрывалось что-нибудь, то это невозможно было увидеть.
Что касается водопада, высоко на утесе он раздваивался и потом стекал двумя ручейками, один из которых был совсем тонкой струйкой. Наклонившись над озерцом в его самом узком месте, Джеф набрал в пригоршню немного воды из ручейка. Он понюхал жидкость, потом покачал головой.
— Вода чистая, — констатировал он. — Воняет само озерцо.
— Или что-то за ним? — Гвен заглянула за озерцо, в темноту грота.
Джеф поднял камень, швырнул его в темноту и безмолвие. Стук от падения камня отразился эхом, и через мгновение…
Мухи! Мухи тучей вылетели из пещеры, заставив Джефа и Гвен с визгом спасаться бегством к морю. Гвен посчастливилось избежать телесных повреждений, а Джефа ужалили дважды; океан был их спасением, защитившим их, когда мухи разлетелись или вернулись на свое смердящее гнездовье.
После мрачного, мерзкого озерца море было прохладным и освежающим. Бормоча проклятия, Джеф стоял на мелководье, пока Гвен выдавливала жала из его правого плеча и омывала их соленой водой. Когда она закончила, он сказал со злобой:
— Задолбало меня это место! Чем скорее грек вернется, тем лучше.
Его слова прозвучали, как заклинание. Вытираясь, они услышали рев лодочного мотора, услышали, как Сперос замедлил ход, и минутой позже нос его лодки вошел в пролив между скалой и грядой утесов. Но вместо того чтобы причалить, он оставался на мелководье.
— Привет, — произнес он в своей дурацкой манере.
— Ты рановато, — отозвался Джеф. И про себя добавил: «Слава богу!»
— Да, рановато, — повторил Сперос. — Но я имею проблемы. — Он развел руками.
Гвен натянула платье, убрала оставшиеся вещи и спустилась к кромке воды вместе с Джефом.
— Проблемы? — переспросила она слегка неуверенным голосом.
— Лодка, — ответил он и указал в открытое чрево качающейся на воде посудины, которое им не было видно. — Я натолкался в скала, когда выходил Ахлади. Это о'кей, но… — И он снова сделал этот знак, покачав рукой с растопыренными пальцами ладонью вниз. Его лицо, однако, оставалось невозмутимым.
Джеф посмотрел на Гвен, потом опять на Спероса.
— Ты хочешь сказать, это опасно?
— Для троих людей — опасно. Может быть. — Грек пожал плечами. — Я думаю, я заберу сначала леди. Если о'кей, я вернусь. Если плохо, я находить другой лодка.
— Ты не можешь забрать нас обоих? — У Джефа вытянулось лицо.
Сперос покачал головой.
— Может быть большой проблема, — ответил он.
Джеф кивнул.
— О'кей, — сказал он Гвен. — Отправляйся налегке. Оставь все эти вещи здесь, чтобы лодка была легче. — И повернулся к Сперосу: — Ты можешь подойти немного ближе?
Грек щелкнул языком и пожал плечами, извиняясь.
— Лодка сломан. Я не хотел еще больше сломать. Ты плавать? — Он посмотрел на Гвен, перегнулся через борт и протянул руку.
Придерживая платье, она вошла в воду, направляясь к борту лодки. Вода доходила ей только до груди, намокнув, ее платье превратилось в прозрачную, облегающую пленку. Она ухватилась за борт рукой и сделала попытку забраться в лодку. Сперос, отклонившись, подхватил ее свободную руку.
Джеф видел, как она наполовину выбралась из воды, потом видел, как она вдруг застыла. Она громко ахнула, вывернула мокрую руку из захвата Спероса, выдернула из его лапы и плюхнулась обратно в воду. И пока грек восстанавливал равновесие, она быстро поплыла обратно к берегу. Джеф помог ей выйти из воды.
— Гвен? — воскликнул он.
Сперос дернул стартер, завел мотор и начал медленно и осторожно разворачиваться в маленькой бухте.
— Гвен? — снова позвал Джеф. — Что это? Что не так?
Она была бледная и вся дрожала.
— Он… — Она наконец заговорила. — У него… эрекция! Джеф, я видела, это выпирало в его шортах и подрагивало. О боже — у него встал на меня! И лодка…
— Что с лодкой? — Гнев поднимался в душе Джефа и в голове, кровь заледенела в жилах.
— Там не было повреждений — во всяком случае, я не увидела. Он… он просто хотел заполучить меня в лодку, меня одну!
Сперос видел, что они разговаривают. Он направил лодку поближе к берегу и выкрикнул:
— Я привозить лучше лодка. Полчаса. Эта безопаснее. Пока.
Затем лодка вошла в канал между скалой и утесом и в следующий момент исчезла из виду…
— Джеф, мы в беде, — сказал Гвен, когда Сперос уехал. — Мы в серьезной беде.
— Я знаю, — ответил он. — Думаю, я знал это еще с тех пор, как мы сюда приехали.
— И у него проблемы не только с глазом, но и с мозгами, — сказала Гвен. — Он болен. — И она наконец рассказала мужу о том, что случилось, когда Сперос выносил ее из лодки на берег.
— Так вот в чем было все дело, — проворчал он. — Да, что-то нужно с ним делать. Мы должны будем сообщить куда надо.
Она сжала его руку.
— Прежде чем мы сделаем это, мы должны вернуться в Ахлади, — спокойно сказала она. — Джеф, я думаю, что он не собирается нас отпускать!
Эта мысль была у него в голове тоже, но он не хотел, чтобы она об этом знала. Внезапно он ощутил беспомощность. Ловушка, казалось, захлопнулась, и они оказались в ней. Но что он замышлял и как надеялся избежать неприятностей с этим — что бы «это» ни означало? Гвен прервала ход его мыслей:
— Никто, кроме Спероса, не знает, что мы здесь.
— Я понимаю, — сказал Джеф. — А вот те двое…
Он не хотел договаривать. Просто сорвалось с языка. Это было последнее, о чем он хотел бы говорить.
— Думаешь, я не вспомнила об этом? — присвистнула Гвен, сжимая его руку еще крепче. — Он последним видел их — они садились на паром, как он сказал. Но так ли это?
Она стянула платье.
— Что ты делаешь? — спросил он, затаив дыхание.
— Мы приплыли с севера, — ответила она, снова входя в воду. — Там не было пляжей между этим местом и Ахлади. А что там, на юге? Там есть другие пляжи, мы знаем это. Может быть, есть какой-нибудь, всего лишь в полумиле отсюда. Может быть, даже меньше. Если я найду такой, откуда есть проход вверх через скалы…
— Гвен! — крикнул он. — Гвен!
Паника поднималась в нем, сравнимая с его бессилием, его яростью и ужасом.
Она обернулась и посмотрела на него, она выглядела беспомощной в своем бикини — и все же исполненной решимости. И ее он считал наивной! Да, может быть, она и была такой. Но теперь это в прошлом. Она слабо улыбнулась и сказала:
— Я люблю тебя.
— Что если ты выбьешься из сил? — Он не знал, что еще сказать.
— Я пойму, когда повернуть обратно, — ответила она.
Даже на горячем солнце он чувствовал холод и знал, что она, должно быть, чувствует то же. Он двинулся было к ней, но она уже плыла кролем, устремившись к югу, через покрытые водой скалы. Он стоял на берегу, сжимая и разжимая кулаки, и смотрел, как она скрылась из виду за южной оконечностью выступающих утесов…
Долгие мгновения Джеф стоял неподвижно, весь дрожа. Потом его охватило чувство быстро исчезающего времени. Он стиснул зубы, захлебываясь своим отчаянием. Он хотел закричать, но опасался, что Гвен услышит его и повернет назад. Но что-то же он должен сделать. Голыми руками? На что это будет похоже? Оружие! Ему нужно оружие.
У него был нож, который они купили для этого пикника. Он подошел к вещам и нашел его. Лезвие всего три дюйма, но острое! В рукопашной нож должен дать ему некоторое преимущество. Но что если у Спероса нож подлиннее? У него, казалось, все было больше или лучше.
Одна из веток прибившегося к берегу дерева была длинная, прямая и тонкая. Отшлифованная песком, она, казалось, дразнила, указывая, словно деревянный палец, на неприступные утесы. Джеф ухватился за ветку поближе к стволу. Когда он подпрыгнул, ветка треснула, и он упал на колени в песок. Теперь нужно найти что-то наподобие веревки. Взяв свой незаконченный дротик с собой, он побежал к подножию утесов. Штормом к берегу прибило разный хлам. Пластиковые бутылки из-под колы, обломки сплавной древесины, куски пробки… Нейлоновая рыболовная леска, запутавшаяся вокруг сломанной катушки!
Джеф отрезал от лески длинный кусок и привязал нож к концу палки. Дротик. Теперь у него есть реальное преимущество. Он огляделся. Солнце неторопливо клонилось к морю, отбрасывая на песок длинные тени. Как давно уехал Сперос? Как много времени осталось до его возвращения? Джеф мельком взглянул на суровую остроконечную вершину сигнальной скалы. Да, сигнальной. Стражник. Или сторожевая вышка!
Он бросил дротик, побежал к северной оконечности пляжа и бросился в море. Через несколько мгновений он уже хватался за скалу, подтягиваясь из воды и карабкаясь наверх. Он почти не думал об опасности — ни от моря или от скал, ни от глубины или высоты. На высоте тридцати футов скала сужалась; теперь он мог, наклонившись влево или вправо, осмотреть море к северу, в направлении Ахлади. Далеко на горизонте виднелась струйка дыма. Больше ничего.
На мгновение — на одно лишь мгновение — вернулось знакомое чувство тошноты. Он закрыл глаза и прижался к скале, крепко вцепившись пальцами в трещины выветренной породы. Огромный камень слегка сдвинулся под нажимом правой руки, и он едва не потерял равновесие. На секунду он закачался, вспомнил о Гвен… Головокружение прошло, и с ним прошли все страхи. Он спустился немного ниже, чтобы обследовать кусок скалы, который он случайно сдвинул. И тут его осенило.
Одновременно Джеф услышал крик Гвен, слабый, как посвист ветра; он доносился со стороны пляжа. Его как будто ужалило в самое сердце. Он резко завертел головой, увидел ее уже в лагуне, где она устало приближалась к берегу. Она все смотрела вниз, в толщу воды. Он перепугался до смерти и, ни секунды не медля, бросился со скалы «солдатиком», сразу уйдя на глубину. На этот раз никакого намека на страх, на это не было времени; вынырнув, Джеф ринулся к берегу. Выбрался на пляж и побежал, задыхаясь, вдоль кромки воды. Наконец он ворвался на мелководье, где Гвен, стоя на коленях в воде, рыдала, закрыв лицо руками.
— Гвен, с тобой все в порядке? Почему ты плачешь? Что случилось, дорогая?
Она попыталась подняться, упала ему на руки и задрожала; он баюкал ее там, где недавно они занимались любовью. И наконец она смогла говорить.
— Я… я держалась ближе к берегу, — выдохнула она, постепенно восстанавливая дыхание. — То есть к скалам. Я искала… искала дорогу наверх. Думаю, я проплыла около трети мили. Дальше было очень глубоко и скалы совсем отвесные. Тут что-то коснулось моей ноги, и это было как электрошок — я имею в виду, это было так неожиданно там, в глубокой воде. Почувствовать, как что-то скользкое касается твоей ноги вот так. Брр! — Она глубоко вздохнула. — Я подумала: «О боже, акулы!», но потом я вспомнила, что в Греции нет акул. Тем не менее я хотела убедиться, поэтому… поэтому я повернула, нырнула неглубоко и огляделась… — Она снова разрыдалась.
Джеф ничего не мог поделать, кроме как согревать ее, обнимать еще крепче.
— О, в Греции, оказывается, есть акулы, Джеф, — наконец продолжила она. — Одна акула по крайней мере. И ее зовут Сперос! Скорпенопс? Нет, это мелкая рыбешка, а он — настоящая акула! Под водой, там, я увидела… девушку, голую, с веревкой вокруг лодыжек. А в глубине на дне лежал камень, к которому она была привязана.
— О боже! — выдохнул Джеф.
— По ногам и животу ползали эти плавающие зеленые крабики. Она была вся распухшая, раздутая от газов, потому и плавала вертикально. Рыбы ели ее. У нее не было сосков…
— Рыбы! — выдохнул Джеф.
Но Гвен покачала головой.
— Не рыбы, — отрывисто сказала она. — Ее руки и груди были черными от кровоподтеков. Ее соски были прокушены — насквозь! О Джеф! — Она обняла его сильнее, чем прежде, дрожа так, что дрожь передавалась ему. — Я знаю, что с ней случилось. Это был он, Сперос. — Она помедлила, пытаясь унять дрожь. И наконец она смогла продолжать: — После этого сил у меня не осталось. Но я как-то смогла доплыть обратно.
— Оденься, — сказал он ей. Голос был будто застывший, она никогда прежде не слышала, чтобы он так говорил. — Быстро! Нет, не в свое платье — в мои брюки, рубашку. Слаксы будут тебе слишком длинны. Закатай штанины. Ты оденешься и согреешься.
Она сделала, как он сказал. Солнце садилось, но было еще довольно тепло. Вскоре она согрелась и успокоилась. Тогда Джеф дал ей дротик, который он смастерил, и рассказал, что собирается сделать…
Их было двое, похожих как две капли воды. Джеф увидел их, и кусочки пазла сложились в целостную картинку. Сперос и его брат. Законы морали на острове были строги. Эти двое выискивали свободных женщин; свободных в их понимании, разумеется. Из паспортов Джефа и Гвен не было ясно, что они женаты. Это сделало Гвен шлюхой в глазах братьев. Как и ту шведскую девушку, которая встретилась с молодым человеком и отправилась с ним в постель так вот, запросто. И Сперос попробовал сначала пойти самым легким путем, просто давая понять, что он не прочь перепихнуться. Когда же это не сработало, пришло время для воплощения более сложного плана.
Джеф увидел их, приближающихся в лодке, и перестал долбить скалу. Он до крови обломал все ногти, но работа была закончена. Он спрятался за скалу, обхватил ее руками и думал только о Гвен. У него был только один шанс, и он не должен упустить его.
Он оглянулся через плечо. Гвен тоже услышала шум мотора. Она стояла на полпути между морем и водопадом с его омерзительным озерцом. Дротик она крепко сжимала в руках. «Как юная амазонка», — подумал Джеф. Но потом он тоже услышал тарахтение мотора и сосредоточился.
«Так-так-так» — выхлопы мотора послышались ближе. Джеф рискнул выглянуть за край скалы. Они были уже здесь, осторожно входя в проход между скалой и утесами. На брате Спероса были широкие брюки; оба были без рубашек; Сперос держал румпель, а у его брата в руках была двустволка!
Один шанс. Только один шанс!
Внизу показался нос лодки, она медленно двигалась прямо под Джефом. С диким криком он навалился на неустойчивый камень. На мгновение ему показалось, что тот не поддается, и он нажал со всей силой. Обломок скалы сдвинулся и накренился.
Оба грека вскинули головы, их глаза широко распахнулись на загорелых, испуганных лицах. Тот, что с ружьем, вскочил на ноги. Он увидел падающий камень за мгновение до того, как тот обрушился на него и пробил вместе с ним днище лодки. Его ружье выстрелило дуплетом, и воздух вокруг головы Джефа загудел, как осиное гнездо. Не давая Сперосу опомниться, он примерился и прыгнул на него. Отброшенный на корму своей тонущей лодки, Сперос уже собирался нырнуть за борт. Получив удар ногами, он кувыркнулся в воду. Чудом избежав столкновения с лодкой, Джеф тоже рухнул в море. И оба неистово замолотили руками и ногами, выгребая к берегу.
Сперос успел первым. Вопящий, исступленный, возмущенный, напуганный, он с трудом выполз на берег. Огляделся и увидел Джефа, подплывающего к берегу, — увидел, что лодка исчезла, только рябь на воде осталась от нее, и нигде не видно брата. Сперос помчался по пляжу. За Гвен. Джеф плыл изо всех сил.
Она поранила ему лицо, как раз когда он схватил ее за рубашку. Непрочная ткань не выдержала, кусок материи спереди оторвался, и грудь Гвен вывалилась наружу. Она снова ткнула в него дротиком, и на этот раз удар пришелся в шею. Он схватился за порез, пошатнулся, запнулся и шлепнулся в воду. Джеф достиг озерца, и Гвен бросилась в его объятия. Он взял у нее дротик и направил его на Спероса.
Но с греком все было кончено. Он вопил и барахтался в озерце, как сумасшедший, которым он и был, и, казалось, не мог подняться на ноги. Его раны были не тяжелыми, но кровь виднелась всюду. Но не это было худшим: то, обо что он споткнулся, теперь всплыло на поверхность. Это был начинающий гнить труп молодого человека. Его руки и ноги, ставшие будто резиновыми, переплелись с конечностями Спероса; страшное избитое лицо раскачивалось; огромная черная дыра показывала, где была прострелена грудь.
Еще некоторое время Сперос пытался освободиться от трупа — он громко визжал, когда зияющий, обличающий рот трупа страшно и безмолвно вопрошал его, — потом перестал барахтаться. Одна рука трупа свешивалась на его вздымающуюся, содрогающуюся грудь. Он закрыл руками лицо и рыдал, и мухи вылетели роем из пещеры, как черное облако, чтобы завладеть им.
Джеф обнял Гвен покрепче, увел ее прочь от этого ужаса к морю, которое стало теперь темно-синим.
— Все хорошо, — продолжал он повторять, больше для себя, чем для нее. — Все хорошо. Нас станут искать, рано или поздно.
И это случилось, и случилось скорее рано…
Автор: Брайан Ламли
Об авторе (фантлаб)
КРИПОТА - Первый Страшный канал в Telegram