Кронос/Сатурн - JSK

О Кроносе до сих пор шла речь только как о жестоком отце богов, но теперь настало время рассмотреть другие аспекты этого божества, на первый взгляд, как будто сотканного из противоречий. Он был младшим из всех титанов — сыновей Геи, богини Земли, и Урана, бога Неба. Кронос оскопил своего отца серпом. От Кроноса же Рея скрывала на Крите новорожденного Зевса. Позднее Зевс возмужал и, в свою очередь, выступил против Кроноса, оскопил его и заточил в Тартаре. С этим сюжетом плохо стыкуется второй пласт мифологии, связанной с Кроносом, хотя на определенном этапе их попытались примирить между собой, приписав Кроносу иное место заточения. В основе упомянутого второго пласта лежит представление о том, что Кронос правит той частью загробного мира, которая отведена для блаженных душ. В этой версии он предстает не жестоким тираном, как в мифе о младенце-Зевсе, а, напротив, благословенным владыкой золотого века — первого века в мифологической истории человечества. Люди тогда наслаждались жизнью, как боги, проводя время в забавах и пирах. Они жили в радостной неге, не ведая ни скорби, ни болезней, ни старости. Им не приходилось добывать себе пищу в поте лица: земля сама щедро делилась с ними своими плодами. Роль властителя этого прекрасного золотого века Кронос сохранил за собой и в подземном мире: там он царствует на Елисейских полях или на Островах Блаженных.

Некоторые исследователи заходили в тупик при виде столь разительного контраста между двумя этими аспектами божества и пытались обособить их друг от друга, приписывая милостивому Кроносу индоевропейское происхождение, а Кроносу-тирану — какое-либо иное. С одной стороны, в хурритско-хеттской мифологии действительно встречаются мотивы, схожие с сюжетом о Кроносе, пожиравшем собственных детей, и не исключено, что они повлияли на изложение этого мифа у Гесиода. Однако Гесиод (композиция которого в остальных отношениях весьма стройна и непротиворечива) сообщает не только о жестоком, но и о милостивом аспекте Кроноса. В обеих своих ипостасях Кронос предстает и в посвященных ему обрядах. Таким образом, мы вправе утверждать, что описанное противоречие заложено в самой природе этого бога.

Один такой обряд, афинские Кронии, схожие с более известными римскими сатурналиями, проводили после сбора урожая. Обо всех социальных различиях временно забывали: господа и рабы пировали за одним столом, а иногда, согласно некоторым свидетельствам, хозяева даже прислуживали рабам. С другой стороны, тот же праздник нередко ассоциировался с кровавыми и ужасными культовыми практиками. Мы не знаем наверняка, правда это или нет, но слухи о подобных практиках вполне согласовались с одним из аспектов этого божества. Более того, Кроноса отождествляли с некоторыми чужеземными богами, во имя которых действительно совершались жестокие, ужасающие обряды. Возможно, образ Кроноса и в самом деле сформировался под влиянием малоазиатских культов и архаических религий, но, так или иначе, нам остается только повторить: бог этот противоречив по самой своей природе. По существу, он олицетворяет переходные состояния, в которых нарушается естественный, привычный порядок вещей. Поэтому и праздник в его честь сочетал в себе безудержное веселье, с одной стороны, и чудовищную жестокость — подлинную или воображаемую — с другой.

В характере Сатурна — римского эквивалента Кроноса — преобладает милостивый аспект. Греки в эллинистическую эпоху стали ассоциировать Кроноса с «хроносом», то есть временем, а римляне независимо от них связывали Сатурна с календарями, сезонными событиями и праздниками, их знаменующими. Кроме того, и Сатурн, и Марс приобрели у римлян более высокий статус и более развитый культ, нежели их греческие эквиваленты Кронос и Арес. На мой взгляд, это свидетельствует о том, что римская религия сохранила более тесную связь со своими архаическими истоками, чем религия классической Греции. Иначе говоря, в Греции классического периода древние мифологические мотивы были перетолкованы или попросту забыты, тогда как в Риме многие из них сохранились в своем исконном виде. Так, римляне продолжали чтить Марса не только как воина, но и как защитника, пастуха и покровителя границ, а греческий Арес (подобно египетскому Сету) утратил эти функции.

Римский Сатурн, как и греческий Кронос, — чрезвычайно сложный персонаж. В Древнем Риме его праздник был невероятно популярным и сохранял в неизменности многие архаические черты. Тит Ливий пытался доказать, что сатурналии зародились в 496 году до н. э., но это, скорее всего, лишь приблизительная дата, в которую гораздо более древняя традиция вобрала в себя элементы греческого культа. Предполагают, что имя Сатурна происходит от satus — «сев» (и это тот же корень, что и в знаменитом магическом квадрате SATOR), но это кажется странным, если рассматривать Сатурна как властителя золотого века, когда у людей не было нужды в земледелии. Гипотеза об этрусском происхождении этого божества кажется гораздо менее достоверной, чем вышеизложенная фригийская или критская версия. Сатурну изначально был посвящен Капитолийский холм — важнейшее культовое место в римской религии. Поэтому самое разумное — считать Сатурна исконно италийским богом, культ которого впоследствии несколько изменился под влиянием греческих обычаев. При этом нельзя утверждать, что заимствования повлекли за собой какие-то радикальные перемены, они лишь отчетливее выявили некоторые свойства, уже присущие этому богу. Так, обычай укладывать статую божества на ложе для ритуальной трапезы римляне переняли у греков не только применительно к Сатурну, но и к другим богам; однако тот факт, что жертвы Сатурну стали приносить на греческий манер, с непокрытой головой, свидетельствует не о рабском подражании грекам, а об инверсии традиционных обычаев, вообще характерной для культа этого бога.

Празднества Сатурна начинались 17 декабря и продолжались семь дней, несмотря на все попытки некоторых императоров сократить сатурналии. В первый день праздника статую Сатурна, которая весь год стояла связанной, торжественно освобождали от пут. На седьмой день сатурналий приходился еще один праздник — Сигилларии (любопытно, что дух из иерархии «Истинного гримуара», управляющий зимним солнцестоянием, носит имя Сегаль). На время сатурналий сословные различия упразднялись в известных рамках, а обычаи выворачивались наизнанку. Многие в эти дни ходили в войлочных шапках, символизирующих освобождение. Рабы шумно веселились и с криками бегали по улицам, не опасаясь, что будут за это наказаны. Им дозволялось насмехаться над хозяевами, а хозяева в дни сатурналий сначала подавали пищу своим рабам, а затем уже ели сами.

В последний день празднеств римляне обменивались подарками. Традиционным подарком служила глиняная голова — символическое замещение жертвы, которую приносили Сатурну в более древние времена. К подаркам прилагались поздравительные надписи, зачастую стихотворные. Кроме того, в последний день сатурналий принято было зажигать свечи в честь Сатурна, и это можно использовать как акт симпатической магии, поскольку на то же время года приходилось возрождение Солнца Непобедимого (Sol Invictus). Как нетрудно заметить, многие элементы этих праздничных обрядов сохранились в современных традициях, окружающих Рождество.

Итак, на эти семь дней Сатурн, или Кронос, снова приходит к власти и поднимается выше Зевса, которому он предшествует и в последовательности веков человечества, и в порядке планет, соответствующих дням недели. Он одновременно и владыка анархии, и глава планетного ряда, а его эсхатологический аспект свидетельствует о том, что в интересующей нас тематике этот бог занимает чрезвычайно важное место.

Чтобы прояснить ситуацию с Кроносом, присмотримся повнимательнее к его отношениям с критским Зевсом. Вообще говоря, одно божество нередко может выступать как определенный модус другого, не отождествляясь с ним полностью. Зевс-младенец не может быть царем богов; но место царя богов пустовать не должно, и его в некотором смысле занимает Кронос, оказываясь — в определенном, частном отношении — тем же Зевсом, только взрослым. Фактически в этом мифе Кронос замещает Зевса-отца, потому что последний не может быть чудовищем, преследующим самого себя (или другого юного бога, в роли которого обычно выступает Дионис) во младенчестве. Тем не менее, мотив бога-младенца, которому предстоит свергнуть своего отца, сохраняется и в некоторых мифах, отводящих Зевсу роль старшего бога: достаточно вспомнить о том, как Зевс удачно избежал этой неприятной ситуации, выдав Фетиду замуж за смертного Пелея, который и стал отцом Ахилла — сына, превзошедшего отца. Таким образом, хоть это и кажется невозможным, в определенном смысле Зевс все-таки и есть то самое чудовище, хотя и скрытое под маской другого божества — Кроноса. Ведь если юного бога не убьют, его почитатели не смогут съесть его и тем самым слиться с ним воедино. Но, даже умерев, он продолжает жить, становится царем богов и побеждает воплощение ужаса — то самое, которое и есть он сам. А мы, разорвавшие его на части и пожравшие его тело, снова и снова выходим на ночную охоту то ли за этим пропавшим ребенком, то ли за его убийцами.

Погибший бог или умерший царь — одновременно тождественный и нетождественный прекрасному юному герою — сочетается браком с богиней и становится владыкой подземного мира, нимало не проиграв в своем статусе. Очень наглядно это видно на примере мифа о посмертной судьбе Ахилла, который становится царем на Островах Блаженных и получает в жены Елену Прекрасную или Медею. Точно так же на Елисейских полях воцаряется Кронос, или Сатурн. Сила, дарующая божественность в загробном мире, обычно изображается в змеином обличье, и она не только возводит царя в ранг божества, но и укрывает его лицо маской ужаса. Об этом ужасе, неизменно сопутствующем властителю подземного мира, мы нередко забываем, когда речь заходит об Осирисе. Мы помним, что этот египетский бог воссоединился со своей женой после смерти; мы помним, что другой бог, погубивший его, опасный и смертоносный, преследует теперь младенца-Гора. Мы помним, что Осирис правит мудро и справедливо… но мы забываем о том, что он повелевает полчищами мертвецов.